Глава 12

Мальчики для халифата. Германия, 2013 год

Осенью 2013 года я была в лагере Заатари в Иордании и брала интервью у семьи сирийских беженцев. Как раз в этот момент у меня в сумке завибрировал телефон. Включилась голосовая почта, и вибрация прекратилась, потом началась снова. На экране я увидела номер телефона старой подруги, потом пришла эсэмэска: «Пожалуйста, перезвони мне, это срочно».

Я позвонила, как только мы выбрались из лагеря.

– Суад, слава богу, что ты позвонила! У нас катастрофа. Помнишь моего племянника Перо? Он с какими-то людьми уехал из Германии в Сирию!

Я решила, что ослышалась.

– Что ты говоришь? Перо? – переспросила я, пытаясь сопоставить части этой информации. – Твой Перо, который хихикал над тортом с мисс Пигги, который мы несколько лет назад заказали тебе на день рождения?

Я услышала, что она едва сдерживает слезы.

– Да, мой Перо, – прошептала подруга.

Она просила меня не называть ее имени и имен ее родных, поэтому я буду называть ее Серс.

Я сразу вспомнила сцену восьмилетней давности, когда мы праздновали тридцатилетие Серс вместе с ее родными. На вечеринке были и ее сестры, и Перо. Гвоздем праздника был специально изготовленный торт в форме мисс Пигги, потому что Серс в детстве обожала «Маппетс-шоу». Мы с подругой в шутку подарили ей этот торт.

Именно восьмилетний Перо внес торт в комнату и захихикал, когда тетушка его расцеловала. Теперь она рассказывала мне, что он стал проводить все дни с группой новых друзей его же возраста.

– Он изменился. Он почти перестал куда-либо ходить и начал вести разговоры о религии, – сказала Серс.

Я сказала ей, что это типичное поведение, которое описывают многие родители, чьи дети потом уезжают из дома в горячие точки.

– Как ты думаешь, что с ним сейчас происходит? – спросила Серс. – Что он там будет делать?

– Давай поговорим об этом при личной встрече, – мне не хотелось говорить ей по телефону, что Перо, возможно, отправился в путешествие, чтобы встать на путь джихада, что, может быть, ему уже наполовину промыли мозги и, скорее всего, кончится все тем, что он будет сражаться и умрет далеко от дома, вместе с мальчиками, которых и сам едва знает.

– Суад, мы с семьей хотим поговорить с тобой. Пожалуйста, не могла бы ты приехать?

По пути в Германию я думала о тысячах других семей, которые тоже увидели, как их дети отправились сражаться на войне, ставшей частью иллюзий «Арабской весны».

Семья Перо была раздавлена. В доме, где жил мальчик с родителями, я встретилась с ними, а кроме того, с двумя его сестрами и тетей. Его мама Багика плакала на протяжении всей встречи, а отец Митко – брат Серс, умолял ее прекратить. Они обвиняли друг друга в том, что не сумели вовремя понять, что происходит с их сыном.

– Да хватит уже! – наконец закричала Серс. – Вы, ребята, должны остановиться и подумать, как мы теперь можем помочь Перо.

– Я и понятия не имею, почему он решил, что должен отправиться в Сирию. Это не наша война, – сказал Митко. – А потом, все эти разговоры о джихаде! Я ничего не понимаю.

Семьи таких мальчиков, как Перо, часто спрашивали, что же они сделали не так. «Почему именно мой ребенок?» – задавались вопросом родители. Очень часто это происходило в результате глубоких конфликтов между родителями или из-за конфликтов между отцом и сыном. Такие проблемы были характерны для многих семей мусульман-иммигрантов, в том числе и для семьи Перо.

