Часть четвертая

Глава двадцать пятая

Однажды я просыпаюсь, и тьма вокруг меня уже не так непроглядна. Кажется, я выбираюсь из пучины мрака, в котором пребывала… не знаю, как долго. По крайней мере несколько дней. Может быть, недель. Но я и не чувствую себя прежней. Я иная.

Я вижу, что с моей кровати убраны вещи Хедер. Они сложены на стоящем рядом стуле. Там нет ни Спаркни, ни Теддингтона. Эти две любимые игрушки сгорели. Есть только набивная птица-топорик, которую я обнаружила в ящике, принесенном Каз. Маленький чемодан Хедер закрыт. Я раздавлена горем. Оно как паровой каток, и нет надежды, что когда-нибудь горе уйдет. Но не исключено, что я научусь с ним сосуществовать.

Раньше такое казалось мне невозможным. Это было непереносимо. Нестерпимо. Я не могла этого выдержать. Единственное, чего мне хотелось – оказаться в той спальне вместе с Хедер, когда комнату объяло пламя, – было невозможным. Поэтому я создала другую реальность и вошла в нее. Жить в ней было легче.

Я тяжело вздыхаю. Выход из сотворенной реальности изранил меня и открыл правду о моей жизни. Пока я недостаточно сильна, чтобы с этим справиться. В моей голове шелестят слова: Домой… ты должна вернуться домой… помнишь? Но я не слушаю. Не сейчас. Возможно, когда-нибудь. Может быть, скоро.

Раздается стук в дверь, и входит женщина. Она молода, может быть, немного за двадцать, с каштановыми волосами, зачесанными назад, и карими глазами за стеклами очков.

– О, привет, ты проснулась, – говорит она, улыбаясь. – Сегодня завтраком занимаюсь я. Голодна? – Она поднимает принесенный поднос и показывает его мне.

– Не очень. – Я сажусь, опираясь на подушку.

– Это неудивительно. В последнее время ты ела не много. Желудок у тебя, вероятно, сжался. Выпей, по крайней мере, кофе. – Она пристраивает поднос мне на колени и сама садится на кровать. – Если можешь, попробуй съесть тост. С джемом. Ням-ням.

Я улыбаюсь ей, но не потому, что мне весело. Я тронута ее заботливостью, и у меня возникает ощущение, что она знает меня лучше, чем я ее. Она с интересом смотрит на меня, пока я отхлебываю кофе.

– Ты выглядишь иначе, – замечает она. – Что-то изменилось.

– Да. – Я киваю. – Думаю, я чуть больше похожа на прежнюю себя. Извини. Не могу вспомнить, как тебя зовут.

– Дора. – Она похлопывает себя по груди и снова улыбается. – Это означает «дар». Арчер забавный. Я всегда говорила, что он думает, будто он дар Божий, так что он стал звать меня Дорой. На самом деле я Теодора.

Я смущенно улыбаюсь. Я понятия не имею, о чем она говорит.

– Как долго я болела?

– Больше недели. Ты была в плохом месте. Не знаю, что с тобой случилось, но Возлюбленный говорит, что это нехорошо.

– Возлюбленный? – переспрашиваю я, вспоминая, что где-то уже такое слышала.

– Да, прости, я имею в виду Арчера. Мы также называем его Возлюбленным. Я знаю, это звучит странно, но все это действительно имеет смысл. Ты поймешь, если останешься здесь. Он тебя исцелил, не так ли?

Неожиданно я вспоминаю яркую теплоту, исходившую от рук мужчины, вспоминаю, как она проникла через кожу и дошла до самых глубин моего существа.

– Да… думаю, что так. Должно быть, это был он.

Дора кивает:

– Он такое умеет. Меня это каждый раз поражает. Я просто благоговею. – Она кладет руку мне на ногу и широко улыбается. – Нам повезло, правда, Рейчел? Родиться в такое время.

Рейчел? Меня зовут… Кейт. Так правильно.

В голове мелькают обрывки воспоминаний. Стоп… Последний месяц или около того я была Рейчел Кэпшоу. Я отказалась от имени Кейт.

Какую-то секунду я полна удовольствия при мысли о возможности избежать боли, связанной с предыдущей жизнью. А затем вспоминаю, что это невозможно.

Я пыталась. Пыталась изо всех сил. Я делала все, что могла. У меня не получилось.

