Глава 5

Россия в тисках: Германия

А. М. Щастный пришел в Кронштадт на своем флагмане, посыльном судне «Кречет», 19 апреля 1918 г. С этой даты начинается последний период его жизни и политической деятельности.

Май и июнь 1918 г. выдались такими богатыми на события, что диву даешься. В единый клубок переплелись: еще продолжающаяся Первая мировая война; германская, австро-венгерская и турецкая интервенция на территории бывшей Российской империи; начало английской и японской интервенции в России в Мурманске и Владивостоке соответственно; мятеж Чехословацкого корпуса, с которого отсчитывается начало полномасштабной гражданской войны; борьба новоявленных независимых государств вроде Финляндии или Азербайджана за территориальное расширение за счет России. К этому надо прибавить затопление части Черноморского флота и сдачу другой его части немцам, а также многочисленные заговоры и операции английской и французской разведок на территории России. Разрастался конфликт в коалиции большевиков и левых эсеров, окончившийся левоэсеровским мятежом в начале июля, велась борьба внутри самой РКП(б), где «левые коммунисты» не примирились с Брестским миром и началом строительства государственного аппарата более-менее традиционными методами. Все это было помножено на чудовищные слухи, в которых предвещались самые фантастические события – от провозглашения великого князя Михаила Александровича императором в Киеве до полной оккупации России Германией, от объявления большевиков германскими агентами до обвинения их в предательстве идеалов революции. Не только у обывателей, но и у людей, опытных в политике, ум заходил за разум.

Непосредственно в конце апреля – начале мая 1918 г. на политическом горизонте в очередной раз сгустились тучи.

Вызывал глубочайшее беспокойство захват немцами Крыма. 22 апреля на полуостров вторглись войска Украинской народной республики, вслед за ними шли немцы, которые 26 апреля разоружили украинские войска. 1 мая немцы вошли в Севастополь. Главные силы Черноморского флота ушли в Новороссийск из-под носа у немецких войск 29 апреля – 1 мая 1918 г. При этом в самом Черноморском флоте произошел раскол, поскольку часть кораблей ушла из Севастополя под красными флагами еще 29 апреля, а часть во главе с контр-адмиралом Михаилом Павловичем Саблиным (1869–1920) попыталась остаться, подняв украинские флаги. Когда оказалось, что немцы не признают никакого украинского флота, эти корабли также ушли в Новороссийск. Оккупация немецкими войсками Крыма была явным нарушением Брестского договора, по которому Крым признавался частью России. Впоследствии выяснилось, что это было единственное столь крупное нарушение договора со стороны Германии, но современники этого не знали и ждали новых захватов. Прежде всего, казалось, что под ударом немцев находится Петроград. Действительно, каким бы безумием это ни выглядело, но немецкое командование, которое должно было все свое внимание уделить Западному фронту, где решалась судьба войны, до начала сентября 1918 г. разрабатывало планы наступления на Петроград!

Другим опасным для Советской России событием стал военный переворот в Киеве 28–30 апреля, в результате которого немцы разогнали Центральную раду и сделали гетманом генерал-лейтенанта русской армии Павла Петровича Скоропадского (1873–1945). Гетман немедленно отменил все социалистические реформы Центральной рады – восьмичасовой рабочий день, право на забастовки, раздел земли между крестьянами, запретил социалистические партии. Это вызвало прилив энтузиазма в антисоветских кругах, которые понадеялись на то, что из Киева начнется возрождение старых порядков на всей территории бывшей империи. В газетах печатали слухи о том, что в церквах Киева оглашается манифест великого князя Михаила Александровича, в котором он именуется императором российским и гетманом украинским. Напомним, что в апреле – мае 1918 г. казалось, что гражданская война на территории РСФСР почти утихла. После гибели Л. Г. Корнилова и поражения казачьих атаманов А. М. Каледина и А. И. Дутова почти не осталось крупных очагов антисоветской вооруженной борьбы. В этих условиях гетманская Украина стала магнитом, притягивавшим антисоветские силы. Появились планы повторения киевского сценария в Москве или Петрограде. Большевики вполне осознавали эту опасность, о чем прямо говорится в докладе В. И. Ленина на объединенном заседании ВЦИК и Московского совета 14 мая.

