Глава 9
Вторая смерть
Хоть и не понимая причины волнения Пуаро, я, хорошо его зная, не сомневался в том, что у него есть для этого основания.
Когда мы прибыли в Роуздью-мэншнз, мой друг выскочил из такси, расплатился с шофером и поспешил к дому. Квартира мисс Адамс располагалась на втором этаже, о чем нас извещала визитная карточка на двери.
Не дожидаясь лифта, которому надо было спуститься с верхнего этажа, Пуаро стал подниматься по лестнице.
Сначала он постучал, потом позвонил. Через несколько мгновений дверь открыла опрятная женщина средних лет с собранными в тугой пучок волосами. Ее глаза покраснели, как будто она плакала.
– Где мисс Адамс? – нетерпеливо произнес Пуаро.
Женщина удивленно посмотрела на него:
– Разве вы не слышали?
– О чем?
Ее лицо залила смертельная бледность, и я понял, что случилось то, чего и боялся Пуаро, – что бы это ни было.
Женщина медленно покачала головой.
– Она мертва. Умерла во сне. Это ужасно.
Пуаро привалился к косяку.
– Опоздали, – пробормотал он.
Его сожаление было настолько бурным, что женщина повнимательнее пригляделась к нему.
– Простите, сэр, вы ее друг? Я не помню, чтобы видела вас здесь раньше.
Мой друг не ответил на ее вопрос. Вместо этого он спросил:
– Вы вызывали врача? Что он сказал?
– Что она приняла чрезмерную дозу снотворного… Ох, какая жалость! Такая молодая! Такая милая! Опасная это штука – сонные порошки. Это был веронал, как он сказал.
Пуаро неожиданно оторвался от косяка и выпрямился. В его манерах появились решительность и властность.
– Мне нужно пройти в квартиру, – сказал он.
Женщина преисполнилась сомнений и подозрений.
– Мне кажется, вам… – начала она.
Но Пуаро не собирался отступать. Он выбрал, по всей видимости, единственный путь, который мог привести к результату.
– Вы должны впустить меня, – сказал он. – Я – детектив, и мне нужно выяснить обстоятельства смерти вашей хозяйки.
Женщина, охнув, подвинулась в сторону, и мы прошли в квартиру. Пуаро тут же взял ситуацию под контроль.
– То, что я сказал вам, – повелительным тоном произнес он, – строго конфиденциально. Никто не должен об этом знать. Пусть все продолжают думать, будто смерть мисс Адамс – это несчастный случай. Прошу вас, дайте мне имя и адрес врача, которого вы вызывали.
– Доктор Нит, дом семнадцать, Карлайл-стрит.
– А вас как зовут?
– Беннетт… Элис Беннетт.
– Как я вижу, вы были привязаны к мисс Адамс, мисс Беннетт.
– О да, сэр. Она была милой. Я работаю у нее уже год, с тех пор как она поселилась здесь. Она не такая, как все эти актрисульки. Она истинная молодая дама. Изысканная, элегантная… ей нравилось, когда вокруг все было со вкусом.
Пуаро внимательно слушал ее, всем своим видом выражая сочувствие. Теперь в его манерах не было и намека на нетерпение. Я понимал, что сейчас лучший способ добыть нужные ему сведения – это доброта и ласка.
– Должно быть, для вас это стало страшным шоком, – мягко заметил он.
– Ох, да, сэр. Я принесла ей чай… в половине десятого, как обычно, а она еще лежала… я подумала, что спит. И я поставила поднос. И раздвинула шторы… одно кольцо зацепилось, сэр, и мне пришлось сильно дернуть. Оно с таким шумом загромыхало по карнизу… Я оглянулась и удивилась, что он не разбудил ее. А потом вдруг кое-что привлекло мое внимание. То, как она лежала. Поза неестественная. Я подошла к кровати и дотронулась до ее руки. Она была ледяной, сэр, и я закричала.
Она замолчала, из ее глаз потекли слезы.
