Глава 6
Россия в тисках: «союзники»
В судьбе А. М. Щастного свою роль сыграла и британская разведка. В наши дни исследователям стали доступны британские архивные фонды, появилось достаточно англоязычных и русскоязычных публикаций на тему работы британской разведки в Петрограде в 1918 г. Возглавлял ее такой яркий человек, как капитан 1 ранга (captain) Ф. Кроми.
Ф. Кроми был одним из первых британских подводников. В сентябре 1915 г. в качестве командира подводной лодки он прошел через Датские проливы и действовал в Балтийском море, базируясь на русские порты. Его главным успехом стало потопление немецкого легкого крейсера «Ундине» («Undine») 7 ноября 1915 г., за что Ф. Кроми получил русский орден Св. Георгия IV степени и британский орден «Выдающейся службы» («The Distinguished Service Order»).
Ф. Кроми стал командиром британской подводной флотилии на Балтике в 1915 г. Он законно гордился деятельностью своей флотилии, которая потопила или повредила четыре немецких боевых корабля, тогда как русские подводники на Балтике не добились ни одного попадания в боевые корабли противника. В феврале 1918 г. контр-адмирал В. М. Альтфатер, «один из членов русской мирной делегации в Брест-Литовске», сообщил Ф. Кроми о своей приватной беседе с немецким адмиралом Альбертом Хопманом (Albert Hopman) (1865–1942), в которой тот сказал, что «английская флотилия причиняет серьезное беспокойство немцам на Балтике и что они организовали и постоянно держат в море специальный отряд для борьбы с ней».
Говоря о Ф. Кроми, отметим его свободное владение русским языком, ораторские способности и обаяние. Он, несомненно, отличался склонностью к жизни на широкую ногу и к авантюрам. Ходили слухи о его многочисленных связях с дамами высшего света, в частности с фрейлиной княжной Софьей Андреевной Гагариной (1892–1979).
Ф. Кроми мог выступать и перед матросами. 2 января (стар, ст.) 1918 г. он появился на заседании Центробалта, заверив собравшихся в том, что Англия «всегда согласна вести дружбу, не касаясь политики, а в случае продолжения войны она всегда готова оказать помощь русскому флоту». Ф. Кроми не только выступал на заседаниях. В январе он вел тайные переговоры с Центробалтом о возможности «финансирования его (Балтийского флота. – К. Н.) британским правительством, что явилось бы гарантией сохранения союзнического контроля над ним». К сожалению, А. Рабинович не конкретизирует этот сюжет, и нам довольно трудно представить себе автономно действующий Балтийский флот, финансируемый из Лондона. В любом случае его контакты с Центробалтом были довольно тесными. Ф. Кроми не стеснялся выступать на митингах перед русскими матросами, пытался активно влиять на их политические взгляды.
Длительное пребывание в России не мешало ему передавать своему начальству самые дикие слухи о происходящих событиях. Так, вскоре после Февральской революции он сообщил, что главный командир Кронштадтского порта и губернатор Кронштадта адмирал Роберт Николаевич Вирен (1856–1917) был разрублен на мелкие куски и сожжен в деревянном ящике на площади, его жена убита, дочь совершила самоубийство, а сын лейтенант был застрелен революционерами. В действительности Р. Н. Вирен был застрелен матросами и похоронен на Немецком кладбище в Кронштадте, его вдова Надежда Францевна (1860–1950) пережила мужа на 33 года, долгую жизнь прожили и его дети: Надежда (1885–1971), старший лейтенант Николай (1886–1943), мичман Георгий (1895 – после 1974) и мичман военного времени Алексей (1897–1975). Заметим, что отечественные любители смаковать ужасы революции 1917 г. пока еще не взяли на вооружение историю об аутодафе над Р. Н. Виреном – вероятно, из-за плохого знания исторических источников.
С 10 января 1918 г. (нов. ст.) Ф. Кроми становится британским военно-морским атташе. С этого же времени он возглавляет британскую разведку в России. После отъезда послов стран Антанты из Петрограда в Вологду в феврале 1918 г. Ф. Кроми становится старшим дипломатическим чиновником Великобритании в северной столице. Необходимо отметить, что целью британской разведки в России в конце 1917 – начале 1918 г. было оказание помощи в борьбе против немцев любому правительству, в том числе и большевикам. До подписания Брестского договора и британское правительство, и его разведывательные органы в России в этом вопросе были единодушны.
С марта 1918 г. в Лондоне начали постепенно приходить к мысли, что снова втянуть Россию в войну с Германией и Австро-Венгрией можно, если свергнуть большевиков. 15 марта на совещании премьер-министров Италии, Франции и Великобритании было принято решение о вмешательстве союзников в русские дела. При этом высшие руководители Британской империи до смешного не разбирались в ситуации в России. Министр без портфеля (бывший первый лорд Адмиралтейства) Эдвард Карсон (1854–1935) спросил как-то весной 1918 г.: «Может мне кто-нибудь объяснить разницу между марксималистом и большевиком?» Он сконструировал новое политическое течение, скрестив марксистов и эсеров-максималистов.
После Бреста британские руководители записали В. И. Ленина и Л. Д. Троцкого в германские агенты. Подобное объяснение позволяло не вдаваться в детали социально-экономического и политического развития России и приписывать все не устраивавшие британских политиков события злой воле отдельных лиц. Подобные приемы они применяли и в собственной стране. Так, во время Первой мировой войны британская разведка сфабриковала как минимум одно шпионское дело, когда члены ирландской партии «Шинн Фейн», борцы за независимость острова, были представлены в качестве прямых немецких агентов. 17 мая 1918 г. 73 лидера «Шинн Фейн» были арестованы.
Одним из организаторов «германского заговора в Ирландии» был контр-адмирал Уильям Р. Холл (1870–1943), руководитель британской морской разведывательной службы, непосредственный начальник Ф. Кроми. Далее мы коснемся фальсифицированных «документов Сиссона», которые «доказывали» связь между немецким руководством и большевиками.
Знакомство А. М. Щастного с Ф. Кроми, вероятно, состоялось не позднее лета 1917 г., однако начало тесных контактов между ними следует отнести лишь к марту 1918 г., когда А. М. Щастный стал командующим флотом. Они были связаны с решением судьбы русского флота в Финляндии. Ф. Кроми не верил в возможность Ледового похода, поэтому он отдал приказ уничтожить британские подводные лодки и три транспорта в Гельсингфорсе. Моряки Балтийского флота и А. М. Щастный доказали, что Ф. Кроми ошибался и переход кораблей из Гельсингфорса в Кронштадт во льдах возможен.
