Глава 1б

Окрики из посольства Республики Польша

Сносить удары судьбы – удел сильных, носиться с ее пощечинами – слабых.

Евгений Ханкин

Чтобы показать, к каким последствиям привела недальновидная позиция, а если прямо – жульническая сдача авторитета и достоинства страны Президентом СССР Горбачевым в катынском вопросе, приведу эту историю.

1990 год- предпоследний год жизни моей Родины. Еще не убитая предательством, но уже посрамленная горбачевской перестройкой, страна отмечала 45-ю годовщину со дня Великой Победы над фашизмом.

В трагичную дату нападения немецко-фашистских захватчиков на Советский Союз – 22 июня 1990 года – в газете «Орловская правда» была напечатана статья бывшего узника фашистского лагеря смерти, ветерана войны и труда И. Степанова.

В ней он писал, что средства массовой информации горбачевской перестройки – печать и телевидение – проводят открытое шельмование и демонстративное оплевывание героической истории нашего многострадального народа. А ведь на его плечи выпала тяжелая доля не только отстоять независимость своего очага, но и принести радость освобождения другим народам, стонавшим под игом фашизма.

В статье, в частности, автор указывал, что с молчаливого согласия руководства страны пресса и телевидение раздувают костер провокаций и клеветы. Создают миф о якобы доказанном факте расстрела советскими органами НКВД польских военнопленных в Катынском лесу.

Вместе с тем он говорил о вспышках ярого антисоветизма и русофобских настроений в Республике Польша (РП). Новые руководители страны, муссируя разного рода сплетни о ненависти русских к полякам, о массовых избиениях и расстрелах последних, требуют чуть ли не всему Союзу становится на колени перед польскими страдальцами.

В то же время поляки помалкивают (и мы почему-то не напоминаем им) о злодеяниях польских властей в 1920-е годы, когда десятки тысяч пленных красноармейцев содержались в скотских условиях в концлагерях и, в конце концов, были уничтожены.

Молчат поляки и о террористических вылазках бандитских молодчиков Армии Крайовой против советских солдат и офицеров, освободивших их страну от «коричневой чумы». Это они, неблагодарные аковцы, стреляли в спины своих освободителей от фашистской неволи.

Степанов был свидетелем тех событий и на конкретных примерах показал, что вытворяли эти бандиты не только на территории Польши, но и на землях Западной Украины и Западной Белоруссии.

Сразу же после публикации статьи ветерана в редакцию газеты «Орловской правды» пришло грозное письмо от Советника по печати РП Ереми Чулиньски, в котором он дал редактору взбучку и обвинил редакцию во всех мыслимых и немыслимых грехах.

Чулиньски писал, что «редакция имеет право помещать письма читателей, но письмо, о котором я говорю, даже ввиду своих размеров является чем-то большим, чем письмо. Оно является пространной статьей с таким огромным смешением проблем, с таким большим незнанием вопросов или же с таким огромным отсутствием доброй воли, что хотелось бы спросить: разве так должно быть, что, чем дальше от Москвы, от больших центров перестройки, гласности, тем больше отсталости, захолустья, невежества…».

В ответ на дерзкое письмо польского дипломата журналист И.М. Комаров прислал в редакцию «Военно-исторического журнала» свою статью «Окрик из посольства». Его статья вместе с письмом Чулиньски была опубликована в № 12 журнала за 1990 год.

Иронизируя с обиженным поляком, автор писал, что если бы ведала редакция, что дело примет такой оборот, то она, очевидно, не преминула бы спросить разрешения у советника: так, мол, и так, господин советник, не соблаговолите ли ознакомиться со статьей на предмет ее публикации? Но вот беда: редакция удалена от «больших центров перестройки».

«Да, дело плохо. Впрочем, нам кажется, – писал Комаров, − что советник не во всем прав: он почему-то понимает гласность только как изображение нашей истории в одном цвете. А нам в апреле 1985 года было объявлено, что гласность является родной сестрой плюрализма мнений.

