Том вылетел в Чикаго, а я вернулся в свой кабинет. Я почти закончил с первым этапом исследования далбы, и нужно было зарегистрировать еще одного пациента. Продираясь сквозь последний этап в работе с документами, я размышлял о больных, которых уже включил в исследование. Рут и Джордж, Эрвин и Донни. Люди из совершенно разных слоев общества готовы помочь в исследовании, о котором они почти ничего и не знают. По большому счету, они могут умереть раньше, чем закончится исследование. Через полчаса я нашел нового пациента – 34-летнюю Пайпер Ларсон, которая только что поступила с болезненными красными шишками возле левой ключицы. Врач неотложки заподозрил кожную инфекцию и прописал ванкомицин внутривенно. Я взял стетоскоп и направился к ней. Пайпер была записана на УЗИ, и я хотел успеть, пока ее не увезли на процедуру.
Пайпер выросла в Северной Каролине, недалеко от Шарлотт, где родился я. Она работала фотографом в Вест-Виллидж, но уже несколько месяцев сидела без работы.
– Когда мне поставили диагноз, я перестала работать. Просто была вынуждена. Я бросила все дела и стала заниматься здоровьем.
Я не читал историю болезни и поэтому не знал, о чем она говорит. Мне было известно только то, что у нее, возможно, кожная инфекция. Пайпер протянула толстую пачку документов – медкарту от ее лечащего врача, – чтобы я восполнил пробелы относительно ее истории болезни. Пока она говорила, я читал. Какой был диагноз? Она провела руками по волосам, окрашенным в технике омбре, а я переворачивал страницы.
– Я в шоке, – сказала она.
В это время в кабинет вошел светловолосый мальчик лет шести в очках в проволочной оправе.
На нем была пижама с Суперменом, такая бы очень понравилась моему сыну. Наверное, он был с матерью всю эту бесконечную ночь в травмпункте в ожидании освобождения койки. У мальчика отсутствовал один передний зуб.
– Привет, мам.
Я взглянул на грудь Пайпер, ища шишку, и стал дальше смотреть документы. Диагноз: рак желудка. Мальчик прислонился к матери.
– Можно сходить к торговому автомату? – спросил он. – Пожалуйста.
Пайпер впервые попала в больницу несколько лет назад, после того как появилась непрекращающаяся боль в животе. Как и мать Тома Уолша, она пыталась справляться с ней сама, но в конце концов боль стала невыносимой. Она сделала эндоскопию, биопсия подтвердила диагноз. Прогноз Пайпер был мрачным, но была надежда, если опухоль не распространится на другие части тела.
– Мам?
– Через пару минут, – сказала Пайпер. – Когда папа приедет.
Моя жена точно так же разговаривает с нашим сыном. Несколько минут. У нас есть время. Но может быть, у Пайпер времени нет. Рак желудка может стать смертным приговором. Я взглянул на мать и ребенка. Что запомнит он? Буду ли я частью этого ужасного детского воспоминания?
– Вы в порядке?
На глаза навернулись слезы.
– Да, – сказал я, – извините. Просто задумался.
– Мм… А я в порядке? – она улыбнулась, надеясь привнести легкость в беседу, которая начала становиться неудобной для нас обоих. – Все в порядке?
Я не был уверен. Должно быть, ужасно видеть едва знакомого врача, который вот-вот расплачется. Я задавался вопросом, не была ли эта опухшая шишка признаком метастазирования, это значило бы, что рак перешел из желудка в лимфатические узлы или в костную ткань. Я думал, не придется ли этому мальчику расти без матери.
– Дайте мне минутку, – сказал я.
Я вышел из комнаты и взял ее медкарту. Рак был в состоянии ремиссии, но шишка возле шеи могла быть предвестницей катастрофы. Возможно, это не простая кожная инфекция, а раковый лимфатический узел – метастазы Вирхова. А может, ничего такого и нет, просто укус или ушиб после падения. Но все это неважно: Пайпер не подходит для моего исследования – по крайней мере, пока ситуация с узлом не прояснится. Не было похоже, что есть воспаление соединительной ткани, и неуверенность в диагнозе исключала ее как участника исследования.
Я вернулся в кабинет и обошел сына Пайпер, который лежал на полу, держа чупа-чупс. Взглянул ей в еще молодое лицо, посмотрел на распухшую шишку, а потом повернулся к ее сыну. Я старался сохранить самообладание, представляя, как мальчик растет без матери. Как и Том Уолш – эрудированный молодой человек с крепким рукопожатием, любитель науки и военного дела. Паровозик, который смог.
– Я посмотрел больничную карту, и вы не можете участвовать в исследовании.
Пайпер кивнула и дала сыну несколько монет для автомата. Я направился к выходу.
– По крайней мере, не сейчас. Спасибо за уделенное время. Возможно, мы еще увидимся.
Склонив голову, я понуро брел по ярко освещенному коридору, охваченному больничным шумом: врачи и медсестры, торопливо набирающие что-то в телефонах и компьютерах, пациенты и члены их семей, проходящие мимо… Странное место, порой удивительное, иногда удручающее. То хорошее, что здесь происходит, когда ты врач, – отношения, открытия, лекарства – имеет и обратную сторону. Некоторые встречи не давали мне покоя. До сих пор не понимаю, как готовиться к ним. Возможно, никогда и не пойму. Я дошел до конца коридора и стал открывать дверь, когда кто-то вдруг похлопал меня по плечу. Это был Том.
– Что стряслось? – спросил он. – Что-то не так?
– Я думал, ты в самолете.
– Планы изменились. Что у тебя случилось?
Человек, который переживал боль пациентов как собственную, был готов разделить и мою. Усталость и боль запечатлелись на его лице; я знал, что и сам однажды буду так выглядеть.
– Тяжелый день, – мой голос дрожал. – Просто тяжело.
Он крепко обнял меня.
– Знаю, – сказал он мягко. – Чем я могу помочь?
В его участливых словах и даже в усталом взгляде чувствовались жизненная энергия и непоколебимый энтузиазм.
– Не знаю. Отвлеки меня чем-нибудь. – Минутный каприз может быть приятен, и я засмеялся, как Пайпер, которая пыталась разрядить обстановку.
Том задумался.
– Ты знаешь про мини-пони с побережья Мэриленда?
Я протер глаза и снова рассмеялся, на этот раз по-настоящему.
– Нет, – долгие годы я слушал сотни его импровизированных лекций по совершенно разным темам, начиная с Пелопоннесской войны и заканчивая перестройкой, но это было в новинку. – Крошечные пони?
– Прогуляйся со мной. И да, пока не забыл – есть новости.
– Да?
– Реми стало лучше, – он засиял. – Гораздо лучше. Инфекция почти полностью ушла.