По словам известного мемуариста капитана 1 ранга Г. К. Графа, «когда в апреле 1918 года вопрос о переходе флота из Гельсингфорса в Кронштадт сильно обострился ввиду занятия германцами Финляндии, англичане проявили самый живейший интерес к его судьбе. Морской агент кэптен Кроми несколько раз ездил в Гельсингфорс, чтобы добиться от капитана 1 ранга А. М. Щастного потопления флота. Это требование было мотивировано боязнью, что корабли достанутся немцам. Одновременно Кроми вел переговоры и с тайной организацией морских офицеров, имевшей целью уничтожение флота, если бы оправдались слухи о передаче его немцам согласно секретным пунктам Брест-Литовского договора… Все старания Кроми ни к чему не привели. А. М. Щастный определенно заявил, что он во чтобы то ни стало переведет флот в Кронштадт. Офицерская организация тоже отказалась без явных доказательств топить свои корабли. Вопреки заверениям англичан, что немцы обязательно заберут и используют флот, он спокойно перешел в Кронштадт. Оказалось, что насчет его Германия не имела никаких домогательств». Характерно, что для Г. К. Графа, как и для многих других, не подлежал сомнению факт наличия секретных статей Брестского мира. Люди начала XX в. (впрочем, как и наши современники) настолько привыкли к тайной дипломатии, что не допускали мысли о том, что мирный договор между Советской Россией и Германией может быть полностью опубликован немедленно после его подписания.
Ф. Кроми был настроен крайне решительно: еще в ноябре 1917 г. им был разработан план атаки английскими подводными лодками русских кораблей, если те попытаются выйти из Гельсингфорса, чтобы сдаться немцам.
В записках, которые А. М. Щастный вел во время суда, довольно много места уделено вопросу о контактах с Ф. Кроми в связи с подготовкой кораблей к взрыву. К сожалению, заметки А. М. Щастного выполнены в телеграфном стиле, отрывочно, к тому же они не всегда поддаются прочтению из-за крайне неразборчивого почерка. Знак вопроса в круглых скобках означает, что мы не уверены в чтении предшествующего ему слова. В квадратных скобках даны слова, восстановленные нами по смыслу.
Таблица 1. Расшифрованные записки А. М. Щастного во время суда
В любом случае заметки А. М. Щастного подтверждают контакты Ф. Кроми с русским командованием и подробное обсуждение с ним вопроса об уничтожении русских кораблей в Гельсингфорсе. На наш взгляд, эти контакты нельзя ставить в вину ни Ф. Кроми, ни А. М. Щастному.
Оба они в данном случае выполняли свой долг: в интересах Британии было ни в коем случае не допустить перехода русских кораблей в руки немцев, в интересах России было попытаться вывести флот в Кронштадт и уничтожать корабли только в случае полной невозможности их спасения. В предложении англичанами для этой цели взрывчатки и оплаты услуг русских подрывников не следует видеть признаки мирового заговора. В британском флоте того времени в максимальной степени сохранились традиции, связанные с денежными наградами, – они выплачивались командам за потопление вражеских кораблей, выдающиеся адмиралы получили крупные денежные награды после окончания войны. Судя по фразе А. М. Щастного о том, что Ф. Кроми «обращался ко мне непосредственно с [момента] моего вступления в должность», их контакты начались в двадцатых числах марта. Также они могли иметь место между 3 и 10 апреля – в эти дни Ф. Кроми точно был в Гельсингфорсе и уехал в Петроград поездом. Наморси подозревал англичан в ведении двойной игры и требовал от Ф. Кроми официального подтверждения выплаты компенсации за уничтоженные русские корабли в качестве базы для дальнейших переговоров. На это британский атташе не согласился, и переговоры были прерваны.
А. А. Зданович высказывает предположение, что А. М. Щастный узнал о попытках Ф. Кроми назначить денежные выплаты за взрыв судов только на суде, в июне 1918 г.В действительности они вели разговоры об этом еще в Гельсингфорсе в конце марта – начале апреля. Для А. М. Щастного стремление Ф. Кроми уничтожить Балтийский флот не было секретом.
Мы полагаем, что с точки зрения Ф. Кроми существовала разница между А. В. Развозовым и А. М. Щастным. В апреле 1918 г. он докладывал руководителю британской морской разведки контр-адмиралу У. Холлу: «… я считаю флот в Кронштадте в небезопасном положении [по отношению к немцам], но о его уничтожении не может быть и речи, если Развозов не вступит в свою должность снова». В то время во главе флота стоял А. М. Щастный. Получается, что Ф. Кроми был уверен в том, что А. В. Развозов будет взрывать флот, а А. М. Щастный – нет. Вероятно, что к этому выводу он пришел, основываясь на контактах с обоими русскими моряками в Гельсингфорсе. Возможно, что А. В. Развозов перед Ледовым походом относился к возможности вывода кораблей в Кронштадт пессимистически, тогда как А. М. Щастный считал это вполне вероятным. Сам Ф. Кроми, очевидно, не верил, что получится вывести в Кронштадт подводные лодки, поэтому и утопил свои корабли. Русские подводники, неожиданно для англичанина, довели до Петрограда 12 подводных лодок! Сохранились свидетельства о существовании «организации контрадмирала А. В. Развозова», которая готовилась взрывать корабли Балтийского флота. Связь ее с Ф. Кроми осуществлял лейтенант Юлий Витальевич Пуаре (1894–1931). Мы полагаем, что деятельность «организации Развозова» относится к периоду до Ледового похода.
Вопрос о контактах русских офицеров с иностранными разведками весной 1918 г. достаточно сложен. В письме Ю. К. Старка к А. В. Развозову от 29 марта 1918 г. есть фраза: «Дорогой Саша. Спасибо за присланные деньги, но только, кажется, нам их зря платят, потому что делать что-нибудь здесь очень трудно, ну да это ты и сам знаешь. Мне кажется, что пока Шейман у власти, толку никакого не выйдет, впрочем, Черкасский сведения собирает».