Перо было шестнадцать. Его родители переехали из Македонии еще до рождения сына. Они в нем души не чаяли. Когда бы я ни пришла, тетя его обнимала или слегка щекотала под мышками, а бабушка всегда говорила, чтобы он взял себе еще порцию ее говяжьего жаркого или фрикаделек. Они были очень либеральными мусульманами и даже иногда допускали танцы и выпивку. Это были трудолюбивые люди, принадлежащие к среднему классу. Моя подруга Серс многие годы управляла своим собственным бизнесом. Багика работала в продуктовом магазине. Отец Перо, Митко, был непредсказуемым человеком. Серс часто говорила мне, что у ее брата бешеный темперамент. «В прошлом я многое делал неправильно, – сказал Митко. – Я заплатил за это высокую цену и усвоил уроки, которые преподнесла мне жизнь». Его арестовали, и он получил срок за продажу наркотиков, когда Перо был еще ребенком. Поэтому отец пропустил большую часть детства своего сына.

Багика пыталась остановить рыдания.

– Что они сейчас с ним делают? – спросила она. – Он в опасности?

– Можете вы мне сказать, что происходит? – спросила я. – Пожалуйста, начните с самого начала.

Багика объяснила, что тем вечером, когда Перо исчез, он должен был ночевать у своего друга.

– Он подошел ко мне, крепко меня обнял, поцеловал и сказал, что собирается на митинг в центр города.

– На какой митинг? – спросила я.

– Не знаю. Что-то связанное с Сирией. Какой-то немецкий проповедник, которого он хотел послушать.

– Пьер Фогель?

Я уже много лет следила за деятельностью Пьера Фогеля. В прошлом он был боксером и в ислам обратился в 2001 году, став одним из самых выдающихся самопровозглашенных проповедников. Он любил произносить публичные речи на особом сленговом разговорном языке, который был особенно привлекателен для молодых людей и тех, кто не слишком много знал об исламе. Он был одним из тех, за кем приглядывали немецкие власти, и я очень долго задавалась вопросом о том, как такие люди умудряются зарабатывать на жизнь и проводить митинги по всей Германии. Позже он много говорил о том, что необходимо свергнуть правительство Башара аль-Асада в Сирии. В то время как многие немецкие салафиты открыто призывали молодых мусульман присоединяться к борьбе против Асада, позиция Пьера Фогеля была противоречивой. Он мог выступать и за то, чтобы присоединяться к борьбе, и против этого, хотя всегда просил пожертвования в пользу сирийских группировок.

Как я узнала, именно этого человека отправился послушать Перо.

– Он сказал мне, что вернется на следующий день, но так и не вернулся, – сказала Багика, снова начиная плакать.

Весь день семья пыталась дозвониться до мальчика. Они обзвонили его друзей, спрашивали, где он может быть, но никто этого не знал.

На следующее утро у Багики зазвонил мобильный.

– Это был Перо, – рассказывала она. – Я спросила его, где он находится, и он сказал, что в Сирии.

Сестры Перо начали подвывать, и Митко вскочил и выбежал из комнаты. Я подозревала, что он не хочет, чтобы мы заметили, что он тоже плачет.

Я спросила, получали ли они еще какие-то вести от Перо.

– Да, иногда он оставляет мне сообщения в WhatsApp.

– Вы знаете, с кем он?

– Нет. Он говорит только про какого-то эмира, который решает, когда он может пользоваться телефоном.

– Чем они заняты целыми днями? – спросила я.

– Он сказал, что там есть шейх, который говорит с ними об исламе, им показывают видеозаписи и фотографии погибших сирийцев, ну знаете, людей, которых убил этот… Как его там зовут? – запнулась Багика.

– Асад?

Она кивнула. Багика рассказала, что дома они не слишком часто разговаривали о политике и международном положении. Но примерно пять месяцев назад у Перо неожиданно появился стойкий интерес к Ближнему Востоку. Он даже попытался отрастить бороду, но дело кончилось только мягким пушком на его щеках.

Багика сказала, что они с друзьями каждый день встречались, чтобы помолиться в мечети, а оттуда небольшими группами расходились по домам, чтобы заниматься. Также мальчики работали на стойках в центре города, раздавая прохожим Кораны и приглашая людей побольше узнать об исламе.

Я спросила, что родители собираются делать.

– Знаете, я ведь журналистка, а не служу в полиции, – напомнила я.

Они сказали, что обращались в полицию, но им сказали, что сделать практически ничего нельзя.

– Но мы не можем просто сидеть здесь и ничего не делать! – воскликнул Митко. – Ведь речь идет о моем ребенке!

