Глава 13

Перестроечная фальсификация

 

И нежно чуждые народы возлюбил,

И мудро свой возненавидел.

 

А.С. Пушкин

После череды пышных похорон генсеков, так сроднившихся с властью, что покидали ее, как правило, только со смертью, в 1985 году на партийный престол в Кремле пришел суетливо-говорливый Михаил Горбачев – «властитель слабый и лукавый». Потом его назовут «пятнистым».

На фоне престарелых руководителей государства появился энергичный на первый взгляд партиец с хозяйственной стрункой – «человек не от сохи, а от комбайна».

Как же, «юрист, как Ленин, – говорил обыватель, – окончил МГУ, там глупых нет!» Красивую рекламу и нужный рейтинг ему быстро организовали СМИ – это они умеют делать профессионально. И на телеэкранах засиял лубочный новый генсек, казавшийся большинству граждан простым, доступным, скромным человеком.

Хотя многие мои товарищи, более близко знавшие Горбачева, говорили, что интеллектуального магнетизма в нем нет, поэтому политическим вождем в силу отсутствия того, что называют обычно харизмой, он быть не может. Для людей с глубокой психологической подготовкой была видна его ущербность как политического лидера, вождя нации. Недаром в народе его прозвали «пустомеля».

Не прошло и года, как по стране поползло неприятное слово – «меченый». Этот бренд библейской мистики связывали с опасностью развала им страны. И вот почему: восточная астрология дает точное указание на разрушительную роль человека, родившегося в год Козы.

Коза, согласно восточной астрологии, входит в четвертую команду- команду оппортунистов. Характерной их особенностью является разрушение того, чем они руководят. Единственное, в чем такие люди кровно заинтересованы – это личная жизнь. В этом он преуспел – один «Форос» чего стоит, обошедшийся государству и народу во много миллионов советских рублей. Ему что, мало было брежневских дач? Но народных денег нищей страны ему и его жене было не жалко!

Мне удалось дружить с военным строителем подполковником Богатыренко, чей стройбат работал на строительстве этой дачи. Он много рассказывал автору о капризах Раисы Максимовны, которая по несколько раз браковала цвета положенной итальянской плитки. Строителям приходилось скалывать дорогостоящую плитку и постоянно переделывать тонкую, почти ювелирную работу. Это вызывало у них очевидное недовольство вмешательством «первой леди» Советского Союза практически в государственные дела. Дача ведь был не частная, а государственная! Они ее буквально проклинали.

«…Генсек принадлежал к той породе номенклатурных комсомольских и партийных работников, – писал в книге «Новые крестоносцы. ЦРУ и перестройка» мой коллега, высокий профессионал в чекистском деле, глубокий аналитик генерал-майор Р.С. Красильников, – которые в изобилии размножились после смерти Сталина и заполнили ниши государственного правления.

Беда большинства из них, сообщали информаторы ЦРУ, проистекала из амбициозности и непрофессионализма.

Горбачев, дилетант в политике и экономике, способен увлекаться крайностями, очень податлив к воздействию стихии. Некоторые источники сообщали о его нерешительном характере, о влиянии, которому он подвержен со стороны консерваторов, о постоянных колебаниях и шараханьях».

Это был тип «голого политика». Он ни дня не работал на производстве. Не служил в армии. Однако по карьерной лестнице продвигался быстро – в этом умении ему не откажешь. Но почему-то люди высоко ценят тех, кто быстро продвигается наверх, хотя ни что не поднимается быстрее пыли, соломы и перьев.

И вот, заняв высокий пост, Горбачев должен был осознать, почувствовать, что не по Сеньке шапка, что к своему несчастью, а еще больше к несчастью страны, он лишен необходимых для руководителя такого уровня данных. Характер, который в житейском обиходе обыкновенно называется неприятным, складывался из невежливости и фальши. Разве можно его было назвать приятным, если он вечно перебивал собеседника, часто обращался даже к более старшим товарищам бесцеремонно на «ты», рычаги и нити управления государством постоянно терял.

Но он этого не чувствовал – токовал, как глухарь, не замечая ничего в округе, кроме жажды власти.

О, эти властолюбцы!

И действительно, чаще к власти приходят те, кто не обладает устойчивыми принципами и готов их поменять на кресло, меняя ориентацию в зависимости от ситуации.

С другой стороны, как писала газета «Советская Россия» в номере от 3 августа 1996 года, «…основным недостатком советской политической системы было отсутствие легальной оппозиции, недопустимость даже конструктивной критики правителя снизу. В руках генсека сосредоточивалось, таким образом, абсолютная, неограниченная власть. Отсюда вывод: самый надежный способ разрушить СССР – поставить генсеком «своего» человека, который будет послушно проводить политику Запада».

Перестройку он начал с кадров. За два года Горбачев сменил 60 % секретарей обкомов и райкомов. Он замахнулся и на руководителей стран-участниц Варшавского договора, считая их креатурой Брежнева. Те встали в оппозицию к главному «перестройщику», неодобрительно отзываясь о новом советском Генсеке. Холуйствовать слабовольному и мстительному россиянину они не желали.

В данном случае уместно вспомнить слова французского писателя Николы Себастьяна Шамфора:

«Вот человек, неспособный снискать уважение к себе. Значит, ему остается одно: сначала сделать карьеру, потом окружить себя всякой сволочью».

Среди архитекторов «перестройки» были и такие типы, их имена у народа на слуху.

После атаки на лидеров соцстран социалистический лагерь заколебался, что привело к ликвидации ГДР. А потом смена власти покатилась по принципу домино и в других странах. Заволновались советские республики.

