Глава 14

Долг

– После первого удара я сразу понял, что происходит, – сказал Донни Алексакис. Он лежал на носилках в отделении неотложной помощи, энергично почесывая правое предплечье по ходу разговора. – Это не могло быть несчастным случаем. Не в такой день, понимаете?

Донни было около шестидесяти, на лице змеились мелкие красные венки – телеангиэктазия. Он был одет в серую футболку New York Giants и белые штаны.

– Я сразу же начал кричать, – продолжил он, рассказывая, как он пережил кошмар 11 сентября. – А затем, – он наклонился ко мне, – забегал по дому как сумасшедший, хватая снаряжение, сапоги и все, что мог найти.

На следующее утро он явился на дежурство.

Донни двадцать два года работал пожарным в Нью-Йорке, и когда тем утром вторника были атакованы башни-близнецы, он наслаждался первыми месяцами пенсии, сидя на веранде в горах Кентукки.

– Они вызвали всех и велели явиться в свои пожарные части.

Донни назначили в командный пункт на Визи-стрит, неподалеку от дымящихся обломков, где он начал работать в качестве связного для заместителя начальника пожарной охраны. Вскоре Донни уже работал по двенадцать часов, обеспечивая координацию пожарной службы с полицией.

– Пока я был там, то дышал всякой дрянью. Тогда я не знал об этом, но они сказали, что это был бензол.

Потом мы многое узнали о воздухе, которым дышал Донни: в дыме от огня и обломков было примерно семьдесят канцерогенов, и теперь, более чем через пятнадцать лет, у тех спасателей появляются различные виды опухолей, в том числе рак головного мозга, мочевого пузыря и молочной железы. Пары содержали тяжелые металлы, такие как свинец и ртуть, асбестовые волокна и летучие соединения по типу бензола. Этот химический растворитель используется в лабораториях, чтобы изменять ДНК. В этом эксперименте материалом было тело Донни.

– Я понятия не имел, что происходит, – сказал он, продолжая царапать руку, – никто из нас не знал.

Донни был одним из более чем пятидесяти тысяч спасателей, подвергшихся воздействию ядовитых химических веществ. В дополнение к раку у многих развились хронические, прогрессирующие, неустанные физические и психологические синдромы, которые практически неизлечимы. Пара первых спасателей, отец и сын, умерли от рака с разницей меньше чем год.

В 2010 году Акт Задроги – названный в честь Джеймса Задроги, первого офицера полиции, чья смерть была приписана токсичным химическим веществам, – создал программу здоровья Всемирного торгового центра для контроля и лечения уцелевших работников экстренного реагирования. Как раз тогда Донни и узнал, что был в беде.

– Мне позвонили, и мир изменился, – сказал Донни. – Не помню подробностей, но суть в том, что у меня плохая кровь.

Эти два слова рикошетом перенесли меня в другое место – в маленький городок Таскиги в Алабаме.

– Они вызывали меня для дополнительных анализов, всяких разных. Сказали, что количество лейкоцитов зашкаливает.

Биопсия костного мозга подтвердила диагноз: лейкоз.

– Если подумать, – размышлял Донни, – то они должны были позвать военных. Притащить ребят в защитных костюмах. Но это привело бы к панике по всей стране, начались бы беспорядки. Они не могли сделать это, но, возможно, именно это… – его голос затих. – Мое тело настолько слабо, – сказал он, показывая свой палец. – Из-за идиотского пореза бумагой я в больнице.

Он перестал чесаться и показал пульсирующий красный указательный палец, который был в два раза больше остальных и выглядел как сосиска, которая вот-вот лопнет. Я аккуратно надавил на него, пытаясь извлечь гной, так же как у Сорена. Такая мелочь, как порез бумагой, пациента с лейкемией может привести в полный раздрай. Химиотерапия посадила его иммунную систему, и крохотная ранка могла стать входом для бактерий.

– Раньше я был греческим богом, – сказал он с мудрой улыбкой, – а теперь просто самый обыкновенный грек.

Я вытащил стетоскоп, повторяя фразу, которую всегда говорю пациентам, неважно, верю я сам в это или нет.

– Мы вас вылечим, – рядом крутились медсестра и санитар. – Одну секунду, – сказал я им. – Мне нужна еще одна минута.

– Я нанес перекись на рану, – сказал Донни, – но все стало только хуже. Гораздо хуже.