– Да-да, – с состраданием сказал Пуаро, – для вас это, наверное, было ужасно. Мисс Адамс часто принимала препараты, чтобы лучше спать?
– Она изредка принимала что-то от головной боли, сэр. Какие-то маленькие таблетки в пузырьке… а вот вчера вечером выпила что-то другое. Во всяком случае, доктор так сказал.
– Вчера вечером к ней кто-нибудь приходил? Какие-нибудь посетители?
– Нет, сэр. Вчера вечером ее не было дома.
– Она сказала вам, куда поехала?
– Нет, сэр. Она вышла из дома около семи.
– А! Как она была одета?
– На ней было черное платье, сэр. Черное платье и черная шляпка.
Пуаро покосился на меня.
– На ней были какие-нибудь драгоценности?
– Только нитка жемчуга, она всегда ее носит, сэр.
– А перчатки… у нее есть серые перчатки?
– Да, сэр. Она надела серые перчатки.
– А! А теперь, будьте любезны, скажите, в каком она была настроении? Какой она была: веселой? Радостной? Грустной? Нервной?
– Мне кажется, сэр, она чему-то радовалась. Постоянно улыбалась, как будто вспоминала хорошую шутку…
– В котором часу она вернулась?
– Чуть позже двенадцати, сэр.
– И в каком настроении была по возвращении? В таком же?
– Она была дико уставшей, сэр.
– Но не расстроенной? И не опечаленной?
– О нет, сэр. Мне кажется, она была чем-то очень довольна, тем, что было сделано, если вы понимаете, о чем я. Стала звонить кому-то по телефону, потом сказала, что не станет ждать. Что сделает это завтра утром.
– А! – Глаза Пуаро возбужденно заблестели. Он наклонился вперед и с деланым безразличием спросил: – Вы слышали имя того человека, которому она звонила?
– Нет, сэр. Она просто назвала номер и ждала, а потом на коммутаторе сказали: «Я пытаюсь установить соединение», сэр, и она сказала: «Хорошо, – а потом вдруг зевнула и сказала: – О, я не могу ждать. Я слишком устала». – Потом положила трубку и начала раздеваться.
– А какой номер она называла? Вы запомнили? Подумайте. Это может быть важным.
– Простите, но я не помню, сэр. Помню лишь то, что номер был где-то в районе Виктории. Я не прислушивалась, видите ли.
– Она что-нибудь пила или ела, прежде чем лечь спать?
– Выпила стакан горячего молока, сэр, как всегда.
– Кто готовил его?
– Я, сэр.
– Кто-нибудь заходил в квартиру?
– Никто, сэр.
– А раньше, днем?
– Никто не приходил, насколько я помню, сэр. Мисс Адамс куда-то уезжала на обед и на чай. Она вернулась в шесть часов.
– Когда принесли молоко? То молоко, что она пила на ночь?
– Молоко было свежим, сэр. Дневной доставки. Мальчик приносит его в четыре дня и оставляет снаружи. Ой, сэр, я уверена, что с молоком все было в порядке, сэр. Я пила его сегодня утром. Да и доктор четко сказал, что она сама приняла те ужасные порошки.
– Возможно, я ошибаюсь, – сказал Пуаро. – Да, вполне возможно, что я ошибаюсь. Я повидаюсь с доктором. Но, видите ли, у мисс Адамс были враги. В Америке все по-другому…
Он замолчал, но добрая Элис уже заглотнула наживку.
– Ой, я знаю, сэр. Я читала про Чикаго, про бандитов и все такое. Дурная это страна; не понимаю, почему полиция ничего с этим не делает. У нас полицейские совсем другие.
Слава богу, Пуаро не стал развивать эту тему, понимая, что островной патриотизм помешает Элис внять каким-либо доводам и объяснениям.
Его взгляд упал на маленький чемодан, даже не чемодан, а атташе-кейс, лежавший на стуле.
– Мисс Адамс брала вот это с собой, когда уезжала вчера?
– Она взяла его утром, сэр. Когда вернулась после чая, его у нее не было, но потом она принесла его.