Так что свидетель истории И. Степанов имел полное право сказать читателям, что какой-то цвет, на его взгляд, не соответствует исторической правде. Почему же это обстоятельство упустил из виду грозный советник? Ведь он обретает в «большом центре перестройки», можно сказать, даже в ее эпицентре, и у нас нет оснований подозревать его в невежестве.

Скорее всего, Ереми Чулиньски горячий человек. По всей вероятности, вследствие своей горячности, он забыл, что принялся отчитывать печатный орган, который ему ни по какому праву, в том числе и международному, как выражался один чеховский герой, не подотчетен. Горячий характер – не всегда дурной характер. Но чем человек стремительнее и горячей, тем он должен иметь больший навык к самообладанию, ибо с годами горячность может перерасти в безрассудство. Но о таких психических симптомах пан Чулиньски, наверное, не знает».

А еще в своем письме польский советник пишет: «…как же это может быть, что ТАСС в апреле текущего года во время визита Президента Польши дает сообщение, в котором Советское правительство признает, что убийство польских офицеров в Катыни было совершено НКВД, а Президент СССР М. С. Горбачев передает документы об убитых офицерах, а два месяца спустя в «Орловской правде» Степанов пишет, что Катынь – это большая ложь, потому что якобы в этом зловещем лесу на месте преступления НКВД были найдены пули немецкого производства».

Но почему советник пишет, что пули немецкого производства были «якобы» найдены? Они действительно были найдены.

«Польский советник по печати предлагает нам принять за факт признание Советского правительства, – пишет Комаров, – но мы его должны несколько разочаровать: история может быть изучена и понята только на основании действительных, конкретных фактов. А если таких фактов нет, то как можно верить даже правительству!

Нам кажется, что польскому советнику следует не столь легковерно и доверчиво относиться к заявлениям власть предержащих. К сожалению, их устами не всегда глаголет истина…

В этой связи мы напомним польскому советнику высказывание Козьмы Пруткова: «Если на клетке слона прочтешь надпись «Буйвол», не верь глазам своим».

Таких «буйволов» в новейшей истории страны было много. Чего стоит череда коллективных предательств партийного ареопага эпохи Горбачева в угоду западничества, когда по их воле мы сделались какими-то «совками», «коммуно-фашистами», «красно-коричневыми», чуть ли не непонимающими смысла жизни и не знающими истинной истории державы.

На съезде народных депутатов СССР бывший член Политбюро ЦК КПСС А.Н. Яковлев сделал «виртуозный» доклад о том, что между СССР и Германией в 1939 году якобы был заключен секретный договор о переделе не только Европы, но и мира.

Подлинника «договора», разумеется, не оказалось ни в архивах ФРГ, ни в архивах СССР. Докладчик ссылался на его якобы фотокопию и, пытаясь нас голословно убедить, утверждал, что «договор» существовал, так как эти события, мол, развивались точно в соответствии с его содержанием. Неужели такой высокопоставленный партийный функционер, каким был Яковлев, не знал о существовании подлинника этого пакта и его значения для судеб народов СССР, особенно западных украинцев и белорусов, присоединившихся к своим братьям и сестрам?

Любой здравомыслящий человек заметит, что всякую фотокопию можно состряпать после свершения событий. Но эта донельзя простая мысль почему-то не пришла, а вернее не захотела прийти в голову большинства депутатов.

Наверное, у них чесались руки как можно сильнее заляпать черной краской историю СССР. И чудовищная клевета была принята на веру.

«Есть тут такие и другие неправды, – продолжал отчитывать автора Ереми Чулиньски, – как та, что будто бы премьер Тадеуш Мазовецкий выступил с предложением признать день 15 августа праздником Войска Польского в знак победы над Красной армией в 1920 году…

Читатель где-то что-то слышал, прочитал, но ведь редакция должна знать, что это было лишь предложение Совета по памятником, борьбе и мученичеству, одно из многих в рамках дискуссий прессы о выборе праздника Войско Польского, причем это предложение было признано в высшей степени дискуссионным. Разве редакция и автор письма тоже не знали, что плюрализм в печати, к счастью, имеющий место в обеих наших странах, допускает свободу взглядов…».

