Следующим кандидатом на далбу был двадцатидевятилетний охранник, работающий в соседней больнице.
– Я приехал сюда, – сказал Джерард Дженкинс вскоре после того, как Алисия выгнала меня из палаты, – потому что не хочу, чтобы кто-нибудь на работе увидел вот это.
Он закатал штанину и показал обширную красную сыпь, выглядящую как и многие другие, виденные мной ранее в погоне за инфицированными пациентами. Врач отделения скорой помощи пометил маркером область границы сыпи, которую я могу трогать, чтобы следить за ходом заболевания. При правильном лечении инфекция будет постепенно отступать от синего контура. После того как я объяснил цель исследования, Джерард задал один вопрос:
– Можете ли вы дать мне справку? Официальную, что мне нужно остаться дома на какое-то время. На долгое время.
Джерард понимал, как все работает. Пока он в больнице, работодатель знает, что он не может трудится. Но когда его выпишут, то часики начнут тикать. Далба может ускорить выписку и вместе с тем возвращение на стрессовую работу. Работать охранником в больнице – сложная работа. Больные могут быть агрессивными, злыми, а иногда и жестокими. Требуется физическая подготовка и гибкость. Сложно справляться с ними, когда хромаешь. Джерард показал на форму согласия, а потом на рану.
– Мне нужен больничный на неделю, как думаете? Или даже больше?
Он блеснул щербатой улыбкой.
– Наверное, больше.
Джерард предложил сделку: он примет участие в исследовании, если я помогу ему получить несколько дополнительных выходных. Неправильно, конечно, но я сказал, что подумаю. Он приболел, и нужно время, чтобы восстановиться, но неизвестно, сколько времени – некоторым людям требуется меньше дней, другим гораздо больше. Но все же принимать участие в этой дискуссии неправильно.
– Мой ребенок, – добавил он, – я нужен ему дома. Уверен, что вы понимаете.
Я вздохнул.
– К сожалению, я не могу вам помочь, – сказал я. – Не могу дать больничный. Вы можете попросить своего врача об этом. Я уверен, он что-нибудь придумает.
Линия между медицинской практикой и научными исследованиями часто размыта, и эта мягкая форма принуждения не редкость в клинических исследованиях. Когда финансовое давление увеличивается, исследователи иногда чувствуют необходимость расширять границы, чтобы оставаться в рамках бюджета, и предлагают услуги в обмен на информированное согласие. Выдача больничного ничего не стоила бы мне, но это может скомпрометировать исследование.
– Я просто не могу.
Я сосредоточился на его щели между передними зубами, а затем взглянул на небольшую ямку на подбородке.
– Извините.
Джерард подмигнул мне.
– Понимаю, – сказал он. – Но попытаться стоило.
Он посмотрел на ногу, а затем на меня. Глаза были прикрыты – он находился в реанимации уже семнадцать часов и имел несчастье делить палату с сумасшедшим, который всю ночь кричал что-то про лампочки.
– Итак, – сказал Джерард, – где мне расписаться? – Он потянулся к пульту и начал переключать каналы. – Я поучаствую в исследовании. Давайте.
Джерард был уязвимым пациентом, парень с тремя детьми, чья зарплата чуть превышала минимальную оплату труда, эксплуатировать его было легко, и я чувствовал себя неловко. Он очень устал, и я не был уверен, что он понимал подробности исследования или мои ожидания от лечения. Я подумал о городе и клиническом исследовании, которые были навсегда запечатлены в моем сознании.
– Нужно убедиться, что вы все понимаете, – сказал я. – Про исследование.
Мы так далеко продвинулись со времен Таскиги, внедряя разные уровни надзора и гарантий, чтобы предотвратить самые вопиющие этические нарушения, но проблемы все еще возникали. Все еще были люди, которыми манипулировали амбициозные исследования. Но исключение таких пациентов – плохая идея. Исследование ProPublica обнаружило, что чернокожие пациенты недостаточно представлены в клинических исследованиях новых лекарств, даже когда лечение направлено на лечение болезни, которая в большей степени заражает именно эти слои населения.
– Нужно еще кое-что обсудить, – прибавил я, – но это не займет много времени.
Социально отчужденные пациенты должны быть представлены в клинических исследованиях, как и все остальные. Исключение Джерарда из-за его происхождения отстранит его от научного прогресса. Чтобы сформировать знания, нужны данные, и хотим мы этого или нет, они должны добываться в экспериментах над людьми.
Джерард слушал, как я пролистывал страницы, объясняя, как и почему проводилось исследование. Он кивал, когда я кивал, и морщил лоб, когда это сделал я.
– Звучит неплохо, – сказал он, когда я закончил. – Давайте сделаем это.
– Нужно подписать здесь, – ответил я, передавая ему бумаги.
Через час мы с Джерардом молча наблюдали, как далба капала в его тело. После первых пары капель он усмехнулся.
– Я лабораторная мышь, – сказал он. – Огромная мышара.
Я представлял себе, как препарат течет по его крови к ноге, встречаясь с миллионами бактерий. Далба не даст этим бактериям строить клеточную стенку и не позволит инфекции распространиться. Его иммунная система позаботится об остальном. По крайней мере, таков был план.
– Очень увлекательно, – добавил он.
Я похлопал его по плечу. Через несколько минут Джерард закрыл глаза.
Вскоре он уже спал. Он захрапел, а я направился в сторону большого окна с видом на остров Рузвельта и стал думать о других пациентах. Мне нужно было сделать десятки звонков и написать десятки клинических заметок, также понадобится несколько часов для просмотра всех анализов Алисии. Я, наверное, прослушаю Take it to the limit раз пятьдесят.
Упомянуть о психическом состоянии Алисии было ошибкой. Наверное, ей показалось, будто я перечеркиваю все анализы – они так много значили для нее, а я решил, что она сумасшедшая. Придется вернуться и извиниться. С тем же успехом я мог порвать девять страниц письма Тома на его глазах – эффект был бы тем же.
Девяносточетырехлетний Герман Шау, выживший после исследования в Таскиги, произносит речь во время церемонии в Белом доме. Рядом президент США Билл Клинтон
В этом был обман: я был союзником Алисии – врачом на ее стороне, – но только до определенного момента. Я был готов перелопатить сотни страниц документов и привлечь бесчисленное количество экспертов, чтобы оценить и рассмотреть ее случай со всех сторон, но если она сама не готова следовать моему совету и обращаться к этим консультантам, то смысла не было. Нужно, чтобы она думала так же, как я, иначе союза не выйдет. Я извинюсь, но попрошу довериться мне.
Я набирал текстовое сообщение студенту-медику, когда звонок рядом с койкой Джерарда просигналил, что капельница закончилась. Он открыл глаза, собрал вещи и позвонил жене.
– Приду домой пораньше, – сказал он в трубку. – Нет, нет, – сказал он, глядя на меня. – Сегодня.
Через полчаса после того как доктор Джерарда дал ему выписку, я отвел его к лифту и направил в сторону вестибюля.
– Увидимся через пару недель, – сказал он. – И не забудьте позвонить мне!
Я показал ему поднятый большой палец.
– Не забуду. Точно не забуду. Увидимся.
Когда я вернулся в палату, ее уже убирали, чтобы подготовить к приему следующего пациента.