Изменение окружающей среды

Третьей, и наиболее трудноразрешимой проблемой, связанной с дальнейшим воспроизводством индустриальных обществ, является их взаимодействие с окружающей средой и то, как изменения окружающей среды, включая изменение климата, вызванное экономической деятельностью человека, могут жестко ограничить экономику и общество в будущем. С этим связаны сложнейшие дилеммы, обусловленные тем, что масштаб и временные рамки этого вызова до конца не ясны. Казалось бы разумным принять незамедлительные меры, позволяющие ограничить риски, определенные научным консенсусом. Однако это потребует действий, которые, как минимум, не позволят вернуться к естественному пути экономического роста, а в худшем случае приведут к основательной переориентации и реконструкции индустриальных обществ, что потребует принятия политических решений, выходящих за пределы любой мыслимой демократической политики. Если не предпринять никаких шагов, может произойти катастрофа, которая затронет все человечество, потому что к тому времени может оказаться, что мы уже прошли критическую точку и вернуться к прежней ситуации не удастся.

Иэн Гог [Gough, 2001] сформулировал главную дилемму. Существует устойчивый научный консенсус в отношении происходящего глобального потепления, согласно которому оно в основном вызвано деятельностью человека, и, чтобы прекратить его крайне вредоносное воздействие на благополучие человека и окружающую среду, необходимы коренные изменения в политике. В то же время добиться серьезных перемен в политике очень сложно, потому что значительное меньшинство граждан западных стран настроено скептически, а политический процесс сосредоточен на краткосрочных оценках того, что может способствовать экономическому росту и сохранению уровня жизни. При этом лоббирование интересов определенных групп и действия средств массовой информации, выступающих против мер, предлагаемых «зелеными», очень эффективны, а интересы будущих поколений и жителей незападных стран никак не представлены. По оценкам, сделанным в докладе Стерна, если эквивалент углекислого газа (СО_2e), представляющий собой меру концентрации парниковых газов в атмосфере, достигнет 550 частей на миллион (parts per million, ppm), то глобальная температура поднимется на 2,4–5,3 % [Stern, 2009]. Сегодня содержание СО_2e достигает 430 ppm и увеличивается на 25 ppm каждые 10 лет. Повышение температуры на 3 % может вызвать таяние Гренландского ледяного покрова. Для стабилизации содержания СО_2e на уровне 500 ppm к 2050 г. потребуется довести ежегодные выбросы всего лишь до 20 миллиардов тонн. Для сравнения: в 1990 г. выбросы составили 40 миллиардов тонн. Если оценить численность населения Земли в 2050 г. в 9 миллиардов человек, то в пересчете на одного человека получится 2 тонны выбросов. В настоящее время в США на каждого человека приходится по 24 тонны выбросов, а в большинстве стран Европы – от 10 до 12 тонн. При целевом снижении содержания СО_2e до 450 ppm повышение температуры составит 2 %, но в этом случае на каждого жителя планеты должно приходиться не более полутонны выбросов углекислого газа. Эти цифры показывают, насколько масштабны необходимые изменения и сколь решительные политические меры потребуются для их обеспечения.

Защитники окружающей среды начали критиковать нынешнее устройство экономики задолго до рецессии. Еще в 1970-х годах в политике западных стран зазвучали голоса участников движения за охрану окружающей среды и политических партий «зеленых». Защитники окружающей среды используют как этические доводы, так и аргументы, связанные с эффективностью. Моральная сторона аргументации затрагивает вопросы о честности и справедливости для последующих поколений, а также требования изменить культурную и поведенческую составляющую всего образа жизни. Аргументы, касающиеся эффективности, сосредоточены на дисбалансе между промышленной системой и экосистемой и на сопутствующем ему росте издержек в промышленности, которые могут привести к замедлению темпов экономического роста в силу возникновения все более серьезных физических ограничений.

