Узнать Филиппа Блейка было нетрудно – он выглядел точь-в-точь как описал его Монтегю Деплич. Преуспевающий, проницательный, бодрый, слегка склонный к полноте.

Встретиться договорились в половине седьмого субботнего вечера. Филипп Блейк только что прошел восемнадцать лунок и закончил игру победителем, выиграв у противника пять фунтов. Теперь он пребывал в благодушном настроении и был настроен поболтать.

Эркюль Пуаро представился и объяснил цель визита. В данном случае он никак не выказал неукротимого стремления к незапятнанной истине. Из его объяснений Филипп Блейк понял, что речь идет о серии книг, посвященных громким преступлениям. Он нахмурился.

– Господи, кому это нужно?

Пуаро пожал плечами. Сегодня он всячески выставлял свою чужестранность и был готов терпеть презрение, но только в паре со снисходительностью.

– Публике. Она такое… да, проглатывает.

– Вампиры, – сказал Филипп Блейк, но прозвучало это добродушно, без брезгливости и отвращения, которые мог бы продемонстрировать человек более чувствительный.

Пуаро снова пожал плечами.

– Такова человеческая природа. Мы с вами, мистер Блейк, знаем мир и не питаем иллюзий в отношении наших близких. Большинство из них неплохие люди, но идеализировать их определенно не стоит.

– С иллюзиями я расстался уже давно, – с чувством заметил Блейк.

– Но, говорят, вы очень хороший рассказчик анекдотов.

– А! – Глаза у маклера заблестели. – Вот этот слышали?

В нужном месте Пуаро рассмеялся. Анекдот не отличался глубиной, но был вполне забавный.

Филипп Блейк откинулся на спинку кресла и расслабился. В уголках глаз проступили морщинки, и Пуаро вдруг подумал, что он напоминает довольного собой и жизнью поросенка.

Первый поросенок на рынок пошел…

Что же он собой представляет, этот Филипп Блейк? Человек, у которого, похоже, нет никаких забот. Преуспевающий, самодовольный. Ни покаянных мыслей, ни уколов совести за прошлое, ни тревожащих неотступных воспоминаний. Откормленный поросенок, который отправился на рынок и хорошо заработал…

Но когда-то, наверное, Филипп Блейк был другим. Молодым, приятной наружности. Глаза, конечно, и тогда были небольшие и близковато посажены, но в прочих отношениях вполне симпатичный, представительный молодой человек. Сколько ему сейчас? Предположительно, от пятидесяти до шестидесяти. Значит, тогда ему было около сорока. Еще не такой раздобревший, не столь увязший в мимолетных удовольствиях. Просивший от жизни больше и получавший, наверное, меньше.

– Вы, конечно, понимаете мое положение, – пробормотал, рассчитывая на удачу, Пуаро.

– Вообще-то, знаете ли, нет. – Брокер вдруг выпрямился, во взгляде промелькнула живость и острота. – Почему вы? Вы же не писатель?

– Нет, не писатель. Я – детектив.

Пожалуй, никогда еще эта реплика не звучала в исполнении Пуаро с такой скромностью.

– Ну конечно. И мы все это знаем. Знаменитый Эркюль Пуаро!

Насмешливая нотка все же проступила. Будучи англичанином до мозга костей, Филипп Блейк не мог всерьез принимать претензии иностранца. Своим приятелям он сказал бы так: «Забавный чудак. Полагаю, женщины принимают его фокусы на „ура“».

Хотя именно на такое, саркастично-покровительственное отношение и рассчитывал Пуаро, тон и реплика биржевого маклера задели его за живое. Он, Эркюль Пуаро, не произвел впечатления на этого удачливого дельца! Скандал.

– Весьма признателен за столь лестные слова, – поблагодарил, покривив душой, детектив. – Мои успехи, позвольте заметить, основаны на психологии, извечном почему человеческого поведения. Именно этот аспект преступления, мистер Блейк, интересует сегодня мир. Когда-то первенство отдавалось романтической стороне. Знаменитые преступления рассматривались лишь с точки зрения связанной с ними любовной истории. В наше время положение изменилось. Люди с интересом узнают, что доктор Криппен убил свою жену потому, что она была большой, шумной женщиной, а он – невзрачным, незаметным мужчиной, и вследствие такого несоответствия у него развилось ощущение неполноценности. Они читают о том, как некая известная преступница убила своего отца из-за того, что он оскорбил и унизил ее, когда ей было три года. Вот это почему и вызывает интерес у сегодняшней публики.

