Глава 6

Сестра и брат, сестра и сестра

Отношения с братьями и сестрами (или их отсутствие)

Моя сестра переехала в Лос-Анджелес спустя два месяца после моего возвращения в Нью-Йорк. Это произошло случайно. Долгие месяцы мы обсуждали, как я наконец закончу десятилетние скитания и перееду на Манхэттен, где мы будем жить в теплых сестринских отношениях в двадцати кварталах друг от друга. Но через шесть недель после моего переезда Мишель позвонила и сообщила, что ее пригласили на собеседование в Лос-Анджелес. Она успешно его прошла и должна немедленно переехать – обидно упускать такой шанс. Через три недели она уехала.

Мягко говоря, я чувствовала себя разбитой – замаячила знакомая боль разлуки. Но я не была удивлена. Мишель переехала на Манхэттен в год, когда наш брат Гленн поступил в университет. Так хотя бы один ребенок жил бы рядом с отцом (на всякий случай, будто простое присутствие могло предотвратить несчастье). Многие соглашения в нашей семье были негласными, поэтому, когда Мишель начала собирать вещи в огромные коробки, я не возражала. Мы обе знали, что происходит. Наступил мой черед стать якорем, а ей пришло время расправить паруса и выйти в открытое море.

Через пять лет, когда Гленн вернулся в Нью-Йорк, я уехала в Лос-Анджелес – к своему молодому человеку, но меня утешало понимание, что сестра где-то рядом. Она помогла спланировать мою свадьбу, встретившись с организатором, администратором ресторана и фотографом за три дня. Мишель была единственной подругой невесты и на свадьбе произнесла такой тост, что довела гостей до смеха сквозь слезы.

Сострадание и поддержка поздно пришли в наши отношения. Подростками мы плохо ладили. Как и большинство сестер с разницей в три года – слишком мало, чтобы играть в родителя и ребенка, и слишком много, чтобы быть ровесницами, – мы выросли, враждуя и соревнуясь за любовь брата и ограниченное время родителей. Теперь я понимаю, что, когда наша мама умерла, мы с Мишель не обрели утешение друг в друге. Знакомая пропасть расширилась. Родственные связи наделяют фальшивой уверенностью, когда семью накрывает волна перемен. Конкуренция была нашим традиционным кодексом правил.

Родители учили нас защищать младшего брата и заботиться о нем, и мы делали это изо всех сил. Но не испытывали эмпатии друг к другу. Напряжение между братьями и сестрами часто представляет собой несдержанную ярость, и после смерти мамы Мишель стала моей мишенью. Она, в свою очередь, постоянно нападала на меня. Пока мы ругались и игнорировали друг друга, родилась новая странная конкуренция: кому будет тяжелее после смерти мамы, кто больше сделает для Гленна и получит больше внимания от папы.

Все это происходило на фоне натянутой нормальности и невыраженного горя. Наш отец иногда говорил, что один человек важнее группы и что мы должны научиться заботиться о себе сами. Поначалу эта идея казалась мне неплохой. В 17 лет я не могла заботиться о младшем брате, поэтому для поступления выбрала университет, который находился в 1500 километрах от Нью-Йорка. Побег был моим планом. Но за обидой, которую я питала к Мишель, стоял защитный рефлекс и связь, которую не смогли убить ни вражда, ни расстояние. В ту ночь, когда отец позвонил и сообщил, что уходит из семьи, я попыталась договориться с ним по телефону, в итоге скатившись до угрозы: «Если ты бросишь своих детей, я заберу их». В тот момент я поняла, что эти слова не были пустым обещанием. Несмотря на давние проблемы, Мишель тоже это понимала. Когда мы вспоминаем ту ночь, она говорит, что начала собирать вещи, готовясь к переезду в мой дом.

Я не знаю, когда в наших отношениях наступил перелом. Возможно, мы просто повзрослели. Но я точно знаю, что в ту ночь между мной и Мишель родилось взаимопонимание: невзгоды помогли нам найти общий язык. Потеряв мать, каждая из нас обрела сестру. Вряд ли мы подружились бы в других обстоятельствах.

Чтобы эта история не казалась слишком банальной и слащавой, я должна признать, что мы не заменили друг другу маму. Мишель – по-прежнему моя младшая сестра. Она расстраивается, если я веду себя не как образец для подражания. Я – по-прежнему старшая сестра, и меня часто удивляет и злит, если она ведет себя более разумно, чем я. Даже когда мы стараемся преодолеть эти чувства, ошибки прошлого не стереть.

