Глава XV. Церкви Рима – Про их завсегдатаев

Моя подруга собирается в Рим: «Ну, я беру два коротких платья, одно длинное, шорты, пару-тройку маек. Как думаешь, на пять дней хватит?» Я отвечаю: «Тут церкви кругом. Сколько у тебя закрытых легких платьев?» Долго считает. Пауза. «Одно длинное…» – «Понимаешь, – продолжаю я настаивать (очень сложно объяснить специфику местной жизни тому, кто никогда не был в Риме и, быть может, и в церкви тоже). – Обязательно нужно, чтобы женщина прикрывала плечи и ноги до колена. У тебя хотя бы большая шаль есть?» – «Да что ты привязалась-то ко мне со своими церквями! На пляж поедем, вино пить будем – вот я и беру два коротких платья, одно длинное, шорты, пару-тройку маек…» И на море успели, и вино пили, но вот в одном длинном так и ходила, а куда деваться… Дело в том, что большие храмы – соборы, нередко проходные. Сквозь них можно срезать целый квартал пути и вместе с тем разнообразить свои впечатления от прогулки. А зимой церкви спрячут от ливня, а летом… Я не представляю, как можно гулять по раскаленному городу и периодически не прятаться под гулкие своды, чтобы глотнуть хоть немного прохлады. И каждый из храмов уникален. Невозможно думать о Риме, о нем вспоминать, идти по нему – и не встретиться с той вневременной реальностью, порталы в которую разбросаны по столице католичества. Я не видела даже приблизительной статистики церквей, тут могут быть и разночтения – между количеством приходов и количеством зданий. Это я к тому, что храмов здесь просто не счесть. И во все по дороге лучше бы заглянуть. Ни один путеводитель всего не вмещает, да и пишут они обычно про одно и то же. Не слушайтесь их, включайте свой собственный «навигатор»! Найдите свой собственный Рим – помимо соборов (в некоторых кварталах их сразу несколько) рядом существуют и поместные церкви. Целые россыпи: от огромных гулких, которые открывают лишь в праздники, до крохотных молелен. Невозможно представить, сколько сокровищ скрывает Рим: он одаривает ими потихоньку…

* * *

Мне довелось пройти дорогой паломника – так называют маршрут, который лежит между храмами для тех, кто ищет индульгенции. Раз в пятьдесят лет в католичестве объявляется Год всепрощения. Папа римский в ходе торжественной службы специальным инструментом пробивает и затем раскрывает обычно замурованные в течение полувека Святые врата – отдельные, особые двери собора Святого Петра. Тот человек, кто пройдет в них после молитвенного паломничества, исповеди и причастия, тот оказывается чист перед Христом, получает полное отпущение грехов. Сейчас такое путешествие более или менее доступно даже жителям других континентов, но до недавнего времени, по сути до середины ХХ века, отправляясь в столь длительное и опасное странствие, никто не мог быть уверен, что ушедший на богомолье вернется. Оттого нередко люди или даже целые их объединения нанимали паломников. Молельника снаряжали в дорогу, и в объявленный год он прибывал к престолу. Так повелось с 1300 года… Но потом начались и совсем невразумительные вещи – индульгенции стало можно просто покупать, продавать, даровать и прочее и прочее. С этим-то и боролись многочисленные реформаторы церкви… Могу констатировать, наш «путь к индульгенции» занял в общей сложности неделю, хотя протяженность маршрута всего лишь десять километров. Но это 33 церкви (многие из которых до того момента были мне неизвестны, а если и были – важно знать дни их работы). И после крупных марш-бросков мы день всегда отдыхали. Но такой поход для человека, который впервые в большом городе, без интернета и карты, и который черпает информацию путем участия в разговорах и в каждом из храмов стоит службу, занимал многим больше месяца.