– Допивай, Рейчел, и я заберу поднос. Но ты должна пообещать мне, что на ланч съешь немного супа. Ты сильно потеряла в весе. Тебе надо восстанавливать силы. – Дора улыбается. – Ты знаешь диагноз своей болезни?

Я мотаю головой:

– Нет. Ничего не знаю. Предполагаю, просто депрессия.

– Ну да. Я видела твои таблетки в ванной. Сильнодействующие. Ты страдала. – Она смотрит с сочувствием. – Арчер сказал мне, что ты потеряла дочь. Мне так жаль.

– Спасибо. – Я не хочу говорить с ней об этом. – А где теперь таблетки?

– Арчер забрал их и выбросил в унитаз. Он не верит в это дерьмо. Он знал, что может вылечить тебя без них.

– О. Понимаю.

– Сейчас ты в самом лучшем месте, Рейчел. Правда. Ты станешь прежней личностью и даже более того. Ты попала сюда не без причины.

Она снова улыбается, встает, забирает у меня поднос и остывший тост и оставляет чашку с кофе. Когда она выходит из комнаты, я слышу в голове звучный голос: Теперь ты можешь быть с нами, Рейчел. Ты попала в нужное место. По воле Агнца ты будешь под защитой в конце света. Ждать осталось недолго. Обещаю тебе, что блаженство не за горами.

Я снова ощущаю золотое тепло в животе и отзвук какого-то милого чувства, которое испытывала когда-то, до того, как все прекрасное в мире умерло. И на мгновение у меня возникает надежда.

Всю первую половину дня я учусь вставать с кровати и ходить по комнате. Сначала я чувствую слабость и неуверенность и с радостью снова отправляюсь в постель. И сплю, а когда просыпаюсь, вижу у постели Софию с миской горячего супа на подносе.

– Привет, – говорит она со своим произношением хорошо образованного человека. – Так приятно видеть, что ты снова проснулась! Ты заставила нас поволноваться. Я принесла кое-какую еду, и ты обязана съесть ее целиком. Никаких споров.

Я не хочу с ней спорить. Я не могу отвести от нее глаз – так она красива. Длинные золотистые волосы падают на плечи, и у нее идеально гладкая загорелая кожа, как будто из рекламы косметического средства. Я знаю, что она и раньше хорошо выглядела, но сейчас она кажется сверхъестественной красавицей. Должно быть, я была заперта в затемненной комнате слишком долго.

София оставляет мне суп, и мне удается съесть его почти целиком. С едой приходит новый прилив энергии, я встаю с кровати и хожу по комнате, теперь с большей уверенностью. Осмелевшая, я направляюсь из спальни в ванную, радуясь, что мне больше не надо полагаться на постороннюю помощь, чтобы туда попасть. Я смутно вспоминаю, что меня приводили туда, поддерживая под руки с обеих сторон, осторожно опускали на унитаз и отводили обратно.

Как унизительно. По крайней мере, теперь я могу сама позаботиться о себе.

Все идет хорошо, пока я снова не выхожу в коридор, чтобы попасть в свою комнату. Энергия, которая поддерживала меня, исчезает; тяжело дыша, я прислоняюсь к стене и пытаюсь справиться с головокружением.

– Эй, эй! – Это Агнес спешит по коридору ко мне. – Ты в порядке? – В следующую секунду она обхватывает меня руками и поднимает. Она на удивление сильная. Помогая мне добрести до спальни, она говорит, и ее австралийский акцент кажется мне дружелюбным впервые с тех пор, как я встретилась с ней.

– Не надо себя заставлять. Арчер говорит, что ты только-только оправляешься, ты еще очень слаба. Я скажу ему, что с тобой надо провести еще один сеанс.

– Что он делает? – спрашиваю я, по-прежнему слабая, пока она доводит меня до кровати и усаживает. – Как это называется?

– Я не знаю, есть ли у этого название. Наверное, это сочетание нескольких практик. Точно есть какие-то элементы рэйки. Так, теперь мы садимся, так лучше? Арчер сам это все придумал. Он такой. Он все делает по-своему. Он лидер, а не последователь. Пионер. Он описывает нам себя как капитана корабля, плывущего в неизведанное. Вот только похоже, что ведает он многое. – Она усмехается мне. Я никогда не видела Агнес такой веселой. – Ну, как ты теперь?

