Глава 8
Он чинит его королевский велосипед
– Со мной? – спросила у матери Бим. – Они хотят поговорить со мной?
Элвиния пристально посмотрела на дочь – тем самым взглядом, который говорит: «Ты можешь мне все рассказать, но только, пожалуйста, правду».
– Дорогая, – начала она, – все мы время от времени совершаем ошибки. Порою серьезные. Но никакая ошибка не может быть настолько серьезной, чтобы не рассказать о ней своему самому близкому человеку.
То есть ей, Элвинии. Больше у Бим не было никого.
– Тебе ведь это известно, правда?
Бим была в недоумении.
– Да, но какое отношение это имеет ко мне? Почему полиция хочет поговорить со мной?
– Они не сказали, – ответила Элвиния. А потом – очень осторожно – добавила: – Тебе ничего на ум не приходит?
Бим помотала головой:
– Ничего. Абсолютно ничего, правда.
– Это не имеет отношения к наркотикам? Я не про тебя, конечно, но, может, кто-то из твоих знакомых употребляет – или даже торгует? Тогда полиция могла что-то неправильно понять и подумать, что ты…
– Нет, мам, – прервала ее Бим. – Ты же знаешь, что я ничего такого не употребляю. Это просто не про меня.
– Конечно, нет, дорогая. Я просто перебирала возможности. – Она на секунду задумалась.
– Может, ты стала свидетелем чего-то, что могло их заинтересовать?
И опять Бим не могла ничего припомнить.
– В таком случае, – сказала Элвиния, – тебе не остается ничего другого, как просто пойти туда и послушать, что они скажут. Так все и выяснится.
И вот теперь Бим стояла перед стойкой в приемной Отдела деликатных расследований и спрашивала господина Варга, который говорил с ее матерью относительно ее сегодняшнего визита. Администратор за стойкой, сверившись со списком, направила ее в комнату для собеседований номер два.
– Там есть стулья, прямо рядом со входом. Подождите, пока вас не вызовут.
Бим присела, как ей и было сказано, перед вторым кабинетом. Элвиния предложила пойти вместе с ней, но Бим отказалась, сказав, что не видит в этом необходимости. Но теперь она ее видела, эту необходимость, и жалела, что отказалась от предложения матери. Беседа в полиции – опыт, который гораздо легче пережить при материнской поддержке. У любого подозреваемого должен иметься выбор: позвонить адвокату – или маме, и Бим совсем бы не удивилась, узнав, что большинство выбирает маму. Все-таки у мамы гораздо больше шансов поверить в вашу невиновность, чем у адвоката.
Долго ей ждать не пришлось. Точно в назначенное время Анна открыла дверь, представилась и пригласила Бим войти.
– Это мой коллега, господин Варг, – сказала она. – Мы с ним работаем в одном отделе.
Бим нервно глянула на Ульфа. Он тепло улыбнулся в ответ, явно стараясь ее успокоить.
Анна предложила ей сесть.
– Хорошо, что вы сумели прийти, – сказал Ульф. – У вас, наверное, сейчас лекции в университете и все такое. Так что спасибо вам большое, что сумели вырваться.
Бим кивнула.
– Я думала, что обязана сюда прийти, – ответила она. – Думала, вы так сказали.
– Нет, это вовсе не так, – сказала Анна. – Мы вас и не думали арестовывать, ничего такого. Нам просто нужно задать вам пару вопросов.
Бим прикусила губу. Это была всего лишь травка; да все теперь курили травку – время от времени. Она же практически к ней не прикасалась и в последний раз курила недель шесть назад: ей предложил немного один из тех двух ребят, с которыми встречалась Сигне. Да так им придется весь университет арестовать.
Ульф разглядывал ее с задумчивым видом, и она заерзала под этим взглядом. Если их тут двое, подумала она, значит, один будет добрый, а другой – злой. Так, кажется, это работает, верно? Или это только в фильмах так бывает? Может, в реальности злыми будут оба?
– А что вы изучаете в университете? – осведомился Ульф.
Вопрос был задан достаточно дружеским тоном, но это вовсе не значит, подумала она, что именно этот – добрый.
