Глава 7

Отсутствовал Вася недолго. Вскоре Настя услышала еще один звук. Это был возглас, значение которого трудно было не понять. Вася определенно что-то нашел в той комнате. И находка не сильно его обрадовала.

– Вася, ты там как?

Вместо ответа в дверях комнаты появился сам Вася.

– Тебе лучше уйти, – сказал он, избегая смотреть в глаза Насти. – Иди на улицу и подожди полицию там.

– А… А почему тут будет полиция?

– Тебе этого лучше не знать! Иди!

– Никуда я не пойду. Вот еще! Раскомандовался! Не забывай, что ты участвуешь в этом расследовании только благодаря мне!

Насте показалось, что Вася что-то хочет ей возразить, но он опомнился и замолчал. И очень хорошо, что замолчал, а то Настя напомнила бы ему, как начиналось их расследование. Если бы она не разрешила Васе сопровождать ее на ночной прогулке по Сосновке, фиг бы он сейчас тут распоряжался. Крутил бы баранку за своего брата или парился бы на скучных лекциях в своем институте.

– Кого еще убили? – требовательно спросила она. – Павла?

Вася покачал головой.

– А кого?

– Думаю, что это Ираклий. Утверждать не могу, но определенное внешнее сходство с Серго и Автандилом у убитого присутствует.

После этих слов Настя уже не могла устоять на месте. Она отпихнула Васю, который все еще что-то бормотал о том, что лишние отпечатки на месте преступления только затруднят работу следствия, ей лучше не вмешиваться, а предоставить все профессионалам, и что-то еще столь же нудное. Едва войдя в комнату, Настя забыла про Васю. Тут было на что посмотреть. Кем бы ни был убитый, он дорого продал свою жизнь и перед смертью сражался как лев. Вся мебель в комнате была перевернута и раскидана в разные стороны. Посуда и вообще все, что могло биться, разбилось, а что могло ломаться, то сломалось.

Видимо, Ираклий спокойно наслаждался хорошим ужином с бутылочкой красного грузинского вина, шашлыком из барашка и овощным ассорти со свежей зеленью. Почему он это делал в чужом доме, загадка. Но когда на него напали, он как раз дожевывал мясо, потому что даже сейчас губы и рот у него лоснились от жира, хотя сейчас от этого ужина остались лишь воспоминания, все тарелки были перебиты, лежащая на них закуска разлетелась по комнате, а один кусок сыра даже прилип к потолку.

– Что тут было? Кто его так?

Тут же Настя подумала: кто бы ни напал на Ираклия, это точно был не Павел. Почему? Достаточно было посмотреть, сколько сил, средств и внимания было вложено Павлом в обустройство этого дома, чтобы понять, что такого разгрома он у себя дома точно бы не учинил. Предпочел бы подкараулить Ираклия где-нибудь в другом месте, на улице например. Там, где ущерб новенькой дорогостоящей обстановке был бы минимален.

– Осторожней, – зудел над ухом Вася. – Не наступай сюда. Тут могут быть следы преступника.

– Я даже не подозревала, что ты такой зануда. Откуда это в тебе прорезалось? Ну, наслежу я тут немножко, хуже уже не будет. Посмотри, что вокруг делается!

А вокруг был такой разгром, что становилось ясно: Ираклий сражался героически. И все же он проиграл. Кто-то умудрился нанести ему удар по голове, который и свалил с ног этого крупного мужчину.

– Видимо, удар был такой силы, что сразу же отправил беднягу в нокаут.

– От него он и умер?

– Других ранений, кроме дыры в голове, я не вижу. Несколько ссадин – это ерунда, их он получил во время драки.

– Когда это случилось?

Вася потрогал тело и задумался.

– Несколько часов прошло – это точно. Труп уже коченеет.