«Приятно слышать, – отвечает ему Комаров, – что советник по печати является приверженцем плюрализма мнений, но для нас крайне загадочно, почему он человека, чудом не угодившего в фашистский крематорий, советского солдата, одного из тех, перед кем все человечество будет в вечном неоплатном долгу, лишает права на этот самый плюрализм и норовит заткнуть ему рот?»

Что же было на самом деле в этот день? А был антисоветский, антироссийский шабаш в Польше по поводу 70-й годовщины со «дня победы» над Красной армией Войска Польского, возглавляемого Пилсудским в 1920 году. Он подробно описан в газете «Известия» от 16 августа 1990 года. Это было провокационное действо, а не дискуссия о выборе праздника.

По словам советника, автор исказил правду и в вопросе о терроризме Армии Крайовой:

«Об Армии Крайовой автор письма может только сказать в духе старой сталинской пропаганды… Армия Крайова была распущена в тот момент, когда на территорию Польши вошла Красная армия. Тысячи солдат АК оказались в рядах польской армии, сражавшейся рядом с Красной армией на боевом марше до Берлина… Одновременно тысячи их уже после войны были убиты НКВД или депортированы в лагеря.

Разве редакции ничего не известно также и о так называемом процессе 16-ти? Процесс 16-ти руководителей АК, которых судили в Москве в 1945 году, а недавно они были реабилитированы… Понятие «реабилитация», наверное, о чем-то говорит: это означает, что руководителей АК несправедливо обвинили в так называемой стрельбе в спину в тылу Красной армии».

Опять ощущается передергивание в словах Чулиньски. В своей статье Степанов говорил не вообще об Армии

Крайовой, а о ее радикально настроенных отщепенцах, националистах-боевиках, которые действительно стреляли не только в спины советских солдат и офицеров, но и своих – местного населения. Если это делали не они, тогда кто убивал их на польской земле ежедневно, еженощно? От кого выставлялись заслоны из состава советских войск и польских воинов вдоль железных дорог, когда из Германии возвращались на Родину демобилизованные советские солдаты и офицеры?

Официально Армия Крайова действительно была распущена в январе 1945 года. Но из ее реакционной части была создана подпольная террористическая организация «Вольность и неподлеглость», которая боролась против народной власти. Эту организацию разгромили органы государственной безопасности народной Польши только в 1947 году. А до этого ее боевики действительно стреляли в спины своим ни в чем не повинным жертвам, подрывали эшелоны с народно-хозяйственными грузами, держали в напряжении целые районы в глубинке страны.

* * *

А теперь о степени участия Армии Крайовой в штурме Берлина.

Польское правительство в эмиграции попыталось вернуться в страну на плечах неудержимо наступавшей Красной армии. Из Лондона, без согласования с советским командованием, подпольным организациям в Варшаве был торопливо отдан приказ – поднять восстание против гитлеровцев. Но операция была не подготовлена, ее антисоветский характер был очевиден, и потому героический порыв варшавян закончился кровавым разгромом.

На последнем этапе войны рядом с Красной армией появились части Армии Людовой, сформированные по приказу советского верховного главнокомандования. Солдаты этой армии, а не Армии Крайовой, участвовали во взятии

Берлина. Недаром над поверженным Рейхстагом был водружен рядом с советским красным флагом, бело-красный польский флаг.

А Армия Крайова, сформированная большей частью из польских военнопленных, отправленных в сибирские лагеря, влилась в отряды так называемой армии Андерса, которую польское правительство в лондонской эмиграции планировало использовать против Германии на Западном фронте. СССР отпустило это польское непотребное воинство на все четыре стороны и дармоедов переправили через Иран на «войну со своими обидчиками». Но большинство солдат и офицеров отстало от своих отрядов и осело в теплых краях Ближнего Востока, Италии и других тихих регионах. Вот и все «великие подвиги» Армии Крайовой.