– Перо что-нибудь говорил о возвращении в Германию?

– Нет, но, кажется, его эмир всегда читает сообщения, прежде чем сын их отошлет, – сказала Багика.

«Конечно, читает», – подумала я.

Они не хотят, чтобы рекруты выдали их точное местоположение. Я тоже точно не знала, где находится Перо, но понимала, что времени осталось мало. Когда «религиозное обучение» закончится, мальчиков пошлют в тренировочный лагерь, где ему предстоит выбрать, станет ли он боевиком или террористом-смертником, готовящимся умереть мученической смертью.

Я не хотела говорить об этом родителям, но предложила написать о деле их сына, а, работая над этой статьей, я, возможно, смогу задать властям вопросы о том, что они собираются делать, или поспрашивать своих источников на турецко-сирийской границе или в других местах, не слышали ли они, где может находиться Перо.

– Помню, ты уже как-то писала об этом проповеднике, который пытался понизить радикальность, о том, который еще выглядит, как Усама бен Ладен, – сказала моя подруга Серс. – Пожалуйста, не могла бы ты с ним связаться? Может быть, он сможет помочь.

Я знала, кого она имеет в виду, и не смогла сдержать улыбку.

– Лучше тебе не говорить ему, что он похож на бен Ладена, – сказала я.

Я добавила, что не могу дать им его номер телефона, не спросив у него разрешения, но, если они хотят, могу дать их номера ему. Они согласились.

Прежде чем я ушла, Митко высказал свою последнюю просьбу:

– Суад, если мы решим поехать на турецко-сирийскую границу, может быть, ты поедешь с нами?

Я знала, что не могу. Немецкие власти велели мне держаться подальше от этого места.

– Посмотрим, – сказала я.

Я объяснила, что все это зависит от моих редакторов и что, скорее всего, я попрошу второго репортера поработать со мной над статьей. Если понадобится ехать на границу, а я не смогу этого сделать, возможно, поедет мой коллега.

Выйдя из квартиры, я сразу послала смс Хешаму Шаше, также известному как Абу Адам, тому самому имаму, которого упомянула Серс. Когда-то он был журналистом, а теперь путешествовал по всему миру, выступая с проповедями против группировок боевиков, и работал совместно с немецкими властями, чтобы убедить молодых людей не вступать в них. Я собирала о нем сведения несколько лет назад. Он сразу же перезвонил семье Перо.

Следующий мой звонок был бывшему коллеге Питеру Финну, который теперь стал редактором отдела национальной безопасности в «Вашингтон пост». Он пытался меня снова привлечь к регулярному сотрудничеству со своей газетой, но я все еще писала статьи по одной, а не работала на контракте. Он согласился, что мне стоит написать статью про Перо для «Пост», но сказал: «Ты должна держаться подальше от турецко-сирийской границы. Я не позволю тебе туда сейчас поехать». Вдобавок к предупреждению немецкой разведки американские чиновники откуда-то выкопали в приграничном регионе возможную угрозу для моей жизни, о чем сообщили адвокату «Нью-Йорк таймс», который уже передал информацию мне.

Я сказала Питеру, что источник из группы бывшего рэпера Абу Талха сообщил мне, что беспокоиться не о чем.

– Ну хорошо, раз он так говорит, – ответил он. – Но ты не поедешь на место событий.

Питер связал меня с Майклом Бирнбаумом, начальником отделения «Пост» в Германии, который согласился, что об этой истории надо написать как можно быстрее. Также перезвонил Абу Адам, сказав, что навестит родных Перо на следующий день. Мы с Майклом договорились, что встретимся с ним там.

Тем временем я узнала от своего источника в службе национальной безопасности Германии, что Перо покинул Турцию в составе группы из двадцати двух молодых людей, где было по крайней мере еще четверо подростков. Как и Перо, большинство из них родились в Германии и происходили из семей иммигрантов. «Они купили дешевые билеты на самолет из Франкфурта в Анталию, а там, скорее всего, кто-то забрал их и отвез в Сирию», – сообщил один из моих источников.