– Социальную географию, – ответила она. – Я на втором курсе.
– Социальная география, – раздумчиво повторил Ульф. – Это, как я полагаю, совсем другое, чем география физическая. Я прав? Вы ведь не изучаете… – Тут он помахал в воздухе рукой. – Вы ведь не изучаете горные хребты, реки и тому подобное? Карты и так далее?
– Все это в конечном счете имеет значение, – начала Бим. – Но главное в социальной географии – это…
– То, где живут люди, определяется физическими факторами, – вмешалась Анна. – На вершинах гор они точно не живут.
– Нет, конечно, не прямо на вершинах. Но как насчет склонов? На склонах они иногда живут, верно? Взять, к примеру, Непал.
Анна нахмурилась.
– Они там разве не в долинах живут?
Тут оба в поисках поддержки посмотрели на Бим. Она молчала.
– А вам случалось бывать в Непале? – спросил Ульф.
Бим задумалась над вопросом. Они что, за этим ее сюда пригласили? Это имело какое-то отношение к наркотрафику из Непала?
– Нет, – ответила она. – Никогда.
– Хотелось бы мне как-нибудь туда поехать, – сказал Ульф.
– И мне тоже, – поддержала его Анна. – Мне бы хотелось попасть в один из этих горных походов. Кто-то из Криминального учета там побывал. Он еще детей с собой брал, но у кого-то из них случилась горная болезнь, и его пришлось срочно спускать вниз.
– Я слыхал, что теперь можно попасть в Базовый лагерь на Эвересте, – заметил Ульф. – Они отвозят тебя туда на вертолете, ты проводишь там день или два, а потом они снова отвозят тебя вниз.
– Вот было бы здорово, – сказала Анна. – Только представь: вылезаешь утром из палатки, а перед тобой – Эверест.
Ульф ответил, что идея ему по душе, но у него есть сомнения насчет хорошего вида на вершину – в тех местах, говорят, высокая облачность. Бим молчала.
Ульф снова откашлялся.
– Вы, наверное, гадаете, зачем мы вас сюда вызвали, – сказал он.
Бим кивнула:
– Да, это так.
Вряд ли они вызвали ее только для того, чтобы поговорить об Эвересте.
– Говорит ли вам что-нибудь имя «Сикстен»? – осведомился Ульф.
Бим похолодела, ощутив внезапный прилив ужаса. Они спрашивали о ее лжи. Но разве это преступление – пару раз солгать? Не должен же человек все время говорить одну только правду?
– Сикстен? – переспросила она тоненьким голосом.
– Да, – ответила Анна. – Молодой человек примерно ваших лет. Который работает санитаром.
Бим перевела взгляд с Ульфа на Анну. Она представления не имела, откуда эти люди узнали о выдуманном ею Сикстене. Это было исключительно странно. Будто они все внезапно перенеслись из действительности в некую вымышленную реальность, – потому что Сикстен был, конечно, вымыслом. При этой мысли ее внезапно охватило чувство смущения – и стыда.
– Я знала такого, – сказала она. – Знала человека по имени Сикстен. И да, он был санитаром.
Она и сама не понимала, почему упорно продолжает лгать. Может быть, отчасти потому, что ей было стыдно – но вдобавок она ощущала страх. Все, чего ей хотелось – это поскорее убраться отсюда, и казалось слишком сложным объяснять, что случилось на самом деле и зачем ей понадобилось обманывать подруг, выдумывая эту нелепую историю. Кроме того, та, изначальная, ложь обладала некой странной инерцией.
– Вы с ним виделись недавно? – спросил Ульф.
Бим помотала головой:
– Нет. Мы с ним расстались.
Ульф подождал еще несколько секунд, а потом опять задал вопрос:
– А где он тогда сейчас?
– Уехал на север. На Северный полюс. Там есть исследовательская станция. От правительства.
Ульф кивнул:
– Да, знаем.
– И вы с тех пор ничего от него не слышали? – спросила Анна.
– Нет. Я же сказала: мы расстались.
– Не по-хорошему? – спросил Ульф.