– Если эта кинза и базилик были свежими, когда Ираклий их кушал, то больше. Зелень совсем скукожилась. Такой она бывает наутро после застолья. Я бы сказала, что прошло не меньше десяти – двенадцати часов. От Сосновки красная «ауди» отъехала в два часа ночи. Тут ее водитель мог быть уже около половины третьего, значит, он мог либо наблюдать убийство Ираклия, либо присутствовать при нем.

– Промежуток между тем моментом, когда машина проехала мимо камеры наблюдения у въезда в поселок в направлении дома Сальникова, и тем, когда машина проехала обратно, всего восемнадцать минут. В три двадцать пять красная «ауди» снова проследовала по пути в город.

– Затем водитель машины оставил ее возле дома Гороховой, которая вернулась из своего ночного загула с Павликом лишь в половине шестого. Но если Фасолька кутила с Павликом всю ночь, она не могла быть за рулем машины в Сосновке и в Царском Селе.

– Нужно опросить соседей! – решила Настя. – Судя по всему, минувшая ночь тут была бурной. Может быть, кто-нибудь из них что-то видел.

– Ты иди по соседям, а я попытаюсь разобраться в следах возле дома. Кто бы сюда ни приходил, он должен был оставить свои следы. Тем более если убийц было двое или больше.

– Почему ты думаешь, что их было несколько?

– Я исхожу из габаритов убитого. Если с Тамарой мог справиться и один мужчина, даже ее дядя или сам Павел, то в случае с Ираклием ситуация осложняется.

Настя взглянула на убитого и согласилась с выводами Васи. Ираклий был мужчиной еще очень крепким, с широкими плечами, которые так и бугрились мышцами. Руки у него были громадные, покрытые густыми черными волосами. Настоящий герой, одному плюгавенькому очкастенькому Павлу нечего было и мечтать справиться с таким бойцом.

– Если бы еще удар пришелся по затылку, может, я бы сомневался, – рассуждал Вася. – Но тут дело очевидное, ударили в висок и спереди.

– А чем? – встрепенулась Настя.

Вася огляделся.

– Ничего подходящего не вижу. Похоже на топор. Видно, как пошел удар. Значит, Ираклий стоял лицом к своему противнику, но все-таки пропустил удар. Нет, это был не Павел.

– Конечно, – подтвердила Настя, – в случае с Сальниковым не пришлось бы Ираклию так долго сражаться. Ираклий размазал бы Павла с первого же маха. Вон какие у Ираклия кулачищи. Павел против него просто заморыш.

– Тем не менее Павел тут мог быть. Нельзя исключать возможность того, что это он ездил на красной «ауди». И нам нужно выяснить, что он мог видеть. Иди к соседям.

И Настя пошла. Начать она решила с того деда, которого они уже видели. Вначале тот был настроен не слишком дружелюбно. Настя оторвала его от обеда.

– Убили? Ираклия? Какого еще Ираклия? Хозяйка дома бабка Анна. Дочка у ней Глаша. А из мужиков у них в семье один Павел. Его, что ль, прикокнули? Хотя вряд ли, своим ходом он уходил. Топора у него в башке я не заметил. Вышел, в машину сел и укатил. Сам укатил, а свет в доме оставил. Ну, у богатых свои привычки.

– А эту машину вы у Павла уже видели?

– Прикатывал на ней пару раз. Бабская машина, я ему так и сказал. Только Пашку такими вещами не прошибешь. Он мне цену, какую эта тачка стоит, на ухо шепнул, я и заткнулся.

– Значит, Павла вы прошлой ночью видели?

– Видел, – уверенно кивнул дед. – Как приходил, врать не стану, не видел. А как уходил, очень даже хорошо разглядел.

– И как он выглядел? Напуганным?

– Нет, с чего ему напуганным выглядеть? Довольный был. Веселый даже. Со мной не поздоровался, но мне не привыкать. Я ему поклон, а он мне шиш. Да это я не удивлен, Пашка всегда с гнильцой был. Падаль, а не парень. А уж как с прошлого году деньгу зашибать начал, то все, нос задрал выше Пизанской башни. Ни здрасьте теперь соседу, ни до свиданья, словно я для него пустое место, а не человек.