Это были уже не цветочки, а ягодки правления кичливого кремлевского сидельца, которого окрестили «первым немцем» в Германии за сдачу советского авторитета и продажу за бесценок всего того, что страна Советов (а если без пафоса – ее народ, простые труженики и налогоплательщики) вложила в инфраструктуру ГСВГ.

Горбачев и ему подобные доморощенные коллаборационисты захотели перелицевать историю, переименовать отечество. В связи с этим приведу слова А.С. Пушкина из письма П.Я. Чаадаеву от 19 октября 1836 года:

«Ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь бы другую историю, кроме истории наших предков, такой, какую нам Бог ее дал».

Историю никому не дано изменить, она есть такая, как была, хоть бей ее, хоть бичуй, хоть издевайся садистски над ней – она есть или ее нет.

Проследим этапы горбачевского хозяйствования. Результаты антиалкогольной горбачевской кампании я видел лично в Крыму, когда бульдозером срывали ценнейшие сорта винограда. Тяжело было смотреть на это варварство, которое, по сути, являлось преступлением.

Потом партийные бонзы заговорили о горбачевской новации – ускорении в экономике. Но что это такое, народ так и не понял и не почувствовал. Хотя мог, но для этого надо было много работать и совсем не обязательно много и непонятно говорить.

Горбачев же больше разглагольствовал, нередко говоря неправду своему народу из-за трусости и ради сохранения своего места на троне, а также заискивая перед Западом и той же Польшей. Это касалось кровавых событий в Степанакерте, Вильнюсе, Тбилиси и т. д.

Так уж в жизни получается, что те, кто способен лгать, обычно о других думают хуже, чем о себе. Несмотря на пролитую в стране кровь, неразбериху в экономике, социальные проблемы, надвигающееся банкротство государства – он получает Нобелевскую премию.

По заказу одного из американских издательств Горбачеву пишут книгу «Перестройка и новое мышление» с тиражом более 2 млн экземпляров. Она распространялась почти в 100 странах мира. Гонорары – это тоже оплата противника за разрушение страны.

За что его так оценил Запад? На этот вопрос должны со временем правдиво ответить историки.

И все же, даже обывателю было видно, что он увлекся игрой в демократию и все больше и больше с подобострастием смотрел то на США, то на Германию, не учитывая явных планов ЦРУ, направленных на ликвидацию не «его», а нашей страны. Правда, со временем, когда он оказался выжатым лимоном, с ним перестали считаться.

Затем, как из рога изобилия, посыпались его мирные инициативы, но они не получили поддержки ни в США, ни в Европе, так как хозяева не хотели танцевать под советскую, явно фальшивую, мелодию слабеющего исполнителя.

Правда, своей гласностью он несколько освободил слово от плена цензуры. Но такая свобода нужна немногим, а вот обеспеченной жизни хотелось всем. А она никак не приходила. Страна не то, что стояла в застое – появился политический и экономический хаос. Союз юзом сползал куда-то вниз. Прилавки магазинов быстро пустели, начались перебои с выплатами зарплат, подняли голову всякого рода националистические «фронты», пролилась кровь в междоусобицах и т. д.

Люди часто говорили, что при Сталине мы выходили из хаоса, при Горбачеве же мы не вползаем, а стремительно летим в сторону хаоса. О годах брежневского застоя вспоминали как о лучших временах в жизни страны.

Безопасность государства находилась в опасности. Несмотря на ощутимый удар, нанесенный американской разведке в 1980-е годы, КГБ оказался не способным спасти Советский Союз от распада. Как он мог справиться с этой задачей, если его руководители смотрели в рот генсеку и помогали ему сначала взобраться на кремлевский трон (Чебриков), а потом воевать со своими врагами по социалистическому лагерю (Крючков).

Вина в этом лежит на всех нас, работавших в тот период в этой мощной организации, которая в критический момент могла удержать от опрокидывания опасно накренившийся державный корабль. Слепая ненависть у матросов к «капитану» и предательство некоторых «старпомов» как в Кремле, так и на Лубянке, способствовали катастрофе.

«До сих пор у меня в ушах звучит голос женщины-рыбачки из поселка Тиличики на Камчатке, – вспоминал бывший заместитель председателя КГБ СССР Бобков, – где я выступал в районном клубе: «Вы, в Москве, зорче глядите, как бы там всякие людишки нашу жизнь не поломали!»

Глядели, дорогая моя. Но, как говорил у Гоголя Тарас Бульба, «сила одолела силу». Нашу силу разъела ржавчино закостенелости и самолюбования».

А я бы добавил – трусости и самоуспокоенности.

«Почему КГБ не вмешался в то, чем обязан заниматься? – пишет К.А. Столяров в книге «Распад: от Нагорного Карабаха до Беловежской пущи». – А какого рожна лезть в пекло, коли в тиши кабинетов не в пример спокойнее и уютнее. Суть в том, что за годы застоя оплот социалистической системы выродился в заурядную бюрократическую контору, насквозь пронизанную чиновничьим духом. Да и возглавляли КГБ люди, воспитанные, говоря словами Н. Гоголя, «на служебном письменном поприще», не считавшие нужным работать даже за себя, не говоря уже про «того парня».

Взять хотя бы В. Крючкова, половину сознательной жизни подвизавшегося на побегушках у Андропова. Он и ему подобные давным-давно отвыкли от самостоятельных решений. Если в нем и было что-то выдающееся, то разве мастерство психотехники».

Трудно оспорить правоту этих слов. Даже результаты мартовского референдума 1991 года, когда почти 80 % советских граждан ответили: «Да! Быть Союзу!», не подвигли чекистов на защиту конституционного строя. Ведь была четко выражена воля народа. Оставалось только действовать в русле Закона.

