Глава 31

– Наблюдай за больным с койки тринадцать и запиши время смерти, – говорит Силке Юрий Петрович на следующее утро, начиная обход отделения; ему и в голову не приходит, что Силка всю ночь дежурила у койки 13. – Удивительно, но он еще жив. Я предполагал, что он умрет ночью.

– Хорошо, – стараясь не выдать своих чувств, отвечает Силка.

В конце концов, она почти совсем не знает Александра, перемолвилась с ним парой слов.

По пути к койке 13 Силка вновь просматривает карточку Александра. Подойдя, она опускает взгляд на его неподвижную фигуру. Лицо Александра сильно распухло. Она видит, что у него сломаны нос и левая скула, осторожно приподнимает ему левое веко, замечая зрачок-точечку и влажный глаз. Странно прикасаться к нему после всех этих лет и в таких обстоятельствах.

– Ой, Александр, чем ты заслужил такие побои?

Силка отворачивает одеяло и осматривает его грудь и живот. Весь живот покрыт темно-фиолетовыми синяками. Она осторожно ощупывает его ребра. Ни одно как будто не сломано. Потом осматривает ноги. Многочисленные синяки и сильно распухшее, вывернутое левое колено. Явных переломов костей нет.

– Почему пострадавший с койки тринадцать не получает интенсивного лечения? – спрашивает Силка у Любы. – Я вижу синяки и припухлости, и у него разбито лицо, но переломы главных костей отсутствуют.

– Точно не знаю, – отвечает Люба. – Но… – она понижает голос, – я слышала, его поймали на переправке из лагеря текстовых материалов. Считают, что он занимается этим уже давно.

– Кто это сказал?

– Рано утром сюда приходил один офицер, спрашивал о нем. И ушел, когда ему сказали, что пациент не выживет.

Силка припоминает, что видела какие-то записи на краях листов бумаги на его столе в административном корпусе. Неужели врач поручил ей этого пациента, поскольку знал, что она не даст ему так просто умереть, в то время как служебная записка предписывала администрации не предпринимать дальнейших шагов?

– Я собираюсь немного очистить ему лицо и попытаюсь определить, есть ли у него на голове рана.

– Он твой больной, – говорит Люба. – Просто будь осторожна.

Силка занимается другими своими пациентами, а потом возвращается к Александру. Она старается не слишком явно проявлять заботу о нем. Смывая с его лица засохшую кровь и вынимая из кожи головы деревянные щепки, она тихо разговаривает с ним. Потом обмывает ему грудь, внимательно осматривая повреждения. Она выпрямляет его вывернутую левую ногу и вроде бы ощущает дрожь сопротивления – рефлекс на боль, который возник бы у человека в сознании.

Силка выходит на улицу с тазиком и набивает его свежевыпавшим весенним снегом. Подстелив полотенце под ногу больного, она обкладывает колено снегом и завязывает другим полотенцем. Она отслеживает все основные показатели состояния организма Александра, и они убеждают ее в том, что он продолжает бороться за жизнь.

В течение всего дня она наблюдает за Александром, заменяя растаявший снег свежим. Она замечает, что опухоль вокруг колена немного спала.

В тот вечер Силка передает дежурство ночной медсестре. Та, заглянув в карточку Александра, спрашивает Силку, что она делала. Данный пациент не подлежит интенсивной терапии. Силка говорит медсестре, что занималась лишь базовым сестринским уходом, не лечила и не делала ничего такого, что идет вразрез с тем, чему ее учили.

– Только не рассчитывай, что я буду делать то же самое, – заявляет медсестра.

– Я и не рассчитываю, – отвечает Силка, понимая, что должна быть осторожной.

Оказывается, ей трудно уйти из больницы. На следующее утро она придет как можно раньше.

Александр остается без сознания еще четыре дня. Днем Силка обмывает его, разговаривает с ним, прикладывает снег к поврежденному левому колену, проверяет рефлексы. Рефлексов нет. По ночам он обделен вниманием.

– Сколько еще ты намерена возиться с пациентом с койки тринадцать? – спрашивает Силку Елена на пятый день.

– Пока он не очнется или не умрет, – отвечает Силка.

– Мы не ожидали, что он протянет так долго. У тебя есть какой-то секрет?

– Никакого секрета, я просто обмываю его и разговариваю с ним. Припухлость лица и головы у него проходит. Теперь видно, какие у него тонкие черты лица. – Зная, что с Еленой можно быть откровенной, Силка добавляет: – Знаете, я встречала его раньше. В нем есть что-то такое…

– Силка, сколько раз мы говорили тебе, что нельзя привязываться к своим пациентам? – бранится Елена.

– Просто я хочу дать ему шанс выжить. Разве не этим мы должны здесь заниматься?

– Только если есть надежда. Ты это знаешь. Наверняка тебе не припомнить всех пациентов, которые тебе нравились, но которые умерли.

– Сколько бы их ни было, не хочу, чтобы прибавился еще один, – возражает Силка чуть более сердито, чем хотела.

– Ладно. Дай знать, если захочешь, чтобы я осмотрела его, или если что-то у него изменится.

Силка возвращается к койке 13:

– Ну, Александр, ты меня подводишь. Хочу, чтобы ты сделал одно из двух. Очнись или… Нет! Только одно – очнись! Я хочу снова услышать твой голос.

– «Скорая», на выезд!

После выезда Силка возвращается с происшествия с двумя пострадавшими. В грязи занесло грузовик, и он перевернулся. Оставшуюся часть дня она очень занята. Из отделения она уходит измотанная. В состоянии Александра ничего не изменилось.

