Табу на инцест

Примерно через месяц после смерти матери отец начал пить. Он никогда не пил раньше, и это сильно меня пугало. Я помню, как боялась, что он начнет приставать ко мне. Кроме алкоголизма, других причин для этого страха не было. Я помню, как однажды вечером он напился, и я закрыла дверь в свою комнату на замок. Когда мне было пять лет, ко мне начал приставать пьяный мужчина в подъезде. Возможно, поэтому я так себя вела. Других причин не знаю. Теперь я жду, как Опра Уинфри и гости ее телешоу, что нахлынут воспоминания.

Рита, 43 года, единственный ребенок в семье, потеряла мать в 15 лет

В полной семье присутствие матери и совесть отца идеально подавляют сексуальное влечение отца к дочери. Хотя легкое притяжение отца к дочери допустимо, Виктория Секунда в книге «Женщины и их отцы» (Women and Their Fathers) поясняет, что табу на инцест настолько заложено в разуме большинства мужчин, что они даже не могут представить влечение к дочери. Эти сексуальные чувства бессознательны у многих мужчин и вынуждают их немного отдаляться от дочерей, когда они приближаются к подростковому возрасту. Дочерям кажется, что отец бросил их, это усиливает неловкость и одиночество – чувства, характерные для подросткового периода.

Мать одновременно является сексуальным партнером и источником материнской защиты в доме. Во многих семьях она представляет собой символический барьер между отцом и дочерью. Когда мать исчезает из семьи, исчезает и естественный буфер между отцом и дочерью. С возрастом сексуальность дочери развивается, и она все больше осознает, что отец – мужчина со своими потребностями. Если в доме нет мачехи, а сам отец ни с кем не встречается, дочь признает, что этот взрослый мужчин ни с кем не спит. Если границы между родителем и ребенком снижаются до такой степени, что дочь берет на себя многие обязанности матери, растерянность отца и дочери может привести к активному избеганию или отвержению.

«Женщины без матерей часто рассказывают мне о том, как они боялись находиться с отцами наедине, – говорит Коллин Расселл, семейный психолог в Милл-Вэлли (Калифорния). Она ведет группы поддержки для женщин, лишившихся матерей, на протяжении десяти лет. – Даже если отец не проявлял сексуального поведения, в семье сложилась атмосфера, которая пугала и казалась непредсказуемой. Дочь напоминала отцу жену, и долгое время он вымещал на ней свой гнев».

Дениз было 12 лет, когда умерла ее мать. Став подростком, она начала бояться отца. «Мой отец был таким безответственным, – вспоминает она. – В моей семье сложилось правило: он ребенок и не может позаботиться о себе. Он не несет никакой ответственности. Поэтому я чувствовала, что должна защитить отца от сексуального влечения ко мне и моим сестрам. Я предчувствовала это, потому что была подростком и ощущала влечение. В своем доме я являлась матерью: готовила ужин, делала все по дому. Думаю, что на каком-то уровне хотела своего отца и ненавидела его за то, что он не спал со мной. Разумеется, я бы скорее умерла. Теперь мне больно даже говорить об этом. Если бы эта мысль воплотилась, я бы вскрыла себе вены».

Подобные мысли часто возникают в семьях с «соблазняющим отцом», который окружает дочь двусмысленными намеками или относится к ней как к «суррогатной богине». Так писательница Сигна Хаммер называет замещающий образ канонизированной умершей жены. Даже если отец не домогается дочери, ее страхи реальны и опасны.

«На каком-то уровне девочка чувствует, что должна стать женой отца – эмоциональном либо физическом, – поясняет Наоми Ловински. – Или отец чувствует, что девочка должна быть его женой. Ребенок берет на себя неподъемную ношу – отвечает за всю женскую сторону в семье». Если происходит инцест, травма нарушает сексуальное самоопределение девочки, перечеркивает нормальный процесс развития и усложняет более поздние отношения с мужчинами. Она вынуждена слишком рано принять на себя взрослую роль, став женщиной в теле ребенка.

Роман Джейн Смайли «Тысяча акров», удостоенный Пулитцеровской премии, показывает, что может произойти с дочерью, оставшейся без матери и ставшей жертвой инцеста. По сюжету Джинни, средняя дочь в семье, работающей на ферме в Айове, теряет мать в подростковом возрасте. Она растет с очень неоднозначным отношением к сексу и браку. Со временем она начинает вспоминать, как отец лежал с ней в постели ночью. Воспоминание об инцесте в подростковые годы вводит ее в эмоциональный ступор. В итоге Джинни разводится с мужем и уезжает из родного города в надежде исправить свою жизнь.

За пределами обиды и прошлых чувств вины

Требуется соседка по дому. Должна любить детей. В распоряжении – большой современный дом с бассейном и семьей, которая потеряла мать. В доме живут две дочери и отец. Дети хотят новую «маму», особенно 12-летняя девочка. Другому ребенку 16 лет.

Объявление в Valley Advocate, еженедельной газете Западного Массачусетса и Южного Вермонта

Недавно у моей супруги нашли агрессивную форму рака груди, давшую метастазы в органы. Больше всего я переживаю за свою жизнерадостную, добрую и наивную 17-летнюю дочь. Как мне помочь ей принять эту тяжелую утрату?

Письмо отца, живущего на Среднем Западе

Было бы несправедливо и ошибочно предполагать, что после смерти матери отцы не задумываются о своих дочерях. Они знают, что любовь – нечто большее, чем чек, отправленный по почте. Но отцы также осознают эмоциональные ограничения, которые общество накладывает на мужчин. Им тяжело пережить свое горе. Как поясняет Тереза Рандо, в отличие от женщин, скорбящие мужчины склонны замыкаться в себе. Сложно прийти к согласию, когда дочь нуждается в утешении, а отец хочет отдалиться от всех.

