За прошедшие 300 лет основные структуры либеральных политических экономий изменились не сильно, хотя коренным образом изменился повседневный контекст, в котором они находят свое выражение. Эти структуры поставили перед политиками ряд вечных дилемм, которые я рассматриваю в настоящей книге: административную головоломку, головоломку экономического роста и фискальную головоломку. Эти головоломки взаимосвязаны, что усложняет принятие политического решения, но основные принципы, приведшие к их появлению, достаточно просты.
Административная головоломка возникает в результате существующих в международных рыночных порядках противоречий между глобальными рынками, создающими все большую взаимосвязь и взаимозависимость и развивающимися в направлении универсализации и открытости, с одной стороны, и суверенными странами, которые отстаивают свои права на определенные территории и определенную часть населения и которые направлены на сохранение своей специфики и закрытости, – с другой. В контексте глобальных перспектив суть этой головоломки состоит в обеспечении управления все более взаимосвязанным миром в условиях, когда политическая власть остается разделенной на конкурирующие друг с другом национальные юрисдикции, а расширяющиеся сети негосударственных участников не контролируются ни одним государством. В контексте перспектив отдельных стран головоломка заключается в том, каким образом направить в нужное русло внешнюю и внутреннюю конкуренцию, обусловленную присутствием этих стран на мировом рынке [Thompson, 2008]. Эта головоломка определяет политическую повестку дня, включающую вопросы, связанные с валютой, торговлей, потоками капитала, людьми, знаниями, стандартами, ресурсами и транснациональным сотрудничеством по различным направлениям – от прав на рыболовство до изменения климата.
Головоломка экономического роста возникает в результате противоречия между частным накоплением и общественным воспроизводством. Частное накопление постоянно ухудшает общественные, политические и экологические условия, необходимые для того, чтобы это накопление было успешным [Harvey, 2011]. При капитализме прибыли приватизируются, а убытки – обобществляются. В первом случае капитализм полагается на систему прав собственности. Во втором – на домохозяйства, обеспечивающие за счет неоплачиваемого труда обучение и поддержку прошлых, настоящих и будущих работников, а также на государственные хозяйства (государства), способные за счет сбора налогов предоставить общественные блага, необходимые для воспроизводства условий, при которых частное накопление будет процветать и впредь [Fraser, 2013]. К общественным благам относятся валюта, закон, безопасность, здравоохранение, образование, школы, устранение неблагоприятных последствий экономического развития, в частности, воздействия на окружающую среду. Частное накопление имеет цикличный характер, а одним из общественных благ, обеспечиваемых правительством, являются его попытки умерить насильственное и разрушительное воздействие этого цикла, избежать депрессий и периодов стагнации, равно как и чрезмерных взлетов экономики, которые никогда не заканчиваются добром. Такие попытки всегда приводят лишь к частичному успеху. Головоломка экономического роста определяет политическую повестку дня вокруг прав собственности, корпоративного управления, производственных отношений, инноваций, технологий, верховенства права, безопасности, человеческого капитала, трудовых ресурсов страны, воспитания детей, инфраструктуры и макроэкономической политики.
Фискальная головоломка является результатом противоречия между рынком и демократией. Обеспечить легитимность действующего рыночного порядка непросто, так как конкуренция на рынке зачастую подрывает социальную сплоченность и социальную солидарность. Это создает проблему консенсуса в вопросе о надежности фискальных основ, отвечающих потребностям населения в защите и перераспределении, а также воспроизводстве условий, необходимых для успешного частного накопления, и в то же время позволяющих сохранить открытость и конкурентоспособность на внешних рынках [O’Connor, 1971]. Эта головоломка определяет политическую повестку дня по таким вопросам, как разрыв между богатыми и бедными, неравенство, всеобщее социальное обеспечение, иммиграция, уровень жизни и сохранение рабочих мест.
После окончания Первой мировой войны произошло три крупных структурных кризиса международной политической экономии, которые проще всего обозначить по соответствующим десятилетиям: 1930-е годы, 1970-е годы и нынешний кризис 2010-х годов. События, с которых начинались эти кризисы, не имели между собой ничего общего. Кризис 1930-х годов начался с обвала фондовой биржи в Нью-Йорке в 1929 г.; кризис 1970-х годов – с колебаний курса доллара в 1971 г.; кризис 2010-х годов – с финансового краха 2008 г. Каждый из этих кризисов можно проанализировать в категориях трех рассмотренных выше головоломок, что позволяет говорить об их особом политическом контексте и проливает свет, в частности, на нынешний кризис и преемственную устойчивость неолиберального порядка.
