Книга: Моя Италия
Назад: Глава XIX. Опять о поездах – И о погоде – О древних городах – Помпеи глазами очевидца – О человеческом жилище поподробнее – Музей Помпей
Дальше: Глава XXI. Стелла, или В гостях у Санфеличе – Гоморра и Коморра

Глава XX. Запоздалые извинения и о морском круизе (точнее, наоборот) – Опасная красота, или В районе Санита

Конечно, я ничего не успела толком рассказать, и о Неаполе тоже. Про Сорренто даже не упомянула! Но если уж вы оказались на юге, не откажите себе в удовольствии, проведите там в каком-нибудь уютном ресторане тот самый вечер на море. Переночуете, отдохнете после прогулки по спящим городам, утром искупаетесь и вперед, к новым приключениям. Сорренто – очаровательный городок и тоже порт, и из него можно отправиться круизом обратно до Неаполя, теперь уже по праву мурлыкая: «Вернись в Сорренто». Для начала надо посетить остров Капри. Это полчаса на пароме. Я бы настоятельно рекомендовала заранее зарезервировать ланч на террасе отеля непременно с хорошим видом, чтобы просто посидеть часа два или три. Помните, тут очень дорого! Чтобы не расстраиваться: есть вариант – выбрать хорошую смотровую площадку через Google Maps, надеть удобные ботинки и прихватить все для пикника. Спокойно. Это крошечный остров: 6 × 3 км. И сюда люди испокон веков приезжали, только чтобы наблюдать за картинами неба и изменениями четкости линии горизонта. Здесь Тиберий так же удивлялся игре облаков и дерзости чаек в сражении с ветром. Здесь кидал провинившихся с высокой террасы. И здесь чайки просто прекрасны – в своей исконной среде.

* * *

Наблюдая полет молодых птиц где-то там, очень далеко внизу под твоими ногами, на фоне черных камней и пенной кромки синего моря, почему-то вспоминается сразу же книжка про чайку Джонатана Ливингстона. Я впервые услышала ее лет в шестнадцать, в пересказе самиздатовского перевода Майка Науменко. Пусть через третьи руки, но тогда меня впечатлила эта притча, больше чем даже потом, когда я взрослой прочла эту книгу. Ну или не знаю, почему мне так интересно было смотреть на эти тренировочные полеты. По весне птенцы там учатся «вставать на крыло», дружить с ветром. Это трогательное зрелище.



А можно ведь и просто откинуться в кресле и смотреть на яхты – считать, сколько миллионов мимо идут… И ничего страшного, если не успеешь все вокруг разведать. Я вот провела на острове неделю, но, кроме крошечной площади, на которой уместился восточный игрушечный замок и такой же светлый католический храм с прекрасным полом (удивительные росписи: нужно подняться на хоры, чтобы рассмотреть сверху всю красоту), ничего больше не успела… И не жалею! Любители физических нагрузок непременно найдут себе здесь развлечения, но этот остров был придуман вовсе не для того. Потому и мне вполне хватало для моциона одной-единственной тропинки вдоль крутого обрыва над морем… И если проездом, можно просто как следует посмотреть на небо, подумать, пообедать и вернуться в порт, теперь держа курс на Искью. Это час пути на пароме. Здесь и виноградники, и буйная зелень на фоне вулканической природы, и велосипедные прогулки, и пляжи. И, конечно, знаменитые термальные воды. Так что здесь вас и оставляю. Если что – до Неаполя на пароме час… Ах, очень многое не сказано, как догадывается знающий читатель – тот, который уже проехал по этим местам и теперь укоризненно покачивает головой, или путешественник, который только собирается в дорогу, но уже отметил для себя какие-то интересные места, а тут – не обнаружил и упоминаний… Да. О чем-то даже и думать забыла, потому что про это надо писать целую книгу. А некоторые вещи я обхожу вниманием сознательно по другой причине – это фигуры умолчания… Мне ведь просто хотелось передать немного того настроения, с которыми я наблюдаю происходящее вокруг, и набросать характеристики некоторых из исторических периодов и личностей, которые обратили на себя мое внимание, пока я копаюсь в своих книжечках.