Да что говорить, если под носом у чекистского штаба громилы и вандалы рушили символ КГБ – памятник «железному Феликсу». Руководители были слепы и немы, по всей вероятности, скованы параличом сохранения кабинетной власти. Оперативный состав готов был к действиям. Но должного приказа не прозвучало.

Зато перерождение наступило мгновенно. Того же защитника конституционного строя, заместителя председателя КГБ, целого генерала армии Ф.Д. Бобкова быстро одолела мимикрия. Он стал советником у такой одиозной личности, какой являлся банкир-ворюга Гусинский.

Помогали высокопоставленные чекисты воровать и Березовскому, как же – он друг семьи первого президента Российской Федерации – «всенародно избранного гаранта Конституции», которую, как оказалось, можно расстрелять из танковых орудий в центре Москвы вместе с непослушным Парламентом.

Вот такие вожди в России. Других, говорят, народ не находит. А кто его по-настоящему спрашивал и спрашивает? Отсюда и живем, как живем. Но об этом этапе истории России поговорим ниже.

Развал экономики, вооруженных сил, политической системы, силовых структур, ослабление суверенитета страны и подведение ее к территориальному распаду – это дело рук Горбачева.

Опасный проект нового Союзного договора, подготовленный в Ново-Огарево при доминирующей роли суетливого генсека, предусматривал расширение числа союзных республик как самостоятельных субъектов с 15 до 35 за счет включения в эту элитную группу 16 автономий из РСФСР и 4 из других союзных республик. Это был план по сути разрушения страны, потому что был дан толчок росту сепаратизма даже в тех республиках, в которых об этом никогда не могло быть и речи.

А проект второго варианта «Договора о Союзе Суверенных Государств», подписание которого намечалось на 20 августа 1991 года, окончательно разрушал СССР. Если бы он был подписан в редакции Горбачева в выше упомянутый срок, то на следующий же день, 21 августа, Союза уже не было бы.

Вот каким «странным» оказался первый и последний президент СССР. В этой связи вызывают сильное недоумение действия Горбачева, давшего указания арестовать и судить сторонников сохранения СССР в августе 1991 года, назвав их «преступниками» только за то, что они выступили за соблюдение Конституции и против развала государства.

Когда покатился вал горбачевских признаний в советских «грехах» против польских офицеров в Катыни, в Москву приехал генерал Ярузельский. Прибыл он не случайно – он хотел убедить Горбачева в настоящей правде о Катыни, которую знал и мог аргументировать.

Польский генерал и президент знал такое, чего не могли или не хотели к тому времени знать советские руководители. Но Ярузельский прибыл не один, а с делегацией, которая была настроена настолько враждебно, что хотела только одного ответа. Горбачев знал, как надо ответить, а поэтому угодливо согласился с бескомпромиссной позицией польской стороны – он завоевывал поддержку поляков, еще большее доверие Запада и пожизненную благодарность немцев.

Но слабый человек невольно выдает себя, он уподобляется пьяному, пытающемуся изобразить трезвого. Что-то подобное происходило и с Горбачевым. Он и внутри страны чувствовал себя слабым среди некоторых из своего окружения, а потому всячески остерегался его. Он понимал, что его, слабого, может защитить в случае необходимости только такая мощная организация, какой был тогда КГБ СССР.

После ухода Андропова с поста руководителя КГБ облик всех последующих председателей мерк на фоне этой мощной и авторитетной фигуры. Бывший начальник 4-го Главка Минздрава СССР Е.И. Чазов, много чего знавший и знающий из тайн кремлевских небожителей, в книге «Здоровье и власть» писал:

«Вообще, после того, как ушел из КГБ Андропов, все новые руководители этой организации были, как говорят на Руси, на голову ниже своего предшественника по таланту, образованности, политической силе и организационным способностям. Они исповедовали только собственные интересы и приспосабливались к складывающейся обстановке».

Вся череда председателей прошла у меня перед глазами во время службы в Центральном аппарате военной контрразведки КГБ СССР. Как мы радовались, что в кресле руководителя органов госбезопасности оказался выходец из военной контрразведки генерал-полковник Федорчук. Но его судьба на этой должности была недолговечна.

На смену ему пришел чисто партийный работник Чебриков, который в свое время тоже приложил руку к избранию Горбачева Генеральным секретарем ЦК КПСС. Но скоро гэбэшный руководитель понял, какую роковую ошибку он допустил, голосуя за Михаила Сергеевича, и в кругу близких сослуживцев стал иногда, мягко говоря, прохладно комментировать то, что декларировал и чем практически занимался новый Генсек. Шептунов на Руси во все времена хватало – его разглагольствования, очевидно, стали достоянием самолюбивого и злопамятного советского вождя. Поиск новой кандидатуры председателя КГБ начался еще при «живом» председателе, который чувствовал, что под него уже начался заметный «подкоп».

Телеведущий и писатель Л.М. Млечин в книге «КГБ. Председатели органов госбезопасности» пишет:

«Почему Горбачев предпочел именно Крючкова? Ему, скажем, предлагали кандидатуру Филиппа Денисовича Бобкова, бывшего начальника Пятого управления. Можно предположить, что он выбрал человека из разведки, полагая, что тот меньше руководителей внутренних подразделений КГБ станет противодействовать перестройке».

Наверное, есть в этих словах часть правды, но не все. Дело в том, что помог в разрешении этого вопроса не столько авторитет самого руководителя, сколько положение фрондирующего подразделения в системе госбезопасности – политической разведки, входившей в структуру КГБ в качестве Первого главного управления. Это была чекистская элита и до сих пор таковой остается.