Хотя я не была удивлена, услышав все это, но никогда не могла представить, что такое случится с кем-то, кого я знаю лично. Я знала, что родители и другие родственники часто не понимают, насколько серьезной может быть ситуация. Наставники детей часто настраивают их не доверять родителям, потому что они не следуют исламу «в правильном толковании».

Сейчас, в разгар разрушительной гражданской войны, в Сирии было множество лагерей, где боевики тренировали таких молодых людей, как Перо, приезжавших со всего мира. Пока родители мальчика – как и множество других родителей – думали о том, как бы вернуть своего сына, я задавалась вопросом, не промыли ли ему еще мозги настолько, что он, если вернется, может представлять угрозу свой семье и всем окружающим.

Мать Перо рассказала мне, что перед отъездом он начал говорить об «антимусульманских» нападках в Европе. По ее словам, он говорил: «Это не наша страна. Большинство людей в Европе ненавидят ислам и мусульман». Чем больше времени мальчик проводил со своими новыми друзьями, тем сильнее он чувствовал отчуждение, несмотря на то что родился в Германии.

На следующий день мы с Майклом пришли в дом семьи Перо, и примерно в то же время пришел Абу Адам. Серс была не первым человеком, посчитавшим его похожим на Усаму бен Ладена, – люди многие годы так о нем говорили. Возможно, это происходило из-за его белых одежд и клетчатой куфии – традиционного мужского исламского головного шарфа – или из-за его длинного лица и черной бороды с сединой. Ранее мы с ним уже обсуждали, и он сказал, что то, как он выглядит, очень важно для молодых людей – они видят в нем человека, которого могут уважать. «Представьте себе, что я надел бы пиджак и галстук, – сказал он. – Думаете, они стали бы меня слушать и доверять мне?»

У Абу Адама было четыре жены, но он никогда не осуждал ничей образ жизни. Много лет назад я была у него в доме и встречалась с его женами. Все они сказали мне, что вышли замуж по своей доброй воле и считают друг друга сестрами.

Тогда я сказала им, что не представляю, как они могут делить мужчину, которого каждая из них любит. Но к концу моего визита, выслушав спор имама со своими женами, о том куда поехать в отпуск – в Испанию (как хотел он сам) или в европейский Диснейленд (как настаивали жены, возможно, из-за множества детей), я повернулась к нему.

– На самом деле надо было спросить, как вы со всем этим справляетесь? – сказала я.

– У меня много терпения, – ответил он со смехом.

Позже они с женами прислали мне фотографии из своего отпуска в южной Баварии. На них я увидела четырех женщин, с головы до пят закутанных в черное, с закрытыми лицами, съезжающих на салазках с горы.

Абу Адам успешно вывел из числа радикалов несколько человек из разных стран, среди джихадистов у него было множество врагов. «На свете очень много людей, которые считают меня угрозой их образу действия», – сказал он мне. В результате с ним всегда ходил один из его последователей в качестве охранника.

Родные Перо снова рассказали свою историю. Багика снова плакала, и Митко пришлось почти все рассказывать самому. Абу Адам слушал и делал заметки.

– Вначале, когда он начал каждый день ходить в мечеть, я радовался и даже как-то гордился, – говорил Митко, обращаясь к Абу Адаму. – Буду с вами совершенно откровенен. Знаете, я никогда не был очень религиозным человеком. Ну да, иногда я молился, но не по пять раз в день. Поэтому я гордился, увидев рвение Перо… Я хотел, чтобы мой сын шел путем Аллаха. Это самый лучший путь. Но тот, которым пошел он, – нет.

Перо начал соблюдать все религиозные ритуалы со все большим рвением. В какой-то момент он даже сказал отцу, что не одобряет употребление алкоголя и отец должен больше внимания уделять вере. После отъезда родители поддерживали с сыном связь с помощью сотового телефона, счет которого пополнялся в Германии. «Я всегда проверяю, положил ли деньги, чтобы мы могли с ним поговорить», – сказал Митко. Но Перо меньше общался с отцом и сохранил более близкий контакт со своей матерью.