Филипп Блейк слегка зевнул.

– В большинстве случае это почему достаточно очевидно. Обычно преступления совершаются ради денег.

– Нет, нет, мой дорогой сэр! – воскликнул Пуаро. – Почему никогда не должно быть очевидно. В том-то все и дело.

– И здесь на сцену выходите вы?

– И здесь, как сказали, выхожу я! Поступило предложение показать некоторые преступления прошлого под психологическим углом. Психология в преступлениях – моя специальность. Я принял вызов.

Филипп Блейк усмехнулся.

– Выгодное дельце, полагаю?

– Надеюсь, что да.

– Примите мои поздравления. Может быть, теперь скажете, где здесь на сцену выхожу я?

– Конечно. Дело Крейл, месье.

Филипп Блейк не удивился. Но на его лице проступило задумчивое выражение.

– Да, конечно, дело Крейл…

– Оно ведь не вызывает у вас неприятных чувств? – забеспокоился Пуаро.

– Нет, конечно. – Филипп Блейк пожал плечами. – Что толку возмущаться тем, что не можешь остановить… Суд над Каролиной Крейл – общественное достояние. Написать о нем может любой. Возражать бесполезно. В каком-то смысле мне это очень не нравится. Эмиас Крейл был одним из моих лучших друзей. Жаль, что теперь всю эту отвратительную историю будут ворошить снова. Но такое случается.

– Вы – философ, мистер Блейк.

– Нет, нет. Просто я видел достаточно всего, чтобы не сражаться с ветряными мельницами. Надеюсь, вы подойдете к делу деликатнее, чем многие другие.

– По крайней мере я постараюсь писать тактично и со вкусом.

Филипп Блейк громко гоготнул, но прозвучало это совсем не весело.

– Смешно от вас такое слышать.

– Уверяю вас, мистер Блейк, это дело интересует меня по-настоящему. Деньги здесь отнюдь не главное. Я на самом деле хочу воссоздать прошлое, прочувствовать и увидеть события того дня, заглянуть за очевидное и представить мысли и чувства участвующих в драме актеров.

– По-моему, никаких особенных тонкостей и хитростей в этом деле нет. Все достаточно ясно. Примитивная женская ревность, и больше ничего.

– Мне было бы в высшей степени интересно, мистер Блейк, узнать вашу реакцию на это дело.

– Реакцию! Реакцию! – с внезапным жаром заговорил Филипп Блейк, лицо которого побагровело от нахлынувших чувств. – Не говорите так. Я же не просто стоял там и реагировал! Вы как будто не понимаете, что убили… отравили моего друга! И ведь я мог спасти его, если б действовал быстрее…

– Как вы пришли к такому заключению, мистер Блейк?

– А вот так. Насколько я понимаю, вы уже ознакомились с фактами дела?

Пуаро кивнул.

– Очень хорошо. В то утро мне позвонил брат, Мередит. Он был в полном расстройстве. Пропала одна из его треклятых настоек. И не какая-нибудь, а смертельно опасная. Что же я сделал? Сказал, чтобы он пришел, и мы всё с ним обговорим. Решим, как нам быть. Как нам быть… Поверить не могу, что оказался таким глупцом! Нужно было сразу понять, что время терять нельзя. Пойти сразу же к Эмиасу и предупредить. Сказать: «Каролина украла у Мередита яд. Вам с Эльзой надо быть начеку».

Блейк поднялся и в волнении прошелся по комнате.

– Боже мой… Думаете, я не прокручивал это все десятки раз у себя в голове? Я знал. Я мог спасти его, но потерял время, дожидаясь Мередита! Как я мог не сообразить, что Каролина не станет ни колебаться, ни малодушничать… Она взяла яд, чтобы воспользоваться им, и воспользовалась при первой же возможности. Она не стала ждать, пока Мередит обнаружит пропажу. Я знал – разумеется, знал, – что Эмиасу угрожает смертельная опасность, и ничего не сделал!