– Это он всегда теперь так или только вчера?

– Что падаль – это всегда! – недовольно буркнул дед. – А чтобы не здороваться, впервые с ним такое. Ну, а кого убили-то?

– Хозяина, на которого Павел работал.

– Вот это дело! – неожиданно обрадовался старик. – Значит, Пашку теперь с работы турнут? Снова тыщонки с моей пенсии до своей зарплаты просить станет? Не стало хозяина, не будет и работы, правильно я рассуждаю?

И вредный старикан даже повеселел.

– Вот это дело! Вот это славно!

Сочувствия к убитому тут не наблюдалось вовсе. Чистое, незамутненное другими чувствами злорадство.

Но внезапно старик помрачнел.

– Это что же получается? Если труп в доме у Пашки, а сам Пашка ночью тут был, то сам мог этот труп организовать? Это что же? Пашку теперь посадить могут?

– Вы Павла хорошо разглядели?

– Нет, прямо нос к носу я с ним не сталкивался. С крылечка наблюдение вел. Но бородка его, очки тоже его. Шляпа какая-то на голове была, шляпы он обычно не носит. Но машина-то знакомая! Машину я уж ни с какой другой не перепутал!

– Машину не могли перепутать, а Павла, выходит, могли?

Настя была рада видеть, что, когда дело дошло до серьезных проблем у соседа, старик мигом переменился.

– Не убивал Пашка этого вашего Ираклия. Кишка у него для этого тонка. Бабы его воспитывали, мать, бабка да тетка. Избаловали пацана, испортили. Не мужик, а тряпка вырос он у них. Ему легче самому убиться, чем кого-нибудь убить. В прошлом годе я куриц держал, по осени резать их начал потихоньку. Одного хорошего цыпленка бабке Анне подарил, та Пашку попросила курице голову отрубить, так он не смог. Такую истерику закатил, все соседи сбежались. Самому пришлось голову птице оттяпать.

Настя подозрительно взглянула на разболтавшегося соседа. Курице голову топором… Дикость какая. Но если деду это так легко, может, он и Ираклия того… топориком по голове тюк – и привет. Натренировался, небось, на своих курицах, набил руку. Но дед выдержал испытующий взгляд Насти, как говорится, не моргнув глазом. Нет, ничего плохого он не имел в виду, просто искренне сетовал, что не мужик вырос его сосед Пашка, курице голову отрубить не может и человека убить, соответственно, тоже.

– А вы еще кого-нибудь, кроме Павла, прошлой ночью видели?

– «Газель» еще приезжала из ресторана. Это уже после отъезда Пашки было.

– Откуда знаете, что из ресторана?

– Так на ней написано было: «Ресторан «Тифлис», грузинская и европейская кухня».

Вот откуда взялся шашлык, которым наслаждался Ираклий перед тем, как погибнуть. И вино, и закуски, и мясо – все приехало из ресторана.

– А Павел уехал раньше или позже этой машины?

– Говорю же, раньше.

– И был один?

– Ну да, один Пашка из дома выходил. А свет не погасил, потому что в доме у него этот Ираклий оставался. Так получается!

Оставаться-то он там оставался, но живой или как? Вот в чем был вопрос.

– Спасибо, я тогда к другим соседям пойду.

– Сходи, внучка, сходи. Глядишь, чего и узнаешь.

Но у других соседей любопытства было вообще ноль. Когда Настя начала расспрашивать, кто и что слышал или видел минувшей ночью, на нее лишь непонимающе таращились. Эти соседи даже приезд Павла проворонили. Растяпы! Настя поплелась назад.

Дед ее караулил, стоя у калитки. Увидев, что Настя возвращается, метнулся в дом, откуда за руку притащил свою жену.