После финансового краха участники движения в защиту окружающей среды в западных странах стремились заручиться более массовой поддержкой или хотя бы сохранить свои прежние позиции, потому что политики сосредоточили внимание на поиске путей возврата к «нормальному» росту экономики. Экологические нормы и правила, вводившиеся в большом числе во время экономического подъема, стали считаться слишком затратными и препятствующими восстановлению экономики. Начались многочисленные кампании за снижение экологических требований и увеличение инвестиций в новые традиционные источники энергии. В качестве примера можно привести деятельность мощного предпринимательского и медийного лобби, выступавшего за разработку нефтяных и газовых шельфовых месторождений методом гидравлического разрыва пласта, или фрекинга, при котором в пробуренные скважины под высоким давлением закачивается жидкость, разрывающая шельфовую породу и открывающая доступ к находящимся в шельфе нефти и газу. Лобби защитников окружающей среды выступает против фрекинга не только из-за того, что этот процесс может нанести вред окружающей среде, но и потому, что он является еще одним способом обеспечения энергией за счет ископаемого топлива. Этот метод позволяет уже сейчас обеспечить дешевой энергией такие страны, как США, имеющие значительные коммерчески целесообразные запасы энергоресурсов. Но он связан с повышенными выбросами углекислого газа в окружающую среду и переносом на более поздние сроки перехода на экологически чистые источники энергии. Это будет способствовать сохранению давней зависимости от газа и нефти и вдохнет новую жизнь в старую экономическую модель как раз тогда, когда начала набирать темп работа над более устойчивой промышленной программой, предусматривающей использование возобновляемых источников энергии и отказ от ископаемого топлива. Однако в период рецессии политическая привлекательность дешевых источников энергии слишком велика, чтобы перед ней могло устоять большинство правительств, хотя в некоторых европейских странах, включая Францию, правительства, руководствуясь экологическими интересами, уже отказались выдавать лицензии на добычу газа и нефти с использованием фрекинга. В дальнейшем, когда другие страны в полной мере осознают все преимущества этой новой технологии, сделать это будет намного сложнее.

Пример фрекинга служит иллюстрацией проблемы более общего характера. Успех критики существующего индустриального подхода со стороны защитников окружающей среды зависит от того, сумеют ли они показать, что такой подход разрушает условия не только для долговременного роста, но и для создания самих основ процветания. В худшем случае речь может идти о начале регресса современных обществ из-за значительного ущерба, нанесенного экосистеме, от которой зависит жизнь всех людей. Наиболее известным примером этого служит предсказание необратимого глобального потепления, связанного с выбросами в атмосферу углекислого газа, выделяющегося при сжигании ископаемых видов топлива. Однако научные доводы не убеждают тех, кто относится к вопросам изменения климата скептически. Они выдвигают свои аргументы, утверждая, что при сдерживании роста экономики окружающей среде будет нанесен еще более значительный ущерб, потому что в этом случае общества сами лишат себя дополнительных ресурсов, которые они могли бы использовать, чтобы устранить опасности для окружающей среды и, если это потребуется, приспособиться к последствиям глобального потепления [Lawson, 2009].

Скорее всего, в эпоху замедленного экономического роста и жесткой экономии скептическое отношение к изменению климата и политике «зеленых» останется преобладающим, потому что в условиях рецессии лица, принимающие политические решения, будут руководствоваться краткосрочными соображениями. Моральные доводы защитников окружающей среды не могут в полной мере противостоять твердолобому реалистичному подходу тех, кто ратует за экономический рост. Моральные аргументы особенно важны, когда речь заходит о справедливой политике по отношению к будущим поколениям и о связи решений, принимаемых живущими сегодня, с последствиями для еще не рожденных поколений. Это очень сильная риторика, способствующая расширению повестки партий «зеленых» и ее использованию при определении многих задач государственной политики. Но такая повестка уязвима перед требованиями устранить препятствия на пути восстановления экономики, которые звучат все громче сейчас, когда процесс восстановления идет слишком медленно. Повестка «зеленых» может стать жертвой борьбы за распределение иссякающих ресурсов.