Третий грозный процесс шел на Севере. С 1 марта в Мурманске фактически началась британская интервенция, поначалу незначительными силами. В последних числах апреля белые финны пытались взять Печенгу на побережье Северного Ледовитого океана, но 3 мая были выбиты оттуда небольшим отрядом из красногвардейцев, красных матросов и британских морских пехотинцев, который был перевезен на место и высажен с британского броненосного крейсера «Кокрейн» (Cochrane). Эти события были описаны гардемарином Сергеем Адамовичем Колбасьевым (1898–1938) в его автобиографической повести «Центромурцы». К концу апреля англичане сформировали бронепоезд, который помог отпугнуть белых финнов от линии Мурманской железной дороги. Эти события подпитали восприятие англичан как «честных союзников», желающих блага России и защищающих ее от немецких прихвостней. Советское правительство пыталось лавировать между Германией и странами Антанты, используя их противоречия, в частности, в мае 1918 г. считая присутствие английских сил на Севере допустимым. Однако в Лондоне уже побеждало мнение о необходимости вооруженной борьбы с большевиками, что вылилось в полномасштабное вторжение в начале августа 1918 г. В этой связи нельзя не процитировать немецкого генерала Р. фон дер Гольца, командовавшего немецкими войсками в Финляндии весной 1918 г.: «Англичане взяли под контроль незамерзающее мурманское побережье и Мурманскую железную дорогу. Оттуда они могли бы оказывать давление на Петербург, свергнув там власть большевиков и получив в свое распоряжение русский флот в Кронштадте, все еще находившийся под контролем старорежимных царских офицеров и занимавший достаточно самостоятельную позицию по отношению к петербургским властителям…»

Мурманский сценарий повторялся на Дальнем Востоке. 4 апреля во Владивостоке высадился японский десант под предлогом защиты жизни и собственности японских граждан. Вслед за японцами высадились англичане.

Только учитывая все эти события, можно правильно понять и оценить действия А. М. Щастного и других исторических деятелей, которые появляются на страницах этого исследования.

Сразу же после прихода в Кронштадт А. М. Щастный поехал в Москву, а 21 апреля уже вернулся в Петроград, где встречался с начальником Минной дивизии капитаном 1 ранга Анатолием Петровичем Екимовым (1879 – после 1924). Газетные публикации подтверждают его пребывание в столице 20 или 21 апреля. «С его (А. М. Щастного. – К. Н.) участием состоялось совещание, на котором, между прочим, рассматривался вопрос о морских агентах за границей». Во время этой поездки А. М. Щастный должен был впервые встретиться с Л. Д. Троцким. Вполне вероятно, что при встрече они обсуждали возможность перевода части эсминцев на Ладогу.

Вторично А. М. Щастный выехал в Москву 23 апреля – этим числом датирован приказ о временной передаче должности наморен М. А. Петрову. В Москве А. М. Щастный пробыл четыре-пять дней. Он участвовал в заседаниях Высшего военного совета (ВВС) вместе с генерал-лейтенантом Михаилом Дмитриевичем Бонч-Бруевичем (1870–1956), Иваром Тенисовичем Смилгой (1892–1937) и Шварцем. Возможно, это был генерал-лейтенант Алексей Владимирович Шварц (1874–1953), военный руководитель Петроградского боевого участка, но нельзя исключать, что это был полковник Николай Николаевич Шварц (1882–1944), в то время – фактический руководитель советской военной разведки. Учитывая, что И. Т. Смилга в начале 1918 г. был советским представителем в красной Финляндии, кажется логичным присутствие на заседании ВВС лиц, отвечавших за оборону страны на морской и сухопутной границе с Финляндией и знавших положение в этой стране. Характерно, что вторая поездка А. М. Щастного не нашла отражения на страницах газет – видимо, она была предпринята с сохранением секретности.