– Моя старуха тебе что-то сказать хочет. Ну, говори!

Старушка у деда была нарядная. Крашеная под блондинку, с короткими тугими кудряшками. И гораздо моложе супруга.

Она расправила яркий в белый горох передник, обшитый по краю кокетливой кружевной рюшечкой, и неожиданно быстро и охотно заговорила:

– Видела я ее, видела! Из дома выскочила, по сторонам глазюками своими жуткими зырк-зырк, да и бежать. А в сирень, что за домом Вали растет, что-то кинула. Видала я, как там ветки колыхнулись. А сама-то жуткая да страшная, чисто смертушка. Я в первый миг даже обмерла вся. Ну, конец мой пришел, так подумала. А потом смотрю, нет, живой человек, только страшная из себя очень.

– Подождите, – попыталась вклиниться Настя в сплошной монолог старушки. – Вы о ком говорите? Тут ночью была еще какая-то женщина?

– Была, была!

– Вот эта?

И Настя достала буклет, в котором была фотография Фасольки.

Соседка взглянула и восхитилась:

– Дед, смотри, Пашка наш тоже тут! Ишь ты, франт какой! И фотография красивая. Это кем же он работает? Управляющий фитнес-клубом. Слышь, дед, фитнес – это вроде столовки? Геркулес сырой жрут да ягодами без сахара его заедают, так, что ль?

– И еще соки пьют. И на тренажерах качаются.

– Ишь ты, куда втиснулся, – поразилась старушка. – И как сумел? Впрочем, чего говорить, ушлый он уродился. В игольное ушло просочится. Да себе на беду. Место это Павлу совсем не подходит. Сроду он спортом не занимался, нечего теперь и начинать.

Настя перебила разговорившуюся старушку:

– Вы на фотографию вот этой женщины посмотрите. Узнаете ее?

– Нет. Впервые вижу.

– Разве не она тут ночью была?

– Что ты! – отмахнулась старушка. – Вот придумала! Я же тебе русским языком говорю, та страшная была, словно смерть. Глазюки черные, морщины, нос крючком, патлы седые во все стороны развеваются.

– Вы так хорошо ее рассмотрели?

– Такое увидишь, не скоро забудешь! Сама из себя до того худая, что одежда прямо болтается. Одну ногу приволакивает, словно хромает, да еще горб на спине!

– Мамочки!

– Вот тебе и мамочки! А я как эту «красоту» в ночи увидела, так чуть Богу душу-то и не отдала. Хорошо еще, что Валет залаял, бабу эту жуткую и спугнул. Убежала она, только куст тот и колыхнулся.

– А откуда она появилась?

– Так с участка Павла выскочила, о чем и речь. У Павла над воротами фонарь вкопан, ночью он светил, поэтому бабу эту я хорошо рассмотрела. Она из калитки вышла и ровнехонько под фонарем встала. А мне-то как раз не спалось, я у окошка с книжкой сидела, вот и разглядела в подробностях.

Не спалось ей! Сидела она! С книжкой! Коли с книжкой бы сидела, так свет бы у себя в комнате зажгла. А с горящим в комнате светом немного на темной улице разглядишь. Все было ясно и так, старушка уселась у окна, чтобы немного пошпионить за домом соседа. Очень уж любопытно было им с мужем, кого там среди ночи привез к себе в гости их внезапно разбогатевший соседушка. Не давала зависть покоя этим достойным людям, ела, грызла их изнутри, вот и решили они проверить легальность доходов Павлика. А как такое проверишь? Способов у соседушек было для этого немного, только вынюхивать да высматривать, что происходит у Павла во дворе. Авось, где-нибудь да и проколется Павлик.