На следующее утро во время обычного ритуала умывания его лица Александр вдруг тихо говорит ей:

– Я думал, вы отказались от меня.

Силка подскакивает, ловя ртом воздух:

– Елена Георгиевна!

Елена моментально оказывается рядом:

– Что случилось?

– Он очнулся, он говорил со мной.

Елена склоняется над Александром. Чиркнув спичкой, она машет ею перед его глазами. Он несколько раз моргает. Единственный человек, у кого Силка видела такие же темно-карие, почти черные глаза, была ее подруга Гита. Перед Силкой мелькает лицо Гиты.

Силка наклоняется к Александру, всматриваясь в его глаза.

– Я рада, что вы пришли в себя, – говорит она.

– Силка… По-моему, мы встречались раньше.

Елена с полуулыбкой смотрит на Силку:

– Силка, ты продолжишь уход за этим пациентом? Мне кажется, ты знаешь, что надо делать.

– Спасибо, Елена Георгиевна. Если понадобится, я вас позову.

– У вас красивый голос, Силка. Мне понравились наши беседы.

– Какие беседы? – игриво спрашивает Силка. – Говорила только я.

– А я отвечал. Разве вы не читали мои мысли?

Силка краснеет:

– Я даже не помню, что вам говорила.

– Хотите, я напомню?

– Нет, не хочу. Теперь лежите тихо и дайте мне осмотреть ваши травмы.

В течение следующих шести дней раны Александра затягиваются, а ушибы постепенно залечиваются. И только когда он пытается встать и пройти по палате, становится очевидной степень повреждения его колена. Сгибание и разгибание сустава причиняют ему сильную боль.

В свободную минуту Силка помогает Александру подняться и поддерживает его, когда он, обхватив ее рукой за талию, делает несколько медленных, мучительных шагов.

Проходят две недели, а Александр все еще в отделении.

Проведя бóльшую часть дня на месте аварии в шахте и ассистируя затем на операции, Силка возвращается к Александру лишь в конце смены.

– Можете остаться и поговорить со мной? – спрашивает он, когда она собирается пожелать ему спокойной ночи.

– Пожалуй, могу ненадолго остаться.

Силка берет стул, ставит его в изголовье койки и, поправив подушки у больного под головой, садится рядом. Они разговаривают, негромко пересмеиваясь.

– Силка, – обращается к ней медсестра.

– Да?

– Пациент нуждается в отдыхе, да и ты тоже. Пора уходить.

– Извините. Я ухожу.

– Увидимся завтра, Силка. Сладких снов.

На следующее утро Силка просит Елену поговорить с ней наедине.

– Пойдем на аптечный склад, – предлагает Елена.

Елена закрывает за ними дверь и прислоняется к косяку.

– Я по поводу выездов на «скорой»… – робко произносит Силка.

– А в чем дело?

– Просто я подумала, нельзя ли мне сделать перерыв и поработать какое-то время на отделении.

– Рано или поздно он уйдет отсюда, Силка.

– Конечно уйдет. С каждым днем ему становится лучше, я это знаю.

– Ты хочешь перестать работать на «скорой», пока его не выпишут?

– Дело не в том, что Александр лечится здесь.

– Понятно. Дело в том, что ты больше не хочешь рисковать жизнью. Пожалуй, я понимаю.

– Мне кажется, я достаточно долго занималась этим.

– Боюсь, ты брала на себя больше рисков, подчас необдуманных, чем кто-либо другой. Считай, что больше не работаешь на «скорой».

– Может быть, еще один разок, чтобы попрощаться с Федором и Кириллом. Я здорово привязалась к ним.

– Как сестра?

– Конечно.

– А Александр? Тебе он не безразличен, правда? – (Силка не отвечает.) – Все нормально, никто не запрещает тебе испытывать что-то к мужчине. Я рада, что ты думаешь о будущем.

– Как я могу думать о будущем, находясь здесь?

– Можешь и, я полагаю, думаешь. Возвращайся к работе. Еще один выезд на «скорой». – Выходя с аптечного склада, Елена обнимает Силку и шепчет: – Я так рада за тебя!

Последнего для Силки выезда «скорой» не приходится долго ждать. В тот день она едет с Федором и Кириллом на очередную аварию на шахте. На этот раз она соблюдает осторожность и просит надзирателя проверить безопасность штольни. Двоих мужчин, заваленных обломками, реанимировать не удается, их должны отвезти в морг на грузовике.

На обратном пути в санчасть Силка сообщает Федору и Кириллу, что больше не может составлять им компанию. Теперь на «скорой» будут работать другие медсестры.

Кирилл молчит, а Федор по доброте своей говорит Силке, какое удовольствие доставляло ему быть в ее компании и наблюдать за ее работой.

По возвращении в больницу Федор по-братски тепло обнимает Силку и целует ее в щеку. Силка поворачивается к Кириллу, ожидая от него того же самого. Тот стоит, отвернувшись от нее и глядя в землю.

– Кирилл, жаль, если ты не одобряешь мое решение уйти из «скорой». Скажешь что-нибудь?

– Что мне сказать, чтобы заставить тебя передумать?

– Не стоит ничего говорить, это то, что мне нужно.

– А как же я? Ты подумала о том, что нужно мне?

– Кирилл, о чем ты говоришь? Какое отношение имеет к тебе мой уход из «скорой»?

– Очевидно, никакого! – с плохо скрываемым гневом произносит он. – До встречи, Силка Кляйн.

– Кирилл, погоди! Разве мы не можем остаться друзьями? Кирилл, прошу тебя, не уходи так!

Не оглядываясь, Кирилл уходит, оставляя Силку в недоумении. Что он такое сказал? И чего не сказал?