Часть II

Перемены

– Джоани Нейтан сказала, что должен пройти год, прежде чем ты привыкнешь к этому, – сказала Кейтлин.

– Значит, еще месяц, – ответила Чики. После несчастного случая прошло уже одиннадцать месяцев.

– Вряд ли я привыкну к этому, – с отвращением заявила Делайла.

– Кажется, она была больше, чем просто мамой, – призналась Софи.

Все кивнули. Исчезла не одна, а тысяча вещей. Несмотря на рождественскую атмосферу, дом был наполнен утраченными вещами… Девочки развесили украшения там же, где всегда: вертеп – на китайском столике в коридоре, лавровый венок – на перилах лестницы, гирлянды из деревянных фруктов – на стенах. Они привязали рождественские открытки к перилам, как всегда делала мама, и зажгли свечу, от которой пахло сосновой хвоей. Ничего больше не было прежним.

Сьюзан Мино. Обезьянки

Глава 5

Папина дочка

Дуэт отца и дочери

Мой отец не отличался общительностью. По вечерам, когда мама куда-нибудь уходила, он предпочитал оставаться дома, слушать радио и разгадывать кроссворды. Мама планировала все социальные мероприятия, устраивала ужины, заводила новых друзей. Неудивительно, что после ее смерти отец стал говорить еще меньше. Долгие годы во время редких телефонных звонков он спрашивал меня о погоде и работе машины. Позже начал интересоваться моими дочерьми. Отец хотел слышать только хорошие новости. Если я упоминала маму или говорила, что у меня выдался тяжелый день, ответом было молчание. Если я начинала говорить о его пристрастии к алкоголю или лишнем весе, он быстро прощался, и наш разговор обрывался. Отец мог перезвонить через несколько дней или недель. Всю свою взрослую жизнь я задавалась вопросом, кто из нас сдастся первым и ответит на звонок.

Причина моей огромной боязни разлуки проста: мама умерла, когда мне было 17 лет. Но это всегда казалось мне бессмысленным. Хотя ее смерть показала, что любые отношения непостоянны, я знаю и всегда знала, что мама не хотела умирать. Но мой отец… это совсем другая история. Страх его ухода, символического и реального, зародился в детстве, когда он резко выходил из дома после споров с мамой. Страх достиг высшей точки, когда я училась на втором курсе университета. В тот вечер мне позвонила сестра. Она плакала и умоляла сделать что-нибудь, потому что папа устал от обязательств отца-одиночки и решил уйти из дома.

В тот вечер он никуда не ушел, но мы с братом и сестрой быстро научились ходить по этому минному полю. Старались не поднимать темы, которые могли вывести отца из себя. Моя подруга, потерявшая маму в восемь лет, сравнивает такое поведение с танцем между угрозой отказа и отрицанием себя. Попытки решить любую болезненную проблему с ее отцом, особенно если проблема была связана с матерью, могли привести к уходу отца из дома. Но притворяться, что этих тем не существует, – значит отрицать реальность. Мы с братом и сестрой были слишком юными и запуганными, чтобы позволить себе рисковать полным одиночеством. Вот почему мы сделали выбор в пользу молчания. Когда отец проявлял эмоции и показывал нам свою боль, мы сознательно возвращали его в безопасное состояние подавления. Когда он нервно расплакался на бар-мицве моего брата, я резко толкнула его локтем и зашипела. Для меня его слезы означали первый этап возможного срыва, который мог лишить меня единственной защиты. Отец никогда не позволял мне выражать свои чувства, и я платила ему той же монетой. Лишь спустя многие годы я позволила ему проявить свои эмоции.

Мой отец умер в возрасте 74 лет в окружении детей и внуков. Но у него не было супруги или близких друзей. Он так и не женился повторно. Насколько мне известно, даже ни с кем не встречался. Отец жил один в маленькой опрятной квартире, стены которой украшали десятки фотографий его детей и внуков. Через 24 года после смерти мамы простое упоминание ее имени доводило его до слез. Он отказывался говорить о ее последних днях, и судьба заставила его прожить их. Главной причиной смерти мамы была печеночная недостаточность. Отец же умер от рака печени. Последние 72 часа его жизни, пока печень постепенно прекращала работать, с абсолютной точностью отражали последние три дня маминой жизни. Если до того момента я не верила в карму, то поверила в нее перед смертью отца.