25 апреля А. М. Щастный представил в ВВС стратегические наброски под названием «Ориентировка в отношении немцев» и «Ориентировка в отношении старофиннов». Формально первый из документов содержит два варианта «решения» – А и Б, но фактически «решение А» является первой, а «решение Б» – второй частью единого документа, которые логически связаны между собой. В «решении А» констатируется, что потеря позиции Ревель – Гельсингфорс лишает флот возможности оказать успешное сопротивление немцам. Кроме того, указывалось на длительное отсутствие боевой подготовки, недостаток доверия между офицерами и матросами и желание мира среди личного состава. А. М. Щастный подчеркивал, что флот представляет собой «громадную материальную ценность», поэтому необходимо его сохранить как реальную силу на случай будущего мира, как средство борьбы с немцами после поражения немецкого флота от англичан, как гарантию возвращения части бассейна Балтийского моря. «Решение Б» посвящено действиям, которые нужно предпринять в случае, если «будет решено защищать Петроград от немцев». А. М. Щастный предлагал издать манифест о том, «что нам [для отступления] хода [дальше] нет, что мы должны умирать на указанных гранях и рубежах государства», при этом «правительство должно быть уверено, что [этот] призыв найдет живейший отклик в народе и встретит стремление всех борцов без различия партий и организаций встать на защиту государства». Кроме того, следовало создать полевую армию, достаточную для обороны фортов Ино и Красная Горка, выставить минные и сетевые заграждения на морском театре, отказаться от запрета плавания наших кораблей в Финском заливе (предусмотренного Брестским миром), вывести на позиции подводные лодки. В отношении белых финнов («старофиннов», как называл их А. М. Щастный) предполагалось вступить в переговоры, чтобы выяснить их намерения, а также договориться с немцами о том, что Россия будет защищаться от вторжения белофиннов независимо от отношений с немцами. Эти идеи не встретили возражений со стороны ВВС и Л. Д. Троцкого.

ВВС был удовлетворен докладом А. М. Щастного и предписал ему немедленно вступить в переговоры с немцами и белофиннами о демаркационной линии в Финском заливе, причем ее начертание отдавалось на усмотрение наморси. Следовало выработать инструкцию по соблюдению демаркационной линии и докладывать о переговорах в ВВС. В случае отказа немцев и финнов установить такую линию наморси следовало «принять надлежащие меры сторожевого охранения флота, усилив их необходимыми и возможными техническим средствами». Таким образом, решение ВВС цитировало пункт 3 «решения Б», предложенного А. М. Щастным.

По поводу договоренности с немцами А. М. Щастный был настроен пессимистически. Во время суда он записал: «Я высказал Троцкому свое мнение, что Гер[манское] Мор[ское] К[омандова]ние вряд ли пойдет на установку демаркац[ионной] линии – он только младший флагман» – имелось в виду, что старший немецкий морской начальник в Финляндии не имеет должной власти для того, чтобы договариваться с русскими. Надо отметить, что 30 апреля контр-адмирал А. Мойрер был сменен на этом посту контр-адмиралом Л. фон Усларом. Очевидно, что во время совещания в ВВС 21 апреля речь шла об А. Мойрере, но к моменту суда над А. М. Щастным эти две фигуры могли быть спутаны. Впрочем, кто именно командовал немецкими силами в Финляндии, в этом контексте было неважно. Каким бы ни было личное мнение А. М. Щастного, он получил предельно ясную инструкцию.

На заседании ВВС также обсуждался вопрос об уничтожении судов флота в случае немецкого наступления. В частности, тогда А. М. Щастный бросил фразу о том, что вследствие деморализации команд флот представляет собой «железный лом».

Вернувшись в Петроград не позднее 28 апреля, А. М. Щастный послал радиограмму А. П. Зеленому в Гельсингфорс, уполномочивающую его вступить в переговоры с немцами и белофиннами об установлении в Финском заливе временной демаркационной линии. Предлагалось собрать трехстороннюю комиссию в Ревеле или в Нарве, которые имели исправное телеграфное сообщение с Петроградом.