* * *

Особая святыня, требующая особого молитвенного обряда, – лестница из дворца Понтия Пилата, по которой шел Христос выслушивать приговор и по которой он спускался на казнь… Ее привезла со Святой земли, вместе с другими реликвиями веры, мать императора Константина Великого – равноапостольная царица Елена. Саму лестницу увидеть, конечно, нельзя. Светлый камень зашит сверху деревом, в котором в тех местах, куда падали капли крови Иисуса, сделаны небольшие отверстия, чтобы можно было к ним приникать… Лестница ведет к одной из древнейших икон Рима, так называемой акеропита, то есть нерукотворной – начертанной ангелами. Двадцать восемь ступеней к ней верующие проходят на коленях. Останавливаясь на каждой и читая молитву. У католиков есть специальная и длинная! Православные читают «Отче наш». Но судя по тому, с какой скоростью поднимаются вверх некоторые монахини, они читают особенные тексты… Такое стояние у них занимает несколько часов! Это вообще мероприятие не быстрое и очень непростое физически. Кто-то встает на первую ступеньку, произнесет первую молитву и… отходит в сторону. Кто-то возвращается с половины пути, стыдливо скрывая лицо от людей и искренне переживая, что отрывает каждого от молитвы. А кому-то бывает просто плохо… Для любопытствующих к бывшей папской капелле пристроены две лестницы по сторонам. Можно, заплатив небольшую денежку, подняться вверх и в Святая святых рассмотреть поближе этот строгий почерневший лик, пред которым не иссякает поток готовых к молитвенному подвигу…

* * *

А еще в Риме красивые службы. В пышном убранстве, между общей трогательной нестройной молитвой и бормотанием на латыни, торжественно звучит орган. В праздник можно попасть и на исполнение хоралов. И мне нравится, что у них во время службы есть такой момент, когда все присутствующие поворачиваются друг к другу и целуются. Кто дотягивается. Ну, те, кто участвует в молитве. Кто не хочет – протягивает другому руку. Или улыбается и кивает издалека. В этим моменты церковь словно накрывает благодатью. Все после этого чуть взволнованы, и теперь, нежно поглядывая на ближнего, рассаживаются по местам…

А в главной церкви иезуитов и вообще чудеса творятся. Я вроде бы вменяемый человек, но я не поняла, как это произошло! Про иезуитов могу говорить бесконечно. Познакомилась я с ними, когда занималась искусством начала XVIII века в России, и для себя обнаружила, что они оказали очень серьезное влияние на нашу культуру. В частности, занимались образованием нашего дворянства. Вот с тех пор я за ними и приглядывала. Название этого ордена стало именем нарицательным, однако достаточно обратиться к их учению, чтобы понять, за что их не любили. Но иезуитское образование и на сегодняшний день, в этом мире бушующем, остается самым фундаментальным и адекватным в сфере гуманитарных наук, безусловно.

По сути, это одна из миссий организации начиная со дня ее создания в 1540 году. Отношение мира к ордену менялось, он пережил несколько периодов гонений. Однако не только сохранился, но и активно действует. Вот папа римский прямо сейчас – иезуит. Так что когда у моего сына появилась возможность у них поучиться, я была не только горда, главное – крайне любопытна по отношению ко всему у них происходящему. Что могу констатировать: такие суровые условия – не для всякого. Жесточайшая дисциплина и высочайшие требования. Три опоздания на урок за учебный год – отчисление. Не более двенадцати часов в год ученик может отсутствовать в школе (то есть, по сути, три учебных дня). Да, так и ходят с температурой, больные сидят на уроках. Может, у младших послабление… Всякое нарушение отмечается выговором, превышение количества выговоров – отчисление. Застали с телефоном в школе – отчисление. Ну, право первого предупреждения есть у новеньких, остальные – до свидания. Никаких телефонов, никаких компьютеров. Пишут там только перьевой ручкой. Ошибся – начинай страницу сначала. К проектам и докладам готовятся в библиотеке – в ней уроки делают, чтобы все необходимые книжки были под рукой… Это стало довольно серьезной встряской, такой учебы мы еще не видывали. Однако по итогам полугодия предельной дисциплины исправился и почерк, появился и навык работы в библиотеке, глубокое понимание, что это вообще, а гаджеты превратились в инструменты. Вот что с людьми иезуиты делают!

* * *

Самый главный иезуит – Игнасий Лойола – был воином, отличавшимся храбростью и верностью своему государю. До тридцати лет он состоял на военной службе. Будучи высокого рода и воспитания, писал про себя, что любил тогда роскошь и развлечения. Но однажды он очнулся на больничной койке, раненный в обе ноги… Со своим крошечным отрядом королевских войск Лойола так яростно удерживал крепость, что его героическое поведение было отмечено противником. Потому после битвы его спасут враги и даже заботливо отправят на лечение в отцовский замок. Игнасий долгое время будет балансировать между жизнью и смертью. Переживет несколько операций и, казалось бы, уже не выкарабкается… Но в день небесного покровителя семьи он придет в себя после затяжного кризиса и быстро пойдет на поправку.