А с другой стороны, для того чтобы спокойно начать масштабные перестановки кадров в ходе задуманной и навязанной народу «перестройки», нужно было подстраховаться и сменить руководство одного из основных, если не основного, ведомства в системе госбезопасности страны.

И Горбачев начал действовать. Он неожиданно для чиновников высшего партийного ареопага в декабре 1987 года берет Крючкова в первую поездку в Вашингтон для подписания договора по ракетам средней и малой дальности.

Можно предполагать, что наводку на него дал новый «серый» кардинал – прораб «перестройки» А.Н. Яковлев, который, по словам Л.М. Млечина, якобы вспоминал, как «…Крючков напористо полез ко мне в друзья, буквально подлизывался но мне, постоянно звонил, зазывал в сауну, всячески изображал из себя реформатора».

А потом посыпались знаки внимания: в 1988 году ему присваивают звание генерала армии, а через год он уже становится членом Политбюро.

И это все происходит в период, когда Горбачев стал стремительно терять почву под ногами. Он надеялся на защиту от своего окружения (близкого – недовольных цековских чиновников, и дальнего – бунтующего народа) со стороны еще крепкой и единственно авторитетной в массах организации «щита и меча».

И для этого были основания. Недаром одна из самых больших жертв тоталитарного режима, его страдалец А. Сахаров лестно отозвался о КГБ в одном из своих выступлений на Съезде народных депутатов СССР. Он назвал Комитет как единственную организацию, которую не коснулась всеохватная болезнь коррупции.

* * *

И опять было много недовольных таким шагом Горбачева и завистников стремительному росту Крючкова в партийной иерархии. Одним из них, таких больных завистью, был Б. Ельцин. В книге «Исповедь на заданную тему» он писал:

«…Председатель КГБ Крючков вдруг перепрыгнул ступень кандидата, сразу же был введен в состав Политбюро. Это продолжение старой традиции сращивания партийной верхушки с органами безопасности, конечно же, шокировало всех. Все-таки во время перестройки и гласности, хотя бы из чувства такта и здравого смысла, Горбачеву не стоило превращать один из госкомитетов в самый главный комитет. Но нет, жажда власти и страх ее потерять важнее любой логики и любого здравого смысла. КГБ должен быть на страже партийных интересов, пусть Крючков будет рядом, под боком».

В этих словах есть одна правда – правда черной зависти. Хотя, по приходу к власти в России, сам Ельцин неоднократно пользовался услугами сотрудников бывшего КГБ, да и своего преемника на троне в Кремле он выбрал из этой же правоохранительной структуры.

Именно в этот период в угоду либеральным ценностям Крючков ударился в политику: он смягчил свою позицию по многим вопросам противостояния СССР – США, начал заигрывание с общественностью, попытался объяснить стремление сделать благородней лицо своей фирмы.

В начале 1989 года Крючков стал первым в истории председателем КГБ, который в своем кабинете принял посла Соединенных Штатов Америки. Этот шаг тоже был в угоду Горбачеву, надеющемуся, что «Америка ему поможет».

Первому и последнему президенту СССР председатель КГБ Крючков, я так думаю, был нужен еще и для окончательного решения по катынскому вопросу. Поляки с напористостью гоноровых ляхов тарабанили в нашу дверь, требуя признаться в расстреле польских офицеров советскими органами безопасности в далеком 1940 году. Архивы КГБ в тот период еще до конца не были подчищены…

И другой момент, когда Крючков признался, что для прозрения, кто такой Горбачев, ему понадобилась недельная отсидка в казематах «Матросской тишины». Это вызывает недоумение, как человек с такой степенью наивности мог руководить внешней разведкой, а потом и целым КГБ, на котором, в конце концов, лежит вина за предательски погубленную страну.

Потом он, сидя в тиши тюремной камеры, напишет слезливое письмо Горбачеву с просьбой простить его прегрешения. Я не хочу приводить позорящий арестованного председателя КГБ текст письма и оставляю этот факт без комментариев.

Но вернемся к катынской проблеме. И опять эта тема связана с горе-президентом.

Вспомните – Горбачев в конце 1990-х годов клянчил, буквально выпрашивал у Запада кредиты, чтобы залатать бреши в рухнувшей по его злой или глупой воле экономике страны. Все его «друзья», а правильнее – кукловоды, обещали помощь марионетке. Но никто из них ничего полезного, чтобы помочь «другу Мишке», так и не сделал, за исключением периодически присылаемого гуманитарного барахла да просроченных лекарств и продуктов, возмущению которыми у ветеранов войны не было предела. Большая часть этой трухи не выдавалось ветеранам, а продавалось на барахолках.

Тактика брать взаймы для сиюминутной стабилизации ситуации, чтобы удержаться на плаву, не выпасть из властного трона, приводила подобных политиков, как правило, к одному – закабалению.

И Горбачев, как слабый политик, шел на неоправданные уступки. И как только цены на нефть упали (это было сделано явно искусственно) страна стала стремительно банкротиться.

Коллеги из Варшавского союза, почувствовав материальную и военную к тому времени слабость «старшего брата», тоже стали отворачиваться от своего благодетеля, оставив его один на один с колоссальными долгами.

Предательская сдача ГДР и оставшихся руководителей социалистического лагеря тогда не столько сильно напугала их, сколько прояснила внешнеполитический курс советского лидера.

А то, как Горбачев обошелся с Хониккером, многих повергло в шок – вчера лобызался с ним, а сегодня отвернулся от серьезно больного человека, обратившегося к нему за медицинской помощью. Он так и скончался, не получив вовремя нужного лечения в СССР. Что это, если не подлость?