В ту ночь 1992 года, перед тем как Мишель переехала в Лос-Анджелес, я не выдержала и разрыдалась.

– Не плачь, – умоляла она. – Ты должна быть сильной ради меня.

– Я не могу всегда быть сильной, – возразила я. – Черт. Ты единственная, благодаря кому я чувствую себя уверенно. Не хочу, чтобы ты уезжала.

Очень быстро, будто дождавшись своей очереди, Мишель выпалила:

– Да? А как же день, когда ты поступила в университет и уехала? Мне ведь было всего пятнадцать.

В тот момент я поняла, насколько глубоко скрыты воспоминания о предательстве. Как бы далеко мы с Мишель ни уехали друг от друга, обязательно к ним вернемся.

Старшая дочь из двух, средняя дочь из пяти, младшая сестра и старшие братья – комбинации разнообразны, и женщины, лишившиеся матерей, представляют их все. У 85 % женщин, опрошенных для этой книги, есть братья или сестры, которые всегда были главными героями общей семейной истории.

Я уже говорила, что отношения дочери с матерью нередко являются самыми долгими в жизни. Но те, у кого есть братья или сестры, особенно сестры, находятся в отношениях, которые могут длиться даже дольше, чем отношения с родителями. Их качество и глубина со временем меняются. Как и в прогнозе погоды, в них бывают бури и солнечные дни.

Отношения с братьями и сестрами возникают в тот момент, когда рождается второй ребенок. Если мать умирает или уходит из семьи, прочность и качество этих отношений быстро становится очевидной. Отношения с братьями и сестрами редко меняются кардинально, когда в семье происходит трагедия, например смерть матери. Как произошло в моей семье, ранние принципы кажутся неправильными. Братья и сестры, которые были близки и поддерживали друг друга, после утраты становятся еще ближе. Аналогичным образом братья и сестры с более слабой связью отдаляются сильнее, особенно если мать объединяла разобщенных членов семьи. Поддержка или помощь членов большой семьи может предотвратить крайние реакции. Ранние принципы поведения обычно проявляются еще ярче, до тех пор, пока не стихнет фаза травмы. Это нередко продолжается и во взрослом состоянии.

25-летняя Марджи помнит, как тихо сидела с младшим братом на постели бабушки в то утро, когда их мать покончила с собой. Их родители были разведены, и хотя Марджи не исполнилось и семи лет, она превратила свою панику и растерянность в яростное желание всегда быть рядом с пятилетним братом, которого ее учили защищать. «Я поняла, что мир взрослых разрушился на части, никто не мог и не хотел заботиться обо мне в тот момент, – признается Марджи. – Поэтому я немедленно решила взять эту ответственность на себя. Я понимала, что он – моя семья и что мы оба в одной лодке, как команда». Сегодня Марджи с братом «удивительно близки», она по-прежнему заботится и поддерживает его.

Немедленное желание Марджи защитить брата отчасти могло быть защитной реакцией против собственного горя. Это помогло ей отвлечься от своей растерянности и злости, возникшей после суицида матери. Это подтверждают исследования. Ученые доказали, что братья и сестры находят друг в друге поддержку, когда матери нет.

Доказано, что даже трехлетний ребенок может успокоить испуганного младшего брата или сестру: так поступит около половины всех детей дошкольного возраста в трудную минуту.

31-летняя Конни, которой было семь, когда мать умерла, помнит, как забралась в постель к своей двенадцатилетней сестре в ту ночь, узнав трагическую новость. «Мне было очень страшно, и она обнимала меня, пока я плакала, – вспоминает Конни. – С тех пор лишь с ней я могу спокойно говорить о нашей маме».

Исследуя две группы, каждая из которых включала четырех сестер, психолог и доктор философии Расселл Херд обнаружил, что отношения с братьями или сестрами могут выступать в роли защитного фактора в семьях, переживших раннюю утрату родителя. В обеих изученных семьях девочкам было от 3 до 10 лет на момент смерти отца. Обе матери были ошеломлены горем, и у девочек не было возможности обсудить утрату и ее воздействие на них. Но они объединились, чтобы поддержать друг друга в эмоциональном плане. А повзрослев, страдали депрессией реже, чем женщины, фактически потерявшие обоих родителей. «Очевидно, даже враждующие дети, которые поддерживают друг друга и пытаются научиться разрешать конфликты сообща, могут сформировать навыки, способствующие переживанию горя, и не стать жертвами депрессии во взрослом состоянии», – поясняет Херд.