– Лучше, благодарю.

– Это хорошо. Приходили эти старухи сестры, хотели тебя видеть. Арчер сказал нет. Он не любит, когда появляются посторонние. Особенно теперь, когда мы собираемся.

– Собираемся?

Агнес кивает:

– Да. Мы были заняты, пока ты оправлялась от… – Она слегка краснеет и быстро продолжает: – Люди прибывают из других домов, чтобы заняться подготовкой этого. Думаю, Арчер хочет сделать его своей штаб-квартирой. Теперь здесь много новых лиц, так что не удивляйся гаму. По всему дому идет работа.

– Правда? И вы все хранители? – спрашиваю я удивленно.

– Вроде того. – Агнес улыбается.

– И компания не возражает против ваших работ по дому?

– Ничуть. – Она беззаботно смеется. Настроение у нее явно сильно улучшилось с тех пор, как я впервые ее увидела. – Они это одобряют. Безусловно. Ну а теперь могу я забрать миску?

Во второй половине дня я снова сплю. Не знаю почему, но чувствую себя так, словно меня переехал грузовик. Или словно я пробежала какой-то адский марафон, снова и снова понукая себя добраться до финиша, пока внезапно не свалилась на землю, лишившись всех запасов энергии.

Тупое горе по-прежнему марширует в такт с биением моего сердца. Я чувствую жуткую вину за то, что дважды подвела Хедер. Я не смогла добраться до нее той ночью. Я привезла ее сюда и вновь потеряла.

Это было так реально. Она была такой реальной. Она снова была живой. Я знаю, что была.

Однако теперь я совершенно не ощущаю ее присутствия. Она исчезла. Вещи, которые я привезла с собой, с которыми, как я видела, она играла, это всего-навсего обломки жизни, которая исчезла.

Прости меня, дорогая. Я думала, что у меня получится.

И все же у меня есть и чувство благодарности. За те бесценные дни, когда она была со мною. Она снова жила. У меня был шанс читать ей, играть с ней, делать все то, что я так любила. Она смогла восстановить во мне нечто важное и дать мне силу повернуться лицом к правде: она умерла.

Однако есть и кое-что еще.

Темное знание трепещет в глубинах моего сознания. Нечто такое, что я не хочу видеть, о чем не хочу знать. Лучше смотреть вперед, а не вниз, в бездну. Я буду думать о Хедер и говорить ей «прощай». Я не пойду туда, где до сих пор клокочет и бурлит нечто ужасное.

Мне нужно исцелиться.

Агнес сдержала слово: когда солнце с приближением вечера приобретает цвет белого золота, в мою комнату приходит Арчер. Он аккуратно опускает игрушки Хедер на пол, придвигает стул ближе к моей кровати и смотрит мне в глаза.

«Я окружена привлекательными молодыми людьми», – думаю я. Все девушки красавицы, а теперь рядом Арчер, юный Адонис, непринужденный и волнующе привлекательный, как лев. Темно-каштановые волосы волнами ниспадают на плечи, а борода совсем не отвлекает внимания от идеальной формы рта и притягательных светло-голубых глаз. На нем серый спортивный костюм и белые кроссовки. На ком-то другом это выглядело бы ужасно, однако он, разумеется, выглядит непринужденно элегантным. Он принес мне чашку горячей бледно-зеленой жидкости.

– Итак, Рейчел, как ты себя чувствуешь? – В его голосе слышны аристократические нотки, как у Софии, и глубокая уверенность в своих силах, как у человека, который знает, что занимает не последнее место в мире.

– Хорошо… Мне немного лучше.

– Прекрасно, рад это слышать. Я принес тебе травяного чаю. – Он протягивает мне чашку. Жидкость душистая, с травянистым запахом. – Это тебя успокоит. Выпей. – Он смотрит, пока я делаю глоток. – Вот так. Он быстро подействует. У тебя была тяжелая травма, верно?

Я киваю. У него такой добрый и понимающий голос. Внезапно накатывают слезы, но я сглатываю их и глухо отвечаю:

– Да, верно.

– Я хочу тебе помочь.

– Ты мне уже помог.

– Врачеванием?

Я снова киваю и делаю еще глоток чая. Он прав. Чай успокаивает.

Он улыбается кривой улыбкой пирата:

– Хорошо. Это приятно слышать. Хочешь, чтобы я полечил тебя еще?