Лидеры оставшихся социалистических стран поняли, какой дьявол сидит в Кремле. Но что можно было ожидать от этого беспринципного и самолюбивого партийного чиновника, ввязавшегося в дело государственного переустройства с целью построения-де социалистического общества с человеческим лицом, в котором будет больше ленинизма. Об этом он талдычил чуть ли ни каждый божий день. А на самом деле оказался, по сути, иностранным «кротом» в собственной стране.

Так, на семинаре в Американском университете в Турции «верный ленинец, Генеральный секретарь КПСС, Президент СССР, до конца твердо стоявший на марксистских позициях» М. Горбачев, спустя некоторое время, признается:

«Целью моей жизни было уничтожение коммунизма, невыносимой диктатуры над людьми… Когда же лично познакомился с Западом, я понял, что я не могу отступить от поставленной цели. А для ее достижения я должен был заменить все руководство КПСС и СССР, а также руководство во всех социалистических странах…».

Таково лицо могильщика страны!

* * *

Польша поняла, что можно снова, подыгрывая в какой-то степени Германии, насолить Советскому Союзу. Она опять подняла вопрос о Катыни.

Горбачев, посоветовавшись с адептом западничества А. Яковлевым, принял решение сделать все, чтобы закрыть эту тему путем очередных уступок назойливым ляхам. Пытаясь доказать Западу свою «цивилизованность», он практически принял геббельсовскую версию катынского дела, даже не пытаясь вникнуть в ее суть.

Вот как описывает эту операцию Ю. Мухин в книге «Как уродуют историю твоей Родины? Это от тебя скрывают!»:

«Председатель КГБ СССР Крючков поручил своим «аналитиком» подготовить схему фальсификации катынского дело при помощи подлинных документов из архивов СССР Из архивов предварительно были изъяты документы, свидетельствующие о том, что военнопленным польским офицером судом Особого совещания при НКВД назначены сроки наказания в 3–8 лет, и они весной 1940 года посланы в лагеря ГУЛАГ под Смоленск.

Но были оставлены все документы о направлении дел военнопленных на рассмотрение Особого совещания, и таким образом создавалось впечатление, что поляки были расстреляны по его решению…

Затем в архивы были допущены в основном крайне подлые люди, но часто просто глупые «ученые», которые при находке любого документа, связывающего Особое совещание и поляков, тут же публиковали его в Польше (думается за соответствующее материальное поощрение. – Авт.) и поднимали вой о том, что пленные поляки осуждены Особым совещанием к расстрелу».

Дело Берии Горбачев изъял из прокуратуры. Оно все время находилось в его секретариате. Затем некоторые документы исчезли и стали гулять по миру.

14 апреля 1990 года советская сторона в сообщении ТАСС признала виновность Берии и его подручных в расстреле польских военнопленных весной 1940 года. Польской стороне Горбачевым был передан ряд документов, включая именные списки расстрелянных из Козельского и Осташковского лагерей и списочный состав Старобельского лагеря.

«Чуть позже, осенью 1990 года, – говорит Ю. Мухин, – главный военный прокурор СССР Катусев собрал «следственную бригаду» для юридической фальсификации этого дела.

«Объективные следователи» ГВП активно включились в фальсификацию, убирая из дела № 159 улики и показания, доказывающие невиновность СССР, и включая в него фабрикуемые фальшивки и любые гнусные измышления, лишь бы они «доказывали» вину СССР..».

Но так как кто-то из трезвых «умников», заглянув в «святцы, стал бить в колокола», Особое совещание до ноября 1941 года не выносило приговоров о расстреле. Выходило, что даже по этому сфабрикованному документу поляков действительно расстреляли немцы.

Начиная с 1986 года в СССР работала комиссия из советских и польских ученых, пытающихся очернить «белые пятна» советско-польской истории, в том числе и катынское дело.

И вот в 1989 году она приходит к выводу, что нет прямых доказательств обвинения СССР в причастности к расстрелам польских офицеров!!!

Неожиданно в этом же году председатель КГБ СССР Крючков, министр иностранных дел Шеварнадзе и заведующий международным отделом ЦК Фалин сообщают в ЦК КПСС, что поскольку «советская часть Комиссии не располагает никакими дополнительными данными в доказательство «версии Бурденко», то, возможно, целесообразнее сказать, как реально было и кто конкретно виноват в случившемся, и на этом закрыть вопрос».

Но кто искал эти данные? А может и искать их уже не надо было, потому что те, кто подписал этот документ, прекрасно знали, что серьезные свидетельские показания комиссии академика Н.Н. Бурденко от 1944 года были уничтожены!

Теперь ясно, откуда появился термин «версия Бурденко», а не «результаты специальной государственной Комиссии СССР». Даже те, оставшиеся документы судебно-медицинской экспертизы специальной Комиссии, совсем не тянут на «версию», они есть доказательство!

«Крючков не мог так нагло брехать Центральному комитету КПСС, если бы не был уверен, – продолжает Юрий Мухин, – что на запрос ЦК не сможет предоставить что-нибудь в обоснование своей брехни. Следовательно, за полтора года до начала работы следователей ГВП в КГБ уже было подготовлено то, что прокуроры впоследствии «найдут».

То есть в КГБ заранее были вычищены архивы и из них изъяли все документы в подтверждение «версии Бурденко». Документы секретариата НКВД за 1937–1953 годы изъяли и уничтожили органы КГБ. Это книги учета писем, приказов и распоряжений, отправленных и полученных НКВД в те годы. В этих книгах нет содержания документов, есть только адрес, номер и дата, и поэтому рядовому историку они и даром не нужны. Вопрос – зачем же КГБ эти книги уничтожил?