Чулиньски в письме благодарил человека, который передал ему статью Степанова:

«Получением этого экземпляра газеты я обязан Э.С. Менделевичу, члену «Мемориала». За это я благодарю его отдельно и одновременно заслуженный «Мемориал», который, осуждая сталинские злодеяния, не только не обливает грязью историю СССР, как этого хотел бы Степанов, но хочет очистить историю от этой грязи…».

Конечно, правдивая и патриотическая статья всполошила местного активиста «Мемориала», и он решил пожаловаться на эту правду в посольство Польши. Решил тоже прогнуться.

Свое письмо-окрик советник заканчивал в какой-то степени угрозой: «Подчеркиваю, что копии этого письма-протеста я посылаю также в некоторые редакции в Москве». Как говорится – не грозись: это дело бабье. Трус посылает угрозы только тогда, когда он уверен в безопасности. Кому он грозил? Наверное, надеялся, что ветеран войны Степанов, не раз глядевший в очи смерти, испугается «желтой прессы»? Конечно же, нет!

Прошло немного времени и после ряда публикаций в «Военно-историческом журнале» под рубрикой «Бабий Яр в Катыни» на имя редактора журнала пришел очередной окрик советника по печати посольства Республики Польша в СССР А. Магдзяк-Мишевской.

Она раскритиковала версии российских авторов о вероятности расстрела военнопленных польских офицеров гитлеровцами. Дама утверждала, «что вопрос ответственности советской стороны подтверждается не только сообщением ТАСС, но также и следствием, проводимым Главной военной прокуратурой СССР. Насколько мне известно, специальная группа под руководством прокурора А.В. Третецкого, занимающаяся делом о смерти польских офицеров… имеет в своем распоряжении показания настоящих свидетелей, занимавших во время Второй мировой войны ответственные посты в НКВД».

Напрашивается вопрос: откуда она узнала, что хранил в своем сейфе военный прокурор Третецкий? Не стал ли он за время следствия паном, вместо господина?!

Письма советников – это не что иное, как беспочвенная, крайняя гордыня, которая заставляет человека быть учителем лжи и обмана, а не учеником в школе истины. И действительно: самая свирепая гордыня рождается, прежде всего, из чувства бессилия.

По поводу первого окрика хорошо сказал тогдашний редактор «Военно-исторического журнала» генерал-майор Виктор Филатов:

«Давно известно, что демократия без диктатуры вырождается в анархию, а диктатура без демократии – в диктатуру личности. Кажется, мы опровергаем истину: у нас плюрализм стремительно перерождается не в анархию, а в самую махровую диктатуру личности или группы личностей. Сегодня на нас делает «топ» советник чужого посольства. А завтра? Посольские только в двух случаях храбрые: от бескультурья и когда за спиной чувствуют силу вооруженную. Плохи наши дела, если нашим областным газетам уже делают выволочку и предписывают, что им можно печатать, а чего нельзя. Да еще в какой форме! В форме директивного письмо но официальном бланке. Будто из какого-то департамента цензуры.

Я уверен, если бы у нашего МИДа имелась более патриотическая позиция, ни один бы не токмо советник посольский, а чужой президент не посмел бы отправить в наш Орел подобное письмо. Или МИД считает, что у нас уже нет ничего за спиной? Как говорится, за что боролись, на то и напоролись?»

А что касается второго окрика, то редакция тоже ответила ДОСТОЙНО:

«Однако, познакомившись с другими материалами, мы усомнились в этой версии, поделились сомнениями с читателями. Теперь получив много новых фактов и свидетельств, полагаем: «катынское дело» – это большая ложь, запущенная в обращение Геббельсом и омрачающая отношения между нашими народами почти полвека».

Достойная отповедь нахрапистому советнику по печати…

* * *

Силу, ум, мощь нельзя унизить, им мстят, поднимая на них пыльную бурю словесного гонения, но она, эта буря, не разрушительна для страны-победительницы. Советский Союз доказал это Победой в 1945 году.