Эксперты по переживанию горя считают важным поддерживать отношения с умершим. По их мнению, внутренний диалог продолжается долгое время после ухода близкого человека. Теперь, когда я пытаюсь обнаружить отца внутри себя, я нахожу лишь тишину, но она не кажется некомфортной или незнакомой. Долгие паузы и уловимые многоточия наполняли наше общение, пока отец был жив. Иногда я пытаюсь поговорить с ним, но даже теперь не знаю, о чем говорить. Последние 20 лет его жизни мы редко говорили о чем-то более важном, чем прогноз погоды. Это заставляет меня задуматься: мы вообще общались иначе?

Чтобы понять, с чего все началось, нужно вернуться в прошлое.

Я почти не знаю, как жил отец до моего рождения. Он вырос в семье с обоими родителями и старшим братом в Нью-Йорке во время Великой депрессии. Его бабушка и дедушка управляли газетным киоском. По субботам отец ходил на двойной сеанс в кинотеатр за четвертак и покупал три конфеты за 10 центов. Истории о детстве, которыми он делился со мной, были короткими и продуманными уроками-притчами, с помощью которых он хотел чему-то меня научить. Когда я попросила выделять больше карманных денег, отец рассказал, как однажды попросил у мамы пятак, чтобы купить рожок мороженого, а она не смогла найти мелкие монетки. Когда директор школы предложил перевести меня из детского сада прямиком в первый класс, он настоял, чтобы я осталась с ровесниками. Сам он пропустил два класса начальной школы и в итоге был несчастен: всегда слишком мал, чтобы завести настоящих друзей.

Я могу рассказать вам многое о семье моей мамы, о ее родителях, бабушке и дедушке, которые уехали из России и Польши, о восьми дядях и тетях, двух младших сестрах. Я знала всех. А семья отца всегда была для меня загадкой. Она небольшая – сейчас живы лишь его брат и дети брата. Отец всегда хранил в тайне свое прошлое. Однажды я нашла в его комнате маленькую черно-белую фотографию отца – темного серьезного мужчины, так похожего на него. С тех пор я нередко пробиралась на цыпочках в комнату отца и смотрела на фотографию, пытаясь понять, кем был мой дедушка. Однажды мама рассказала, что дедушка, умерший сразу после знакомства родителей, пережил сердечный приступ в 52 года. «Вот почему я всегда прошу твоего папу не пить, не курить и следить за своим весом», – пояснила она. Когда несколько лет назад я сказала об этом отцу, он очень удивился. «Но мой отец умер от рака, когда ему было 57 лет», – заявил он и больше не сказал ни слова.

Слова писательницы Виктории Секунды идеально описывают мою семью, которую я знала первые 17 лет своей жизни: «Матери отражают день, отцы отражают ночь – и выходные, праздники, ужины». Мама всегда была рядом. Отец был опрятным мужчиной с усталым лицом. Каждое утро он уходил на работу до того, как я просыпалась, и всегда возвращался к ужину. Его сферой влияния оставалось все быстрое и конструктивное. Он научил меня играть в футбол и косить траву. Проверял мои уравнения по математике и формулы по физике. Показал мне, как ставить палатку. Он был строгим командиром моего детства, далеким, но важным человеком, который задавал правила в доме. Он выдавал карманные деньги и отчитывал нас. Когда мы ездили куда-то вместе, за рулем всегда был отец.

Мама будила меня каждое утро, следила за тем, чтобы я выпивала стакан свежевыжатого апельсинового сока на завтрак, и всегда кричала на прощание: «Хорошего дня!» – пока я брела на автобусную остановку. Она была дома, когда я возвращалась из школы. Покупала мне одежду, ездила со мной на школьные экскурсии и читала сказки перед сном. Мама научила меня играть на фортепиано, готовить обед из трех блюд и вязать простенькие шарфы. Уроки, требовавшие терпения и повторения, я выполняла под ее надзором. В результате большую часть времени я проводила с мамой.