46-летняя Клаудия осознала ценность близких отношений с сестрами и братьями еще в детстве. «В мои школьные годы мы переезжали восемь раз, – рассказывает она. – Менялись дома, соседи, друзья. Отец почти не уделял нам внимания из-за работы. Мама старалась помочь, но покончила с собой, когда мне было четырнадцать». Единственным, что не менялось в ее детстве, были две сестры (младшая и старшая) и младший брат. После смерти матери четыре ребенка буквально стали родителями друг для друга. Две старшие сестры воспитывали младших брата и сестру. Повзрослев, они сохранили близкие отношения. И хотя теперь все живут в разных уголках страны, собираются вместе – уже со своими детьми – не реже одного раза в год.

Сегодня Клаудия учит своего сына и дочь, как важно состоять в близких отношениях. «Я хочу, чтобы мои дети знали, что должны помогать друг другу, – поясняет она. – Мои сестры и брат спасли мне жизнь. Недавно я летала на Средний Запад, чтобы помочь младшей сестре с детьми, а в прошлом апреле я ненадолго ездила к старшей сестре: у ее мужа третья стадия рака. Каждый раз я говорила своим детям, как важно для меня помогать сестрам и брату».

Но я обнаружила, что семей, в которых братья и сестры отдаляются друг от друга после смерти матери, гораздо больше. Дочери в таких семьях часто называют мать «человеком, который связывал всю семью» или «солнцем, вокруг которого вращались отдельные планеты». Утрата центрального звена разрушала систему. Скорее всего, такие семьи никогда не были сплоченными.

27-летняя Лесли, которой было 16 лет, когда ее мать умерла от рака, почти не общалась со старшими братьями в детстве. Они до сих пор не поддерживают отношения. «Возможно, мы всегда избегали друг друга, просто нас объединяла мама. После ее смерти стало очевидно, что мы не были настоящей семьей, – с тихим сожалением поясняет Лесли. – Мы разъехались по разным уголкам земного шара».

31-летняя Виктория, которой было восемь лет, когда умерла ее мать, говорит еще лаконичнее. Она была младшей из троих детей. «Моя семья – как Багамские острова, – заявляет она. – Одно и то же название, но никакой связи».

В своих мемуарах «Черный дрозд», ставших бестселлером, Дженнифер Лок описывает сцену со своим старшим братом Б. Дж., которая произошла в день смерти матери. Когда Б. Дж. узнал о трагедии, он выбежал из дома. Дженнифер нашла его в местном парке через несколько часов, но брат и сестра, которые всегда ссорились и враждовали, не нашли утешения друг в друге. Их разговор в парке показывает, как сложные отношения между братом и сестрой могут отдалить детей после смерти матери:

– Просто уходи, – говорит Б. Дж.

– Папа хочет, чтобы ты вернулся домой, – возражаю я.

Б. Дж. опускает голову, прижав подбородок к груди. Его глаза темнеют. Я не знаю, злится ли он или грустит, но подхожу к нему вплотную. Я не знаю, что делать и что говорить. Я касаюсь его руки.

Б. Дж. поднимает голову и смотрит на меня.

– Она не твоя мама, – шепчет он.

Я опускаю руку. Его слова ранят меня.

– Моя, – возражаю я.

– Просто уходи, – приказывает Б. Дж.

Он ставит свой скейтборд на тротуар и уезжает. Я стою, опустив руки. У меня раскалывается голова.

Я иду в парк и останавливаюсь у пруда… Ветер щекочет кожу, и волосы попадают мне в рот и глаза.

Без мамы в жизни нет никакого смысла. Это как потеряться, оказавшись на краю света и зная, что тебе больше некуда идти.

Тем не менее враждующие братья и сестры могут объединиться в момент трагедии, чтобы поддержать друг друга. Актриса Рома Дауни, которой было 10 лет, когда ее мать умерла от сердечной недостаточности в родной Ирландии, вспоминает, как их со старшим братом везли домой из больницы в тот день.

С нами была лучшая подруга мамы, и нам пришлось вызвать такси. Она села рядом с водителем, мы с братом – сзади. Каждый отвернулся и уставился в свое окно. Мы были в том возрасте, когда братья и сестры обычно враждуют. Не могли смотреть друг на друга. В нашем общем горе каждый был сам по себе. Подруга мамы расплакалась, и водитель такси спросил: «Вы в порядке?» Она ответила: «Нет, я потеряла свою лучшую подругу». Водитель спросил: «Кого?» – а потом добавил: «О, я ее знал. Она была очень веселой». Подруга ответила, показав на нас: «Да, это ее дети». Мужчина сказал: «Ох, мне так жаль, дети, так жаль слышать об этом». Его слова повисли в воздухе. Я помню, что почувствовала – не увидела, а почувствовала, – как брат взял меня за руку своей маленькой ладошкой. Мы просто держались за руки.