– Было дело. Понимаете, он со мной это даже не обсудил. Просто взял и объявил, что уезжает на Северный полюс.
«И зачем я только вру? Это просто смешно. Нужно немедленно прекратить – сейчас же».
– Не слишком мило с его стороны, – заметила Анна. – Я бы на вашем месте, наверное, сильно обиделась.
– Я и обиделась. Да, обиделась.
– Вы рассердились? – быстро спросил Ульф.
– Скорее, обиделась, чем рассердилась. Но в любом случае мне он уже надоел. Так бывает, с человеком просто становится скучно.
Тут Ульф спросил, знает ли она, как с ним связаться в случае чего. Он оставил ей номер своего мобильного?
Бим улыбнулась:
– Не думаю, что на Северном полюсе ловят мобильники.
– Если он, конечно, там, – вновь вступила в разговор Анна.
– Да, конечно, он мог просто все это выдумать. Я уже об этом думала – это мог быть просто предлог.
Ульф задумчиво постучал по столу карандашом.
– Очень может быть. На самом деле, это очень даже вероятно. Понимаете, тут один человек проверил – и оказалось, что на полярной станции санитаров не держат. Доктор там есть, но санитаров не бывает.
Бим отвела взгляд.
– Так, значит, он говорил неправду.
– Похоже на то, – сказала Анна.
– Вы точно не знаете, где он? – спросил опять Ульф.
– Нет, не знаю. Я его не видела с тех пор, как мы расстались.
Ульф попробовал зайти с другой стороны:
– А где он жил? Вы когда-нибудь бывали у него дома?
Бим помотала головой.
– Нет, никогда. – Она помолчала. – Он не говорил мне, где живет.
– Так где вы тогда встречались?
Признаваться было уже поздно. Она лгала – лгала необъяснимо; мало того – вдавалась в подробности. Ей придется продолжать этот фарс до конца. В конце концов – ничего плохого она не сделала. По крайней мере, с точки зрения закона.
– Мы ходили в кафе, – ответила она. – А по вечерам – в ночные клубы. В ресторанах бывали. В таком роде.
Ульф сделал себе пометку.
– Но никогда – у него дома?
– Нет, никогда. Я же вам сказала. Я не знаю, где он живет.
– А что это было за место? – гнул свое Ульф. – Он снимал комнату? Или жил с родителями?
– Я просто не знаю. Мы никогда не говорили о… О подобных вещах. И он все время был занят по работе. Он на «Скорой» работал, да к тому же еще и учился.
Ульф открыл лежавшую перед ним папку и достал оттуда фотографию, которую дала ему Сигне. Передал ее через стол Бим.
– Это Сикстен? – спросил он.
Бим не могла скрыть удивления и шока:
– Откуда это у вас?
– Это нам передали, – сказал Ульф. – Каким образом, я сказать не могу. Просто эта фотография оказалась у нас. Так это он?
Бим смотрела на фотографию. Она ничего не понимала.
Телефон лежал у нее в кармане – он всегда был у нее при себе. Никто не мог скачать оттуда фотографию. Это было невозможно.
– Да. Это он.
– Давайте на всякий случай еще раз, – сказал Ульф. – Вы расстались с Сикстеном. Он сказал, что уезжает на Северный полюс. Похоже на то, что он туда не уехал. С тех пор вы его не видели. И никто его не видел. Понимаете, мы связались со службой экстренной медицинской помощи, и там утверждают, будто ничего о нем не слышали. Может, он и про это солгал?
– Да, наверняка, – быстро ответила Бим. – Может, он вовсе никакой и не санитар. Может, он просто так мне сказал, уж не знаю почему. Наверное, хотел произвести на меня впечатление.
Некоторое время они сидели молча. Потом Ульф очень медленно проговорил:
– Так, значит, вы точно его не видели? И у вас нет его номера?
– Нет. И нет, у меня нет его номера.
Анна улыбнулась:
– Вы хотите сказать, что никогда ему не звонили? И сообщений не слали?
Бим вспыхнула:
– Нет, звонила, конечно, звонила. Но… но когда он сказал, что уезжает на Северный полюс, я его стерла.