Митко и Багика были очень разочарованы тем, что немецкие власти не остановили их сына и других ребят. Почему молодым людям было так легко стать радикалами, а потом отправиться сражаться в Сирию?

– Вы просили его вернуться? – спросил Абу Адам.

– Да, я говорил ему: «Я не буду тебя ругать, просто возвращайся домой», – сказал Митко.

Его слова явно не возымели никакого эффекта.

Митко был просто убит горем от того, что все это случилось с его сыном здесь, в Германии, вдали от его родной страны, охваченной войной, и от конфликтов на Ближнем Востоке.

– Я и понятия не имел, как сдержать растущую религиозность Перо, – сказал Митко. – Я думал, что будет вполне достаточно заботиться о том, чтобы моим детям хватало денег.

– Думаю, что их лидер, этот эмир, слушает все наши разговоры. Они его контролируют, – сказала Багика.

В недели перед отъездом Перо постоянно смотрел видео, где были запечатлены жестокости, якобы совершенные режимом Асада. Мальчик говорил родителям, что мир охвачен войной за ислам.

– Он упоминал, что Сирия – это последний пример такой войны и долг каждого мусульманина поехать и помочь своим братьям, – сказал Митко.

В одном из последних разговоров Перо упомянул, что эмир и другие лидеры говорили ему о создании исламского государства. Родные не знали, к какой группировке он примкнул, но вспомнили еще одного подростка, который сбежал вместе с их сыном. Тот говорил родителям, что планирует присоединиться к отделению «Аль-Каиды».

– Однажды я говорил с эмиром, и он сказал: лучшее, что мы можем сделать для своего сына, – это выслать ему достаточно денег, чтобы он мог купить себе автомат «АК-47» и патронташ, – рассказал нам Митко. – Какой человек мог сказать такое родителям шестнадцатилетнего мальчика?

Я знала, что это означает: их сына выбрали для того, чтобы он стал боевиком. Во время одного из самых последних разговоров Перо сказал матери, что он присягнет на верность группировке боевиков после праздника Ид аль-Адха, до которого оставалось всего несколько недель. Времени было очень мало.

Абу Адам предложил, чтобы они попытались урезонить Перо, сказав, что Коран ставит семейные обязательства прежде всех остальных и запрещает насилие. Если это не сработает, возможно, им удастся убедить мальчика, что его мать очень больна, что было, в сущности, правдой: из-за беспокойства она чувствовала себя плохо, и ему нужно вернуться домой или по крайней мере встретиться с ней в Турции, но не в Сирии.

– Это будет нелегко. Не будет никаких восклицаний «О, хабиби!», а потом – всеобщих объятий и отъезда домой, – сказал Абу Адам.

В своей речи он использовал форму мужского рода арабского слова «дорогой».

Митко и Багика уже пообещали Перо, что они все начнут с начала, если он вернется домой, в Германию.

– Я сказал ему: «Сынок, просто возвращайся домой, и все будет хорошо». Я пообещал, что буду хорошим отцом, – сказал Митко, и я увидела слезы в его глазах. – Но это ничего не изменило.

Митко уже пытался говорить Перо, что его мать серьезно больна. Это тоже не сработало.

Тогда Абу Адам предложил другую идею:

– Похитьте его.

Он посоветовал семье, что сказать Перо, чтобы у эмира не было выхода и он отпустил мальчика в последний раз повидать мать и получить ее благословение до того, как он пойдет на войну.

– Возможно, это наш последний шанс, – сказала мне Багика в тот вечер.

Когда она говорила с Перо по Skype, я стояла так, чтобы он не мог меня видеть, на случай если эмир наблюдает за ним. Я слышала, как Перо говорил матери, что ее и его тетю заберут из Антакьи и привезут увидеться с ним в Сирии.

Абу Адам предупредил, что эмир Перо может попытаться уговорить их пересечь границу Сирии из соображений безопасности. «Но не соглашайтесь на это, – сказал он. – Можете сказать ему, что по законам ислама он уже совершил грех, отправив мальчика сражаться без разрешения родителей. Вы две женщины и не можете путешествовать с незнакомцами по Сирии. Это ваш сын должен приехать увидеться с вами.