В. А. Белли, возглавлявший офицерское отделение Распорядительной части штаба флота, то есть отвечавший за учет офицерских чинов, вспоминал, что, «начиная с акта расформирования старого флота (декрет о создании Красного Флота 29 января 1918 г. – К. Н.), офицеры стали постепенно уходить со службы. Некоторые принципиально не хотели служить в Красном флоте. Сразу же ушел в отставку контр-адмирал Ю. К. Старк. Делалось это очень просто. В моем отделении уходящему со службы выдавалась бумажка, удостоверяющая его уход, на основании которой в городе выдавался гражданский паспорт». И. И. Ренгартен упомянул в дневнике о том, что Ю. К. Старк с группой офицеров подал в отставку еще 7 (20) декабря 1917 г. Правда, официально Ю. К. Старк был уволен в отставку 3 апреля 1918 г.
Учитывая фразу о «сведениях», которые собирает М. Б. Черкасский, и о том, что руководит этим делом Шейман (неустановленное лицо), мы полагаем, что Ю. К. Старк пишет о своей нелегальной деятельности по сбору сведений о флоте. М. Б. Черкасский упоминает «сведения по минной и механической частям», которые он должен переслать А. В. Развозову в Петроград с оказией (29 марта 1918 г.), и о том, что их принес ему капитан 2 ранга барон Рудольф Романович Мирбах (1882–1965) в первых числах апреля. Скорее всего, здесь речь идет о контактах с иностранной разведкой, вероятно английской.
В апреле – мае 1918 г. в Петрограде была создана организация «ОК», получившая свое имя то ли по первым буквам фамилии одного из ее организаторов, старшего лейтенант русского флота Рогнара Ансельмовича Окерлунда (1883–1919), то ли от американского междометия «ОК», означающего «все хорошо». Агентами этой организации стали практически все сотрудники русской дореволюционной морской разведки во главе со своим начальником капитаном 2 ранга Виктором Андреевичем Виноградовым (1879–1918), который действовал в непосредственном подчинении Ф. Кроми. Организация была раскрыта случайно, после возвращения из Скандинавии агента старой русской морской контрразведки, действовавшего под псевдонимом Ланко, который в октябре 1918 года предоставил ВЧК информацию о ее шпионской деятельности. Результатом стало так называемое дело Генмора, расследовавшееся ВЧК в конце 1918 – начале 1919 г. «Член ВЦИК В. Э. Кингисепп, состоявший в распоряжении ВЧК и ознакомившийся с материалами следствия по “делу Генмора”, писал в итоговой докладной записке, что “Регистрационная служба в совокупности с Морским контролем Генмора является филиальным отделением Английского Морского Генштаба”».
Важно отметить, что в первое время после Бреста сотрудники британской разведки в России продолжали идти прежним курсом – они пытались организовать сотрудничество с большевиками ради возвращения России в число стран, воюющих против Германии. Это было связано с техническими трудностями передачи новых указаний, с инерцией в их деятельности, а также с тем, что, возможно, глава английской шпионской сети в России Роберт Локкарт (1887–1970) в известной мере подпал под обаяние таких харизматичных лидеров, как В. И. Ленин и Л. Д. Троцкий.
Р. Бэйнтон сообщает, что 12 мая Ф. Кроми вместе с Р. Локкартом беседовал с Л. Д. Троцким в Москве. Англичанин записал в дневнике: «Пошли с Кроми, чтобы повидаться с Троцким по вопросу о флоте. Троцкий сказал, что война [с немцами] неизбежна. Поэтому я спросил, примет ли он вмешательство союзников. Он ответил, что уже просил союзников представить их предложения. Затем я сказал, что если союзники согласятся на это, я попрошу у него полчаса, чтобы обсудить ситуацию. Он сказал: “Если союзники согласятся, я дам Вам не полчаса, а целый день”».
Сохранилась шифровка Р. Локкарта о его совместном с Ф. Кроми посещении Л. Д. Троцкого 15 мая. Судя по ее содержанию, это та самая встреча, которая была датирована Р. Бэйнтоном 12 мая. Р. Локкарт сообщал, что встреча была специально посвящена вопросу об уничтожении Балтийского флота. Нарком сказал англичанам, что для этого назначены люди, которым определена денежная награда. По мнению Р. Локкарта, Л. Д. Троцкий был больше склонен договориться с союзниками об их интервенции, чем В. И. Ленин, при этом британец считал, что В. И. Ленин более «сильный человек» (в политическом смысле). О плохом состоянии связи у английских разведчиков свидетельствует тот факт, что эта шифровка была отправлена 18 мая, а получена и расшифрована лишь 25-го. Остальное содержание беседы не противоречит данным Р. Бэйнтона.
О двух майских встречах Ф. Кроми с руководством Советской России по вопросу об уничтожении Балтийского и Черноморского флотов пишет М. Уилсон. По данным Р. Бэйнтона, Ф. Кроми дважды посещал Москву между 15 и 23 мая, при этом вопрос об уничтожении Балтийского и Черноморского флотов поднимался в контексте возможного немецкого наступления, а целью этой акции было не дать немцам возможности захватить корабли. О встрече с Ф. Кроми вспоминал Л. Д. Троцкий во время следствия по делу А. М. Щастного: «Морскими специалистами, в частности английским морским офицером, имя которого я сейчас позабыл, но могу восстановить через Альтфатера… обращалось мое внимание на то, что в случае нападения на флот могут вызвать заранее такое паническое настроение в командах, что эти последние физически помешают предназначенным для этого лицам взорвать корабли». В. М. Альтфатер пояснил: «Фамилия английского офицера, упомянутого в показании Л. Троцкого, – комендэр Cromie. Он английский морской агент». Из слов Л. Д. Троцкого следует, что Ф. Кроми выступал даже в роли консультанта советского наркома по вопросу об уничтожении кораблей.
В своих показаниях на суде по делу А. М. Щастного Л. Д. Троцкий вспоминал, что распространялись слухи, «будто морской комиссариат в угоду немцам и во исполнение какого-то тайного пункта Брестского договора хочет погубить Балтийский флот. Слухи, распространяемые контрреволюционерами, были настолько злостными, что в морской комиссариат являлись представители английского морского ведомства с тревожными вопросами, принимаются ли меры, чтобы флот, в случае опасности, был взорван. Представители английского адмиралтейства предлагали даже деньги чинам ударной команды, которые будут выплачены после [взрыва людям, которые] могут [постра] дать при взрыве. Такое предложение, разумеется, было отвергнуто». Корреспондент другой газеты успел записать, что «к одному из членов морской коллегии дважды являлись представители английского адмиралтейства, которые настойчиво спрашивали, приняты ли меры к уничтожению флота на случай захвата его германцами».