– Думаю, вы напрасно корите себя, месье. Времени у вас было немного и…

Филипп Крейл перебил его:

– Мало времени? Предостаточно. У меня было множество вариантов. Я мог пойти к Эмиасу, пусть даже он не поверил бы мне. Таких, как Эмиас, нелегко убедить, что им угрожает опасность. Он бы только посмеялся, потому что никогда не понимал, какая ведьма эта Каролина. Но я мог бы пойти и к ней. Мог бы сказать: «Я знаю, что ты задумала. Знаю, что ты планируешь сделать. Но если кто-то, Эмиас или Эльза, умрет от отравления кониином, тебя повесят». Это ее остановило бы. Или, в конце концов, я мог позвонить в полицию. Да что там, многое можно было сделать… Но вместо этого я послушался Мередита, призывавшего не спешить и действовать осторожно. «Нужно убедиться… обговорить… удостовериться, кто мог ее взять…» Чертов идиот! Так и не смог за всю жизнь принять ни одного скорого решения. Повезло, что он старший сын и поместье досталось ему. Если бы пришлось зарабатывать самому, наверняка потерял бы все до последнего пенни.

– У вас не было сомнений относительно того, кто взял яд? – спросил Пуаро.

– Конечно, не было. Сразу понял, что это дело ее рук. Понимаете, я хорошо знал Каролину.

– Интересно. Мне тоже хотелось бы знать, что представляла собой Каролина Крейл.

– Она вовсе не была той оскорбленной невинностью, какой считали ее люди во время суда! – резко заявил Блейк.

– Тогда какой она, по-вашему, была?

– Вы действительно хотите знать? – спросил он, снова усаживаясь в кресло.

– Очень.

– Каролина была мерзавкой. Дрянью. Но при этом, имейте в виду, обладала шармом. И такими милыми манерами… Люди ей верили. Со стороны казалась хрупкой, беспомощной. Все хотели ей помочь. Я когда-то увлекался историей, читал… думаю, Каролина во многом походила на Марию, королеву Шотландии. Всегда милая, несчастная и привлекательная, а на самом деле холодная, расчетливая женщина, интриганка, спланировавшая убийство Дарнли и сумевшая выйти сухой из воды. Да еще и характер отвратительный, злобный… Не знаю, рассказали вам или нет – на суде этому случаю значения не придали, но он многое о ней говорит, – что она сделала с младшей сестрой? Каролина была ужасно ревнива. Когда ее мать снова вышла замуж, все ее внимание и забота перешли на маленькую Анжелу. Каролина не стерпела и даже попыталась убить малышку, ударив ее кочергой по голове. К счастью, удар оказался не смертельным. Но в любом случае это было отвратительно.

– Действительно.

– В этом поступке – настоящая Каролина. Ей во всем нужно было быть первой. Остальное ее просто не устраивало. А еще сидел в ней такой жестокий демон эгоизма, который, если его растревожить, мог и на убийство толкнуть.

Многие считали ее импульсивной, но на самом деле Каролина была расчетливой. Еще девочкой, бывая в Олдербери, она наблюдала за нами и составляла планы. Своих денег Каролина никогда не имела. Меня в расчет не принимала – младший сын, у которого впереди своя дорога… Забавно. Теперь-то я, наверное, мог бы и Мередита купить, и Крейла, будь он жив. Сначала она вроде как на Мередита нацелилась, но потом все-таки сделала ставку на Эмиаса. Рано или поздно ему достался бы Олдербери, и хотя больших денег поместье не обещало, Каролина понимала, что у него большой талант художника. В общем, она поставила не только на гениальность, но и на будущий финансовый успех. Поставила и выиграла. Признания долго ждать не пришлось. Модным мастером Эмиас не стал, но его талант признавали, и картины продавались хорошо. Вы его работы видели? У меня здесь есть одна. Пойдемте, посмóтрите.

Хозяин провел гостя в столовую и указал на левую от входа стену.

– Вот. Это Эмиас.

Пуаро молча смотрел на полотно, дивясь тому, как может человек наполнить своей магией столь обычную, избитую тему. Ваза с розами на полированном столе красного дерева. Избитый сюжет. Но каким неистовым, почти до неприличия буйным пламенем полыхали цветы! Само полированное дерево вибрировало, словно живое. Как объяснить волнение, возбуждаемое картиной? А она волновала. Пропорции стола наверняка огорчили бы суперинтенданта Хейла, который еще и пожаловался бы, что роз такого цвета просто не бывает. А потом еще долго пытался бы понять, чем ему так не понравились розы и почему его раздражают столы красного дерева.