* * *

В науке существует такая теория, что для человека первичны образы. Это наш основной язык, потому что именно так с нами разговаривает бессознательное. Ты видишь образы во время сна. Артикуляция во время разговора и мимика передают значительное количество информации, боюсь спутать циферки, но значительно больше пятидесяти процентов, то есть и подача звука ориентирована на зрительное восприятие. Наша письменность – все наши эти закорючки: давай это будет значить «солнце», а это – «сто»… Все это ведь тоже общественный договор, который срабатывает через визуальное. Как и любой символ, картина, скульптура, форма… То есть через видимое мы распознаем невидимое. И если образы составляют нашу реальность, то нет ничего важнее увидеть повседневное того или иного общества. Ведь это возможность посмотреть его сны! Об этом размышляли мы, выходя из ворот Каподимонте. И то ли мы были излишне глубоко погружены в беседу, то ли не стоит доверять тут и картам, но мы действительно, потерялись – как и было предсказано нашим водителем, по совместительству другом полиции. Мы искали катакомбы. Покуда еще редкие прохожие показывали нам в разные стороны и мы просто шли, разглядывая, что попадется. Граффити, панораму залива, сломанный велосипед, старые подштанники, которые качает ветер на балконе… Ясно было одно – нам под горку, таков ориентир. Тогда мы еще не знали, что почти все музеи Неаполя имеют специальные часы работы. И лучше всякий раз проверить, как они работают именно сегодня. Может, у кассира бабушка заболела – и все: не видать тебе культурных ценностей как своих ушей. Улочки начали сгущаться… Мы вошли в один из увлекательнейших районов города – Санита и приближались к самым примечательным его кварталам, они зовутся Stella.

Домики теперь редко возвышались выше третьего этажа. Движение становилось все оживленнее, все развязнее ребята на мопедах. Где-то даже мелькнули две новенькие Mini. Больше всего удивляли заведения по сторонам. Вдоль тротуаров – столь узких, что, казалось, тебя плечом заденет сейчас мотоциклист или машина зеркалом, – почти не было кафе, только крохотные забегаловки с вертикальной пробоиной входа. И витрины тут были больше похожи на приоткрытые двери бункеров – многомиллиметровые в толщину железные щиты их ставен, замки и прочие защитные устройства давали примерное представление об уровне ночных угроз. Продуктовых магазинов совсем немного: вероятно, у жителей есть привычка закупаться только на рынке. Что интересно, ни одной «столичной» сети супермаркетов; похоже, что в Стелле все свое собственное. И судя по выставленным объявлениям в витринах о распродаже товара, здесь гораздо дешевле, чем где бы то ни было. И ни одного банка! Зато свадебный салон на всякой улочке, то и дело попадается магазин детских и хозяйственных товаров. Пара аптек. Вон магазин старой рухляди разбросал свой нехитрый скарб по единственной крохотной площади, и напротив – русский магазин… Все.



Остальное пространство первых этажей кварталов заполоняют парикмахерские. И редко в какой из них хозяин скучает в ожидании. Обычно в старорежимной барберии (они распространены повсеместно) стрижка и бритье – скорее ритуал, это для тех «кому за тридцать»; вот в таких заведениях на каждого клиента отводится по часу, и потому, уж если кто-то не пришел, высвобождается большое количество времени. Хозяин его возлежит тогда в кресле клиента или стоит на пороге и оглядывает проходящих. А вот остальные салоны красоты – «молодежные» – просто ломятся от посетителей! И непонятно, кто уже там работает, а кто мимо проходил. И даже временами кто кого стрижет совершенно не ясно. Споры перерастают в потасовки за пузырек лака… Но это в женских беспредел. В мужских чинно. Важные юноши восседают в парикмахерских креслах, как на тронах, укутанные в белые мантии, и неотрывно глядят на себя в зеркало. Вокруг суетится мастер, примеривается. Он то подходит, то чуть отходит от героя священнодействия, щелкает то над своим, то над его ухом инструментами и потом, резко наклонившись, набрасывается на темную голову. Клекот ножниц – и с их лезвий слетают невидимые миллиметры стрижки… Из другого салона раздаются звуки машинки. Тут выбривают проборы, узоры на затылках и творят прочие чудеса. С витрин на тебя смотрят надменные красотки с укладкой или брутальные парни с бородой, а из открытой двери доносится запах дешевого геля для волос…

* * *

Вот уж и правда не знаю, как могли так далеко уйти от реальности создатели сериала «Гоморра»? Их герои вечно помятые, одеты неброско и безо всяких кандибоберов. Нет! Настоящие гопники в Неаполе – просто загляденье. Все они только что из парикмахерских – волосок к волоску. Пачка сигарет тут дороже укладки. Две пачки сигарет – пара джинсов. А фантазия безгранична. Так что все тут чистенькие, новенькие, веселенькие. Очень спортивные. И каждый из них знает – на него смотрят. Решают его судьбу: какая из уличных банд заберет себе. Этот молодняк (ребята до совершеннолетия), что пока еще прихорашивается как заправская красавица, только к семи раскачается. На закате они начнут выходить на улицы и занимать паперти церквей. А пока послеобеденная толпа, в которой мы оказались, состояла в основном из тех, кто встречал детей после школы.