Подчеркнем, что эти цитаты были напечатаны в газетах 21 июня 1918 г., то есть никакой тайны из своих контактов с англичанами Л. Д. Троцкий не делал. Позднее, в несколько отредактированном Л. Д. Троцким варианте, эти показания были повторены, причем он указал, что англичане также приходили к Е. А. Беренсу и В. М. Альтфатеру, которые «хорошо осведомлены о личности английских офицеров». Также он добавил, что предложение англичан о выплате денег натолкнуло его на мысль о «вопросе, о котором мы, в суматохе и в сутолоке событий, не подумали до тех пор: именно об обеспечении семейств тех моряков, которые подвергнут себя грозной опасности».
Согласно отчету Р. Локкарта, во время одной из его встреч с В. И. Лениным в Москве речь шла о том, что большевики будут сражаться, если немцы захотят восстановить в России буржуазное правительство, и будут отступать до Волги и Урала, но они будут сражаться на своих условиях и не станут марионетками союзников. В. И. Ленин заявил, что если союзники поймут это, это может дать возможность для сотрудничества. Однако он закончил тем, что, по его мнению, британское правительство никогда не будет смотреть на вещи под таким углом зрения, поскольку это реакционное правительство и оно будет взаимодействовать с русскими реакционерами, а не с революционерами. Остается заметить, что в этом вопросе В. И. Ленин оказался в очередной раз прав.
В апреле – мае 1918 г. Ф. Кроми участвовал в антигерманской пропаганде среди моряков Кронштадта, чтобы они уничтожили флот, если это будет нужно. Предоставим слово самому Ф. Кроми. В апреле 1918 г. он докладывал руководителю морской разведки адмиралу У. Р. Холлу: «… я считаю флот в Кронштадте в небезопасном положении [по отношению к немцам], но о его уничтожении не может быть и речи, если Развозов не вступит в свою должность снова». В конце месяца он писал: «… я надеюсь (хотя и слабо) на покупку некоторых чрезвычайных происшествий в Кронштадте». Это несомненно свидетельствует о прямом финансировании Ф. Кроми нелегальной организации в Кронштадте. Упоминание о пропаганде наводит на мысль о том, что одним из ее инструментов могло быть распространение среди моряков «документов Сиссона», о чем мы подробнее расскажем далее.
Недавно А. А. Зданович опубликовал сведения о том, что после Ледового похода Ф. Кроми удалось создать организацию для уничтожения кораблей, во главе которой стоял капитан 2 ранга В. А. Виноградов. Его ближайшими помощниками являлись подводники капитан 1 ранга Аполлинарий Николаевич Никифораки (1880–1928) и капитан 2 ранга Николай Константинович Нордштейн (1884–1936). В организацию входили десятки офицеров, в том числе старший лейтенант Борис Александрович Иванов (1884 – после 1920), который должен был организовать взрыв одного из эсминцев, стоявших у Балтийского завода, а передать ему взрывное устройство должен был мичман Яков Евгеньевич Бунимович (1892 – после 1921). «За каждый корабль назначалась определенная сумма в зависимости от его важности. В среднем выделялось от 12 до 14 тыс. рублей. Часть их (6–7 тыс.) разрешалось получить до завершения операции и потратить на личные нужды привлеченных к делу моряков». В сущности, это были не такие уж большие суммы – с учетом инфляции в переводе на современные деньги по золотому курсу на один корабль приходилось не более 4,3 млн руб. В какой-то момент В. А. Виноградов решил организовать взрыв кораблей, не дожидаясь прихода немцев, однако вынужден был срочно покинуть Петроград, «не передав деньги и не сделав соответствующих распоряжений хранителю взрывных устройств».
Мы полагаем, что операцию В. А. Виноградова можно датировать, опираясь на рассказ капитана 2 ранга Георгия Ермолаевича Чаплина (1886–1950). В воспоминаниях он описывает свою встречу с Ф. Кроми и представителями британской, французской и американской военных миссий в английском посольстве. Там Г. Е. Чаплин узнал, что союзники получили документы, которые доказывают, что большевики собираются «передать немцам ряд лучших судов нашего флота» и захватить Печенгу. Также «союзные представители окончательно разочаровались в возможности создания “народной армии”, возглавляемой тогда генералом [А. В.] Шварцем». Последнее указание позволяет датировать эту встречу временем вскоре после 12 мая, поскольку именно в тот день на совещании военных специалистов и руководства Петроградской коммуны выяснилось, что Г. Е. Зиновьев не собирается идти на поводу у офицеров и создавать «национальную армию» без комиссаров. Подробнее об этом совещании мы расскажем далее. Г. Е. Чаплину было «предложено взорвать теперь же все лучшие суда нашего флота». По его словам, он отказался это сделать. Вероятно, тогда Ф. Кроми решил дать команду на взрыв через В. А. Виноградова. Но и эта операция сорвалась.
Отметим, что форт Ино был взорван его комендантом капитаном К. М. Артамоновым 14 мая без согласования с командованием флота и Петроградского района. Нельзя исключать, что взрыв форта был частью английского плана уничтожения Балтийского флота. Даже если это было и так, взрыв Ино оказался в интересах России и не нанес вреда нашей стране. Несомненно, британцы не «клали все яйца в одну корзину». Параллельно с переговорами с Советским правительством они готовили собственный плацдарм в России – в Мурманске. К началу 1918 г. там уже находились британские корабли, а их командование вступило в контакт с Мурманским советом. 6 марта 1918 г. первый небольшой отряд британской морской пехоты высадился в Мурманске. Чтобы укрепить этот плацдарм, в Мурманск следовало направить «патриотически» настроенных русских, готовых, в случае чего, сражаться вместе с англичанами. В Петрограде была развернута «вербовка на Мурман», как это называлось. Одним из прикрытий этой деятельности была Русско-английская судостроительная и судоремонтная компания. Как пишет историк И. С. Ратьковский, «из других фигурантов дела [организации военно-морского врача В. П. Ковалевского] отметим генерал-майора [флота] А. Н. Рыкова и контр-адмирала М. М. Веселкина. Оба известные морские офицеры, члены “Русско-Мурманского ремонтного и судостроительного товарищества”. Последняя организация в числе прочих дел также занималась наймом и отправкой людей в Мурманск к англичанам… они “посылали своих людей на Север и вместе с англо-французами вырабатывали план оккупации Северной области”».