Ульф резко поднял на нее взгляд:
– Вы его стерли?
– Его номер, – сказала Бим.
Потом, когда Бим уже ушла, Ульф молча посмотрел на Анну: он ждал, что она скажет.
– Эта девушка лжет, – произнесла наконец она.
– Да, – ответил Ульф. – Это очевидно.
– Думаешь, она действительно его «стерла»? То есть в фатальном смысле?
Ульф замялся.
– Это возможно, – сказал он.
– Конечно, он ей тоже лгал, верно?
Ульф был с ней согласен.
– Вся эта история насчет Северного полюса. Явная ложь.
– Как ты думаешь, он действительно ей это сказал?
Ульф на секунду задумался.
– Это, по крайней мере, правда, – ответил он. – Думаю, так оно и было.
Анна была в замешательстве:
– И как нам теперь действовать? Объявим его в розыск – пропавшим без вести?
– Придется, наверное, – сказал Ульф. – Если тело не найдется. – Он помолчал. – Она ведь с матерью живет, верно?
– Да.
– Тогда можно взять ордер на обыск их квартиры. И машины тоже. Кроме этого… Будем надеяться, кто-то из его друзей решит что-то рассказать.
Анна спросила, не думает ли Ульф, что молодого человека могли звать вовсе и не Сикстен.
– Если он лгал насчет своей работы, мог с тем же успехом солгать и насчет имени.
– Сколько лжи, – отметил Ульф. – Так много, что и не знаешь, что из этого стоит расследовать.
– В точности мои ощущения от этого дела, – сказала Анна. – Есть во всем этом что-то исключительно странное, но что именно, понять не могу.
Ульф пожал плечами:
– Думаешь, она это сделала?
– Не знаю, – ответила Анна. – Если, конечно, это не другая девушка – Сигне. Что, если он и ее водил за нос? Может, наш юный Сикстен гулял на стороне?
– То есть ты думаешь, что он встречался и с Сигне тоже, а потом ее бросил? Поэтому она его убила, а теперь пытается сделать так, чтобы мы заподозрили Бим?
Анна принялась развивать свою теорию дальше:
– Другими словами, Сигне пытается повесить на Бим преступление, которое совершила сама.
– Что-то это становится слишком сложно, – сказал Ульф.
– Жизнь – сложная штука, Ульф. В этом-то и проблема.
– А мы существуем для того, чтобы сделать ее проще?
Анна улыбнулась:
– Да. Приятно знать, зачем существуешь, правда?
Бим кипела от злости. Но злилась она вовсе не на полицейских – мужчина оказался добрым и явно ей сочувствовал; женщина тоже вела себя достаточно вежливо; нет, дело было не столько в них, сколько в том факте, что у них была фотография Сикстена. И пока она ехала домой на автобусе, перебирала в уме все возможные объяснения тому, что фотография оказалась в полиции. Она совершенно точно никогда ее не распечатывала и не вывешивала в социальных сетях. Насколько Бим помнила, она не показывала фотографию никому, кроме Линнеа Эк, Сигне Магнуссон и Матильды Фросберг. Кроме них, ее не видел никто – то есть вообще никто. Ну, кроме мамы, само собой, и этого парня – он посмотрел фотографию после того, как она ее сделала, но тут же отдал ей телефон обратно. И его друзья, конечно, – тот, со стрижкой под церковного хориста, и второй, который отпускал ехидные замечания – по крайней мере, ей показалось, что ехидные, потому что собственно слов она не разобрала. Это были все, кто когда-либо видел фотографию. И все же изображение каким-то образом попало в руки полиции – в Отдел деликатных расследований, или как там они себя называют.
Ей пришло в голову, что, может быть, ее телефон заражен каким-то вирусом. Компьютерные вирусы способны на удивительные вещи, и вполне возможно, решила Бим, что вирус может заставить телефон передавать информацию – изображения – без ведома владельца. Очень даже вероятно, учитывая коварство и хитроумие людей, которые создавали подобные вещи. И вот в результате некоего загадочного процесса невинное селфи, сделанное на улице, может очутиться в Детройте, на жестком диске у какого-нибудь хакера-одиночки, или на столе у агента секретной службы в Москве, или даже гораздо ближе – в Отделе деликатных расследований города Мальмё.