Разрозненность братьев и сестер часто вытекает из особенностей материнской семьи: мать неосознанно переносит их на создаваемую ячейку общества. Например, мать, которая всегда завидовала старшей сестре, может непреднамеренно вызвать схожую вражду между двумя собственными дочерьми, уделяя больше внимания младшей. Или может наладить более прочные отношения с ребенком, который похож на нее ростом, весом, характером, порядком рождения. Манипулятивная мать нередко вызывает чувство обиды у своих детей. Ее смерть позволяет им общаться друг с другом на равных и восстановить детский разрыв. Сложно помириться спустя годы накопленных обид, и в некоторых семьях такой шанс появляется очень поздно. Иногда мать уходит из семьи, но продолжает оказывать негативное влияние на детей через телефонные звонки и конфликты.

После смерти матери братья и сестры нередко направляют свой гнев или растерянность друг на друга, особенно когда старшие дети ошеломлены новыми обязанностями, а младшие чувствуют себя потерянными или брошенными. 31-летняя Джой вымещала гнев на старшей сестре, пока ее мать медленно умирала от рака. «Я ходила в больницу каждый день, – рассказывает она. – Мне было нелегко с отцом, и ежедневные поездки в больницу на протяжении трех недель очень утомляли. Моя сестра побывала у мамы всего дважды за все время, а один раз приехала с подругой, которая почти не знала мою мать. Я была в ярости. Так я справлялась с болью от потери матери – вымещая злость на сестре».

Джой всегда была ответственной дочерью и все время проводила дома. Ее сестра стала наркоманкой и родила двух внебрачных детей. Тем не менее Джой всегда считала, что мать больше любила сестру. Пока мать оставалась в больнице, она решила стать идеальной дочерью и получить долгожданное одобрение. После смерти матери Джой утешала себя тем, что именно она, а не сестра, облегчила ее последние дни.

Сестры часто выставляют напоказ свои хорошие поступки, постоянно ругаясь и сравнивая, кто больше пожертвовал собой. Я потеряла больше, нем ты! Мне больнее, чем тебе! Я была лучшей дочерью!

Тереза Рандо называет подобные ссоры «конкуренцией между скорбящими». Несмотря на вражду, сестры на самом деле заинтересованы получить внимание и признание боли. «Так человек пытается почувствовать себя особенным, когда чувствует обездоленность, – поясняет доктор Рандо. – Он старается получить что-то, к чему можно обратиться, когда утрата слишком тяжела. Другой вид конкуренции возникает, когда взрослые сестры хотят меньше участвовать в жизни семьи. Тогда вы услышите: “Я не хочу заботиться о папе. Это будешь делать ты” или: “Я встречала прошлое Рождество с папой. Это Рождество с ним будешь встречать ты”».

По словам Виктории, ее старшая сестра Мег, которая вернулась домой в возрасте 26 лет, чтобы заботиться о семье после смерти матери, по-прежнему считает себя мученицей, хотя с тех пор прошло более 20 лет. Зацикленность Мег на своей жертве погубила отношения между сестрами еще в детстве Виктории и не дает им подружиться сегодня. Виктория не пытается скрыть свою обиду, когда описывает поведение Мег после смерти матери.

«Я разрушила ее жизнь, – говорит Виктория. – Она все время говорила: “Мне пришлось вернуться домой и заботиться о тебе. Ты разрушила мою жизнь”». Злясь из-за новых обязанностей после смерти матери, Мег вымещала разочарование на восьмилетней Виктории, которая выросла с огромным чувством вины. Она считала себя ношей на плечах старшей сестры, которую когда-то обожала. Виктория по-прежнему чувствует, что должна возместить все причиненные неудобства. Она подолгу выслушивает Мег, когда та рассказывает ей по телефону о своих проблемах. «Когда мой психолог сказала: “Знаешь, ты не обязана выслушивать жалобы сестры, если не хочешь” – я ответила: “Вы не понимаете. Я должна заботиться о своей сестре, потому что разрушила ее жизнь”», – вспоминает Виктория. Тогда психолог ответила: «Просто перестань делать это».

Сегодня Виктория пытается отдалиться от Мег, которая считает, что младшая сестра должна заботиться о ней.

Виктория и Мег – сестры, которые могли избежать огромной обиды, если бы в прошлом одной не пришлось воспитывать другую. Их история поднимает более серьезный вопрос: что происходит, когда одна сестра заменяет другой маму?