Кризис 1930-х годов начался с краха фондовой биржи 1929 г., но в том, что имеет отношение к международному управлению, ключевым событием стал отказ от золотого стандарта в 1931 г. вследствие финансовой сумятицы, охватившей Северную Америку и Европу. Кризис положил конец попыткам возродить основные элементы действовавшего до Первой мировой войны международного рыночного порядка, и вернуть Британии, стоявшей в центре этого порядка, ведущую роль в финансах и торговле. На Лондонской экономической конференции, состоявшейся в 1933 г., так и не удалось договориться о том, какая страна может заменить Британию, что привело к распаду международной экономики и созданию валютных и торговых блоков, постепенно превращавшихся в военные.
В 1930-х годах, когда вслед за драматическими событиями Первой мировой войны и послевоенного периода, повлекшими за собой целый ряд революций и смен правящих режимов, появилось множество новых государств, марксисты всех мастей заговорили о связи между экономическими и политическими кризисами (Krisen, Kriegen, Katastrophen), наблюдая, как на смену одному кризису неумолимо идет следующий. Окончательный кризис капитализма (Zusammenbruchsgesetz) должен был ознаменоваться внешними войнами и внутренними революциями. Когда разразился кризис 1929 г., многие предсказывали, что он приведет к обострению конфликта между главными капиталистическими странами, который обернется войной. Вероятной считалась война между Британией и США, ввиду того что Британия неохотно отказывалась от своей гегемонии и империи, уступая дорогу восходящей державе. Тем не менее англо-американское соперничество так и не переросло в открытый конфликт, отчасти потому что оба государства столкнулись с вызовом со стороны двух противостоявших системе держав, Германии и Японии, экспансионистские амбиции которых привели к началу Второй мировой войны – еще одной масштабной схватки между великими мировыми державами за выживание и господство [van der Pijl, 2006]. Британия и Америка, старый и новый гегемоны, одержали в ней верх – с помощью СССР.
Этот второй крупный кризис мировой безопасности в XX в., случившийся так скоро после первого, привел ко второй и еще более основательной трансформации международного рыночного порядка, результатом которой стало не разрушение, а укрепление и в конечном счете триумф западного капитализма теперь уже под руководством США. Были созданы условия для экономического и политического восстановления, хотя в разгар конфликта и в период разрухи 1940-х годов вряд ли можно было представить, как далеко пойдет это восстановление.
После 1945 г. новый международный рыночный порядок строился на неуклонном стремлении достичь такого уровня управления внешней и внутренней политикой государств, который позволил бы избежать войн и революций, и связать этот порядок с экономической политикой, учитывающей риски неуправляемого капитализма и нерегулируемого экономического цикла. Результатом этого стали согласованные усилия, направленные на формирование системы управления и законодательной базы для создания международного рыночного порядка, значительно более прочного, чем тот, который царил в 1914 и 1939 гг. Произошло становление США как ведущей западной державы, которая с помощью сети военных союзов и организаций экономического сотрудничества обеспечила единство Запада и способствовала созданию надежных основ для восстановления и процветания [Armstrong et al., 1984; Schwartz, 1994].
Крах золотого стандарта и либеральных основ мироустройства напрямую отразился на экономическом росте. Всем странам пришлось – а многие с готовностью взялись – проводить протекционистскую политику, которая чаще всего носила интервенционистский и коллективный характер. В ходе слияний возникали благоприятные условия для создания картелей, при этом росли государственные инвестиции в инфраструктуру, науку и технику. Некоторые страны, включая Германию, начали экспериментировать с тем, что позже стало считаться кейнсианской политикой, используя власть государства для стимулирования спроса и возвращения экономики к полной занятости. Контроль границ, контроль торговли, контроль инвестиций, контроль валюты – все это были способы, с помощью которых правительства отдельных стран стремились обезопасить экономику и обеспечить экономическую защищенность своих граждан. Общая смена парадигмы в пользу этатизма и отхода от либерализма в экономике произошла даже в США.
Что касается перераспределения, то государства решали фискальную головоломку, проводя политику стимулирования экономического роста и расширения налогооблагаемой базы. Политика сокращения расходов, к которой порой прибегали в 1920-х, а затем и в 1930-х годах, осталась в прошлом. В 1930-е годы были увеличены государственные расходы, а серьезные внешние ограничения, связанные с присутствием на международном рынке, были сняты. Построение сплоченного общества в каждой стране теперь звучало как пароль. Это перекликалось с нарастающей милитаризацией и подготовкой к войне во многих странах. После окончания Второй мировой войны этот поворот закрепился в социал-демократических механизмах [Ruggie, 1998] и привел к возникновению кейнсианского государства всеобщего благосостояния.