В то утро, когда мама умерла, отец собрал нас, троих детей, на кухне. Он поднял голову и растерянно моргнул, будто спрашивая: «Мы встречались раньше?» В тот момент я впервые поняла, что у меня остался один родитель, и это мой отец – человек, которого я почти не знала. Столько книг посвящено комплексу хорошей и плохой матери, но мало кто говорит о том же разделении среди отцов. «Один человек, два отца. Папочка и Другой отец», – так Летти Коттин Погребин описывает своего отца в мемуарах «Дебора, Голда и я». Когда память меня подводит, старые семейные видео 1960-х напоминают о том, что папочка носил меня на плечах и разрешал задуть свечи на торте в честь его дня рождения. Этот папочка – человек, который в первые годы после смерти жены всеми силами пытался ее заменить. Он перестроил свой рабочий график, чтобы возвращаться домой к 17:00. Он выдавал нам деньги на покупку одежды. Однажды он пришел домой с микроволновкой и сам научился готовить. Обычно я накрывала на стол и смотрела, как он готовил ужин – огромный мужчина в фартуке листал новые кулинарные книги, а в бокале рядом шипел виски с содовой. В теплые месяцы он жарил мясо во дворе, и два раза в неделю мы заказывали еду на дом.

Я любила его за эти усилия, лишь смутно понимая, насколько сложно было перейти с роли мужа и отца на неполный день и освоить роль полноценного родителя-одиночки. Я помню его суровое лицо, когда мы впервые решили съездить куда-нибудь вместе после смерти мамы. Никто из детей не хотел сидеть на заднем сиденье. Но в основном я видела лишь Другого отца. Я всегда защищала маму, когда они с отцом спорили, и во время наших «девчачьих разговоров» я узнала об их браке все, о чем не должна знать 16-летняя девочка. Я слышала, что, когда мать делится с дочерью обидой на мужа, она делает из дочери союзницу, как бы сковывает ее отношениями и мешает наладить связь с отцом. Отчасти мой гнев на отца возник из-за этого. А еще потому, что он не сказал маме, насколько серьезной была ее болезнь. Он не дал ей шанса обратиться к вере, которой она дорожила, или попрощаться с нами по-другому. Кроме того, я злилась на отца за то, что он был просто отцом. Если после смерти моя мать стала для меня святой, отца я сделала главным грешником. Как бы он ни старался, не мог угодить мне. И его главная вина заключалась в том, что он не был мамой.

Я всегда знала, что отец любил нас, своих детей. Он проявлял любовь любыми возможными способами: короткими телефонными звонками, 10-долларовыми купюрами, которыми набивал карманы моей одежды, когда я уходила из дома; посылками, которые приходили, как часы, накануне дня рождения одного из нас. Открытка была подписана: «С любовью, дедушка» или «С любовью, папа». Мои взрослые друзья и молодые люди, которые познакомились с ним в поздние годы, считали его вежливым, тихим, сдержанным и одиноким мужчиной. Но когда-то я знала его как эмоционально непредсказуемого человека, который много пил. Как человека, который вел себя как ребенок, из-за чего его детям казалось, что они должны заботиться о нем. Одно дело – принять хорошее и плохое в матери, которая умерла, и совсем другое – примирить чувства любви и обиды к родителю, который жив. Раньше я считала дистанцию между мной и отцом странной, даже постыдной, но когда попросила 93 женщин без матерей описать свои отношения с отцами, обнаружила, что не одинока. Лишь 13 % опрошенных женщин назвали свои отношения с отцами «потрясающими», 31 % – «слабыми», а остальные разместили где-то посередине. Некоторые из этих дочерей когда-то были близки со своими отцами и утратили связь после смерти мамы. Другие сообщили, что отношения испортились, когда в семье появилась мачеха. Третьи признались, что их связь с отцом никогда не была прочной, хотя они не замечали этого, пока мать была жива.

Независимо от обстоятельств, названные цифры в лучшем случае расстраивают, в худшем – вызывают тревогу. На протяжении последних десяти лет многие ученые изучали важность оставшегося родителя для адаптации скорбящего ребенка. В каждом исследовании вердикт был очевиден: хорошие отношения между скорбящим ребенком и оставшимся родителем помогают смягчить плохие последствия утраты. Натянутые отношения или отношения, сопровождающиеся игнорированием либо жестокостью, могут плохо влиять на ребенка, например вызвать депрессию и повышенное кровяное давление или ослабить самооценку и стрессоустойчивость.