Экологические пессимисты согласны с тем, что в будущем для адаптации к изменению климата могут потребоваться значительные ресурсы. Но они хотят сделать как можно больше именно сейчас, когда для проведения такой адаптации нужны меньшие ресурсы. Пессимистам удалось достичь значительного прогресса в укреплении своих позиций еще до финансового кризиса. Но после кризиса преимущество оказалось на стороне оптимистов, потому что политики всегда заинтересованы в возобновлении экономического роста, а этому мешают жесткие ограничения в природоохранной сфере и связанные с ними нормы и правила. Оптимисты стремятся как можно скорее вернуться хотя бы к 2 %-му экономическому росту, а экологические нормы и правила считают одним из главных препятствий на своем пути. Пессимисты же считают необходимым соблюдение экологических норм и правил. Для того чтобы иметь возможность в будущем компенсировать последствия неуправляемого экономического роста на протяжении последних 200 лет, потребуются огромные ресурсы.

Экологическая критика экономического роста имеет ряд общих черт с технологической критикой, так как обе считают прошедшие 200 лет исключительным периодом, который раз и навсегда привел к росту богатства и производительности и который не может, а по мнению защитников окружающей среды, и не должен повториться. Это переходный этап между двумя периодами, в течение которых экономическое развитие носило более или менее устойчивый характер. Ускорение роста и ожидание бесконечного роста, относящиеся к этому периоду, требуют проведения политики, которая исходила бы из того, что дивиденд роста будет присутствовать всегда, а каждое последующее поколение будет богаче предыдущего, при этом тренд роста будет всегда направлен вверх. Экологическая критика, подобно более ранней критике индустриального общества, построена на том, что моральное предпочтение будет отдано экономике устойчивого состояния, а не экономике постоянно растущих потребностей и аппетитов [Daly, 1997]. Препятствием для достижения консенсуса относительно построения такого общества является то, что жизнь большинства людей целиком связана с возможностями, вознаграждениями и удобствами, которые им дает современная экономика. Именно поэтому партиям «зеленых» было очень трудно отстаивать свои политические позиции и создавать коалиции, готовые отказаться от мысли, что существовавшая в прошлом модель роста будет действовать бесконечно. Предсказания надвигающейся экологической катастрофы сами по себе не способны изменить политику. Потрясение, которое сможет ее изменить, может произойти слишком поздно, и мир уже пройдет точку невозврата, которая, как считают ученые, существует, хотя они не могут точно сказать, когда мир ее достигнет. Тони Гидденс проанализировал этот парадокс политики «зеленых». Призывы к безотлагательным действиям, основанные на том, что мы уже знаем, звучат убедительно для все большего числа людей, однако большинство можно убедить, только когда оно столкнется с неопровержимыми доказательствами происходящего, но тогда по определению будет уже слишком поздно [Giddens, 2009].

Экологический историк Джон Макнилл изложил эту точку зрения иначе. По его словам, это выглядит так, словно примерно 200 лет назад люди решили сыграть с планетой в кости и начали великий эксперимент, чтобы посмотреть, каким образом изменится экосистема Земли, если коренным образом изменится деятельность человека [McNeill, 2001]. Мир изменился в результате демографического взрыва, когда численность населения Земли выросла с 1 миллиарда человек в 1800 г. до 6 миллиардов в 2000 г. Промышленное производство в то время росло еще быстрее, и это сопровождалось огромным ростом потребления энергии и сырья. В этот исключительный исторический период мир изменился в основном к лучшему. Но за это пришлось платить. Все общества встали в одну колею, потому что, открыв однажды вентиль прогрессивного экономического развития, закрыть его практически невозможно: этому мешали политическая и экономическая конкуренция между странами и укоренение нового образа жизни.