Впрочем, морально-этическую сторону вопроса имело смысл оставить на совести самой старушки. Для следствия такой свидетель был просто неоценим. От этого Настя и отталкивалась. Она тут же потащила старушку к Васе, который с хмурым видом прохаживался по двору, изучая следы. Следов было много, они тянулись в разных направлениях, но отчего-то Вася не веселел. Однако, услышав рассказ соседки, мигом перестал хмуриться и потребовал, чтобы ему показали тот куст, который колыхнулся, когда мимо него пробегала хромая горбунья.

– Вот этот куст.

Вася не без труда, но все же раздвинул нижние ветви. За этим старым кустом никто специально не ухаживал. Он густо оброс снизу молодой порослью, которая к тому же перепуталась с прошлогодней травой, не успевшей пожухнуть за прошедшую теплую зиму. Чтобы разглядеть, что делается у корней куста, нужно было хорошенько постараться.

– Слышь, милок, может, тебе перчатки из сарая принести? Поранишь руки-то колючками.

Но Вася не жалел своих рук, и вскоре радостно присвистнул.

– Нашел!

– Чего нашел? – подалась вперед бабка. – Деньги?

– Орудие убийства!

– Ой! – бабка мигом потеряла всякий интерес к находке и поспешно отодвинулась назад.

Настя, напротив, шагнула ближе. Наклонившись, она увидела причудливо изогнутое лезвие, насаженное на грубую рукоятку.

– А вот и оружие, которым был убит Ираклий.

– Думаешь, это оно?

Вася кивнул.

– Тут на лезвии до сих пор видна кровь. Преступница даже не озаботилась тем, чтобы вытереть оружие.

Настя пригляделась. Оружие было странной формы. Вроде бы и топор, а вроде бы и тесак, и мачете, и секира. Не поймешь что.

– Никогда не видела таких топоров.

– Это топор мясника. Используется для разделки туши забитого животного.

– Значит, Ираклия зарубили этим топором?

– Да. И оружие – это очень ценная улика. Видишь, даже отпечатки на рукоятке сохранились.

Настя пригляделась. Отпечатки были четко видны. Но что-то в них девушке показалось странным. И пока Вася делал фотографии своей находки, как он объяснил, для дяди, Настя внимательно разглядывала рукоять топора. Выструганная из дерева, она носила следы долгого и частого использования. Рукоятка буквально блестела, отполированная тысячами рабочих рук, которые сжимали ее.

На рукоятке были четко видны две буквы русского алфавита: «А» и «Я». Обе они были так глубоко выжжены в дереве, что даже долгие годы использования не смогли стереть их.

– Интересно, что это может значит? «А» и «Я». Чьи-то инициалы?

Вася взгляну на замерших поблизости соседей.

– Знакомый инструментик?

Но старики лишь отрицательно покачали головами. Вид у них был перепуганный, они не могли отвести глаз от орудия убийства.

– Никогда такого не видели.

– И зачем такой? Дрова рубить им несподручно. Разве что в лесу ветки сшибать, да нету у нас тут поблизости джунглей, чтобы с этаким мачете через них продираться.

Настя еще раз внимательно оглядела тесак. На лезвии осталась кровь и несколько черных волосков, скорее всего, с головы Ираклия – на это лучше не смотреть. А вот рукоятка в этом плане куда безопасней. Кроме букв, на ней четко видны пять отпечатков. Четыре побольше, один поменьше. Вроде бы все правильно. Но что же не давало Насте покоя? Что тут было не так? И внезапно ее осенило.

– Вася! – воскликнула она так, что приятель чуть было не выронил смартфон, который держал в руках. – Я поняла!

Вася на лету поймал гаджет, а потом воззрился на Настю с возмущением.

– Разве можно так орать над ухом? А если бы я его уронил?

Но Настя его не слушала.

– Вася! Я все поняла. Их пять! Понимаешь? Отпечатков пять, а должно быть четыре!

– Почему четыре?

– Ты как держишь топор?

– Руками.

– Понятно, что руками. Но у тебя четыре пальца обхватывают рукоять топора или ножа с одной стороны, а пятый – большой – оказывается с другой. Так?