«Он – мой отец. Он должен был заботиться обо мне», – настаивает женщина, лишившаяся матери. Это крик сироты, которую разочаровал собственный отец. Под воздействием семьи и общества у каждого человека складывается особое мнение о том, что значит быть родителем. Мы знаем, какую работу может выполнять мама, а какую – папа. Когда мать умирает, ребенок обычно надеется, что о нем будет заботиться оставшийся родитель, но немногие отцы готовы принять на себя такие обязательства.

По словам Максин Харрис, оставшийся родитель становится главным человеком в жизни ребенка. «Как единственный родитель он или она несет груз детских ожиданий и фантазий, – пишет она. – Он больше не может быть просто родителем, а должен быть “идеальным”». Для девочки, оставшейся без матери, это значит, что отец должен быть не только отцом, но и матерью, защитником, опекуном, чемпионом, источником поддержки, образцом для подражания и кормильцем.

Многие годы, живя с отцом, я ожидала от него слишком многого. Я помню, как разговаривала с сестрой по телефону и в очередной раз жаловалась на него. «Знаешь, в чем твоя проблема? – спросила она. – Ты хочешь, чтобы он стал мамой. А он ей не станет».

Сестра абсолютно права. В тот момент я поняла причину своего разочарования. Я знала, что мой отец – обычный человек с ограниченными возможностями. Просто я не могла принять их.

Постоянно ожидая, что мой отец станет кем-то большим, чем он мог быть, я продолжала верить, что забота в моей семье не исчезла вместе с матерью. На самом деле так оно и было. Когда я научилась расставаться с иллюзиями, мне пришлось расстаться и с мечтой о сильном, решительном и эмоционально отзывчивом защитнике. Я хотела, чтобы мой отец был именно таким.

Я знаю, что где-то в душе у меня по-прежнему есть место, где я чувствую себя никчемной и нелюбимой, потому что один родитель умер, а другой замкнулся в себе. Когда я познакомилась с другой женщиной, лишившейся матери и ощущавшей похожие чувства, между нами, словно молния, вспыхнула связь, мгновенная радость, которую испытываешь, когда находишь человека, которому не нужно ничего объяснять. Мы уже знали свои секреты и разделяли общие страхи. Но мы всегда говорили о своих отцах неуверенно, не повышая голос, будто сложные отношения с первым мужчиной в нашей жизни настолько подорвали уверенность в себе, что мы не могли говорить о них с твердостью или силой.

Мне никогда не было легко с отцом. Нас не связывали тела, взаимные желания или мечты. Многие годы мне казалось, что общего у нас – фамилия и воспоминания о женщине, которая умерла несколько десятков лет назад. Затем у меня родились дети, благодаря его интересу и любви к ним мы нашли общий язык. Порой мне было тяжело видеть, как мои дети наслаждаются веселой, любознательной, счастливой стороной отца, которую я знала лишь в детстве, если вообще когда-то знала. Но я сидела, поджав губы, и не вмешивалась. Проблемы с отцом были моими проблемами. Они не касались моих детей.

До самого конца мы с отцом изо всех сил старались наладить отношения. За несколько недель до его смерти я прилетела к нему в пригород Нью-Йорка. Мы с братом и сестрой должны были узнать, как он хотел, чтобы его похоронили, но никто из нас не горел желанием говорить об этом. Настал мой черед навещать отца, поэтому я решила выполнить это задание.

Было начало декабря, и мой отец уже несколько недель оставался прикован к постели. Его навещали волонтеры из хосписа и преданная помощница. На следующий день после приезда я поставила стул рядом с его кроватью и сжала руку, которая осталась пухлой, несмотря на стремительную потерю веса.

– У нас еще есть время, – сказала я. – Но мне нужно кое о чем поговорить с тобой. Если не хочешь говорить об этом – не нужно, но будет лучше, если ты попробуешь.

К этому разговору меня готовила подруга Сьюзан, социальный работник. На мой взгляд, все началось неплохо.

– Хорошо, – ответил отец. – Давай поговорим.

– Может, мне нужно о чем-то позаботиться? Что-нибудь подготовить для тебя?

Отец растерянно покачал головой, словно удивляясь вопросу.

– С финансами все в порядке, и я составил завещание, – ответил он. – Нет, все готово.

– А похороны? Ты хочешь, чтобы тебя похоронили с мамой?

– Конечно, – сказал отец.

Разговор шел хорошо. Слишком хорошо. Слишком холодно. Я получила нужные ответы, но ожидала другого. Чего-то более содержательного, черт побери. Больше у меня не будет такого шанса. С этой мыслью на меня нахлынули эмоции.

– Я буду скучать по тебе, – вырвалось у меня. – Очень, – слезы потекли по моему лицу. – Есть ли что-то, о чем ты хочешь сказать мне, пока еще есть время? – спросила я.

Отец сжал губы и задумался, затем покачал головой. Нет.

Мы сидели молча.

– Ты боишься? – не выдержала я.

– Нет, – спокойно ответил отец. Он кивнул в сторону фотографий внуков, прикрепленных к зеркалу на стене. – Это единственное, что причиняет мне боль.

Он мирно скончался через две недели, перед рассветом. С ним до последнего была моя сестра. Именно такой смерти я желала маме.

В свои последние дни она была ошеломлена серьезностью болезни и отказывалась верить, что жизнь подходит к концу. Умирая, отец встретил смерть смело, с достоинством и внутренней силой, которую никогда не проявлял в жизни. Это заставило меня задуматься: какие секреты он таил? Какие способности мог бы проявить? Я поняла, что могла бы узнать о нем очень многое. В тот день я ждала от него совсем другого, но, возможно, со временем я пойму, что именно в этом ответе я и нуждалась.