Детектив вздохнул.

– Да, всё здесь.

– Сам я в искусстве ничего не понимаю, – проворчал, поворачиваясь к выходу, Филипп Блейк. – Не знаю, чем эта вещь так мне нравится, но вот смотрю и смотрю… Хороша, черт возьми.

Пуаро согласно кивнул.

Блейк предложил гостю сигарету и закурил сам.

– И вот человек, написавший эти розы, человек, написавший «Женщину с шейкером» и удивительное, до боли пронзительное «Рождение Иисуса», этот человек погибает в расцвете творческих и жизненных сил по прихоти мелочной, злобной, мстительной женщины!.. – Он помолчал. – Вы скажете, что я резок и необъективен в отношении Каролины. У нее был шарм – я сам это чувствовал. Но также знал, знал всегда, ту настоящую женщину, что пряталась за ширмой очарования. И эта женщина воплощала зло, жестокость и жадность.

– Мне, однако, говорили, что миссис Крейл приходилось многое терпеть и со многим мириться в семейной жизни.

– Да, так; и разве она не растрезвонила об этом сама! Выставляла себя мученицей! Бедный старина Эмиас… Его семейная жизнь была одним сплошным адом. Точнее, была бы, если б не одно исключительное обстоятельство. Искусство. Оно не предавало, и в нем он находил убежище. Беря в руку кисть и становясь к мольберту, забывал обо всем – о Каролине, ее вечных придирках и недовольстве, о постоянных распрях и ссорах. Поверьте, этому не было конца. Недели не проходило без какой-нибудь шумной стычки по любому поводу. Ей это нравилось. Ссоры служили ей стимулятором, давали выход эмоциям. Она выплескивала все обиды и претензии и нисколько при этом не сдерживалась. А потом ходила, довольная собой, и только что не мурлыкала, как обласканная, сытая кошечка. Но из него скандалы высасывали все соки. Он хотел мира и покоя, тихой жизни. Конечно, таким, как Эмиас, жениться вообще не следует – он не был создан для семьи. Романы, увлечения – да, но никаких семейных уз. Они сковывают и душат.

– Мистер Крейл сам говорил вам об этом?

– Как сказать… Он знал, что я – его верный друг. Ничего от меня не скрывал. Не жаловался. Не в его это было характере. Мог иногда поворчать – мол, черт бы побрал этих женщин… Или сказать что-нибудь вроде: «Никогда не женись, старина. Подожди, еще попадешь в ад после этой жизни»…

– Вы знали о его увлечении мисс Грир?

– Да, знал. По крайней мере, видел, как все начиналось. Эмиас сказал, что познакомился с чудесной девушкой. Сказал, что она другая, не такая, как те, с кем он встречался раньше. Я тогда не обратил особого внимания на эти слова. Эмиас постоянно знакомился с женщинами, о которых говорил, что они «другие». Правда, уже через месяц, когда при нем упоминали ту или иную особу, он смотрел на вас большими глазами и спрашивал, о ком идет речь! Но Эльза Грир действительно была другая. Я понял это, когда приехал в Олдербери на несколько дней. Она подцепила его на крючок, бедняга ел с ее руки.

– Вам не нравилась Эльза Грир?

– Нет, не нравилась. Определенно хищница. Хотела, чтобы Эмиас принадлежал только ей, полностью и без остатка. И все же я думаю, что она подходила ему лучше, чем Каролина. Возможно, заполучив Эмиаса и убедившись, что он принадлежит ей, она оставила бы его в покое. Или же – такое тоже не исключено – устала бы от него и нацелилась на кого-то еще. Лучше всего для Эмиаса было бы вообще не путаться с женщинами.

– Но такой вариант, похоже, был бы ему не по вкусу?

– Этот болван постоянно находил приключения себе на голову… – Филипп Блейк вздохнул. – Причем вообще-то женщины значили для него немного. За всю жизнь только две и произвели на него впечатление – Каролина и Эльза.

– Как он относился к девочке? – спросил Пуаро.