Что приятно: и папы, и бабушки, и дедушки встречаются. Нянечек мало. И очень интересные женские лица, в них живая красота – та, которая живет во взмахе ресниц, морщинках у глаз, мгновенной светлой полуулыбке. А еще на этих лицах отпечаток многовековой усталости, поэзию которой так точно схватили живописцы испанской школы, а еще – обаяние выдержки и умение противостоять судьбе. Гордо глядя перед собой, высоко подняв голову, они ведут ребенка за руку или провозят мимо детей в многоместных колясках. Улицы заполонены людьми, кое-где даже сложно всем вместе уместиться на тротуарах, и мы выписываем сложные пируэты, лавируя между плотным транспортным и пешеходным потоком, иногда используя в качестве укрытия припаркованные мопеды. Наконец мы набрели на поворот и юркнули туда, где вместо неба над головой развевались итальянские флажки в каком-то ошеломляющем количестве, а вокруг сушилось белье.

* * *

Крошечный переулочек в три дома от улицы к скверу, где дети играют в футбол, а старики вперемешку с юнцами бьются в карты, вот ровно на том углу ровно по пояс было видно женскую фигурку в «окне». Она была обтянута платьем цвета спелой вишни, очень тугим, а быть может, просто давно маловатым. Ей было около шестнадцати. И дома у нее совершенно точно никого не было. Она выпускала дым через две узкие ноздри изящного носика и, бросив на нас быстрый наглый взгляд, тотчас потеряла всякий интерес к проходящим. Она снова устремила глаза в сторону «игрового столика», потом, тряхнув гривой, развернулась и уставилась на перекресток. Она явно кого-то или чего-то ждала. Ей действительно просто необходимо было чудо. Немедленно. Чтобы выбраться из этой мрачной зеленоватой комнатушки, что за время своего существования вросла в холм, опустилась на несколько метров ниже уровня земли. В ее дом, как в склеп, вели ступени, которые начинаются сразу за входными дверьми… И упомянуть тут колорит необходимо ввиду непосредственно сочетания оттенка бирюзовой плесени, которая изукрасила пыльные стены, и этого красного, дешевого, купленного для торжественного случая платья, постиранного теперь столько раз, что оно приобрело очень живую, глубокую окраску – первооснову. Здесь все было проникнуто нескончаемой, нестерпимой нищетой, пропитано тяжелой жизнью, жизнью без продыха…



Прикосновения времени, удары судьбы, следы бедствий словно мазки последовательно ложились на эту картину. И сколько хватало фантазии, перед глазами вставала безмолвная толпа теней – хозяев этого домика на перекрестке. Вполне вероятно, застройка относится к началу прошлого тысячелетия. А позади давно ушедшего в землю здания теперь пристроились дома уже шестнадцатого века, но вот это был уцелевший кусочек подлинного. И верно, первая семья, которая обосновалась здесь – на обрыве перед неаполитанским заливом, очень радовалась тогда своему положению. И возможно, что в самом начале это был зажиточный дом. И возможно, у его владельцев были и поля, и виноградники на склоне. И быть может, собирались земли прирезать от церкви по соседству. По-крестьянски так. А быть может, это был домик викария, что прятался в церковных садах на взморье? А быть может, здесь когда-то здесь жила большая и действительно счастливая семья? Теперь в этом доме не было даже стола… Была раскидана пара разрозненных кресел и наверх – на второй этаж, в спальню, вела укрепленная лесенка.



Девчонка вновь любопытно блеснула на нас глазами, мне так захотелось сфотографировать ее на фоне дома! Но было видно, что она таких знает, что она не согласна позировать, и что неприятностей мне не миновать. Она снова пренебрежительно выдохнула дым тонкой сигаретки, на этот раз целясь в меня. Я все-таки рискнула, но уже отойдя на десяток шагов (на всякий случай). «Вишенка» догадалась, что сейчас произойдет, и моментально отвернулась. Фотография получилась, но не такая, как мне хотелось. Жаль! Зато задержка позволила мне остановиться. Между нами промчался лихой мальчишка на мопеде. Тут не надевают шлемов – тут верят в судьбу. Здесь действительно очень странная религия, вроде бы католическая, но она другого свойства… На лице «мопедиста», была написана отчаянная решимость. Он мрачно и сосредоточенно смотрел вперед и неожиданно, поравнявшись с девой попытался на скорости 40 км/ч (по разбитому кривому переулку), удерживая своего железного коня одной рукой, другой вырвать у нее сигарету. Надо сказать, что «Вишенка» была девушка с выдержкой. Даже не шевельнулась. Напротив, стояла, как будто ничего не случилось, только выдохнула дым, а как шум мотора затих, произнесла несколько слов, и даже не очень громко. Они предназначались для ушей той компании, что играла в карты. Компания тотчас ответила громким и непристойным хохотом. Верно эта девица была знатный комментатор!