Но Бим быстро отбросила эти нелепые идеи. Единственное правдоподобное объяснение было гораздо прозаичнее: кто-то каким-то образом завладел ее телефоном и… И тут ее озарило. Кто-то одолжил у нее телефон и потихоньку переслал изображение себе. Нет, вдруг с ужасом осознала она. Не «переслал», а «переслала». Это была Сигне. Она была единственным, кроме самой Бим, человеком, который что-то делал у нее в телефоне: тогда, в университетской кафешке, Сигне одолжила телефон у Бим, и он находился в полном ее распоряжении минут десять, не меньше. И тут Бим вспомнила еще кое-что: в эти несколько минут она отходила к стойке, купить себе слойку по-датски. Тогда-то оно и случилось; тогда-то Сигне и отослала себе фотографию с телефона Бим. Нужно-то было всего ничего: пара кликов – и дело сделано. И со стороны незаметно, если, конечно, специально не приглядываться. Линнеа и Матильда были рядом, но они были слишком поглощены своими собственными телефонами и не заметили, как изменнические пальцы Сигне ловко воруют у Бим информацию.
Изменнические пальцы… Вот уж действительно, подумала Бим. У женщины, которая встречается одновременно с двоими – причем ни один из этих двоих и не подозревает, что у него отношения с патологически неверным человеком, – конечно, будут изменнические пальцы – и сердце, и лицо… Да у такого человека будет изменническим абсолютно все. Сигне была изменницей; Бим давно следовало бы это заметить и понять, что никакая она ей не подруга.
Но тут у Бим начались сложности. Зачем Сигне передавать фотографию Сикстена полиции? Вероятно, затем, что ей хотелось доставить Бим неприятности – и она своего добилась, потому что полиция явно убеждена, будто Бим как-то связана с исчезновением Сикстена. Но он же никогда не существовал, и поэтому было непонятно, как он мог исчезнуть. Как бы то ни было, Сигне явно хотела ей навредить: оставался только вопрос, почему у нее появилось подобное желание.
Ревность, подумала Бим. Сигне не хотелось, чтобы Бим с кем-то встречалась. Ей хотелось, чтобы Бим завидовала ей, Сигне, которая встречается сразу с двоими; притом что завидовать в обоих случаях было особенно нечему – по крайней мере, с точки зрения Бим. Один из ухажеров Сигне слегка шепелявил, отчего казалось, что он разговаривает как-то по-женски, а у второго была настолько светлая кожа, что под ней можно было разглядеть кровеносные сосуды. Если бы она – Бим – встречалась с кем-то по-настоящему, ей хватило бы вкуса выбрать себе кого-то не смахивающего на пособие по анатомии. Бим позволила себе улыбнуться при мысли, что, может, Сигне встречалась с двумя парнями из-за того, что из них двоих – при их очевидных недостатках – как раз получился бы один идеальный молодой человек. Надо бы как-нибудь поделиться этой мыслью с Сигне и посмотреть, как она отреагирует.
К тому времени, как Бим добралась до дома, решение у нее уже созрело. Теперь, когда ей было известно, что ее предала Сигне, можно с тем же успехом отплатить ей той же монетой. Она может сказать полиции, что видела Сигне с Сикстеном уже после того, как он якобы исчез, и что заявление о его исчезновении – которое могла подать только Сигне, – это идиотская выходка, призванная сделать больно ей, Бим. Это, конечно, была уже пустая трата времени полиции, что, как было известно Бим, являлось преступлением. Не слишком серьезным, зато Сигне придется иметь с полицией такой же разговор, как тот, через который только что прошла Бим, и это будет ей уроком не красть чужие селфи. Может, они ее даже оштрафуют; это будет совсем хорошо: урок, подкрепленный штрафом, запомнится еще крепче. Пускай Сигне никогда не понесет наказания за то, что водит за нос двоих ребят, – по крайней мере, ее накажут за другое. И потом, решила Бим, она вдобавок выскажет Сигне все, что она, Бим, о ней думает. Она скажет: «Я всегда знала, что ты мне не подруга». Да, так и скажет. «Ты мне не подруга», – хорошо звучит.