А дело в том, что с помощью этих книг можно, безусловно, уличить сфабрикованную от имени НКВД фальшивку, а без этих книг фабриковать эту несусветную глупость становится более или менее безопасно. То есть именно КГБ не только начал уничтожать архивы определенным образом, но он же и готовил почву для фабрикации фальшивок…».

Кто, кроме Крючкова, мог дать команду на это варварство? Я не знаю другого человека, способного пойти на такую акцию. Приказ Горбачева для него был авторитетнее своей совести.

До перестройки в архивы КГБ никого не пускали и можно было легко фабриковать документы. Именно об этом говорит «творчество» мракобесов от истории – генерала Волкогонова и полковника Анфилова, не стеснявшихся публиковать под видом «документов» любую ложь в угоду власть предержащим и при этом ссылаться на архивы, как на источник своей блефонады.

Однако с перестройкой архивы стали постепенно открываться, они становились доступны для честных, независимых историков и журналистов. И именно при Горбачеве появилась опасность – нагромождения фальшивок могут проверить. Вот почему у инстанции возникла необходимость дать команду руководству КГБ «прочесать и причесать» свои архивы, в том числе и по катынской проблеме.

Как известно, следствие по делу № 159 «О факте расстрела польских военнопленных» Генеральная прокуратура СССР, а затем Генпрокуратура РФ, поручила вести Главной военной прокуратуре.

И вот нонсенс – заключение экспертов по делу было немедленно опубликовано… в Польше.

«Ни в истории СССР, ни в истории России еще не было такого структурного подразделения прокуроров, – пишет Ю.Мухин, – которое бы задолго до окончания следствия все порочащие Родину сведения из уголовного дела немедленно печатало во враждебной стране, намеревающейся примкнуть к нацеленному против России военному блоку. Каким же кретином надо быть, чтобы упоминать о «тайне» подобного следствия?»

Напомню, что советско-польская комиссия в 1989 году не нашла никаких документальных улик, свидетельствующих о виновности СССР в уничтожении польского офицерства.

Прошло еще некоторое время и последовал окрик из Кремля: признаться так, как желает Польша – виновен Советский Союз.

Но скоро ни «следователям» Главной военной прокуратуры, ни ее начальнику, ни самому президенту СССР стало не до продолжения расследования.

Осенью 1991 года, «пятая колонна» (по-другому не назовешь) вопреки воле народа, в нарушение Уголовного кодекса РСФСР, в угоду США и НАТО разорвала Советский Союз на части, уничтожила его, то есть посягнула на территориальную целостность страны и ее суверенитет, чего делать не имела права.

По сей день эти типы, совершившие государственное преступление, находятся под Статьей 64 Уголовного кодекса РСФСР. И пусть нет той нашей общей Родины, но ельциноиды, чувствуя свою вину, не случайно приобретают недвижимость за рубежом, покупают ее за большие деньги, явно вытащенные в ходе «прихватизации» из карманов простых граждан – тружеников станков и полей.

Цель одна: в случае появления национальной власти придется срочно отбывать за границу, бежать и прятаться в «забугорье» в своих роскошных дачах, виллах, замках.

И тут для них очень важно, насколько сильна будет Россия в политическом, экономическом и военном плане: сможет ли она их возвратить оттуда с наворованными деньгами или нет? Возвратить для расследования совершенных ими злодеяний.

Один Березовский чего стоил бы при даче показаний о вселенском воровстве в России «эпохи гаранта безопасности государства» – Ельцина. Но он тайно скончался. Говорят, повесился, а может – повесили.

Похищенные миллионы рублей превращались в «зеленые» и переправлялись им за рубеж. Часть этих денег он отдавал коррумпированным чиновникам ельцинского кабинета, составлявшим Семью, с целью удержаться на плаву в море всероссийского мошенничества и чиновничьей вороватости.

«Польские офицеры в Катыни были расстреляны из немецких пистолетов немецкими пулями, – писал Станислав Куняев, – это факт, который не смогла скрыть или извратить даже германская сторона во время раскопок 1943 года».

Но для чего наши энкавэдэшники в марте 1940 года всадили в польские затылки именно немецкие пули? Ответ у русофобов один: чтобы свалить это преступление на немцев. Но для этого наши «тупые палачи» должны были за 13 месяцев до начала войны предвидеть, что на ее первом этапе мы будем терпеть жестокое поражение, в панике сдадим Смоленск, немцы оккупируют район Катыни и долгое время будут там хозяйничать.

По такой логике, именно тогда появится прекрасная возможность списать расстрел на немцев. Но для этого надо будет:

– разгромить их под Москвой, Курском и Сталинградом,

– перейти в окончательное наступление,

– создать перелом в ходе войны,

– вышвырнуть фашистов со Смоленской земли и, торжествуя, что наш гениальный план осуществился…

– заранее заготовить шпагат немецкого производства, чтобы им связывать руки своим жертвам,

– вскрыть могилы расстрелянных нами поляков,

– объявить на весь мир, что в затылках у них немецкие пули!

Неужели этот безумный план начал приводится в действие уже в марте 1940 года? Неужели Сталин и Берия даже тогда, когда судьба войны в 1941–1943 годы колебалась на весах истории, словно греческие боги времен Троянской войны или великие шахматисты на мировой шахматной доске хладнокровно рассчитывали и осуществляли продуманные на несколько лет вперед ходы истории?

Не смешно ли все это!?

Поэтому с 1991 года для «пятой колоны» главным является всемерное ослабление политической и военной мощи России. Катынское дело, выпихивающее Польшу из числа военных союзников СССР в лагерь военных противников – в НАТО, для захватившей власть в России «пятой колонны» было очень важным. Кремлевцы делали все возможное, чтобы угодить полякам.