Исследователи пытались выявить прямую причинно-следственную связь между ранней утратой родителя и депрессией. Сегодня принято считать, что оставшийся родитель представляет собой важное связующее звено. Депрессия чаще появляется у скорбящих детей, которые не получают эмоциональной поддержки от оставшегося родителя, чем у тех, к которым родитель проявляет заботу и сострадание. «Без сомнений, самое важное внешнее влияние на эмоциональное состояние ребенка и его адаптацию к утрате оказывает родитель или взрослый, который воспитывает его», – утверждает Теймар Гранот.

Работа Филлис Сильвермен и Уильяма Уордена, пожалуй, самый полный источник знаний о детях без матери, воспитываемых отцом. Когда ученые сравнили группу детей без матерей с группой детей без отцов, они обнаружили, что дети из первой группы чаще сталкивались с переменами в повседневной жизни, а их эмоциональные потребности удовлетворялись реже. У них быстрее появлялась мачеха, а отец чаще впадал в депрессию. Это в свою очередь повышало шансы развития депрессии у ребенка.

В 2012 году более 1,1 миллиона американских девочек в возрасте до 18 лет жили с отцами без матерей. Из всех детей, живущих с одним родителем, эти девочки чаще сталкивались с личными проблемами, особенно в подростковые годы. Гарвардское исследование детского горя показало, что девочки-подростки, оставшиеся без матери и воспитываемые отцами после ее смерти, гораздо чаще вели себя импульсивно или нарушали закон, чем девочки, живущие без отца. «Часто они были старшими детьми в семье и приняли на себя обязательства по готовке и заботе о братьях или сестрах, – поясняет Уильям Уорден. – Отчасти это причина их возмущения. Отцы часто приводили новых пассий в дом, и это тоже обижало дочерей. Общей конкретной причины нет. Но в целом девочки-подростки, потерявшие матерей, вели себя хуже, чем девочки-подростки, лишившиеся отцов».

По мнению Ричарда Уоршака, доктора философии, клинического профессора психологии в Юго-Западном медицинском центре Техасского университета и эксперта по отцовской опеке, девочки, воспитанные отцами, отличаются пониженной самооценкой и повышенной тревогой, в отличие от мальчиков, воспитанных отцами, и детей обоих полов, воспитанных матерями. Одна из причин – отцовские сомнения и неуверенность в воспитании дочерей. Другая причина – боязнь девочек стать «супругой-дублершей».

«Когда отец вынужден воспитывать ребенка другого пола, процесс усложняется, – поясняет Нан Бернбаум. – Отчасти на него влияет его самоотождествление со своими родителями. Благодаря отождествлению с его матерью отец может понять свою дочь. Воспоминания о том, как его отец относился к матери и сестрам, формируют понимание, как вести себя с женщинами. Если мужчина спокойно воспринимает аспекты личности своей матери, он сможет почерпнуть из них важную информацию. Но если у него сложились плохие отношения с мамой, вряд ли будет надежная основа, которая поможет наладить связь с дочерью».

Когда мать умирает или уходит из дома, отцы и дочери оказываются в неожиданной и неловкой ситуации. Они незнакомцы и близкие люди, союзники и враги. 32-летняя Морин – младшая из троих детей в семье. Ей было 19 лет, когда мать умерла. «Пока мама была жива, мы с отцом существовали параллельно, – признается Морин. – Она действительно отдалила меня от него. Мне пришлось выстраивать отношения с отцом с нуля. Когда через шесть недель после похорон он начал встречаться с другой женщиной, в доме была очень напряженная атмосфера. Я не знала, что делать со своей злостью. Мачеха помогла мне и отцу поговорить как взрослые, а моя личная зрелость позволила уладить конфликт. Сегодня у нас неплохие отношения».

Многие дочери без матерей связывают свои проблемы, особенно в интимных отношениях, не только с утратой мамы, но и со своими отношениями с отцом. 25-летней Марджи было семь лет, когда ее разведенная мать покончила с собой. Девочка начала жить с отцом и мачехой, но никто из них не поддерживал ее и не помогал пережить детское горе.

Мой отец был очень, очень злым…Что можно считать противоположностью заботы? Безразличие? Я всегда боялась отца. Он мог нагрубить и довести до слез. Мачеха была ужасной. Мы так и не нашли общий язык. Недавно я поняла: их решение не давать мне, семилетней девочке, скорбеть по маме было жестоким. Если мой отец не мог оказать эмоциональную поддержку, он должен был найти для меня того, кто смог бы это сделать.

