Выйдя от Донни, я почувствовал жужжание в кармане: сообщение от Тома Уолша. «Найди меня. Это срочно». Я начал судорожно представлять, что могло случиться. Один из его пациентов? Или его семья? Может быть, он сам заболел? Том всегда работал на износ, поэтому иногда организм просто не выдерживал. Я уже бывал в ситуациях, когда его госпитализировали, – вскоре после того как мы начали работать вместе, он был так плох, что я думал, он умрет от пневмонии. Я молился, несясь через отделение неотложной помощи и четыре лестничных пролета в его кабинет, вспоминая, как с больничной койки он шутил, что если что-то его и убьет, то уж точно не инфекционное заболевание. Я постучал и, не получив ответа, распахнул дверь. Том сидел за столом, прикрывая рот рукой.
– Что стряслось? – спросил я.
Том поднял голову, оторвавшись от экрана, и сказал:
– Проверь почту.
Окольный путь передачи важной информации – текст, разговор, электронная почта – был типичным. Я взглянул в телефон и увидел, что мне что-то переслали. Как и в СМС, в заголовке было написано: «Срочно».
Семья из Германии связалась с Томом, чтобы он помог их больной дочери Реми, заразившейся грибковой инфекцией. Реми, как и Донни, диагностировали острый лейкоз. Она только что закончила пятый курс химиотерапии. Лечение работало: убивало раковые клетки, но при этом уничтожало иммунную систему, оставляя ее уязвимой для инфекции. Порез бумагой мог стать смертельным. В письме родители Реми объясняли, что у дочери началась резкая боль в спине и она не могла мочиться; МРТ показало образование, а биопсия выявила наличие Saprochaete clavata. Грибок распространялся, и врачи не знали, как его сдержать.
«Спасибо, что согласились помочь нам, доктор Уолш, – так заканчивалось письмо. – Мы сделаем все, чтобы спасти нашу дочь».
Грибковые инфекции позвоночника – наша специализация, мы с Томом опубликовали много работ на эту тему – и неудивительно, что семье посоветовали его. Однако этот микроорганизм был странным. Лично я никогда не слышал о нем и не знал, слышал ли о нем Том. За годы учебы и работы я не сталкивался с таким и не был уверен, что он излечим. Мы с Томом переглянулись.
– Странно, – сказал я.
Том вздрогнул, словно болезнь девочки вызывала у него физическую боль. Он переживал муки своих пациентов и горе их родителей, что не свойственно большинству клиницистов, причем делал это даже на расстоянии. Пока я перечитывал письмо, Том вкратце рассказал мне об инфекции.
Saprochaete clavata редко приводила к заболеваниям и только недавно стала хитроумным орудием поражения, особенно у пациентов с иммунными нарушениями. Неудивительно, что ни одна фармкомпания не была заинтересована в развитии целенаправленного лечения.
Возможно, наиболее тревожащим было то, что инфекция распространялась: между осенью 2011 и 2012 года во Франции было зафиксировано тридцать случаев.
– Не типично, – сказал я, пытаясь придумать объединяющий фактор риска. – Хотелось бы знать, что…
– Почти у всех пациентов была лейкемия, – сказал Том.
– Эпидемия?
Мы оба знали о последствиях употребления этого слова. Вспышки грибковых эпидемий были редкими, но когда происходили, то наша команда приходила на помощь, с трудом подтягивая ресурсы для экспериментов. В короткие сроки мы могли испробовать новые препараты на кроликах и людях. Работа стоила дорого, поэтому был нужен кто-то, кто бы это оплатил.
Первый проект, в котором мы участвовали, начался со вспышки грибковой инфекции в спинном и головном мозге людей по всей территории США. Виновником стала плесень Exserohilum rostratum: рекомендованного лечения не было, и мне поручили выяснить, какие препараты могут помочь. Пока осенью 2012 года я трудился в лаборатории, обнаружилось, что тысячи больных контактировали с возбудителем через загрязненные инъекции стероидов, которые используются для снятия хронических болей в спине. У сотен пациентов развился менингит (дело затронуло двадцать штатов), и шестьдесят четыре пациента умерли. Халатный фармацевт из города Фрамингем, Массачусетс, был в обвинен в порче стероидов и осужден за убийство. Позже его оправдали.
– Похоже на вспышку эпидемии, – сказал я снова. – Нужно разобраться.
Мы отправили тогда статью об Exserohilum в «Медицинский журнал Новой Англии» и подчеркнули необходимость поиска более эффективных вариантов лечения. Существует только три основных класса противогрибковых препаратов, и никаких новых классов уже много лет не одобрялось. Заинтересованности в поисках лекарства для таких редких случаев у фармкомпаний просто нет. Случай Реми был похожим – у нее была грибковая инфекция, для которой просто не было лекарства.
– Давай позвоним им, – сказал Том. – Хочу поговорить с Реми.
– У меня есть контакты врача.
– Скажи, когда будешь готов позвонить.
Вскоре мы узнали, что Реми принимала профилактический антибиотик ципрофлоксацин для профилактики бактериальных инфекций. Такой же препарат был прописан Донни, и несмотря на то, что он препятствует некоторым формам бактериальной инфекции, он не защищает от всего. Это один из самых распространенных антибиотиков, которые сейчас используют, – многие берут его в отпуск, чтобы предотвратить диарею путешественника. Его химическая структура практически идентична омнифлоксу – антибиотику с летальными побочными эффектами, который был снят с продажи. Ципрофлоксацин повсюду; это надежный препарат, на который полагаются врачи во всем мире. Мы используем его, потому что он работает, и в этом-то и проблема.
Самым вопиющим образом он используется в животноводстве, где якобы помогает выращивать более крупных и более здоровых животных и птицу. Неизбирательное применение антибиотиков у животных – одна из причин эволюции супербактерий. Бактерии, живущие в животных, подвергаются воздействию наших лучших лекарств и учатся избегать их. В недавней вспышке инфекции, в которой пострадало более ста человек в восемнадцати штатах, виновник был неожиданным – это были щенки. Почти все инфицированные собаки были куплены в зоомагазинах, где прошли по крайней мере один курс антибиотиков, а затем передали смертельные супербактерии новым хозяевам.
Пока врач Реми говорил, я написал «остановить прием ципро?» в блокноте и дал Тому взглянуть. Он поднял палец, показывая, что хочет услышать больше о болезни. Было неясно, как Реми заразилась инфекцией, но вскоре мы узнали, что она принимала ципрофлоксацин в течение четырех месяцев. Как и ожидалось, он защищал ее от бактериальных инфекций, но при этом она была по-прежнему чувствительна к вирусным и грибковым инфекциям. В течение следующих сорока пяти минут немецкие врачи, Том и я обсуждали, следует ли продолжать прием ципрофлоксацина, когда обнаружен грибок. После разговора я поискал рейсы из Нью-Йорка в Мюнхен. Том открыл календарь. Пока мы обсуждали идеи лечения, озабоченные врачи Реми то и дело возвращались к одному вопросу: почему так произошло?