Он лечился именно так, как не нравилось Флемингу. Антисептики не работали тогда, и не работают сейчас.

– Боль стала такой сильной, что пришлось прийти сюда.

– Я рад, что вы пришли.

– Порезался бумагой! Вы можете в это поверить?

– Могу. Давайте еще раз посмотрю.

Я попросил Донни подробнее рассказать историю с бензолом. Он подвергался воздействию разных опасных химических веществ; но как врачи поняли, что именно бензол – виновник всех проблем? Донни думал, что это как-то связано с тем, как выглядел его костный мозг, но не был уверен. Как только диагноз был поставлен, врач рекомендовал химиотерапию и пересадку стволовых клеток.

– Она сказала сделать пересадку от кого-то из Средиземноморья. Представляете! Я даже не знал, что так можно.

– А разве вы можете кого-то предлагать?

– Я грек, поэтому предложил кандидатуру своей сестры. У нее взяли мазок из ротовой полости, и угадайте что? Идеальное совпадение!

– Здорово, – сказал я, все еще глядя на его палец. – И пересадка прошла успешно?

– Моя кровь любит сестру, – сказал он, – а вот кожа нет. – Донни снова начал чесать предплечье. – Оказалось, что трансплантат против хозяина. Похоже на месть сестры.

Пересадка стволовых клеток была успешной – костный мозг его сестры успешно прижился, но новый мозг нападал на своего хозяина. Под кожей чужеродные клетки боролись со старыми, выпуская батарею молекул, что заставляло Донни неудержимо чесаться.

– Тяжко, – добавил он.

Реакция «трансплантат против хозяина» может быть смертельной – несколько моих пациентов умерли от этого, – но я ничего об этом не сказал и напомнил, что он был в хороших руках.

– «Удивительные вещи здесь происходят!» – сказал Донни, насмехаясь над девизом нашей больницы.

После разговора о стволовых клетках и бензоле, а также об акте Задроги и Джоне Стюарте я протянул Донни форму согласия.

– Подписать нужно здесь, – сказал я, подбирая слова так, чтобы он легко мог сказать «нет».

Он улыбнулся и отложил форму.

– Я буду принимать препарат и подпишу документы. Все, что хотите.

Я объяснил, что сейчас только собираю информацию и пока не даю лекарственное средство.

– Мы просто наблюдаем. Я хочу увидеть, что случится с вами.

– Я тоже.

– Я имею в виду…

Он отмахнулся от моих слов и улыбнулся.

– Знаю, что вы имеете в виду, – Донни подписал бланк и отдал его мне. – Меня лечат этим химиотерапевтическим лекарством. Начинается на «б». Стоит три тысячи в месяц, и они все оплачивают. Правительство оплачивает. Каково, а?

– Так и должно быть.

– Мы мрем как мухи, – сказал он, глядя на свой набухший палец. – Пожарные. Полиция. Патрульные. Мне только жаль, что все это приходится видеть моей жене.

Пока он говорил, я думал о своей семье – жене и двоих малышах. Пожертвовал бы я собой так, как Донни? Стал бы я бегать по дому, будучи на пенсии, в поисках белого халата и стетоскопа после теракта? Донни не был единственным подвергшимся в тот день опасности человеком. Том Уолш сел поезд из Вашингтона в 3:15 утра 11 сентября для участия в конференции по поиску лекарств, которая проходила в роскошном отеле на 81-й стрит и 5-й авеню. В девять утра кто-то вкатил телевизор в конференц-зал и прервал докладчика.

– Вы все должны увидеть это, – сказал этот человек.

Когда Том увидел атаку второй башни, он встал и сказал:

– Эти люди нуждаются в помощи. Кто со мной?

Он бросился на улицу с тремя коллегами и убедил водителя автобуса отвезти их в центр. Полчаса спустя он командовал импровизированной бригадой скорой помощи возле Нью-Йоркского университета. Они помогали людям, отравившимся дымом, с травмами глаз и переломами. Он и Донни провели дни после 11 сентября всего в нескольких милях друг от друга, пытаясь укротить хаос.

Донни закончил чесаться, и я пожал ему руку.

– Мы у вас в долгу, – сказал я. – Спасибо за службу.

– Знаете, – сказал он, когда я направился к двери, – если бы я тогда не схватил сапоги и не поехал туда, если бы просто остался дома… Не смог бы жить с этим. Умер бы от стыда.