Кризис 1970-х годов

Главным различием между кризисами 1930-х и 1970-х годов было сохранение международного рыночного порядка. Соединенные Штаты продолжали доминировать и указывать направление перемен, отвечающих их новой роли и новым правилам управления мировым рыночным порядком. Административная головоломка, возникшая с принятием Бреттон-Вудского соглашения, впервые была замечена Робертом Триффином. «Дилемма Триффина» была связана с ролью доллара как мировой резервной валюты. Соединенные Штаты переживали все более острый конфликт между своими обязательствами обеспечить мир долларами для финансирования торговли (что требовало увеличения количества долларов) и внутренней заинтересованностью страны в поддержании ценности доллара (что требовало ограничения количества долларов) [Triffin, 1964]. Бреттон-Вудская система привела к тому, что США очень быстро превратились из главного мирового кредитора в главного должника. Американская задолженность покрывалась за счет печатания долларов, и остальные страны были обязаны пользоваться долларами. Однако иностранных держателей долларов все больше беспокоила ценность того, чем они располагали. Вопрос был решен после того, как США ввели плавающий курс доллара и, действуя через МВФ, навязали всем остальным новые валютные правила. Это означало, что США могли продолжать занимать средства, но больше не должны были строго контролировать свои расходы. С точки зрения внутренней политики это решение США имело определяющее значение для смены парадигмы и перехода от кейнсианства к монетаризму, хотя корни такой смены парадигм были не внутренними, а международными. Если бы США не играли ведущую роль, сделать это было бы невозможно. Как уже отмечалось в предыдущей главе, после 2008 г. США не собирались пересматривать свою роль в международной экономике, и это привело к тому, что темп проводимых внутри страны корректировок замедлился. Если же международные правила оставались неизменными, то у правительств большинства стран не было особой необходимости менять свою внутреннюю политику.

В начале 1970-х годов Питер Джей провел анализ головоломки экономического роста и – в какой-то степени – фискальной головоломки и высказал мнение, что кейнсианская политическая экономия послевоенных лет стала «внутренне нестабильной, так как она настаивает на таком уровне занятости, которого невозможно достичь при существующем устройстве рынка труда без ускорения инфляции» [Jay, 1976, p. 33]. Взаимодействие демократии, свободных коллективных переговоров между профсоюзами и работодателями и полной занятости в рыночной экономике превращалось во взрывоопасную смесь и вело к инфляционной ловушке. Через профсоюзы работники могли требовать от работодателей более высокой оплаты труда. Демократически избранные правительства, связанные обещаниями обеспечить полную занятость, отвечали на эти требования увеличением предложения денег, за которым следовал рост цен. В результате ускорялась инфляция. Джей считал, что остановить инфляцию можно, лишь пожертвовав одним из краеугольных камней кейнсианской политической экономии. На деле установление неолиберального порядка привело к отказу и от свободного коллективного трудового договора, и от гарантий полной занятости. Однако в результате неолиберального поворота 1980-х годов появился особый вариант головоломки Джея. Она была призвана разрешить выявленное Джеем противоречие между логикой политического рынка и логикой экономического рынка путем ослабления первого и усиления второго. В стремлении обуздать инфляцию были установлены четкие цели монетарной политики, наряду с минимальным регулированием и проведением политики, способствующей гибкому рынку, посредством устранения всех препятствий. Инфляцию удалось обуздать, но со временем сочетание различных вариантов неолиберальной политики привело к появлению сильного дефляционного уклона в экономике, крайне неравномерному распределению и возникновению опасности стагнации как производства, так и уровня жизни, что подрывало легитимность неолиберального порядка. Это заставило правительства, действовавшие в рамках неолиберального порядка, проводить политику приватизированного кейнсианства, а не кейнсианства государства всеобщего благосостояния, что способствовало росту задолженности по потребительским кредитам, появлению «пузырей» на рынках активов, экспериментированию в финансовой сфере и зачастую созданию дефицита государственного бюджета, необходимого для увеличения расходов и доходов и коррекции дефляционного уклона. Попытка избежать дефляционной ловушки ведет к финансовым кризисам, средством от которых являются меры жесткой экономии и сокращение расходов. Если только экономика не собирается навеки увязнуть в дефляции и строгой экономии, то рано или поздно произойдет возврат к политике, которая однажды уже привела к кризису. Неолиберальные политические экономии оказываются столь же нестабильными, как и кейнсианские политические экономии.

Слабое место в анализе Джея заключается в том, что основное внимание было уделено внутренней политике и противоречиям в национальной политической экономии. Чтобы понять, каким образом происходит взаимодействие внутренней и внешней политики в политической экономии нашего времени, его анализ необходимо дополнить анализом административной головоломки. Провал Бреттон-Вудса и новый напористый внешнеполитический курс США в отношении валют и управления инфляцией привели к обострению внутренних противоречий кейнсианской политической экономии, ожесточенной борьбе за перераспределение во многих странах, поляризации мнений и агитации в пользу радикальных альтернатив как со стороны левых, так и со стороны правых. Сложились условия для смены парадигмы, которой в конечном счете стал нелиберальный порядок.