Польша же жизнями многих советских солдат и офицеров, силой нашего оружия обрела второе рождение – стала опять независимым государством. А горькие и обидные слова в адрес своих освободителей – это от отчаяния, а отчаяние, как давно известно – горе слабых.

Конечно, надо признать и то, что проводимая сразу же после войны Советским Союзом политика навязывания собственных экономических стандартов, политического опыта странам народной демократии вызывала у многих сомнения в правильности пути, а иногда и открытого неприятия.

Тон назойливых, а порой менторских поучений из Москвы устраивал не всех. Максимально это проявилось в Польше в силу особенностей национального менталитета, а также непростых исторических взаимоотношений с Россией на протяжении многих столетий.

Когда коммунистические руководители Польши стали все чаще и чаще заявлять о строительстве «социализма с национальным лицом», тут же подняли голову скрытые и явные недоброжелатели – националисты.

Под видом любви к стране, не квасного патриотизма, самоуважения, «польскому обществу стал навязываться искаженный взгляд на мир, в котором Польша занимала центральное и исключительно героическое место, а во всех ее несчастьях обвинялись другие страны, прежде всего соседи».

Польские легенды о силе и мощи страны, о ее освободительных войнах и героическом и умном народе с годами массово отливались в бронзу, высекались в камне, печатались в книгах, тиражировались в киношных эпопеях и прочнее.

Советский Союз, хотя и вышел победителем из войны, был сам гол, как сокол, поэтому той жизни, как на Западе, он Польше, как и другим странам, обеспечить не смог. Выбитое войной трудоспособное мужское население заменяли женщины и дети. После такой тяжелой сечи советские люди опять вынуждены были воевать на фронте, только теперь-на трудовом.

Голод и холод, беспризорники и проблемы с жильем сопровождали страну на протяжении нескольких лет. Но несмотря на это Польской народной республике только в послевоенное время была оказана солидная помощь. Руками советских специалистов в Варшаве сооружается огромный по тем временам небоскреб – Дом советско-польской дружбы, строятся ряд металлургических и машиностроительных заводов, идут практически бесплатные поставки сырья и продовольствия, что сказывается на снижении безработицы.

Несмотря на эту бескорыстную помощь, часть руководства Польши отплатило советскому, а затем и российскому государству черной неблагодарностью, появившейся не без помощи Запада и США.

Неблагодарность, опять же, своего рода слабость. Я никогда не видел, чтобы деятельные люди когда-либо были неблагодарны. В политике это, к сожалению, случается довольно часто. «Почти все люди охотно расплачиваются за мелкие одолжения, – говорил Ф. Ларошфуко, – большинство бывает признательно за немаловажные, но почти никто не чувствует благодарности за крупные».

Не почувствовал такой благодарности и восточный сосед Польши – Советский Союз.

Вот и эти окрики советников из польского посольства тому подтверждение.

Пройдет неполных 15 лет и главный редактор журнала «Новая Польша» профессор Ежи Помяновский в № 5 за 2005 год скажет, что надо «…извлечь гласные правовые последствия из памятного, заслуживающего уважения акта высших российских властей. Президент Российской Федерации Борис Ельцин вручил исторические документы – в том числе постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года – президенту Польши Леху Валенсе, торжественно подтвердив, что польские офицеры, интернированные в Старобельске, Козельске, Осташкове, были казнены весной 1940 года по приказу Сталина».

Правда, Е. Помяновский допустил традиционную польскую неточность. Президент Ельцин лично не вручал документы Валенсе. Их передал ельцинский архивист с задатками Потрошителя исторических документов господин Пихоя.

Однако польскому профессору уж очень хотелось до предела повысить, как писалось в «Тайнах Катыни», статус события. Это, между прочим, характерный для катынского дела пример – беззастенчивое искажение польской стороной, казалось бы, всем известных фактов.