Организация В. П. Ковалевского первоначально была одной из частей более масштабной структуры, во главе которой стоял Г. Е. Чаплин. Почти всю Первую мировую войну он провел в качестве офицера связи на британских подводных лодках и был близко знаком с Ф. Кроми. Кроме «вербовки на Мурман», организация Г. Е. Чаплина вербовала людей на судах флота для их возможного уничтожения в случае прихода немцев, а также, вероятно, собирала военные силы в Петрограде на случай антисоветского восстания. Сотрудничество Г. Е. Чаплина и Ф. Кроми началось сразу после Ледового похода, то есть в конце апреля 1917 г. В конце мая русский офицер получил документы на имя британского капитана 2 ранга (коммандера) Томсона и выехал в Вологду, а затем в Архангельск. Г. Е. Чаплин сыграл исключительно важную роль в облегчении захвата Архангельска англичанами в начале августе 1918 г.
Кроме В. П. Ковалевского, сотрудником Г. Е. Чаплина был генерал-лейтенант Александр Владимирович Геруа (1870 – после 1944), служивший в это время в РККА, в штабе Петроградского участка.
Вероятно, Ф. Кроми не забывал и о личных коммерческих интересах: его современный британский биограф считает «Русско-Мурманское ремонтное и судостроительное товарищество» коммерческим проектом, через который «прокручивались» серьезные финансовые средства. Мы полагаем, что одним из направлений деятельности этого товарищества мог быть вывод под британскую юрисдикцию средств тех русских капиталистов, которые хотели спасти их от национализации, а также «спасение» британских капиталов. Как отмечает Р. Бэйнтон, «с самого начала революции в марте 1917 г. Кроми стал надежным каналом для хранения денег и ценностей британских граждан [в России]».
От своего руководства Ф. Кроми получал очень большие ассигнования. В частности, только 11 мая 1918 г. он получил 1,5 млн руб. Это, конечно, были не довоенные деньги, но даже с учетом инфляции они стоили не меньше 200 тыс. довоенных золотых рублей или около 500 млн современных российских рублей (при пересчете по цене золота).
Весной 1918 г. в Петрограде действовало множество тайных антисоветских организаций, которые занимались накоплением сил и поиском денег. Владимир Иванович Игнатьев (1887–1937), руководитель одной из них, вспоминал, что «денежные средства решили брать от центральной военной организации… и кроме того у союзников… Обязательным условием признавалась помощь союзников вооруженной силой через высадку десантов, так как расшатанность дисциплины, по мнению военных, не обеспечивала возможности создания надежного военного кадра без иностранной помощи… раздобыл первую сумму, очень небольшую… из английского источника».
В конце мая Ф. Кроми контактировал с британским армейским капитаном Макгратом, который приехал из Мурманска, куда он прибыл с генералом Фредериком Пулом (Poole, Frederick) (1869–1936). По словам британского консула в Архангельске Дугласа Янга (Young, Douglas) (1882–1967), «его миссией было не что иное, как организация в Архангельске восстания антибольшевистских элементов с активной поддержкой русских офицеров старого режима, свержение советской власти, а затем приглашение союзных войск». Макграт действовал в тесном контакте с Г. Е. Чаплиным.
Вопрос о конкретных задачах, решаемых Ф. Кроми весной – летом 1918 г., не так прост, поскольку они не оставались неизменными. Если ранней весной его приоритетом, вероятно, была борьба против захвата русских кораблей немцами, то к маю приоритеты изменились.
К этому времени на Западном фронте сложилось довольно тяжелое для Антанты положение. Немцы нанесли тактически успешные удары в Пикардии (21 марта – 4 апреля) и во Фландрии (9-30 апреля). Инициатива продолжала оставаться в руках Германии, поскольку ей удалось нанести еще один удар – на реке Эн (27 мая – 13 июня), а затем на реке Марне (15–17 июля). Американские войска пока только сосредоточивались во Франции, но в боях не участвовали. Лишь 18 июля союзникам удалось перейти в контрнаступление.
Для командования Антанты в этих условиях было бы абсолютно логичным предпринять меры по отвлечению немецких сил от Западного фронта, оно было вынуждено либо активизировать действия на второстепенных театрах, либо перебрасывать с них войска во Францию. На Салоникском фронте произошло наступление на реке Скра (29–31 мая), итальянцы готовили наступление, но их опередили войска Австро-Венгрии (битва на реке Пьяве 15–23 июня), из Палестины британские войска были переброшены во Францию. Абсолютно логичным было бы попытаться отвлечь часть немецких войск в Россию.
В рамках этой логики, на наш взгляд, лежал план использования Чехословацкого корпуса против немцев и большевиков (или против большевиков и немцев) в России, который позволял не терять 2–3 месяца на его перевозку из Владивостока во Францию. Напомним, что в мае 1918 г. произошло втягивание Чехословацкого корпуса в его знаменитый мятеж, положивший начало полномасштабной гражданской войне в России. При этом рядовым чешским легионерам казалось, что восстание было спонтанным, спровоцированным рядом распоряжений советских властей, в частности о разоружении корпуса. Но в действительности уже в конце апреля в командовании корпуса сложилось ядро энергичных офицеров, считавших обоснованным, в том числе по идеологическим причинам, участие корпуса в антисоветской борьбе в России. Отметим, что сразу же после начала чехословацкого мятежа (25 мая), уже 1–2 июня, пресса стран Антанты начала ратовать за широкомасштабную интервенцию в России.
Точно так же логично было бы спровоцировать антигерманские восстания в западных областях России, в частности в Петрограде. При этом судьба самого города, разумеется, не принималась во внимание – главным было, чтобы немцы бросили в Россию как можно больше войск, облегчив тем самым положение войск Антанты на Западном фронте.
В конце мая среди антисоветского подполья активизируются настроения в пользу интервенции. Так, между 20 и 27 мая была принята резолюция 8-го Совета партии (правых) эсеров, призывавшая к интервенции.