Никакого ответа А. М. Щастный не получил. А. П. Зеленому посылали радиограммы 29 апреля и 1 мая (дважды) с просьбой о срочном ответе. Только после этого была получена ответная радиограмма: «Указанный вопрос возбуждать по обстоятельствам момента крайне нежелательно. Не представляется возможным убедительно для местных органов мотивировать необходимость [установления демаркационной линии]». 2 мая А. М. Щастный подтвердил необходимость вступить в контакт с немцами и белофиннами по вопросу о демаркационной линии. 3 мая A. П. Зеленой ответил, что поскольку получено повторное приказание, оно будет выполнено и об исполнении доложено. Через два дня он донес, что предложения переданы финляндскому Сенату, ответа нет.

За десять дней А. М. Щастный ни разу не докладывал о положении с демаркационной линией в Москву. Это вызвало вполне понятное раздражение Л. Д. Троцкого. 7 мая Ф. Ф. Раскольников по его распоряжению запросил B. М. Альтфатера (находившегося в Петрограде) о том, «какие шаги предприняты нашим командованием и получен ли соответствующий ответ от немцев. Если в течение сегодняшнего дня от Щастного и главного комиссара [Е. С. Блохина] не будет получен ответ, то это будет рассматриваться как государственная измена с их стороны».

8 или 9 мая Л. Д. Троцкий обратился по телеграфу напрямую к Е. С. Блохину. Он указывал на недопустимость задержки информации о демаркационной линии: «Вы поставлены советской властью [на] крайне ответственный пост для надзора за поведением всего личного состава, в частности лиц командного состава. Это есть главная ваша обязанность… Именем советской власти приказываю вам представить в 24 часа точные и ясные объяснения по поводу ваших действий, и в частности ответить на следующий вопрос: 1. Почему вы не сообщили нам о нарушении дисциплины Зеленым и Жемчужиным? 2. Что предпринято вами в отношении названных лиц?».

Ответ Е. С. Блохина просто поразителен. Такую телеграмму мог бы послать любой «бывший» чиновник: «До настоящего момента с роспуском старого флота по декрету от 29 января и образованием нового Красного Рабоче-Крестьянского флота, со стороны высшего Правления флотом Верховной морской коллегии, одинаково как и Вами, каких-либо норм организации вообще, в частности норм правопорядка и дисциплины на флоте, преподано не было, а следовательно, понятие о дисциплине, желательное для всех, не могло быть установлено и проведено в жизнь лично мною». Далее Е. С. Блохин оправдывал А. П. Зеленого и Б. А. Жемчужина, поскольку немецкое командование крайне ограничило их возможности даже по связи с советским командованием.

9 мая А. М. Щастный наконец доложил наркому о получении радиограммы от А. П. Зеленого, «что ответа по поводу демаркационной линии он еще не имеет, но словесно [приказание о вступлении в переговоры относительно демаркационной линии] исполнил, просил [немцев и финнов] ускорить [решение вопроса]».

Еще через два дня А. М. Щастный и Е. С. Блохин доложили в Москву, что предложения по установлению демаркационной линии, врученные германскому командованию, остаются без ответа. Они констатировали, что считают «настоящее положение достаточно неустойчивым», и просили их уведомить не менее чем за двое суток о возможных осложнениях в отношениях с немцами, чтобы успеть подготовить флот к боевым действиям.

В общем, за период с 28 апреля по 11 мая выяснилось, что немцы и финны не собираются устанавливать демаркационную линию в Финском заливе, вероятно, поскольку это позволило бы Красному флоту покидать гавани и выходить в свои территориальные воды, скажем, для боевой подготовки. До тех пор пока демаркационная линия не была установлена, продолжала действовать 5-я статья Брестского мира в ее буквальном понимании, запрещавшая российскому флоту покидать свои базы. Как раз в эти дни в Гельсингфорсе белофиннами был расстрелян комиссар при старшем русском морском начальнике в водах Финляндии Б. А. Жемчужин, а комиссар по району г. Або матрос Николай Кузьмич Козлов (?—1918) был найден мертвым на железнодорожных путях – вероятно, он также был убит белофиннами.

Очевидно, Л. Д. Троцкий принял эти факты во внимание, поскольку больше вопрос о демаркационной линии в его переговорах с А. М. Щастным не поднимался.

Позднее действия А. П. Зеленого в Гельсингфорсе по установлению демаркационной линии были окончательно признаны правильными.

Тем не менее Революционный трибунал, осудивший А. М. Щастного, в особом постановлении указал «привлечь к ответственности за преступления по должности… военного моряка Зеленого».

Несмотря на это постановление, бывший контр-адмирал в январе 1919 г. был назначен командующим морскими силами Балтийского моря и оставался на этом посту до августа 1920 г. Именно он руководил боевыми действиями красного Балтийского флота против англичан летом 1919 г. После Гражданской войны А. П. Зеленой был уполномоченным морского ведомства при советском представительстве в Финляндии и военно-морским атташе в Финляндии (апрель-ноябрь 1921 г.). Умер от болезни в Петрограде 4 сентября 1922 г. и был похоронен в Александро-Невской лавре.

Одним из ключевых вопросов, связанных с безопасностью флота и Петрограда, был вопрос о принадлежности форта Ино. Форт был построен перед Первой мировой войной на Карельском перешейке, в районе современного пос. Молодежное и назывался Николаевским. Вместе с фортом Алексеевским (Красная Горка) на южном берегу Финского залива Ино должен был полностью перекрыть доступ вражеским кораблям к Кронштадту. Для этого он был вооружен восемью 305-мм и восемью 254-мм орудиями, не считая артиллерии среднего и малого калибров. По своей огневой мощи он соответствовал одному-двум линейным кораблям, а по живучести значительно превосходил любой корабль. Слабым местом форта была оборона с сухопутной стороны. По опыту Первой мировой войны, чтобы действительно защитить форт с суши, надо было удерживать противника в 15–20 км от него. Разумеется, построить оборонительные сооружения такого масштаба было бы слишком дорогим удовольствием, поэтому при строительстве форта сухопутные укрепления разместили в 1–3 км от береговых батарей. Важнейшей юридической проблемой, вставшей после признания независимости Финляндии, стал факт нахождения форта на ее территории.

В договоре Советской России с красным финским правительством от 1 марта 1918 г. было установлено, что форт остается в руках России «для защиты совместных интересов социалистических республик». Форт был усилен советскими войсками еще 13 апреля по приказу военного руководителя обороны Петрограда генерал-лейтенанта А. В. Шварца, поскольку возникли слухи о немецком десанте в Койвисто (ныне Приморск) и о приближении немецкой эскадры.

После победы белых в Гражданской войне в Финляндии 24 апреля 1918 г. к форту подошел крупный отряд белофиннов, которые потребовали сдать его. Представители коллективного руководства кронштадтских моряков и старший морской начальник в Кронштадте С. В. Зарубаев в тот же день распорядились о выдвижении для поддержки Ино в случае возможного штурма линкора «Республика» и о сформировании сухопутного отряда для усиления обороны форта. Комендант Кронштадтской крепости капитан гвардейской артиллерии Константин Михайлович Артамонов (1892–1937), фактически руководивший гарнизоном форта, с самого начала не питал иллюзий по поводу боеспособности и дисциплины его войск, поэтому предполагал взорвать форт в случае серьезной угрозы.

Как раз во время пребывания А. М. Щастного в Москве С. В. Зарубаев телеграфировал ему о сложившейся ситуации. В Петроград поздним вечером 25 апреля был передан ответ Л. Д. Троцкого: «Дать приказ гарнизону Ино взорвать укрепления. Помочь ему с [линейного] корабля “Республика”. Принять на борт гарнизон Ино, если возможно. Морского боя не принимать и вернуться в Кронштадт». Подобную телеграмму послал и А. М. Щастный, из Петрограда в Кронштадт ушла телеграмма начальника оперативного отдела штаба морских сил Балтийского моря М. А. Петрова: «Мною получено следующее приказание из Москвы от наморси, которое передаю: “По приказанию Совнаркома сообщите немедленно коменданту Ино и линейному кораблю (“Республика”. – К. Н.): исчерпать все возможное для улаживания мирным путем. Если станет ясно, что придется все-таки принять агрессивные меры, то до принятия таковых сообщить срочно по юзу наморси, который доложит их Совнаркому, и только с его разрешения можно будет открыть огонь. Совнарком не хочет из-за Ино вступать в возможное враждебное действие с немцами”. Дальше передаю от своего имени как заместителя наморси: если же все попытки окончить инцидент мирным путем ни к чему не приведут и по причинам технического свойства невозможно будет получить своевременно ответ из Москвы, то, если есть время, запросите меня, а если и на это времени не будет, то примите сами то или иное решение сообразно обстановке. Приказание наморси прошу передать командиру “Республики” и коменданту Ино». 26 апреля последовало приказание А. М. Щастного взорвать форт. Когда выяснилось, что обстановка не такая угрожающая, А. М. Щастный 28 апреля дал конкретные указания по подготовке форта к взрыву, а до этого момента распорядился оборонять его, «дабы он никоим образом в целом виде [не] перешел бы в руки белогвардейцев и немцев».

В Петрограде на ситуацию смотрели несколько иначе. Советское руководство города, прежде всего Григорий Евсеевич Зиновьев (1883–1936), категорически отвергало возможность временной сдачи Петрограда немцам, которая, как один из возможных вариантов развития событий, допускалась в Москве. Г. Е. Зиновьев был готов пойти на разрыв Брестского договора ради обороны Петрограда, а центральное советское руководство – нет. При этом Г. Е. Зиновьев и Военный комиссариат Петроградской коммуны во главе с Борисом Павловичем Позерном (1882–1938) пытались построить на месте части Красной Армии, которые были бы подконтрольны скорее Петроградской коммуне, чем московскому руководству. Вопрос об Ино очень сильно волновал петроградцев. Об этом свидетельствует речь Г. Е. Зиновьева на первомайской демонстрации, где он особо похвалил моряков, которые, «несмотря на создавшуюся панику, вызванную слухами о появлении 20 тыс. немцев под фортом Ино, явились по первому зову и твердо заявили о своем желании отстоять форт».

24 апреля военрук Петроградского участка генерал-лейтенант А. В. Шварц дал предписание: «… форт Ино не может быть оставлен. Его надлежит защищать всеми средствами от всяких нападений». На наш взгляд, решительный тон А. В. Шварца, требовавшего оборонять Ино всеми средствами, рискуя ввязаться в новый конфликт с немцами, отражает позицию петроградского руководства.

В Москве в отношении судьбы форта Ино разногласий не было. Предполагалось не допускать в него немцев и финнов, а в случае серьезной угрозы с их стороны взорвать форт, не вступая в боевые действия. В любом случае вступать в боевые действия из-за форта считали возможным только после глубокого раздумья. В Петрограде же смотрели на дело по-другому и были готовы оборонять форт, невзирая на опасность подорвать хрупкий мир с Германией, поскольку считали форт важнейшим оборонительным рубежом на северных подступах к Петрограду.

К началу мая поражение красной Финляндии стало очевидным. 10 мая красное правительство эвакуировалось из Выборга, а 14 мая последние остатки финской красной гвардии перешли границу России на Карельском перешейке. Фактическое окончание гражданской войны в Финляндии позволило белым финнам вплотную заняться фортом Ино. В результате форт был взорван по распоряжению его коменданта К. М. Артамонова 14 мая 1918 г. в 23 часа 30 минут. Небезынтересна мотивировка этого поступка в докладе коменданта Военному отделу Кронштадтского Совета: «Я полагал, что бесконечные уступки, делаемые германскому правительству, приучают его к мысли, что в России не осталось людей, способных причинить ему реальные неприятности, а потому считал своим долгом, как русского гражданина, использовать случай доказать противное». Такая формулировка была бы уместна, если бы К. М. Артамонову было приказано сдать форт финнам или немцам. Ему же давались указания либо оборонять форт (А. В. Шварц), либо не допускать финнов и немцев на его территорию и в крайнем случае взорвать укрепление (СНК, Л. Д. Троцкий, А. М. Щастный). Применительно к форту Ино о «бесконечных уступках» немцам говорить не приходилось. Фраза из рапорта К. М. Артамонова выглядит крикливой политической демонстрацией. Она может быть понята лишь в контексте слухов, ходивших в Петрограде, о дополнительных уступках, которые требуют немцы от Советского правительства.

Военный руководитель Петроградского участка А. В. Шварц оценил действия К. М. Артамонова как самочинные. Таким образом, он продолжал считать свое распоряжение об обороне форта верным. Было назначено следствие, закончившееся официальным признанием правильности действий коменданта. При этом кронштадтское начальство – старший морской начальник в Кронштадте С. В. Зарубаев и военный отдел Кронштадтского Совета – с самого начала считали действия коменданта абсолютно правильными.

Во время следствия А. М. Щастный, отвечая на вопрос Л. Д. Троцкого, заявил, что считает действия К. М. Артамонова неправильными, поскольку он должен был поставить в известность его как командующего флотом, но как начальник он берет на себя ответственность за все произошедшее. Сопоставляя распоряжения А. М. Щаст-ного и его слова на следствии, остается сделать вывод, что он не считал положение форта Ино 14 мая безвыходным и, вероятно, полагал его оборону возможной, то есть солидаризовался с А. В. Шварцем.

Нельзя не признать, что попытка оборонять форт Ино была сомнительной с военной точки зрения (из-за низких боевых качеств и малочисленности его гарнизона, а также в связи со слабостью сухопутных укреплений) и крайне опасной политически, поскольку давала немцам повод заявить о нарушении советской стороной статьи Брестского договора о выводе войск с территории Финляндии, поскольку форт несомненно был на ней расположен.

С другой стороны, как мы покажем далее, на время вскоре после 12 мая 1918 г. нелегальная организация, возглавляемая британским военно-морским атташе Ф. Кроми, планировала взрыв лучших кораблей Балтийского флота. Нельзя исключать, что взрыв форта Ино 14 мая произошел по инициативе той же организации. Эта версия нуждается в дальнейшей разработке.

Немцы в Гельсингфорсе заявили А. П. Зеленому о том, что установить демаркационную линию в Финском заливе можно будет лишь после передачи Ино финляндским войскам. Советское командование узнало об этом как раз в день взрыва форта, 14 мая. О важности форта для немцев и белофиннов свидетельствует факт размещения на развалинах форта немецкого подразделения. Однако уничтожение артиллерии форта делало его неопасным для Красного флота и Петрограда.

Взрыв Ино пытались связать с именем А. М. Щастного. 29 мая произошло чрезвычайное заседание Петроградского совета с участием всей красноармейской конференции, конференции Первого городского района, Центрального бюро профессиональных союзов, представителей Минной дивизии, находящейся на Неве, представителей фабрично-заводских комитетов и других организаций. Оно было в значительной степени посвящено аресту А. М. Щастного. Г. Е. Зиновьев заметил, что «адмирал Щастный был арестован за невыполнение приказа. По его настоянию был взорван форт Ино». Эта фраза показывает, насколько Г. Е. Зиновьев был раздражен взрывом форта. Он приписал его А. М. Щастному в качестве его главного преступления, за которое тот был справедливо арестован. При этом во время следствия и суда взрыв Ино А. М. Щастному в вину не ставился, а сам он на следствии намекал на то, что считает взрыв преждевременным.

Судьба территории форта не была еще решена окончательно. 27 мая газеты опубликовали ноту наркома иностранных дел Георгия Васильевича Чичерина (1872–1936) о том, «что предлагаемый германским правительством и сообщенный народному комиссару по иностранным делам через германского дипломатического представителя графа Мирбаха базис для урегулирования отношений к нынешнему финляндскому правительству, а именно: уступка Финляндией Российской республике форта Ино и [поселка] Райвола (ныне Рощино. – К. Н.), с обязательством для Российской республики не укреплять этих мест и уступка Российской республикой Финляндии западной полосы Мурмана с выходом в море, – приемлем для российского правительства». Во время встречи с Г. В. Чичериным «граф Мирбах… заявил, что он со своей стороны примет все меры к тому, чтобы воздействовать на [финское] правительство Свинхувуда с целью ускорить созыв русско-финляндской мирной конференции».

Переход территории форта Ино и Райволы в руки РСФСР позволял бы контролировать северный берег восточной части Финского залива и избежать слишком близкого расположения единственной военно-морской базы на Балтике – Кронштадта – к государственной границе. Этим планам не суждено было сбыться. Граница по реке Сестре осталась нерушимой до 1939 г.