– Да, конечно.

– А тут не четыре отпечатка в ряд выстроились, а пять! А шестой находится с другой стороны. Понимаешь? Шесть отпечатков! Шесть пальцев! Убийца Ираклия тоже была шестипалой! Она не только уродливая, хромая и горбатая, она еще и шестипалая!

И Настя с облегчением рассмеялась.

– Найти преступницу с такими приметами будет делом несложным. Даже в огромном городе подобная особа будет выделяться на фоне остальных.

Но Вася не торопился радоваться.

– У нас есть отпечатки пальцев, но не факт, что преступница орудовала голыми руками. Она могла держать топор и в перчатках. У нас есть описание внешности преступницы, но одежду легко сменить, а седые волосы спрятать под платок, парик, шапку или вовсе перекрасить. И наконец, последнее, что меня смущает, – очень уж приметы выглядят подозрительно.

– Почему?

– Да как-то все сразу. И хромая, и горбатая, и уродина. Уж не подстава ли это?

– Как это?

– Кто-то мог замаскироваться под подобную особу, чтобы мы кинулись искать именно хромую и горбатую бабу. Уже немолодую, если судить по седым патлам. А на самом деле это мог быть совсем другой персонаж. Молодой, стройный мужчина, который лишь изменил свою внешность, чтобы свидетели не смогли его опознать.

– Ты же про Павла сейчас говоришь? Но у него не шесть пальцев на руках… или тоже шесть?

– Дались тебе эти шесть пальцев! – воскликнул Вася. – Сказано же, подставить он кого-то хотел. Замаскировался! И шесть отпечатков на топоре как раз этой цели наилучшим образом и послужат! Ну, подумай сама, не глупо ли кидать орудие убийства непосредственно на месте преступления?

– Он… то есть она не на месте преступления, а в сторонке.

– В сторонке! – передразнил ее Вася. – Думаешь, если мы нашли, то полицейские бы не сумели? Преступник точно знал, что орудие убийства будет найдено. Будут найдены отпечатки шести пальцев. И свидетели из дома напротив будут утверждать, что видели хромую и горбатую тетку. А теперь, господа сыщики, пойдите и поищите такую. Даже если случайно найдете такую особу, то не жалко.

– Думаешь, орудие преступления с шестью пальцами – это ложный след?

– Специально подброшенный!

Несмотря на уверенность Васи в том, что отпечатки шести пальцев не имеют отношения к реальности, Настя все же потихоньку от своего друга уточнила у соседей, сколько пальцев на руках имелось у Павла Сальникова. Старики ее вопросу про шесть пальцев очень удивились.

– Сроду такого за Павлом не замечала. А ведь живем дом в дом сколько лет. Вот у Наташи из последнего по нашей улице дома, у той два пальчика на ногах срослись вместе. Об этом все знают, да она это и не скрывает. А чтобы у Павла на руке были бы шесть пальцев, но никто бы этого не знал, быть такого не может!

Ответ был однозначен и категоричен. Но это лишний раз убеждало Василия в том, что именно Сальников и стоял за убийством.

– Но ведь ты говорил, что Сальникову одному с Ираклием было бы не справиться.

– Значит, он не один был. Помогал ему кто-то.

– Кто?

– Да хотя бы та же Фасолька. Она-то женщина крупная и сильная. Вдвоем они могли Ираклия завалить.

– Но зачем?

– Очень просто! Эти двое крутили что-то в клубе, который принадлежал Ираклию и Тамаре. Теперь хозяева мертвы, управляющие могут делать все, что им заблагорассудится. Начальства над ними отныне нет. Они сами себе хозяева.

– Но есть родственники Ираклия и Тамары. По наследству права на клуб перейдут к ним.

– Во-первых, только через полгода. А во‐вторых, не забывай, что братья, даже родные, это наследники лишь второй очереди. Если есть завещание Ираклия и Тамары, написанное в пользу третьих лиц, то братья останутся с носом.