Мы полагаем, что уже в мае главной целью Ф. Кроми и других британских разведчиков России стало провоцирование восстаний под антигерманскими (и, разумеется, антибольшевистскими) лозунгами и подготовка собственной интервенции. Пропаганда идеи о тесной связи немцев и большевиков полностью отвечала этой цели. Отметим, что позиция французского руководства относительно использования Чехословацкого корпуса могла быть иной. По некоторым сведениям, французы до июня 1918 г. вполне искренне хотели перебросить корпус на Западный фронт.
Напомним, что у Антанты уже был опыт операций по втягиванию в войну нейтральных стран с использованием любых средств. Например, в июле 1916 – июне 1917 г. Греция была «принуждена к войне» на стороне Антанты с использованием таких методов, как блокада, захват греческого военного флота, установление контроля за государственными учреждениями, помощь Элефтериосу Венизелосу (1864–1936) в мятеже против законного правительства, принуждение к отречению короля Константина I, клеветническая кампания против королевы Софии (прусской принцессы, сестры императора Вильгельма II). В этой операции заметную роль сыграл капитан 2 ранга французского флота Анри де Вертамон (1871–1963), который осенью 1918 г. будет заочно осужден советским судом по «делу Локкарта».
Характерно, что в шифровке от 25 мая Р. Локкарт передавал свое мнение о необходимости скорейшей интервенции союзников и о том, что в этом случае «абсолютно необходимой» мерой станет уничтожение Балтийского флота, причем Ф. Кроми самостоятельно договорился о мерах по уничтожению кораблей – очевидно, со своей агентурой. Однако, по мнению Ф. Кроми (в передаче Р. Локкарта), его договоренности сохранят свою силу лишь на недолгое время. Очевидно, британский разведчик предпринял еще одну попытку организовать взрывы, либо он сохранил старые контакты с завербованными им людьми помимо В. А. Виноградова. Нам представляется важной мысль Р. Локкарта о неизбежности уничтожения Балтийского флота силами заговорщиков, связанных с британской разведкой, в случае союзнической интервенции. Нельзя исключать, что таким образом британцы хотели облегчить себе захват Петрограда, не надеясь на переход флота на их сторону, поскольку оценивали позицию матросов как пробольшевистскую. Таким образом, морские офицеры, втянутые в организацию Ф. Кроми, оказывались в роли предателей национальных интересов, поскольку должны были уничтожить свой флот в угоду англичанам.
По сведениям современного биографа Ф. Кроми Р. Бэйнтона, в его отчетах руководству был перерыв с 17 мая по 26 июля 1918 г. Возможно, отчеты Ф. Кроми за этот период по тем или иным причинам остаются секретными. Исследователям доступен лишь один его отчет за этот промежуток времени – от 24 июня 1918 г. В нем Ф. Кроми сообщает, что не считает вероятным наступление немцев или финнов на Петроград до тех пор, пока англичане остаются в Мурманске и не начали продвижение на юг. В то же время он полагал, что немцы планируют подчинить Россию исподволь, в частности овладеть Балтийским флотом через матросов-эстонцев. К этому времени Ф. Кроми становится горячим сторонником интервенции и приводит в качестве аргументов мнение своего «главного агента Vinegradeff» (капитана 2 ранга В. А. Виноградова) и свое собственное видение ситуации. В донесении не упоминается ни об аресте А. М. Щастного, ни о подавлении мятежа Минной дивизии. Мы полагаем, что об этом можно было и не докладывать шифрованными сообщениями, поскольку в газетах информации было предостаточно. На наш взгляд, решительная агитация В. А. Виноградова и Ф. Кроми в пользу интервенции была связана с крушением надежд на самостоятельный успех антибольшевистских сил в Петрограде. Донесение Ф. Кроми заканчивается такими словами: «Россия ожидает вмешательства на севере (эта идея не распространялась моими сотрудниками[, а выношена самими русскими]) и строит на этом свои надежды… Масштабная интервенция – это единственное, что спасет ситуацию и Россию, и я повторяю, что на [вооруженную] силу, собранную здесь, нельзя полагаться, если каждая ее часть не будет усилена, по крайней мере, 25 % союзных войск». Ф. Кроми опасался того, что антисоветское подполье в случае отсутствия военного вмешательства Антанты переориентируется на Германию. Основания для этого были: о колебаниях в кругах антисоветских заговорщиков писал, в частности, В. И. Игнатьев.
В июле Ф. Кроми активно занимался созданием нелегальной организации. Это подтверждает его письмо в конце месяца контр-адмиралу У. Холлу: «Я взял на себя слишком много, но я думаю, у меня достаточно много друзей, даже если дело дойдет до побега».
В начале августа к Ф. Кроми явился человек, назвавший себя Sabir. Следует иметь в виду, что, несмотря на свободное владение Ф. Кроми русским языком, в его донесениях русские имена и географические названия искажены самым причудливым образом. Например, фамилия Виноградов передана им как Vinegradeff, Петрозаводск – как Pavodsk и т. д. Поэтому мы не удивимся, если на поверку Сабир окажется, скажем, Сапфиром. Очевидно, что это подпольная кличка.
Сабир заявил Ф. Кроми, что «он был лейтенантом Балтийского флота при главнокомандующем адмирале Shastny (Щастном. – К. Н.), которого Троцкий казнил как контрреволюционера в предыдущем месяце… Сабир сказал, что сейчас он командир Минной дивизии». На наш взгляд, единственным человеком, который мог представиться Сабиром, был Г. Н. Лисаневич. То, что он назвал себя командиром Минной дивизии, надо понимать так, что он был ее неформальным лидером. Действительный командир Минной дивизии Анатолий Петрович Екимов (1879 – после 1924) был капитаном 1 ранга и никак не мог представиться лейтенантом. К тому же Ф. Кроми лично знал многих офицеров Минной дивизии, поскольку на ее базе, транспорте «Либава», летом 1917 г. жили британские офицеры-подводники. Г. Н. Лисаневич был мичманом, но британцы переводили этот чин как «sub-lieutenant», поскольку чин «midshipman» в их флоте офицерским не считался.