– А! Вы позволите открыть его?
Элис Беннетт готова была позволить что угодно. Как и многими осторожными и подозрительными женщинами, ею можно было манипулировать с той же легкостью, что и ребенком, стоило ей преодолеть свое недоверие. Сейчас она согласилась бы на все, что бы ни предложил Пуаро.
Кейс оказался не заперт, и мой друг открыл его. Я подошел и заглянул ему через плечо.
– Видите, Гастингс, видите? – радостно пробормотал он.
Содержимое наводило на размышления.
В кейсе лежали коробка грима, два предмета, в которых я узнал вкладыши в обувь для увеличения роста примерно на дюйм, пара серых перчаток и завернутый в папиросную бумагу парик тонкой работы. Светлые волосы точно такого же оттенка, как у Джейн Уилкинсон, были уложены в такую же, как у нее, прическу с прямым пробором и локонами сзади.
– Вы все еще сомневаетесь, Гастингс? – спросил Пуаро.
До этого момента я сомневался. Теперь же все мои сомнения исчезли.
Мой друг закрыл чемоданчик и обратился к горничной:
– Вам известно, с кем мисс Адамс ужинала вчера вечером?
– Нет, сэр.
– Вам известно, с кем она обедала или пила чай?
– Насчет чая я ничего не знаю, сэр. А вот обедала она, я думаю, с мисс Драйвер.
– С мисс Драйвер?
– Да, с ее близкой подругой. У той шляпный магазин на Моффат-стрит, недалеко от Бонд-стрит. Называется «Дженевьева».
Пуаро записал адрес в своем блокноте под адресом врача.
– Еще одно, мадам. Вы можете вспомнить – что угодно, – что мадемуазель Адамс говорила или делала после своего возвращения в шесть вечера. Не показалось ли вам что-нибудь необычным или важным?
Горничная на минуту или две задумалась.
– Не могу сказать, чтобы я что-то заметила, – наконец заговорила она. – Я спросила у нее, будет ли она чай, и мисс Адамс ответила, что уже пила.
– О! Она сказала, что уже пила чай, – перебил ее Пуаро. – Pardon. Продолжайте.
– После этого она писала письма, пока не уехала.
– Письма, да? Вам известно, кому?
– Да, сэр. Вообще-то письмо было одно – к ее сестре в Вашингтон. Она писала сестре регулярно, два раза в неделю. Она захватила его с собой, чтобы по дороге бросить в ящик. Но забыла.
– Значит, оно все еще здесь?
– Нет, сэр. Я его отправила. Она вспомнила о нем, когда вчера вечером собиралась лечь спать. Я сказала, что сбегаю на почту. Что его еще можно отправить, если наклеить дополнительную марку и бросить в ящик для поздней корреспонденции.
– А! Это далеко?
– Нет, сэр, почта за углом.
– Уходя, вы заперли за собой дверь квартиры?
Беннетт удивленно уставилась на него:
– Нет, сэр. Я просто прикрыла ее… я всегда так делаю, когда хожу на почту.
Пуаро хотел что-то сказать, но потом, кажется, передумал.
– Вы желаете взглянуть на нее, сэр? – полным слез голосом спросила горничная. – Она лежит там, такая красивая…
Мы прошли вслед за ней в спальню.
Как ни удивительно, Карлотта Адамс выглядела спокойной и более юной, чем в тот вечер в «Савойе». Она напоминала спящего уставшего ребенка.
Пуаро стоял и смотрел на нее, и на его лице было странное выражение. Я увидел, как он перекрестился.
– J’ai fait un serment, Гастингс, – сказал он, когда мы спускались вниз.
Я не стал спрашивать, что за клятву он дал. Я догадывался.
Минуту или две спустя Пуаро произнес:
– Хоть один груз снят с души. Я не смог бы спасти ее. К тому моменту, когда я узнал о смерти лорда Эджвера, она уже была мертва. Это утешает меня. Да, это утешает.