Багика повторила Перо именно эти слова. Поговорив с другим человеком, который, кажется, был с ним в одной комнате, Перо наконец согласился. Также он попросил мать привезти ему теплые носки, кожаную куртку, футболки, пенициллин и другие антибиотики.

– Он выглядит очень усталым, – сказала Багика после разговора. – Одет он в футболку. И он был не один.

– Возможно, он и приедет не один, – обеспокоенным голосом сказал Митко. – Это может быть опасно, но я не могу сидеть здесь и смотреть, как теряю сына.

Я связалась с Питером Финном и сказала ему, что семья готовится к путешествию в Антакью.

– Я по-прежнему не хочу видеть тебя возле границы, – сказал мне Питер. – Мы должны быть осторожны.

Я была разочарована, что не могу поехать с семьей Перо в Турцию, но я поддерживала связь с Серс с помощью смс и телефонных звонков. У Митко был знакомый в турецкой полиции, который помог ему связаться с подразделением по борьбе с терроризмом на турецко-сирийской границе.

Багика поддерживала контакт с сыном, повторяя ему, что на встречу приедут только она и Серс. Отец вылетел в Турцию без ведома Перо, на несколько дней раньше женщин, чтобы встретиться с полицией в приграничном регионе.

Предполагалось, что Перо встретится с Багикой и Серс в отеле в Антакье. Планировалось, что он проведет с ними несколько часов и заберет одежду и вещи, которые по его просьбе привезет мать.

«Он уже там, он приехал?» – я нервно бомбардировала Серс смс из Германии, пока они со своей невесткой сидели в вестибюле отеля и ждали.

«Пока нет», – отвечала она.

Перо должен был приехать уже двадцать минут назад.

Все волновались, что Перо приедет не один и что тот, кто будет с ним, нападет на родных, если они попытаются увезти мальчика. Полицейские и Митко прятались в машине неподалеку от отеля. Планировалось, что сотрудники турецкого подразделения по борьбе с терроризмом заберут Перо в участок, как будто арестовывают его, а потом отвезут Перо и его родных в аэропорт, чтобы в тот же день они могли улететь в Германию.

«Я послала ему сообщение и спросила, где он. Он только что ответил, написал, что будет в три часа дня», – написала мне Серс.

Около половины третьего она позвонила, чтобы сообщить, что полицейские офицеры, переодетые в гражданское, заняли посты в вестибюле и в машинах, припаркованных у выходов. «Это как в кино! Я так нервничаю, Суад! Как ты вообще делаешь свою работу, не понимаю!»

Через тридцать минут я получила сообщение от Серс: «Он прислал сообщение моей невестке. Спрашивает, где она, и говорит, что едет».

Я нервно смотрела на телефон, сосредоточиться на чем-то еще я совершенно не могла. Через десять минут пришла еще эсэмэска: «Он здесь, полицейские с нами, мы все плачем, не могу говорить сейчас, мы выезжаем в полицейский участок, а потом – в аэропорт. Я прилечу вечером».

Позже я узнала, что Перо приехал один, на автобусе. Митко, прятавшийся вместе с офицером полиции, дал сигнал, что это его сын. Тогда полицейские выскочили из машин, схватили Перо за руки и отвели в отель, где ждали мама и тетя мальчика.

Позже Серс рассказала, что даже Митко заплакал, когда увидел, что Перо обнимает мать.

Серс впервые видела слезы на глазах своего брата.

«Малыш был немного испуган, когда его схватили», – говорила Серс.

Он спросил полицейских, не может ли он помолиться, прежде чем они его заберут, и они разрешили.

Серс показала мне и Майклу видео, которое она сняла на телефон, пока они ехали в аэропорт вместе с Перо. Турецкий офицер полиции повернулся к ним и разговаривал с Перо.

– Если бы ты остался там дольше и перешел к следующему шагу, ты бы понял, что вступил на неправильный путь, – сказал офицер. – Благодари Аллаха, что тебе удалось оттуда выбраться!

Перо ничего не ответил.

– У кого есть право призывать к джихаду? Нельзя так просто призвать к нему. Есть определенные правила, – продолжил офицер. – Что важно – так это семья. Никогда не ставь то, что ты делаешь, впереди родных.