Сабир и Ф. Кроми обсуждали вопрос о взрыве Финляндского железнодорожного моста на случай наступления немцев из Финляндии. Сабир был настолько важной фигурой в глазах Ф. Кроми, что он пытался организовать встречу с ним генерала Николая Николаевича Юденича (1862–1933), скрывавшегося в Петрограде. Вместе с Сабиром с Ф. Кроми встречался некто Steckelman, которого известный историк спецслужб А. А. Зданович отождествляет с сотрудником ВЧК А. Б. Штегельманом (Энгельгардтом). Steckelman убеждал Ф. Кроми, что в его распоряжении 60 тыс. белогвардейцев и большие связи на железных дорогах и что его организация может обеспечить быструю переброску английских войск с Кольского полуострова в Петроград. А. А. Зданович полагает, что через Штегельмана-Энгельгардта к Ф. Кроми уже «подбиралась» ВЧК, но это не отменяет факта его контактов с Г. Н. Лисаневичем.
Следует отметить, что практически единственным источником сведений о встречах с Сабиром является написанный по памяти в ноябре 1918 г. доклад одного из подчиненных Ф. Кроми, Херолда Тревенена Холла, который до этого пережил штурм английского посольства чекистами и два с лишним месяца заключения в Петропавловской крепости. Кем был X. Т. Холл, неясно – то ли «сотрудником резидентуры британской политической разведки», то ли британским коммерсантом, случайно втянутым в деятельность спецслужб.
Возможно, встреча Ф. Кроми с Сабиром-Лисаневичем произошла значительно раньше, еще в конце мая – июне 1918 г., а X. Т. Холл просто не знал о ней. Упоминание в разговоре об А. М. Щастном как о бывшем командующем флотом было возможно с момента его ареста (27 мая).
В своем рапорте X. Т. Холл сообщает, что во время своего пребывания в Петропавловской крепости в сентябре – ноябре 1918 г. он сидел вместе с Сабиром, который позднее был выпущен. Поэтому он делает вывод о работе Сабира на ВЧК. Такое предположение мы не считаем вероятным, поскольку если Сабир и Г. Н. Лисаневич одно и то же лицо, то его вербовка чекистами до подавления мятежа Минной дивизии была, очевидно, невозможна. Между этим событием и описываемой X. Т. Холлом встречей Сабира с Ф. Кроми в июле прошло слишком мало времени. К тому же непонятны мотивы Г. Н. Лисаневича для перехода на сторону ВЧК. Если Сабир-Лисаневич был арестован в сентябре 1918 г., то что мешало судить его вместе с другими участниками мятежа Минной дивизии?
Мы полагаем, что X. Т. Холл сознательно педалировал тему провокации в отношении Ф. Кроми со стороны ВЧК, чтобы по возможности обелить его образ, который к середине ноября 1918 г. уже стал чрезвычайно значимым для британской антисоветской пропаганды. Описание штурма посольства и гибели Ф. Кроми в отчете X. Т. Холла настолько отличается от показаний других свидетелей-англичан, что возникает уверенность в том, что X. Т. Холл стремился подкрепить легенду, а не фиксировал факты. Высокопоставленные британские разведчики давно намекали на это обстоятельство. В изданных в 1930 г. воспоминаниях С. Хор, описывая гибель Ф. Кроми, замечает, что не сомневается в героической гибели британского офицера на своем посту, а перед этим пересказывает слова одного из свидетелей, утверждавшего, что в руках у Ф. Кроми не было оружия. Эта заключительная фраза намекает знающим об истинном развитии событий на то, что красивая история о перестрелке Ф. Кроми с чекистами была вымышленной. Мы полагаем вероятным, что X. Т. Холл выдумал встречу с Сабиром в Петропавловской крепости, чтобы представить его агентом ВЧК.
О степени влияния Ф. Кроми на флотские круги, в частности Минную дивизию, свидетельствует его донесение от 8 августа: «Я отказался от предложения [использования] эсминцев на Ладожском озере, так как мы не сможем предоставить им какую-либо базу, если мы не вторгнемся на территорию Финляндии, и [нам] будет трудно снабжать их. Если небольшая база может быть организована в Perchguba (Пергуба на Онежском озере. – К. Н.) или Brukoba (?), недалеко от станции Медвежья [Гора], я могу организовать небольшие военно-морские силы на Онежском озере. В настоящее время я на связи с 12-узловыми моторными бронекатерами с запасом керосина на 80 часов [хода]… Они будут поддерживать связь с Гиллеспи (С. Рейли. – К. Н.) в Вологде и готовы отправиться куда угодно. Есть также четыре 25-узловых бензиновых катера, но достаточного количества бензина нет. Оба типа [судов] несут 75-мм орудие и по одному [пулемету] максиму. Я пытаюсь поднять [на восстание] вооруженные буксиры для той же цели… Пожалуйста, сообщите мне, если хотите поддержки с моря на реке и озере, с указанием предлагаемых баз и подробных планов». Поясним, что в тот момент силы, предназначенные для Онежской флотилии, фактически находились в Петрограде и передислоцировались в Петрозаводск только к октябрю 1918 г.
Ф. Кроми находился в контакте с офицерами Селигеро-Волжской флотилии, формировавшейся в то же время. По свидетельству служившего на флотилии гардемарина Павла Васильевича Репина (1898 – после 1933), «англичане даже выдали [командиру флотилии старшему лейтенанту] Билибину деньги для перевода флотилии [из Осташкова] в Котлас. После переговоров с англичанами Билибин, возвращавшийся из Петрограда, был арестован…. Вообще, надо сознаться, дело нашей флотилии не из блестящих, наши руководители оказались далеко не на высоте своего положения».
Последнее замечание П. В. Репина весьма важно. Руководства многочисленных нелегальных антисоветских организаций в Петрограде и его окрестностях весной-летом 1918 г. отчаянно враждовали друг с другом, боролись за финансирование со стороны иностранных разведок и русских капиталистов, колебались между «союзнической» и «германской» ориентацией и постоянно интриговали друг против друга. В результате большой потенциал антисоветских сил оказался распыленным, а их деятельность – малоэффективной. Недавно подробный анализ этой деятельности проделал К. А. Тарасов, который пришел к таким же выводам.
Ф. Кроми также испытывал разочарование в своих русских союзниках: «Русский понимает только большую палку и большую угрозу, все остальное воспринимается как слабость. Нельзя забывать, что речь идет не о европейце, а о хитром и жестоком дикаре, который достаточно покорен только тогда, когда у вас в руке палка».