Раздались выкрики. Родители с малолетними голопопыми детьми, которые стояли на балконе, что почти уже сравнялся с уровнем земли городской площади на холме, спешно увели младенцев, мальчишки-футболисты потеряли мяч. Она сказала еще несколько слов, и мужскую компанию просто поразило веселье. Игра была оставлена, все бросились в бурное обсуждение. Отец «балконного семейства», запрятав жену и детей, спустился к играющим и теперь присоединился к хору. Едущий потихоньку на своем драндулете пожилой мужчина посмотрел на деву осуждающе, остановился, дал хороший пас по мячу, который чуть не угодил ему под колеса. И… забил гол растерянным мальчишкам. Кумушки, которые, как оказалось, тоже присутствовали на площади, да прятались по скамеечкам за углом, в глубине – зашумели. Где-то начали распахивать ставни. Хор становился нестройным. Мы отправились дальше, вниз по холму, но еще долго слышали отзвуки той симфонии, что охватила целый квартал. Это исступление жизни и умудряется запечатлевать Альмодовар в своих фильмах. Что, впрочем, и немудрено – большую часть своей жизни Неаполь все-таки был испанским…

* * *

На очередном углу, возле церкви, несмотря на то, что все жители города продолжали рекомендовать двигаться в совершенно противоположные стороны, мы все-таки обнаружили погнутую табличку. На ней было написано «Катакомбы». Правда и тут стрелочки показывали в разные стороны! «Да прямо тут катакомбы», – как-то неохотно призналась бабушка на скамеечке. Мы страшно обрадовались и поспешили внутрь, однако раздраженная женщина, в окружении четырех дочерей перегородила нам путь. Остановившись прямо перед нами эта могучая мать заголосила на ребенка лет десяти, видимо, продолжая давно начатый спор. Мы невольно оказались по сторонам ринга. Девочка, которой адресована была тирада, не растерялась и даже не опустила глаз. Ответ ее был краткий и дерзкий. Так же быстро и неожиданно родительница развернулась и со всего маха влепила дочери звучный подзатыльник. Я обмерла. Оцепенела. И сейчас я ожидала страшного детского крика, слез, истерик, возмущений прохожих, выступления старших сестер, всего чего угодно, только не того, что последовало: девочка ловко скинула портфель на руки той сестре, что чуть старше, и молча ринулась на мать. Самая старшая дочь, очевидно, была на маминой стороне. Она тотчас оторвала малявку, как пиявку, поставила ее невдалеке на землю и теперь еле удерживала. Девочка возмущенно вырывалась. Тут и правда требовалось бы физическое вмешательство, и лучше отцовское. Хулиганка в исступлении прошипела еще несколько фраз. И теперь мать протянула в сторону ту сумку, который она держала в руках. Средняя дочь беспрекословно приняла и ее, как полотенце боксера секундант в тренерском углу. Теперь она тихонько переминалась с ноги на ногу, устраиваясь под грузом трех объемных котомок. Совсем маленькая была хорошо знакома с такими явлениями. Испуг хоть и блестел в ее глазах, но она не отвлеклась от своего мороженого, в которое в конце концов без присмотра окончательно и погрузилась… Тем временем мать кинулась на ребенка, который стоял напротив и в полной боевой готовности, как матадор на быка. Старшее чадо изящно и вовремя выскользнуло из драки и две кровные родственницы принялись самозабвенно друг друга мутузить и таскать за волосы… Мы не стали досматривать до конца этот воистину средневековый сюжет. Муж оглянулся. Сказал, что мелкая всех победила. Что еще поразительно: спарринг проходил в полной тишине, сопровождался только сопением, звуком затрещин, шмыганьем и иногда возмущенным возгласом, больше похожим на судейский свисток.



Мы же отыскали приоткрытую дверь и прокрались в полутьму. Катакомбы есть. И еще есть! Только в одном районе несколько входов и находятся они в противоположных его концах. И здесь, в отличие от Рима, катакомбы на всякий вкус: и природные пещеры, и античные поселения, и особые захоронения… И теперь я уже знаю, что важно не только попасть в катакомбы, но с экскурсоводом, язык которого хотя бы примерно понимаешь. Весь смысл подземных странствий в тех городских преданиях, которые там рассказывают. И хоть наше приключение подарило несколько невероятных по силе впечатлений, однако выполнить запланированное на день мы тогда не смогли. У кассира заболела бабушка! Он в этот день ушел пораньше… И тогда мы решили просто догулять до вокзала.

Назад: Глава XIX. Опять о поездах – И о погоде – О древних городах – Помпеи глазами очевидца – О человеческом жилище поподробнее – Музей Помпей
Дальше: Глава XXI. Стелла, или В гостях у Санфеличе – Гоморра и Коморра