– Я думал, что это правильный путь, – сказал Перо.

Когда Перо с матерью и тетей сошли с трапа самолета в аэропорту Франкфурта, он был арестован немецкой пограничной полицией и его препроводили в штаб-квартиру полиции во Франкфурте. Там я и встретилась с Серс, пока она ждала, когда выйдут ее невестка и племянник.

Семья Перо и Абу Адам разработали для мальчика программу, чтобы он снова мог вписаться в немецкое общество. От группы его оторвали, но мозги в ней промывали хорошо. «Я сказал родственникам, что теперь мы должны много работать, чтобы он в конце концов снова туда не вернулся, – сказал мне Абу Адам. – Уверен, что они попытаются с ним связаться и попросят его вернуться».

Он был прав. Я видела и других людей, которых перехватывали на их пути к джихадским группировкам в Афганистане, Сомали или Йемене. Они могли не добраться до них с первого раза, но очень часто возвращались к общению в тех же самых кругах, что и раньше, и добивались успеха со второй попытки. На самом деле, когда они в конце концов достигали своей цели, они получали даже больше уважения, потому что их не остановили препятствия в продвижении к правильному пути и они не упустили шанса умереть как мученики. Случай с Перо отличался от других: он не был полностью убежден в джихадской идеологии и был не таким, как те, кто просто выполняет приказы. На самом деле Перо считал, что он спасает «угнетенных сирийских мусульман, которых притесняет Асад». Это была история, которую ему рассказали, и он знал, что в этом состоит долг любого мужчины-мусульманина. Еще существовала возможность вернуть мальчика обратно в общество, но для этого требовались серьезные усилия не только со стороны его семьи, но и со стороны религиозных авторитетов, которые могли бы ему объяснить, что его друзья и «эмир», как он называл лидера группировки, вырывают слова Корана из контекста или переиначивают их так, чтобы они служили их целям.

– Теперь нам нужно промыть ему мозги, – продолжил Абу Адам. – Они загрязнены, а мы должны их очистить.

Перо был счастливчиком. Он выбрался живым. Большинство других беглецов обратно не возвращались.

Абу Адам и родные мальчика много месяцев работали вместе, чтобы выдернуть Перо из того окружения, куда он попал. Они уничтожили все его адреса электронной почты, изменили номера телефонов и закрыли страницу в Facebook. Потом был еще человек, которого Митко подозревал в том, что именно он подготовил все, необходимое для отъезда его сына и других молодых людей. Митко сообщил о нем в полицию. Полицейские сказали, что им об этом мужчине известно и что он уже засветился во время их расследований, но, для того чтобы отправить его за решетку, доказательств не хватало.

Митко хотел убедиться, что этот человек, немец турецкого происхождения, будет держаться от его сына подальше, поэтому взял бразды правления в свои руки. «Я ходил к нему домой, – рассказал он мне, – и сказал ему: «Если ты или кто-нибудь из твоих так называемых братьев еще когда-нибудь приблизится к моему сыну, я клянусь Аллахом, что твоя голова покатится прямо к ногам этого вашего эмира. Тебе это понятно?»

Мужчина кивнул в знак согласия, и Митко ушел, довольный, что его послание дошло до адресата. Ни этот мужчина, ни его помощники больше никогда и близко не подходили ни к Перо, ни к родным мальчика.

Перо окончил школу и прервал отношения со старыми друзьями. Однажды, примерно полтора года спустя, я встретила его на улице – он держал за руку девушку. Оба были одеты в джинсы и модные футболки, волосы девушки свободно развевались на ветру, не прикрытые никаким шарфом. Перо смеялся и шутил. Он снова напоминал того маленького мальчика, который много лет назад нес торт с мисс Пигги.

Некоторые из его друзей позднее покинули ту группировку, в которой были в Сирии, и присоединились к другой – той, которая называла себя «Исламское государство Ирака и Леванта» или ИГИЛ, объявившей о своем существовании прошлым летом. Я узнала, что Абу Талха, который когда-то был рэпером по имени Десо Дог, тоже присоединился к ней.