– К Анжеле? Мы все ее любили. Такая молодчинка… Постоянно что-то придумывала. Бедная гувернантка, вот уж кому тяжко приходилось… Так вот, Эмиас любил Анжелу, но иногда она заходила слишком далеко, и он ужасно на нее злился. Вот тогда и вмешивалась Каролина. Она всегда принимала сторону Анжелы, и это окончательно добивало Эмиаса. Он терпеть не мог, когда они объединялись против него. Как видите, в доме было слишком много ревности. Эмиасу не нравилось, что Каро всегда ставит Анжелу на первое место и готова ради нее на все. Анжеле не нравилось, что Эмиас всеми командует. Именно он решил отправить ее осенью в школу, и девочка злилась на него из-за этого. Не потому, что ей не нравился план со школой – вообще-то она хотела поехать, – а потому, что Эмиас решил все в одиночку, не поговорив с ней. В отместку Анжела устраивала всякие штучки. Однажды, например, подложила ему в постель с десяток слизней. Вообще-то, как мне кажется, Эмиас был прав: девочку пора было приучать к дисциплине. Даже мисс Уильямс, при всем своем опыте, признавала, что не всегда может справиться с подопечной.

Он замолчал.

– Когда я спрашивал, как Эмиас относился к девочке, я имел в виду его собственную дочь, – сказал Пуаро.

– Вот как? Вы про малышку Карлу? Да, ее любили все. И Эмиас, когда был в настроении, с удовольствием играл с ней. Но любовь к дочери не помешала бы ему жениться на Эльзе, если вы это имели в виду. Какого-то особенного чувства он к ней не испытывал.

– А Каролина была очень привязана к девочке?

В лице Филиппа Блейка что-то дрогнуло, его как будто исказил тик.

– Не могу сказать, что она была плохой матерью. Нет, не могу. Это единственное…

– Да, мистер Блейк?

– Это единственное, что вызывает у меня сожаление, – медленно, словно через силу, сказал Блейк. – Мысль о ребенке. Такая трагедия для ее молодой жизни… Девочку отослали за границу, к кузине Эмиаса и ее мужу. Надеюсь… очень надеюсь, что им удалось уберечь ее от правды.

Пуаро покачал головой.

– Правда, мистер Блейк, имеет обыкновение сама выходить наружу. Даже по прошествии лет.

– Хотелось бы мне знать… – пробормотал маклер.

– В интересах правды, – продолжал детектив, – хочу попросить вас сделать кое-что.

– Что же?

– Я хотел бы, чтобы вы подробно описали все, что происходило в те дни в Олдербери. То есть я прошу представить мне полный отчет об убийстве и сопутствовавших ему обстоятельствах.

– Но, мой дорогой друг, прошло столько времени… В отчете будет полно неточностей.

– Вовсе не обязательно.

– Определенно.

– Нет. С течением времени мозг сохраняет важное и отсекает второстепенное.

– Так вам нужно по возможности полное изложение фактов?

– Вовсе нет. Мне нужно доскональное и добросовестное описание всех имевших место событий и всех разговоров, которые вы слышали.

– А если я запомнил их неверно?

– Постарайтесь сделать все, что в ваших силах. Пробелы наверняка возникнут, но с этим ничего не поделаешь.

Блейк с любопытством посмотрел на него.

– Но в чем идея? Документы из полицейских архивов дадут вам гораздо более точное представление обо всем.

– Нет, мистер Блейк. Мы говорим сейчас о психологической точке зрения. Мне не нужны голые факты. Мне нужны факты, отобранные вами. Ответственность за отбор ляжет на время и вашу память. Возможно, было что-то такое – поступки, слова, – что не попало в полицейские отчеты. Я говорю о тех поступках и словах, которые вы сочли незначительными, о которых не упомянули и которые предпочли бы не вспоминать.

– Этот мой отчет будет опубликован? – резко спросил Блейк.

– Совершенно точно нет. Его прочту только я. И он поможет мне сделать собственные выводы.

– Вы не будете цитировать его без моего согласия?

– Нет.

– Хмм… Я очень занятой человек, месье Пуаро.

– Понимаю, это потребует времени и усилий. Я с радостью выплачу вам гонорар… в разумных пределах.

Последовала секундная пауза, после чего Филипп Блейк выпалил:

– Нет, если я сделаю это, то бесплатно.

– Так вы сделаете?

– Помните, – предупредил Блейк, – я не могу поручиться за точность моей памяти.

– Я прекрасно это понимаю.

– В таком случае я сделаю это с удовольствием, поскольку чувствую себя в некотором смысле… обязанным Эмиасу Крейлу.