– Они могут судиться.

– Пусть. Пока суд да дело, к управлению клубом они допущены не будут. И ни один суд никогда в жизни двум братьям ничего не присудит. Были бы они еще инвалиды или недееспособные, тогда что-нибудь могли им кинуть. А так…

– А если завещания нет?

– Понимаешь, завещание – это такая штука, которую не так уж трудно подделать. Имея знакомого и заранее прикормленного нотариуса, а также действующий паспорт наследодателя, можно за полчаса обтяпать это дельце.

– Допустим, нотариус у Фасольки найдется, она женщина ловкая, может найти не слишком чистоплотного товарища. И до паспортов Ираклия с Тамарой она тоже могла как-нибудь добраться, все-таки ведет бизнес, который принадлежит этим двоим. Но как она потом будет объясняться со следователем? Если завещание существует, то первый подозреваемый – это она! По логике, Фасолька должна сделать все от нее зависящее, чтобы эти убийства никак не были бы связаны с ее именем. А что получается вместо этого? Возле того места, где убили Тамару, видят машину Фасольки. А Ираклия и вовсе прикончили в доме ее любовника!

– Бабушки.

– Хорошо, бабушки любовника. Но это же все равно что в доме самой Фасольки! Нет, ты как хочешь, а тут что-то не то. Если бы убийство готовила Фасолька с целью избавиться от Ираклия и Тамары, то она бы уж приготовила себе такое алиби, чтобы ни один следователь никогда не подкопался. И себе, и даже этому своему Павлику.

– Тогда какие твои предположения?

Вот с этим оказалось сложнее. Громить в пух и прах версию Васи было легко и просто, а предложить что-нибудь свое не получалось.

– Я должна подумать. Ведь с чего все началось?

– Началось с твоей поездки в Сосновку.

– Нет, еще раньше. Началось с того, что мне пришло предложение поиграть в одну игру. Нужно было отгадывать загадки, с чем я с успехом и справилась. Потом мне предложили приехать в Сосновку, где мы с тобой нашли труп Тамары. Нужно искать организаторов этой игры! В них все дело! Это они подбрасывают трупы мне на пути!

Но Вася считал, что убивать ни в чем не повинных людей просто ради забавы – это уж слишком.

– Я бы еще понял, если бы пострадал какой-нибудь бродяга или девушка легкого поведения. Обычно к расследованию убийств такого рода персон относятся спустя рукава. Они, так сказать, находятся в группе риска, их убийства – это что-то вроде закономерности: не сегодня так завтра. Но тут происходит убийство двух вполне законопослушных граждан, семейных, с хорошим финансовым доходом. Убийства таких людей не будет спущено на тормозах, не говоря уж о том, что Серго и Автандил, не знаю, что уж у них там в прошлом, сейчас выглядят прочно стоящими на ногах, и они не допустят, чтобы следствие по факту гибели их родственников велось спустя рукава. Нет, для игры твои организаторы выбрали бы себе других жертв – попроще. Причину, по которой убили Ираклия и Тамару, нужно искать где-то в другом месте.

– Правильно! Ее надо искать у тех шестипалых, которых так боялся Ираклий! Нужно снова найти Автандила и Серго и выяснить у них, почему они так встрепенулись, когда узнали про шесть пальцев на руках у Тамары. И почему Ираклий скрывал этот факт от своей родни.

– Снова ты за свое!

– И снова, и опять! А ты мне обещал, что после поездки к бабушке Сальникова, мы немедленно едем в детскую больницу.

– Обещал. Но ты видишь, как тут повернулись дела! Куда мы сейчас поедем? Нужно остаться и дождаться прибытия полиции.

Настя в ответ смогла лишь тяжело вздохнуть. Какими бы ни были между ними разногласия, в одном Вася был неоспоримо прав. Уехать прямо сейчас ни он, ни она просто не могли.