– Да. Да, пожалуйста.

– Хорошо. – Он встает. – Ляг и расслабься. Вообще-то это будет действовать лучше, если ты разденешься до пояса.

Меня слегка передергивает.

– Ты против? Прости, я не подумал. Мы здесь очень спокойно относимся к наготе. Ты это еще увидишь. Это наше естественное состояние, и мы не судим друг друга. То есть одежда – это круто. Но и наша кожа тоже. Мы нуждаемся в свете, как растения. Ты это знаешь, да, Рейчел? Так что, если тебе неловко, можешь просто лежать на животе, а я поработаю над твоей спиной.

– Хорошо, – приглушенно говорю я.

Я не имею представления о том, как выгляжу после недели лежания в постели, но знаю, что моя кожа не может быть такой загорелой, гладкой и приятной на ощупь, как у девушек с верхнего этажа. Однако я не хочу произвести впечатление скромницы. Я отставляю чай, глубоко вздыхаю и снимаю футболку, обнажая бледную грудь и живот, а потом быстро переворачиваюсь, чтобы он мог видеть только спину.

– Замечательно. Смелый поступок. Хорошо. Закрой глаза и расслабься.

Он подходит ко мне вплотную. Я чувствую близкое тепло его тела, а затем тепло его рук в нескольких сантиметрах от моей спины. Он надолго оставляет руки в таком положении, и я чувствую исходящее от них тепло, растекающееся по коже. Постепенно начинает казаться, что его ладони обжигают меня, не прикасаясь к моему телу.

Он начинает говорить, голос его негромкий и гипнотический.

– Это так хорошо, Рейчел. У тебя чудесная реакция. Ты впитываешь мое врачевание. Я чувствую, как ты принимаешь его от меня. В тебя входит моя жизненная сила, она вливается в твои глубины и лечит тебя. Ты чувствуешь это, Рейчел?

Я издаю звук, выражающий согласие, но говорить вряд ли могу. Меня окутывает тепло, оно обволакивает меня, как мед, растекается по ногам и согревает пятки и ступни, поднимается вверх и охватывает голову, расслабляя напряженные мышцы шеи и плеч, рассасывая комок у меня в животе. Это чудесное ощущение. Теперь он двигает руками, по-прежнему не прикасаясь ко мне, но равномерно распределяя восхитительное тепло по всему телу. Оно доходит до самых глубин и возвращает мое тело к жизни. Кожу покалывает и пощипывает, но это довольно приятно.

Он снова говорит, тон его по-прежнему проникновенный:

– Благословляю тебя, Рейчел. Я наполняю тебя блаженством своего присутствия и безусловно и определенно даю тебе знать, что ты на пути в рай. Идем с нами, Рейчел. Присоединяйся к нам. Мы дадим тебе нашу любовь, ты можешь разделить нашу любовь.

Следует пауза, а потом он мягко говорит:

– Перевернись, Рейчел.

Теперь я не смущаюсь. Я переворачиваюсь с закрытыми по-прежнему глазами, открываю ему свое тело, ни о чем не заботясь, только желая впитать еще больше этого целительного тепла. Теперь его руки зависают над моим животом и согревают его. Я чувствую, как раскрываюсь, подобно цветку, поворачиваюсь к свету, подобно подсолнуху, головка которого следует за солнцем.

– Теперь ты приближаешься к нам, не так ли? Ты готова принять нас. Мы можем предложить тебе то, в чем ты нуждаешься. Мы можем предложить тебе мир, умение довольствоваться тем, что есть, и исцеление.

Его слова действуют на меня, как нежный смягчающий бальзам на обожженную солнцем кожу. Я так хочу того, что, по его словам, он может мне дать!

– Я расскажу тебе, – говорит он своим приглушенным гипнотическим голосом, – как ты можешь этого достичь.

На следующий день я покидаю свою комнату. Кто-то заходил в нее, пока я спала, и оставил мне одежду: мешковатые льняные брюки, белую футболку и пару белых кожаных сандалий. Я одеваюсь, а потом, поскольку еще холодно, натягиваю поверх футболки джемпер, нарушая белую палитру его красными и розовыми полосками. Я выхожу и иду по дому, чувствуя себя так, будто не была в нем очень долго.

Агнес права, шума прибавилось. Я вспоминаю стоявшую тут тишину, когда я только приехала. