Глава 11

Эхо кораблекрушения

Арест А. М. Щастного стал политической сенсацией. Для сравнения: за несколько дней до него был арестован контр-адмирал Дмитрий Александрович Свешников (1864 – после 1918), который попал под следствие по обвинению в сдаче немцам Моонзундской позиции в октябре 1917 г. Его обвиняли в неправильном расположении батарей, небрежном строительстве окопов, нецелесообразном размещении штаба. Его арест не вызвал никакой реакции, кроме небольших газетных заметок.

29 мая произошло чрезвычайное заседание Петроградского совета с участием красноармейской конференции, конференции Первого городского района, Центрального бюро профессиональных союзов, представителей Минной дивизии, находящейся на Неве, представителей фабрично-заводских комитетов и других организаций, посвященное аресту А. М. Щастного. На нем в правильности ареста собравшихся убеждал лично Г. Е. Зиновьев, выдвигая в качестве главного обвинения против А. М. Щастного взрыв форта Ино, к которому тот не имел никакого отношения.

Естественно, на Балтийском флоте арест произвел очень сильное впечатление. 30 мая против него протестовал Совет флагманов флота: «Вся деятельность Алексея Михайловича Щастного проходила на виду у всех и в среде личного состава флота, обвинений в инкриминируемых ему преступлениях никогда не возбуждалось. Надеемся, что… он будет немедленно освобожден и возвращен к исполнению своих обязанностей, и что по его делу будет назначено открытое следствие. Вместе с этим Совет флагманов указывает, что внезапные аресты лиц, стоящих во главе командования флотом создают невозможные условия для дальнейшей работы командования флотом».

Обращение подписали все члены Совета флагманов: контр-адмиралы Александр Константинович Вейс (1870 – после 1935), С. В. Зарубаев, Петр Павлович Киткин (1876–1954), Н. И. Паттон, капитаны 1 ранга Александр Фридрихович (Логинович) Бейерман (1859–1922), И. Н. Дмитриев, А. Н. Сполатбог, капитаны 2 ранга К. Е. Введенский, Владимир Иванович Залесский (1883–1938), М. А. Петров, старший лейтенант Олег Владимирович Якимов (1885–1921) и комиссар А. Н. Кабанов.

Судьбы их сложились по-разному. П. П. Киткин и И. Н. Дмитриев стали контр-адмиралами советского ВМФ, Н. И. Паттон, А. К. Вейс, А. Н. Сполатбог, В. И. Залесский и М. А. Петров служили в РККФ во время Гражданской войны и остались в СССР. Правда, А. Н. Сполатбог и М. А. Петров погибли в 1937 г. С. В. Зарубаев и А. Ф. Бейерман также служили в РККФ, но первый из них был расстрелян по делу В. Н. Таганцева, а второй в 1919 г. бежал в Финляндию и служил в финских ВМС. К. Е. Введенский и О. В. Якимов не принимали участия в Гражданской войне и оказались в эмиграции. Таким образом, почти % Совета флагманов (7 из 11) достаточно прочно заняли просоветские позиции и лишь двое выступили против Советской власти во время Гражданской войны. Остальные могли бы быть названы в документах той эпохи «честными военспецами».

Таким образом, высшее профессиональное руководство флота высказало солидарную позицию, шедшую вразрез с действиями Советской власти, но при этом совпадавшую с позицией части рядовых матросов, что делало эту демонстрацию еще опаснее. Кажется не случайным, что в тот же день был издан приказ Л. Д. Троцкого по военному и морскому ведомству о необходимости быстрого и точного исполнения распоряжений начальства всеми служащими.

На другой день Л. Д. Троцкий ответил флагманам резкой телеграммой: «Невозможные условия, о которых говорит телеграмма, создаются только для тех лиц командного состава, которые пытаются использовать тяжелое положение страны для захвата власти над рабочими и крестьянами.

Когда царское правительство и даже правительство Керенского арестовывали и даже расстреливали сознательных матросов, мы не слышали протестов со стороны морских офицеров. Тем более неуместны протесты против ареста лица, злоупотреблявшего оказанным ему доверием в интересах буржуазных и реакционных клик. Господам флагманам рекомендую впредь не заниматься политическими демонстрациями».

Одновременно с Советом флагманов протестовал старый состав Совета комиссаров: «Мы, Совет комиссаров флота, определенно заявляем: при таком поверхностном отношении к флоту в тяжелые минуты, переживаемые Родиной, со стороны морской центральной власти, совершенно не знающих внутренней жизни Балтийского флота, чуждых ему лиц, которые поверхностно смотрят на флот, не учитывая и не испытывая всей его трагедии, своими необдуманными поступками совершенно разрушают еще способный к обороне Балтийский флот. Последние морские специалисты уйдут с кораблей, не гарантированные на свою свободу и честь, при исполнении своих чисто технических работ». Совет комиссаров просил «во избежание конфликтов и вытекающей из них возможности гибели Балтийского флота… препроводить Щастного на “Кречет”, передать его на поруки Совкомбалта и Совета флагманов, назначить гласное следствие над делом Щастного; оставить Щастного в исполнении обязанностей наморси впредь до передачи дел его заместителю».

Однако в газетах постановление Совкомбалта было опубликовано в совершенно другом варианте: «Совет комиссаров непосредственно принимал участие во всех отраслях управления флотом и открыто заявляет: арестованный Щастный работал исключительно по созданию мощи нашего флота и за все время нашей совместной работы в вопросах политики касался постольку, поскольку они были связаны чисто с оперативными начинаниями, отдавая себя исключительно работе оперативно-стратегического характера. Считая, что арест начальника морских сил Щастного совершен, по мнению Совета комиссаров, несправедливо, и без достаточных к тому оснований, Совет комиссаров флота считает необходимым пересмотреть причины ареста начальника морских сил Щастного, так как за управление флотом являются ответственными в равной степени как Совет комиссаров флота, так и начальник морских сил».

Резолюцию подписали: П. Артемов (Артемьев), Белан, Е. С. Блохин, Владимиров, К. Д. Гржибовский, А. Г. Григорьев, Е. Л. Дужек, А. Н. Кабанов, А. Калачев, И. Майоров, А. И. Минаев, В. Трушин, И. Ф. Шпилевский и А. С. Штарев. В результате событий мая-июня 1918 г. Е. Л. Дужек бежал, А. И. Минаев и К. Д. Гржибовский были приговорены к тюремному заключению, Е. С. Блохин арестован на короткое время. Прочие никак не пострадали. В числе подписавших обращение были большевики И. Ф. Шпилевский и А. С. Штарев. Первый из них впоследствии стал историком-краеведом и погиб под немецкой бомбежкой в первые дни Великой Отечественной войны, а второй служил во флотских политорганах и умер в блокадном Ленинграде. Политическая ориентация остальных комиссаров неясна, но Е. С. Блохин позднее дал такое показание перед Кронштадтским ревтрибуналом: «Политические убеждения комиссаров [старого Совкомбалта] были разнообразны, начиная от оборонцев и кончая большевиками и даже анархистами, лично я примыкал к левым с[оциалистам]-р[еволюционерам]». Очевидно, Е. С. Блохин подразумевал под «оборонцами» правых эсеров и меньшевиков, поддерживавших участие России в Первой мировой войне. Подчеркнем, что именно эти партии активно боролись против большевиков с октября 1917 г. Таким образом, комиссар констатировал, что в старом Совкомбалте были активные противники Советской власти.

Относительный политический вес старого Совкомбалта сочли совсем незначительным – нарком не удостоил его особого ответа. И. П. Флеровский так охарактеризовал своих предшественников: «С полной очевидностью выяснилось, что старый Совкомбалт был лишь канцелярией при наморси, члены его не только по своему политическому уровню, но и потому, что были завалены канцелярщиной, совершенно не годились к политическому руководству флотом. Их резолюция, напечатанная в газетах, является лишь актом людей, обеспокоенных потерей насиженных мест. Должен с полной откровенностью заявить, что этих людей нельзя считать политически ответственными просто потому, что в этой области они слабо ориентировались, в частности Блохин менее всего подходил на роль главного Комиссара. Считая его политически безвредным, я [и] товарищ Сакс настоятельно просим не подвергать его репрессии». Видимо, ради успокоения моряков И. П. Флеровский не поднял вопроса о том, что первоначально резолюция была принята в совершенно другой редакции. Вопрос о том, когда и при каких обстоятельствах ее текст претерпел серьезные изменения, нуждается в отдельном исследовании. Старый Совкомбалт посчитали маловлиятельным, но к экипажам кораблей отношение было другим. 31 мая в телеграмме Л. Д. Троцкого разъяснялось: «На запросы отдельных команд о причинах ареста Щастного отвечаю: помимо всех других данных в моих руках имеется написанный рукою Щастного документ, являющийся неоспоримым доказательством его контрреволюционной деятельности. Материал, как и все вообще, – [в]распоряжении Центрального исполнительного комитета, который уже начал следствие и передаст дело на рассмотрение соответственного суда. ЦИК есть высшая советская власть в стране. Не доверять ЦИК, избранному десятками миллионов рабочих и крестьян, могут только контрреволюционеры».

В тот же день команда крейсера «Рюрик» единогласно при четырех воздержавшихся приняла большевистскую резолюцию, квинтэссенция которой содержалась в двух ее последних пунктах: «Мы призываем товарищей моряков с полным спокойствием отнестись к аресту бывшего наморен Щастного, спокойно ждать дальнейшего следствия, предложить Советской власти ускорить его и приложить все силы к водворению во флоте своей революционной дисциплины… И да обрушится жестокая кара революции на тех, кто клеветой и гнусной ложью на Советскую власть сеет в трудовых массах смуту и панику… Просим [команды] других кораблей присоединиться».

Однако на «Рюрике» было не совсем спокойно. И. П. Флеровский сообщал: «На собрании присутствовало по обыкновению много офицеров. От их лица сделан был мне запрос, могут ли они выступать на собрании. Я ответил отрицательно, после чего они в большинстве покинули собрание». Это лишний раз свидетельствует о возрастании авторитета офицеров на флоте после Ледового похода.

В общем ситуация оценивалась как достаточно сложная. 31 мая И. П. Флеровский, С. Е. Сакс и комиссары П. Е. Байков, П. Ф. Галкин и Кургало докладывали Л. Д. Троцкому: «Настроение массы на флоте и в Петрограде, отчасти естественное, отчасти искусственно созданное демагогами и провокаторами, крайне неблагоприятно для проведения в жизнь всех мер к воссозданию флота. Арест Щастного явился, несомненно, благоприятной пищей для самой разнузданной демагогии после телеграммы о “наградах”, использованной вовсю. Наши разъяснения до умов возбужденных масс доходят чрезвычайно туго. Есть ряд резолюций с кораблей, требующих освобождения Щастного. Особенно отличается Минная дивизия. Чтобы войти вплотную в жизнь флота, необходимо иметь в руках реальную силу. Сейчас таковой нет. Репрессии сейчас делу помочь не могут, лишь подольют масла в огонь и вызовут нежелательные последствия в форме возможных стычек, размеры которых в связи с общим положением в Петрограде трудно предвидеть. Флагмана грозят уходом, некоторые уже подали в отставку. Декрет является плохим средством к их удержанию, применить репрессии также затруднительно, ибо нет опоры в массах. Работа предстоит упорная и на быстрый эффект рассчитывать нельзя. Главкомбалт Флеровский и Совкомбалт новый (нового состава. – К. Н.) выезжают частью в Кронштадт, чтобы попытаться там создать себе опору и действовать оттуда, частью в Минную дивизию, чтобы там сломить [антисоветское] настроение. Зарубаев не отказывается пока принять пост наморси лишь потому, что это распоряжение Правительства, но считает долгом предупредить, что три причины вынудят его не позже как через две недели подавать [прошение] об отставке. Причины эти следующие: первая – отсутствие технических сил на флоте, что еще сильнее [будет] ощущаться в связи с арестом Щастного, вторая – его личная неподготовленность для такого ответственного поста, третья – разложение в массах… Новый Совкомбалт пока оставляет “Кречет” без внимания (то есть контроль за штабом флота и бумажную работу. – К. Н.), дабы сосредоточить все внимание и работу на кораблях флота».

1 июня 1918 г. было собрано пленарное заседание представителей от всех морских частей Кронштадта с членами Кронштадтского военно-морского комитета, комиссарами Совкомбалта и главным комиссаром Балтийского флота И. П. Флеровским. В собрании участвовало 150 представителей частей, 18 – от Военно-морского комитета и 7 комиссаров Балтфлота. Среди присутствующих было множество «звезд» Центробалта 1917 г., активных участников Октябрьской революции: анархисты Анатолий Григорьевич Железняков (1895–1919) – знаменитый матрос Железняк – и П. М. Скурихин, известный бешеными нападками в январе 1918 г. на В. И. Ленина и П. Е. Дыбенко как народного комиссара по морским делам, большевики П. Е. Дыбенко и Н. А. Ховрин.

В начале собрания была оглашена резолюция команды «Рюрика» от 31 мая и прочитан И. П. Флеровским ответ Л. Д. Троцкого на вопросы совета 3-го съезда Балтийского флота. В частности, комиссар сказал: «Как человек умный, наморси Щастный вел тонко свою политику, и на одном из заседаний совета съезда как бы между прочим хотел провести резолюцию подобную той, какую вынесла часть Минной дивизии о диктатуре флота, выражавшуюся в единовластии (белого генерала с палкой). На задававшиеся наморен прямые вопросы ответ был молчание и предложение найти “большевистского адмирала” на его место. Комиссары старого Совкомбалта оказались прекрасными техническими работниками, но в политическом отношении неспособными, оторвавшимися от политики. Нужно отдать должное, что наморси Щастный оказывал большую услугу своими техническими познаниями при выводе флота из Финляндии. Его вызвали в Москву вовсе не для того, чтобы арестовать, но по приезде его и после объяснения… наморси Щастный был арестован».

Среди выступавших отметим реплику большевика матроса И. Д. Сладкова, который заметил, что «никакая техника не помогла бы, если бы команда сама не пожелала уйти из Финляндии». А. Г. Железняков предложил присоединиться к резолюции «Рюрика». Еще один большевик, Н. А. Ховрин, заявил, «что поведение наморси Щастного было ясно контрреволюционное, а также указывает, как пример измены, на моряков командного состава Росса и Ненюкова, перешедших на сторону Германии и действующих против нас». И. А. Роос действительно перешел на финскую службу, но слухи о переходе Дмитрия Всеволодовича Ненюкова (1869–1929) к румынам впоследствии не подтвердились.

Некоторые предлагали доставить А. М. Щастного в Кронштадт, чтобы судить на месте. Первым это предложение внес анархист П. М. Скурихин. П. Е. Дыбенко поддержал его, проведя неожиданную параллель между ним и генералом Л. Г. Корниловым, и заявил, что последний был жертвой клеветы, поскольку «выяснилось, что Корнилов был ярым противником политики Керенского и его знаменитого приказа о наступлении 18 июня» 1917 г., а неумеренные обвинения Корнилова со стороны большевиков в поддержке наступления создали ему героический ореол в глазах сторонников войны. П. Е. Дыбенко высказал опасение, что раздувание обвинений в адрес А. М. Щастного создаст ему такой же ореол героизма. В ответ на это И. П. Флеровский «приводит пример из истории французской революции о генерале Дюмурье». Обратим внимание на то, как хорошо ориентировались участники собрания – рядовые матросы – не только в недавней истории российской революции, но и в весьма отдаленных событиях революции французской. Напомним, что генерал Шарль Дюмурье (1739–1823) сначала, защищая революцию, разбил интервентов при Вальми и Жемаппе (1792 г.), затем попытался взбунтовать свою армию и повести ее на Париж под лозунгом восстановления монархии, но не получив поддержки, бежал к австрийцам. Нам представляется очень верной параллель, проведенная И. П. Флеровским между А. М. Щастным и Ш. Ф. Дюмурье.

Были оглашены письменные резолюции команд линкоров «Полтава», «Севастополь», «Андрей Первозванный», «Гражданин», крейсеров «Россия», «Баян», «Богатырь», 8 миноносцев, 2 канонерских лодок, штабного судна «Кречет» и учебного корабля «Республиканец» («Петр Великий») о присоединении к резолюции «Рюрика». Команда эсминца «Десна» прислала резолюцию, что воздерживается от голосования. В итоге резолюция «Рюрика» была поддержана 91 голосом (62 %), 25 голосовали против (17 %) и 31 воздержался (21 %). При открытии собрания присутствовало 175 человек, значит, 28 человек не голосовали или ушли до голосования. Если считать от первоначальной численности собравшихся, за резолюцию в поддержку Советской власти голосовали 52 %, а против – 14 %. Таким образом, резолюцию о поддержке ареста А. М. Щастного удалось провести сравнительно небольшим большинством. Соотношение голосов, на наш взгляд, вполне объективно отражает расклад политических сил на флоте, где большевики могли рассчитывать на 50–60 % влияния.

Было заслушано сообщение И. В. Фрунтова о политике ЧСУФЗ, который заявил, что исполнение их наказа делегации к московским рабочим и призывы к Учредительному собранию приведут к власти «какого-нибудь Скоропадского, как это и имело место на Украине». Он доказывал необходимость посылки продовольственных отрядов и борьбы с мешочничеством, а также подробно разъяснял «отвратительное поведение матросских отрядов», причем, вероятно, задел анархистов. В ответ на это П. М. Скурихин «нападает на Советскую Власть, говоря, что большевики изменили и не выполняют своих лозунгов». Спору о политике в области снабжения хлебом не дал разгореться председатель И. М. Лудри, поставивший на голосование резолюцию, о которой говорилось выше.

Титанические усилия комиссаров принесли свои плоды. 3 июня И. П. Флеровский докладывал Л. Д. Троцкому: «Смущение и брожение команд, вызванное арестом бывшего наморси Щастного, можно считать более или менее ликвидированным. Три дня я был в Кронштадте, обходил самые влиятельные корабли… Настроение подавляющего большинства определилось в сторону Советской власти». Однако почва для волнений еще сохранилась: «Даже в наиболее надежных командах проявляется резкое недовольство частью персонального состава морской коллегии. Чрезвычайно непопулярны Раскольников и Вахрамеев. Эта непопулярность дает великолепную возможность демагогам выступать против Советской власти, прикрываясь тем, что они выступают лишь якобы против отдельных лиц. Борьба с такой агитацией чрезвычайно затруднительна и между тем вреднее, чем открытые выступления врагов Советской власти».

Энергия И. П. Флеровского, С. Е. Сакса и нового состава Совкомбалта, помноженные на поддержку 50–60 % матросов флота, сделала свое дело – несмотря на то что А. М. Щастный не только не был освобожден, но и расстрелян, мятеж на флоте не произошел, большинство членов Совета флагманов остались на службе, а С. В. Зарубаев занимал пост командующего флотом не «две недели», как он обещал, а до января 1919 г.