Мне пришлось развивать детские защитные механизмы, чтобы выжить в его доме. Вряд ли эти навыки помогут сегодня. Одно из моих главных убеждений – никому нельзя доверять. Я никогда не доверяла отцу и мачехе, и теперь мне кажется, что доверять кому-то – глупость. Мне всегда приходилось все делать самой. Я не могла ни о чем просить и показывать уязвимость. В то время у меня не могло быть потребностей, о них пришлось забыть. Но теперь я состою в романтических отношениях, и у меня хорошие друзья. Я чувствую себя более защищенной в эмоциональном плане. Наверное, теперь я могу открыться чуть больше и, возможно, даже выразить свои потребности.

В исследовании Университета Детройт-Мерси, проведенном в 1993 году, психолог Бетт Гликфилд изучила 83 взрослых, которые потеряли родителей в возрасте от 3 до 16 лет. Вот что она обнаружила: участники, которые помнили своих оставшихся родителей как добрых и заботливых людей, чаще доверяли другим во взрослом состоянии. «Если ребенок может свободно обсудить с оставшимся родителем обстоятельства смерти, выразить свое горе или задать вопросы об умершем, он ощутит эмоциональную поддержку. Родитель должен поощрять независимость и доверие к другим», – утверждает Гликфилд. Дочерям, которые чувствуют себя в безопасности после смерти матери, легче выстраивать отношения с другими.

26-летняя Холли говорит, что не сторонилась бы мужчин, став взрослой, если бы чувствовала, что может доверять другим людям. Но ее чувство доверия было подорвано, когда отец бросил девочку вскоре после смерти матери. По словам Холли, в детстве она никогда не чувствовала эмоциональной связи с отцом. После смерти матери – тогда Холли было 16 лет – она не надеялась, что их отношения потеплеют. Но она не думала, что отец начнет жить с новой девушкой через полгода и оставит ее с пожилой двоюродной бабушкой. Через год Холли поступила в университет и уехала из города. Обиженная и одинокая, девушка поклялась, что больше никогда не допустит ошибки и не станет никому доверять:

В детстве мой отец постоянно говорил мне о ценности семейной сплоченности. Его решение бросить меня вызвало шок и глубоко ранило. Теперь я часто думаю, что не смогу позволить себе выйти замуж или даже встречаться с кем-то. Я еще не научилась правильно заботиться о себе. Из-за поведения отца я ужасно боюсь принять от кого-то то, что мне хочется или в чем есть нужда. Я боюсь зависимости, которую предполагает такое принятие. В особенности это затрагивает мои отношения с мужчинами. Я лучше останусь без того, в чем нуждаюсь, чем доверюсь другому человеку.

Отец – первый человек противоположного пола, с которым сталкивается дочь. Отношения с ним становятся самым влиятельным прообразом более поздних отношений с мужчинами. На протяжении детства и подросткового возраста дочь ищет в поведении отца подсказки о том, как вести себя с мужчинами. Девочки обычно считают образцом поведения своих мам, но в какой-то степени фемининность дочери формируется благодаря отцу, который проявляет традиционно мужские качества практичности и настойчивости. Отцы также укрепляют типичное поведение в дочерях, незаметно заставляя их перенимать стремление к взаимодействию и заботе. Но когда мать умирает или уходит из семьи, отец, проявляющий традиционно мужское поведение, не может удовлетворить все потребности дочери. Его способность – или неспособность – выполнять роль родителя неожиданно укрепляется. Сильные и слабые стороны в этой области становятся более заметными и важными, чем раньше, когда жена была жива.

Кроме того, после утраты в отношения между отцом и дочерью добавляется новый уровень – способность отца пережить горе. «Даже сегодня отцы по-прежнему не привыкли много говорить о своих чувствах и показывать их детям. В некоторых случаях они не хотят, чтобы дети проявляли свои чувства», – утверждает Расселл Херд, доктор философии и преподаватель образовательной психологии в Кентском государственном университете в Кантоне, штат Огайо, Не стоит забывать, что оставшийся родитель сам пытается адаптироваться к тяжелой утрате.

Мужья редко живут дольше своих жен. Они не всегда готовы в эмоциональном и практическом плане к потребностям повседневной семейной жизни. Когда дети нуждаются в поддержке и заботе больше всего, овдовевшим отцам по понятным причинам нечего им предложить.