Поднимаясь по лестнице в квартиру к матери, Бим уже больше не кипела. Скорее, она предавалась приятным размышлениям о природе мести. Говорят, мстить не стоит. Но Бим никогда не поддерживала эту точку зрения. Месть – это «смёргасборд» удовольствий. Месть следовало предвкушать, ее следовало смаковать. На полпути наверх Бим остановилась. Ей в голову пришла новая мысль. Что, если взять и снять Сигне с одним из ее парней, а потом послать фотографию другому? Она может добавить еще и подпись – что-нибудь совсем простое. Например: «Кто бы это мог быть?» Или: «Сердце красавицы склонно к измене».
Когда она наконец поднялась в квартиру, там ее ждала встревоженная Элвиния.
– Ну, в чем же там было дело? – спросила она.
Бим пожала плечами:
– Оказалось, какие-то пустяки.
Но Элвинию было не так-то просто сбить с толку. Вряд ли из-за пустяков можно получить вызов в Отдел деликатных расследований.
– Я, дорогая, не вчера родилась. Не забывай этого, пожалуйста. – Элвиния сделала паузу. – В чем дело?
Бим поглядела в окно.
– Надо было раньше тебе рассказать, – произнесла она. – Я собиралась, но у меня совершенно вылетело из головы.
– Что рассказать?
– Рассказать, что мы с Сикстеном расстались.
Элвиния ничего не понимала.
– Мне жаль это слышать. Но какое отношение это имеет к полиции?
– Как я понимаю, кто-то заявил о том, что он исчез.
Элвиния нахмурилась:
– А он тебе сказал, что уезжает?
– Да. Сказал, что собирается на Северный полюс.
Ее мать застыла с раскрытым ртом.
– На Северный полюс?
– Да. Там есть исследовательская станция… Понимаешь, он – санитар…
Элвиния подняла руку, чтобы заставить ее замолчать.
– Дорогая! Дорогая! Пожалуйста, хватит. Ты что, серьезно думаешь, что мама не может понять, когда ты врешь? Ты правда так думаешь?
Бим ничего не сказала в ответ. Ей снова было шесть. В этом-то и проблема, когда живешь с мамой: то и дело оказывается, что тебе снова шесть.
Когда Элвиния заговорила, то обращалась она, скорее, к лампе, висевшей на потолке, нежели к собственной дочери.
– Как же я не поняла, еще когда ты мне сказала, как зовут этого мальчика. Сикстен. Ну конечно. Как я могла не понять. Это же так очевидно.
Бим продолжала смотреть в окно. Мать она любила – конечно, любила, – но, бывало, жалела, что живет в маминой квартире. Есть такая вещь, как репрессивная толерантность. Такая штука, как удушающая любовь.
– Что ты не поняла?
– Не поняла, что ты сделала ровно то же самое, что делала, когда тебе было семь – или около того. Завела себе воображаемого друга. Знаешь, с детьми это часто бывает.
Бим молчала. Она ждала.
– А твоего друга, – продолжала Элвиния, – звали Сикстен. Ты говорила, что он – маленький мальчик со светлыми волосами и что у его папы есть самолет, который может влетать в раскрытые окна. Ты говорила, что Сикстен работает на короля. Он чинит его королевский велосипед. Знаешь, ты ведь придумала для него целую жизнь. Это было ужасно умилительно. Но потом… Ну, насколько я понимаю, воображаемым друзьям детства свойственно исчезать – внезапно и без всякого предупреждения. Это и произошло. Ты вдруг объявила, что Сикстен уехал на Северный полюс. Этим дело и кончилось.
Элвиния перестала разглядывать лампу и повернулась к дочери.
– Дорогая, людей придумывать нельзя, – сказала она. – Я понимаю, что тебе ужасно хотелось бы с кем-то встречаться, но это не повод придумывать мужчин. – Она помолчала. – В мире и так достаточно мужчин, с которыми приходится иметь дело, так зачем осложнять женщинам жизнь, изобретая новых?