За год болезни Игнасий успеет перечитать много книг, только вот в библиотеке не оказалось любимой им поэзии и даже романов, нашлись лишь жития святых и мучеников… Высота духовного героизма захватила Лойолу. Как только он смог уверенно держаться на ногах, будущий основатель могущественного ордена тотчас исполнил обряд, его называют ночная стража, который проходит всякий, кто должен быть посвящен в рыцари. Омовение, исповедь, причастие, и… дальше обычно следовало благословение. Лойола простоял перед образом Девы Марии всю ночь, на рассвете сложил у Ее алтаря свое оружие и с того момента считал себя посвященным в Ее рыцари – рыцарем Царицы Небесной. Рекомендую в качестве чтения «Духовные упражнения», которые, вполне вероятно, содержат его личный опыт.

Похоронен католический святой в одном из самых невероятных по пышности барочных соборов, в этаком «исчадии барокко», в самой главной его церкви – Иль-Джезу. Гробница генерала Общества Иисуса выточена из драгоценного, редкого лазурита и расположена в левом приделе. Над ней гигантское полотно – слава Игнасия Лойолы, встреча его со Христом. И вот как-то я оказалась там во время службы, когда звучит орган, кругом поют и фимиам стелется… А когда он рассеялся, приблизительно в тот момент, как окончилось пение, как перестала дрожать последняя нота и кто-то ближе к первым рядам шевельнулся, – вот в тот момент оказалось, что перед собравшимися явился сам Лойола. Его фигура состояла из света… На месте полотна над гробницей теперь реально высилась золотая или позолоченная его статуя! На второй раз я уже на службе не отводила от картины глаз. Я хотела понять, как работают эти барочные машины. Как позволяют совершать столь совершенные фокусы на глазах современного человека!

* * *

А еще красиво смотреть на службу в храме, что стоит среди дорожек Целия – в церкви Санто-Стефано-Ротондо. Из названия уже понятно, что храм круглый, но какой! Без спецэффектов, точнее с очень древними. В центре церкви колоннада, и в ней устроен алтарь, а над ним – световой купол. Это пространство еще раз обнесено колоннадой, покрыто плоской деревянной крышей и оставлено в полумраке. В солнечный день месса здесь очень эффектная. И еще здесь довольно специальный цикл фресок XVI века – сплошные мучения. Впрочем, если совсем о специальном – в Риме есть монастырь капуцинов, при церкви Санта Мария делла Кончеционе, где вся скульптурная декорация крипты произведена из человеческих костей… Но мы про службы!

Я люблю бывать в монастыре августинок, в церкви Санта Кватро Коронати, неподалеку от Колизея – встречать там на закате вечерню; это нечто особенное! Здесь сейчас живут августинки, придерживаясь устава от 430 года. Правила женского монастыря изложены в 211-м письме Святого Августина. Опуская даже готовность к аскезе, да в здании XII века, тягу к непрестанному изучению трудов богослова, глубоко почитаемого и русской церковью, способность к тяжкому физическому труду, – каждая, кто желает примкнуть к общине, должна изначально иметь музыкальное образование, и лучше, если у нее есть голос. Застать такую службу на закате в суровом храме, когда через широкие окна алтаря солнце прощается с миром, – бесценно. Древние церковные гимны исполняются пусть не густым, но прекрасным женским хором. Трогательно до слез, когда в слабеющие старческие голоса вплетаются высокие, почти юношеские, летучие и светлые. И перед нами не театр, не концерт. Это искренняя молитва. Это ежевечернее благодарение за все дарованное тебе Богом в течение дня, которое дрожит где-то высоко вверху, на десятом небе – посреди золотых облаков и святых отцов, и святых, и всех сил небесных – там, под самым куполом…