Фальсифицировать его требовалось и ельцинскому режиму.

Для оценки катынских событий хочу привести еще один документ из материалов ЦК КПСС, адресованный Гобачеву за подписью Фалина.

СЕКРЕТНО

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СВЕДЕНИЯ О ТРАГЕДИИ В КАТЫНИ

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Рядом советских историков (Зоря Ю.Н., Парсаданова В.С., Лебедева Н.С.), допущенных к фондам Особого архива и Центрального Государственного архива Главного архивного управления при Совете Министров СССР, а также Центрального Государственного архива Октябрьской революции, выявлены ранее неизвестные материалы Главного управления НКВД СССР по делам военнопленных и интернированных и Управления конвойных войск НКВД за 1939–1940 годы, имеющие отношение к так называемому катынскому делу.

Согласно этим материалам, на начало января 1940 года в лагерях Главного управления НКВД по делам военнопленных и интернированных в Осташкове Калининской области, Козельске Смоленской области, Старобельске Ворошиловградской области находилось около 14 тыс. бывших польских граждан из числа офицеров армии и флота, сотрудников полиции и жандармерии, военных и гражданских чиновников, различного вида агентуры, а также военного духовенства.

Все эти лица (приказ НКВД № 00117 от 1939 года) не подлежали освобождению и отправке на родину. Вопрос об их судьбе рассматривался в несколько приемов. Имеются документы с резолюциями Берии и Меркулова ускорить следствие, подготовить материалы на бывших работников карательных органов и разведки к рассмотрению на Особом совещании при НКВД СССР.

В апреле-мае 1940 года содержавшиеся во всех трех лагерях лица были этапированы в распоряжение различных областных управлений НКВД. Списки составлялись централизовано и имели общую систему нумерации, каждый из них включал в среднем 100 человек, поступали регулярно, иногда по 4–5 списков в день. Об отправке ежедневно докладывалось в Москву.

Из числа этапируемых предписывалось исключить агентов-осведомителей и лиц, представляющих оперативный интерес. В отличие от практики обычного перемещения заключенных, начальникам лагерей давалось указание в карточках на убывающих делать отметки лишь в лагерной картотеке («убыл по списку №… такого-то числа и месяца) без высылки учетных карточек в центр.

Перед началом акции было дано распоряжение о введении почтового контроля и об изъятии всей входящей и исходящей корреспонденции. Запрещалось давать какие-либо ответы на запросы о содержании в лагерях. Все лагерные сотрудники были предупреждены о хранении в строгом секрете места отправки контингента.

После завершения акции все дела на выбывших из лагерей интернированных были закончены, надлежаще оформлены и сданы в архив 1-го спецотдела НКВД. На новые контингенты, прибывающие в лагеря, предписывалось завести по линии учета и режима абсолютно новые дела.

Позднее материалы Козельского и Осташковского лагерей были высланы для хранения в Главное управление, а материалы Старобельского лагеря уничтожены. Лица, содержащиеся во всех трех лагерях до апреля-мая 1940 года, в статистических отчетах в дальнейшем не фигурировали.

Козельский и Старобельский лагеря впоследствии использовались для содержания лиц польской национальности, вывезенных из западных областей Украины, Белоруссии и Прибалтики. Причем сведения о прежнем контингенте этих лагерей от них тщательно скрывались. Здания Осташковского лагеря в августе 1940 года были переданы краеведческому музею.

Таким образом, документы из советских архивов позволяют даже в отсутствие приказов о расстреле и захоронении проследить судьбу интернированных польских офицеров, содержавшихся в лагерях НКВД в Козельске, Старобельске и Осташкове.

Выборочное пофамильное сопоставление списков на отправку из Козельского лагеря и списков опознания, составленных весной 1943 года во время эксгумации, показало наличие прямых совпадений, что является доказательством взаимосвязи наступивших событий.

На базе новых документальных фактов советскими историками подготовлены материалы для публикации. Некоторые из них уже утверждены редколлегиями и приняты в производство.

Появление таких публикаций создавало бы в известном смысле новую ситуацию. Наш аргумент – в гос-архивах СССР не обнаружено материалов, раскрывающих истинную подоплеку катынской трагедии – стал недостоверным.

Выявленные учеными материалы, а ими, несомненно, вскрыта лишь часть тайников, в сочетании с данными, на которые опирается в своих оценках польская сторона, вряд ли позволит нам дальше придерживаться прежних версий и уклонятся от подведения черты. С учетом предстоящего 50-летия Катыни надо было бы, так или иначе, определиться в нашей позиции.

Видимо, с наименьшими издержками сопряжен следующий вариант:

Сообщить В. Ярузельскому, что в результате тщательной проверки соответствующих архивохранилищ нами не найдено прямых свидетельств (приказов, распоряжений и т. д.), позволяющих назвать точное время и конкретных виновников катынской трагедии.

Вместе с тем, в архивном наследии Главного управления НКВД по делам военнопленных и интернированных, а также Управления конвойных войск НКВД за 1940 год обнаружены индиции, которые подвергают сомнению достоверность «доклада Н. Бурденко».

На основании означенных индиций можно сделать вывод о том, что гибель польских офицеров в районе Катыни дело рук НКВД и персонально Берии и Меркулова.

Встает вопрос, в какой форме и когда довести до сведения польской и советской общественности этот вывод. Здесь нужен совет президента РП, имея в виду необходимость политически закрыть проблему и одновременно избежать взрыв эмоций.

Прошу рассмотреть.

Ваш Фалин.