По мере развития этой истории взаимозависимость всех человеческих обществ усиливалась, равно как и взаимозависимость промышленных систем и экосистемы. Многие такие связи, включая воздействие на климат, изучены еще далеко не до конца, но ускоренное развитие глобальной экономики, особенно после начала индустриализации глобального Юга, требует скорейшего понимания возможных последствий. В то же время растет обеспокоенность тем, что этот процесс мог уже выйти из-под контроля человека, что человек запустил нечто, что он не в силах остановить, даже если пожелает. И в большинстве случаев, как уже отмечалось, лишь немногие из нас испытывают такое желание.

Обеспокоенность состоянием индустриального общества проявлялась достаточно регулярно и в разных видах. Мальтузианская теория, согласно которой численность населения в конце концов превзойдет возможности ресурсов, стала, пожалуй, наиболее распространенным страхом. Он лежит в основе предостережений Римского клуба о пределах роста, с которыми он выступил в 1970-х годах. Эта тема была недавно поднята вновь в связи с опасениями по поводу приближения пика добычи нефти и вероятности того, что один или несколько основных ресурсов могут оказаться исчерпанными. Она присутствует и в обеспокоенности последствиями растущей численности населения и несущей способности Земли. Теперь речь идет уже не об абсолютных числах и трудностях с обеспечением людей продовольствием. В мире имеется достаточно продовольствия, которого хватит для значительно большего числа людей, чем сегодня проживает на нашей планете. Настоящую тревогу вызывает то, что численность населения может достигнуть 6, 9 или 15 миллиардов человек, которые захотят жить на том же уровне потребления и материального богатства, который существует сейчас в США. Политическая проблема может показаться неразрешимой. Страны глобального Юга уже невозможно остановить в их стремлении догнать развитые страны и построить современное общество. Не существует и легких способов убедить богатые страны сократить потребление природных ресурсов, а вместе с этим и выбросы углекислого газа до управляемых уровней. Для того чтобы удержать рост глобальных температур в пределах 2 градусов к 2050 г., необходимо, чтобы выбросы углекислого газа в пересчете на душу населения планеты не превышали 2 тонн. Сегодня в США этот показатель составляет 24 тонны, в Европе – от 10 до 12 тонн, в Китае – 6 тонн на человека, и он продолжает расти. Масштаб перемен в образе жизни и в технологиях, необходимых для перехода к экономике с низким уровнем выбросов углекислого газа, устрашает.

Экологические оптимисты не придают значения мальтузианской теории, потому что всякий раз, когда ее сторонники пророчили истощение того или иного вида ресурсов, будь то продовольствие, уголь или нефть, технологические инновации делали возможной коммерческую разработку и эксплуатацию новых источников и месторождений [Ridley, 2011; Ридли, 2015; Lawson, 2009]. Экономисты задаются вопросом, конечны ли вообще ресурсы в том смысле, что у них есть фиксированные пределы. Доступность ресурсов зависит от их цены; достаточно высокая цена делает коммерчески выгодной разработку запасов, считавшихся до сих пор недоступными. Экстраполяция существующих тенденций на будущее обычно приводит к ошибочным прогнозам. Современная экономика слишком разнообразна, слишком сложна и обладает чересчур большой гибкостью, чтобы рассматривать ее подобным образом. То, что может казаться непреодолимым препятствием, внезапно перестает быть таковым в результате неожиданного хода событий. Опасения относительно нефти, существовавшие в 1970-х годах и вызванные повышением цен на нефть странами ОПЕК, привели к тому, что многие решили, что эпоха дешевой нефти закончилась навсегда, но в 1980-х годах цены резко упали. Похоже, правда состоит в том, что по мере индустриализации все большего числа стран тот или иной вид природных ресурсов в мире полностью не исчерпается, но возникнет много мест, где этот ресурс будет присутствовать в минимальном количестве. Как следствие, усилится конкуренция между странами и сообществами за определенные виды ресурсов, включая энергию и воду. Такая ситуация не приведет к удушению экономического роста, но и не позволит ему ускориться. Обеспечение дешевых и надежных источников энергии, продовольствия и особенно воды является важнейшим фактором, способствующим мощному экономическому росту.