* * *

Что еще важно: почти в каждом храме найдешь человека. Где-нибудь в капелле за какой-нибудь колонной или где-то в ризнице – всегда есть человек в молитве. Или он появится, если задержишься хоть на минуту. Это, конечно, поразительно, что у людей есть привычка хотя бы раз в день приходить к Богу. Сменять бытовую реальность на блеск и торжество мира Вечного. Церкви – настоящие хранительницы человеческих размышлений, самые главные богатства Рима таят они. Помимо святынь верующих; почти в каждой церкви есть значительные произведения искусства. Эти «дома Бога» создавались на протяжении нескольких тысячелетий веры и неустанно украшались. И здесь мозаика десятого века прячется за барокко, икона шестого – утопает в Ренессансе, фреска пятнадцатого – в здании первого столетия… Ходить по церквям в Риме – это даже лучше, чем ходить по бесплатным музеям. Потому что здесь всякая вещь еще не успела потерять свое назначение, а значит и свой смысл. И здесь можно играть самим с собой в игру – угадай шедевр. Находить самое значительное произведение, или то, что покажется наиболее убедительным, а потом подойти и обнаружить год и имя автора… Так можно выяснить свои пристрастия, восполнить пробелы. И в отличие от музея, церковь – не склад. Ведь художник всегда работал по заказу. И такими «прилагаемыми обстоятельствами» для него была не только воля заказчика. Многие решения были продиктованы непосредственно расположением того или иного художественного высказывания. Но важно помнить и то, что большинство шедевров, которые мы видим, не были предназначены для электрического света – только естественное освещение или мягкое подрагивание пламени свечей. В каждом крупном храме сейчас есть аппарат, в который можно кинуть монетку и включить для себя подсветку. Но мне кажется, сначала стоит посмотреть на то, как воспринимал картину или мозаику ее современник.

* * *

Желая утвердиться в этой мысли, мы с одним дорогим искусствоведом отправились во французскую церковь – Сан Луиджи деи Франчези смотреть Караваджо. Посещение капеллы Контарелли, пожалуй, один из лучших уроков по истории искусств. Можно прочитать килограмм книг про свет у Караваджо и тот драматический перелом, подаренный барокко живописи, но увидеть, что это такое, можно только непосредственно в капелле. Увидеть луч, что падает из высокого окна и в полумраке выхватывает простертую десницу Христа…

И вот проскальзываем мы в Сан Луиджи. Я тихонько иду впереди по полутемному нефу. Она – как в зачарованном лесу. Смотреть, конечно, все надо, но она на один день в Риме, да еще четыре выставки и вечеринка по расписанию. Поэтому только «самое главное»… И тут нас обгоняет спортивный интересный мужчина лет пятидесяти, впрочем, этих красивых щеголеватых итальянцев не поймешь. И в тот момент, когда моя спутница прошептала: «Вот так без света…», он стрелой пронесся к аппарату и победно звякнул монеткой – бросил евро, включилась подсветка. Искусствовед ахнула и ринулась к ограде капеллы. Мы с синьором, довольные ее реакцией, замерли чуть поодаль. Вскоре у нас появился еще один компаньон. Небольшой старичок с большим портфелем. Вокруг одни министерства, скорее всего государственный служащий. И вот кажется мне, что бухгалтер. И даже если нет, он выглядел именно как карикатурный бухгалтер – сухонький, брезгливый, строгий. Он сурово глянул на меня через очки, словно удостоверился, что я имею право на такого рода времяпрепровождение, а потом подошел поближе к ограде. Чуть постоял, склонив голову, а потом и вовсе к ней приник. Потом опустился, встал на колени. Перед «Призванием Матфея». Перед работой… Все замерли. Но вот из полумрака возникла и еще одна фигура с покрытой белым платком головой. Есть такая порода женщин – одиноких путешественниц. Это обычно хрупкие, ломаные фигурки; мелкие черты лица, бесцветные волосы, удобная обувь и скрытая сила. Они существуют вне возраста. С детства блеклые, как горные цветы. Но их всегда встретишь, если поблизости есть что-нибудь стоящее – какая-нибудь заснеженная вершина или вершина духа, например. Так постояли мы там минутку все вместе… Затем картинка ожила. Вперед выдвинулся наш благодетель. Он пару раз отошел и подошел, разглядывая полотно. Затем, тяжело кивнув нам как соучастникам, постукивая каблуками по плитам древнего мрамора, удалился. Растаяла и светлая фигурка… А старикашка все стоял и стоял на коленях. В каждом храме здесь свои завсегдатаи.