Деятельность Ф. Кроми была прервана 31 августа 1918 г., когда чекисты, расследующие «заговор послов», попытались совершить обыск в английском посольстве в Петрограде. Возникла перестрелка, случайной жертвой которой стал Ф. Кроми. Трое свидетелей-англичан, не имевших отношения к разведке, единодушно утверждали, что не видели у него в руках оружия, а сам он был поражен в затылок. Даже X. Т. Холл в своем рапорте не описывает саму сцену перестрелки и не утверждает прямо, что Ф. Кроми стрелял. Красивая история о том, как он отстреливался из двух пистолетов от чекистов, пытающихся тараном выбить дверь посольства, была от начала и до конца сочинена Сиднеем Рейли (1873–1925), который не присутствовал при этом.
Ф. Кроми был похоронен на Смоленском лютеранском кладбище 6 сентября 1918 г., причем участники похорон отмечали, что моряки с трех эсминцев, стоявших на Неве у Николаевского моста, отдавали честь его катафалку. В настоящее время могила утрачена, но существует кенотаф на британском военном кладбище в Архангельске.
Версия геройской гибели Ф. Кроми более чем устроила британские власти и общественное мнение. Она была раскручена пропагандой. Учитывая его безупречную боевую репутацию, погибший разведчик был идеальной фигурой для «ритуального жертвоприношения», которое должно было убедить рядовых англичан в том, что большевики поставили себя вне рамок цивилизации. Уинстон Черчилль (1874–1965), который занимал тогда пост министра вооружений, направил в адрес британского правительства специальный меморандум с предложением «несмотря на сильную занятость многими другими вопросами составить персональный список лиц, ответственных за убийство Кроми, и объявить им о неизбежном возмездии со стороны Великобритании, сколько бы времени оно ни потребовало». Так родилась идея персональных санкций со стороны Запада!
Ф. Кроми был посмертно награжден орденом Бани 3-й степени (The Most Honourable Order of the Bath, Companion). В то время выше ордена Бани в наградной иерархии стояли только одностепенные ордена, предназначенные для высших государственных сановников, так что награда Ф. Кроми была исключительной для офицера его ранга. До сих пор он остается единственным британским военно-морским атташе, погибшим при исполнении служебных обязанностей.
В Советской России версия о выстрелах со стороны Ф. Кроми также оказалась удобной, поскольку позволяла обойти вниманием тот факт, что во время обыска в здании посольства не было найдено никаких серьезно компрометирующих заговорщиков документов. Ни один из арестованных в посольстве перед судом не предстал. Таким образом, налет на посольство оказался бесполезным.
Белые не забыли Ф. Кроми. В армии Н. Н. Юденича в честь него был назван английский танк МК V «Капитан Кроми», экипаж которого состоял из морских офицеров.
Из отрывочных сведений о деятельности Ф. Кроми складывается впечатление, что он вовлек в нелегальную организацию значительное число влиятельных офицеров с кораблей, стоявших на Неве, а также некоторое количество офицеров с кораблей, стоявших в Кронштадте. Первоначально его целью было гарантировать уничтожение Балтийского флота в случае захвата Петрограда немцами. В этом направлении он активно действовал по меньшей мере до середины мая. С этой же целью он встречался в мае с Л. Д. Троцким. Это направление деятельности Ф. Кроми полностью соответствовало задаче борьбы против немцев на территории России и не было направлено прямо против Советского правительства. Однако распоряжение о превентивном взрыве кораблей в середине мая, не вызванное прямой угрозой немецкого вторжения, должно было принести явный ущерб России и являлось актом, враждебным по отношению к нашей стране, не говоря уже о подготовке взрыва кораблей, приуроченного к вторжению союзников.
С апреля деятельность Ф. Кроми приобретает антисоветский характер, он создает тайные организации, призванные либо совершить восстание в Петрограде, либо облегчить интервенцию англичан. Несомненно, очертить полный круг морских офицеров, вовлеченных в антисоветские заговоры, практически невозможно, однако можно смело считать, что Ф. Кроми в определенной степени контролировал Балтийский флот. Смерть английского атташе и раскрытие «заговора послов» нанесли удар британской разведке, но не уничтожили ее сеть в Советской России.
Учитывая личное знакомство А. М. Щастного и Ф. Кроми, мы склонны предполагать, что их контакты не ограничивались обсуждением возможности подрыва кораблей в Гельсингфорсе. Отношение Ф. Кроми к А. М. Щастному было, видимо, достаточно критическим, а сам А. М. Щастный был осторожным человеком и ни в коей мере не являлся марионеткой британского атташе. Поэтому утверждению А. М. Щастного на суде, что он не встречался с Ф. Кроми в Петрограде, можно верить – он просил задать Е. А. Беренсу вопрос: «Передал ли я ему, чтобы Cromie не искал встречи со мною[?]» Однако отсутствие личных встреч не означает отсутствия контактов.
Деятельность английской разведки и нелегальных белогвардейских организаций так беспокоила командование Красного флота, что командующий Балтийским флотом контр-адмирал А. П. Зеленой в августе 1919 г. обратился в ВЧК с просьбой организовать Особый отдел Балтийского флота, «так как Петроградская ЧК была перегружена своими делами и не уделяла морякам должного внимания». Однако ВЧК этого не сделала. Тогда Реввоенсовет Балтийского флота в октябре 1919 года своим решением образовал Особый отдел при Реввоенсовете флота.
Идея подготовить «морской заговор» в Петрограде не угасла и в дальнейшем. Так, в октябре 1919 г. белым командованием «было принято предложение адм[ирала] Бахирева захватить все морские силы, находящиеся на Неве; для чего у него хватает сил… Они достигают до 600 человек, но… при малом даже успехе число это в течение нескольких часов увеличится в 6–7 раз… 85 % из командного состава Красной армии присоединятся к нам и увлекут с собой свои части». Один из заговорщиков «…вовлек в организацию… бывшего мичмана Н. Э. Рейтера», который предложил использовать морскую радиостанцию, где он служил, для связи со штабом Н. Н. Юденича в Нарве. «Для этого он… разработал два шифра… удалось провести три сеанса связи». Результатом этого заговора стало дело английского разведчика Пола Дюкса (1889–1967), которое вела Петроградская ЧК в ноябре 1919 – январе 1920 г.
Однако в итоге, как заметил А. В. Ганин, «получается, что в тайной войне в Петрограде, где не существовало никаких правил, большевики с помощью чекистов, даже не вникая в истинную подоплеку событий и реальные действия подполья, полностью переиграли своих противников в лице антибольшевистски настроенных бывших офицеров и содействовавших им представителей иностранных держав».