На документе резолюция Горбачева: «Тт. Яковлеву, Шеварнадзе, Крючкову, Болдину. Прошу доложить свои соображения».

Что это за документ, как и почему он появился, будет сказано ниже. Но заметьте, в нем ничего не говорится о наработках Госкомиссии 1944 года, а скромно подано в кавычках «доклад Н. Бурденко». Но какой? О нем ни слова не сказано. А то, что «накопали» историки – это уже известный плод хрущевского препарирования архивов. Круг замкнулся. «Перестроечники» спешили прогнуться перед польской стороной…

* * *

Катынское дело в течение десятилетий считалось совершенно ясным. Раздутые в 1943 году геббельсовской пропагандой россказни о «злодеяниях чекистов» повсюду были восприняты как фальшивка, коварно спланированная и четко исполненная провокация.

Единственным, кто ее поддержал, было марионеточное польское правительство, находившееся в Англии, и, как ни странно, доморощенные антикоммунисты, горбачевско-ельцинские разрушители Родины.

Все советские доводы были ими отброшены, все геббельсовские объявлены правдивыми. На бедные головы наших президентов нашло такое затмение, что они не уразумели в этом деле одного: а не пора ли потребовать от ясновельможных панов покаяния и извинения за истребление в Польше десятков тысяч советских военнопленных в 1920–1921 годы?

«Тут все ясно, – заметил ныне покойный Виктор Илюхин, депутат Госдумы, бывший ответственный работник Генпрокуратуры страны, – как нынешние российские власти стремятся свести великую советскую историю к репрессиям, так в Польше хотят развеять благодарную память своего народа, спасенного Советским Союзом от физического уничтожения, спекуляциями на катынской трагедии».

Отвергнуть выводы советской комиссии 1944 года можно только в судебном порядке. Но никакого суда по этому вопросу не было, да и вряд ли он возможен. Следовательно, тяжкие обвинения в адрес СССР в связи с расстрелами поляков в Катыни – не более чем мнение определенных антисоветских и антирусских кругов.

Депутат знал, что говорил. Он, будучи начальником управления Генеральной прокуратуры СССР, имел отношение к расследованию катынского дела.

Отсюда ясно, что пришедшим к власти в России ельциноидам исход уголовного дела № 159, при котором ГВП объявит, что поляков расстреляли немцы, был не нужен. И появлялись новые этапы и очаги его фальсификации…

В Польше начали гулять обвинения, что современная Россия как правопреемник Советской России возрождает тоталитаризм, постепенно переходящий в российский шовинизм с профашистской ориентацией в будущем. Ссылки делались на некоторых наших соотечественников, признающих этот тезис. В какой-то степени поляки были правы, если в одном из «исторических» заявлений сам Б. Ельцин указал на эту заразу – угрозу фашизма в России.

Это заявление он сделал 22 июня 1998 года, в момент, как ровно 57 лет назад фашистская Германия напала на Советский Союз. И вот теперь человек, именуемый президентом страны, которая сыграла решающую роль в победе над фашизмом, говорит о возрождении его именно в этой стране. Говорит о том, что «сегодня именно в России он поднимает голову», призывает «не дать возродиться чуме XX века», не позволить, «чтобы самая страшная идеология, которую знало человечество, пустила корни на нашей земле».

Как говорится – приплыли!

Но прежде чем описывать дальнейший ход «расследования» по Катыни в период правления Ельцина, хочу заострить внимание читателя на личности Главного военного прокурора СССР, генерал-лейтенанте юстиции А.Ф. Катусеве. Это ему Горбачев поручил «расследование» катынского дела.

Знающие же его лично работники ГВП рассказывали, что он был грязной, алчной и коррумпированной личностью. Не давал возбуждать уголовные дела против уже тогда воровавших генералов и маршалов Министерства обороны СССР, но беззастенчиво фабриковал дела против невиновных офицеров. Еще в бытность военным прокурором Северного флота, Катусев возбудил более 120 уголовных дел против офицеров, которые позже были закрыты за недоказанностью.

Карьеру своего сына он решил протащить тоже по прокурорской части, устроив его в отдел судебной экспертизы. Но любимое чадо оказалось вором. Прокурорский сынок воровал там, где служил и жил. С работы он вынес фотоаппарат и магнитофон, потом обчистил квартиру отца и своей жены.

После развала СССР Катусев занялся консультированием бизнесменов, а практически стал посредником при даче взяток прокурорским работникам за прекращение уголовных дел. Он разбогател – обрел шикарную квартиру с финской сауной и выстроил виллу в Подмосковье.

Но к концу 1990-х годов, как пишет Мухин, его дела пошатнулись, видно, Генпрокуратура уже научилась брать взятки без посредников. Катусев наделал много «мелких» долгов. В кругах, где вращался шулер в лампасах, такими считались суммы до 30 тыс. долларов. Бывший главный военный прокурор понимал, что за катынские мифы и долги ему придется отвечать, и он решил покинуть Москву, найдя медвежий угол в теплом Краснодарском, а не холодном Красноярском крае.

Он купил себе приличный дом в станице Голубицкая и зажил «отшельником». Но недолго – через несколько месяцев после отъезда из столицы его нашли убитым в этом доме. Следователи списали смерть военного прокурора на самоубийство. Но такие люди не стреляются, их просто умно устраняют.

Тогда что же случилось? Есть версия, что, не рассчитавшись с кредиторами, он стал шантажировать либо посольство Польши, либо своих коллег раскрытием того, как фальсифицировалось катынское дело. А знал по этому делу он много такого, от чего неуютно почувствовали бы себя некоторые чиновники из окружения первого президента РФ. Вот его и застрелили… Или, по словам Путина, замочили… правда, не в сортире.