Тревогу вызывает загрязнение окружающей среды, особенно океанов и атмосферы, а также неизвестные пока последствия внедрения новых технологий, таких как искусственный интеллект и нанотехнологии. Вероятность того, что человек откроет технологии, которые позволят радикальным образом изменить условия его жизни, существует не только в научной фантастике. Такое уже происходило в случае с расщеплением ядра, открытие которого позволило впервые в истории человечества создать оружие, способное уничтожить человека как вид. Вероятность того, что ученые вскоре откроют новые способы значительного продления жизни человека и изменения его генетического строения, может привести к коренному изменению социальной и политической организации человеческого общества. При этом, как и в случае с экономическим ростом, никто не знает, как остановить поток научного знания и его практическое применение, даже если такое желание появится [Williams, 1993]. Чтобы не отстать от возросших темпов технологических трансформаций, людям приходится гораздо быстрее, чем прежде, подстраивать под них свою культуру, политические системы и гражданское общество.

Оптимисты обычно пожимают плечами, утверждая, что у человека не осталось выбора. Ему остается лишь идти вперед, стараясь стать еще более гибким, научиться еще лучше приспосабливаться, больше понимать, чтобы всегда действовать на опережение. С этой точки зрения никакое устойчивое состояние невозможно. Это – иллюзия. Все, что мешает экономическому росту, говорят они, ограничивает способность человека противостоять новым вызовам. Именно этот аргумент выходит на первый план, когда речь заходит об изменении климата. Некоторые скептики просто не верят тому, что говорит наука, и утверждают, что если в прошлом и имело место глобальное потепление, то оно никак не было связано с деятельностью человека на планете. Другие склоняются к тому, что климат действительно меняется, как об этом заявляют ученые, и обусловлено деятельностью человека. Но, по их словам, в этом случае ответом должно стать максимальное ускорение экономического роста, потому что единственное, что сможет сделать человек, – это приспособиться к потеплению, и здесь ему на помощь придут технологические инновации и его изобретательность. Ничего хорошего от замедления роста экономики из-за ограничения выбросов углекислого газа или инвестиций в более дорогие виды энергии, например в ветряные фермы, ожидать не стоит, потому что это может лишь затруднить процесс адаптации [Prins et al., 2010]. Гораздо полезнее поставить перед всем миром задачу поиска источников дешевой энергии, не связанной с выбросами углекислого газа, и целенаправленно работать над ее решением, подчинив все другие соображения поиску технологий, которые сделают это возможным.

Неолиберальное решение головоломки экономического роста с учетом изменения климата сводится к заявлению, что рыночный порядок – это лучшее из имеющихся институциональных средств, для того чтобы учесть цену риска и своевременно корректировать ее по мере необходимости. К финансовому краху привел именно такой подход, отрицающий системный риск и отвергающий любые доводы в пользу его существования. «Зеленый рост» предполагает революцию в сокращении выбросов углекислого газа промышленными предприятиями и отдает приоритет решению задачи энергетической безопасности, когда на первый план выходит проведение научно-исследовательских работ, направленных на разработку технологий, которые обеспечили бы устойчивый рост современных индустриальных обществ. Это потребует кардинальных изменений в целях и инструментах экономической политики. С политической точки зрения это возможно, и уже существуют продуманные идеи того, как это можно осуществить [Giddens, 2009; Jacobs, 2012], но здесь требуются глубокие преобразования, к которым кризис еще не привел. Но даже этого может оказаться недостаточно.

Третий вариант еще более радикален. Он предусматривает разрушение связей между экономической деятельностью и выбросами и переход к обществу с нулевым экономическим ростом [Gough, 2011]. Такой вариант требует коренного изменения взглядов на процветание, благосостояние и организацию общества [Skidelsky, Skidelsky, 2012]. Но сегодня мир движется совсем в другом направлении.