Тревога по поводу возможного немецкого наступления не утихала в руководстве Советской России до августа 1918 г. Чрезвычайно болезненно был воспринят немецкий ультиматум, предъявленный 6 и 10 июня, требовавший возвращения Черноморского флота из Новороссийска в Севастополь и угрожавший новым наступлением. 10 июня было принято решение затопить флот, и в Новороссийск были отправлены знаменитые телеграммы – открытая, с приказом сдаться немцам, и шифрованная – с приказом потопить корабли. Открытая телеграмма была напечатана во многих газетах и вызвала очередной приступ истерики по поводу желания большевиков передать флот немцам.

Убийство левыми эсерами немецкого посла в Москве графа В. фон Мирбаха 6 июля в очередной раз осложнило советско-германские отношения. Как раз к этой дате немецким командованием был разработан план операции «Шлюссштайн», предусматривавший овладение Кронштадтом внезапным ударом с моря силами эскадры из 4 линкоров и нескольких мелких судов. Одновременно на Петроград должны были наступать сухопутные войска. 11–12 августа совещание представителей германской армии и флота в Ковно (Каунас) предложило оккупировать Петроград и наступать вдоль Мурманской железной дороги против войск Антанты на Мурмане. При этом, по мнению немцев, следовало «обеспечить восстановление в России прежних порядков, если необходимо, то посредством реставрации монархии». Предполагалось выделить для наступления пять дивизий. Подготовка операции должна была завершиться к 24 августа.

Высадка английских войск в Архангельске и начало полномасштабной интервенции на Севере оживили советско-германские контакты, поскольку теплилась надежда на то, что удастся дать отпор англичанам руками немцев или, во всяком случае, сковать английские силы в районе Архангельска с помощью Германии.

Советская сторона предпринимала меры для защиты и от немцев. 9 августа командование Балтийского флота получило директиву непосредственно от В. И. Ленина немедленно выставить дополнительные минные заграждения в Финском заливе. Эта операция была выполнена 10–14 августа. Она явно нарушала Брестский договор, против чего протестовали Германия и Финляндия. Г. В. Чичерин отрицал факт выставления мин.

18 августа немцы начали сосредоточивать силы флота для проведения операции «Шлюссштайн» – отряд крейсеров и миноносцев перешел в Либаву, а затем в Койвисто. В эти дни в Берлине проходили советско-немецкие переговоры. На них немцы предлагали «мирную» оккупацию Петрограда, но советские представители категорически отказались от такого плана. Переговоры завершились 27 августа подписанием Добавочного советско-германского договора и секретных нот к нему. Подписание дополнительного договора, казалось, разрядило обстановку, но ранение В. И. Ленина 30 августа подвигло немецкое командование вернуться к плану «Шлюссштайн» на случай смены власти в Москве. Советское морское командование продолжало готовиться к возможной «закупорке фарватеров» вплоть до середины сентября. Лишь 27 сентября немецкое верховное командование объявило: «Операция “Шлюссштайн” в обозримом будущем не состоится. Подготовка [к ней] может быть прекращена». Уже 18 октября советское морское командование поставило вопрос об отказе от консервации кораблей Балтийского флота ввиду возможных изменений обстановки в связи с поражением Германии в войне.

Остается только поражаться, в каких эмпиреях витало немецкое руководство в июле – августе 1918 г. На Западном фронте в это время провалилось германское наступление на реке Марна 15–17 июля, которое стало последним наступлением немцев в Первой мировой войне. 18 июля союзники нанесли контрудар. 8 августа наступил «черный день германской армии» – она потерпела психологически переломное поражение под Амьеном. 14 августа государственный совет Германии принял решение приступить к мирным переговорам с Антантой. 26 сентября союзники перешли в общее наступление. Немецкое командование было вынуждено расформировывать пехотные дивизии из-за отсутствия пополнений. При этом на территории бывшей Российской империи немцы не только продолжали держать оккупационные войска, но и планировали новые операции! Закономерный конец этого трагифарса наступил 9 ноября 1918 г., с началом революции в Германии.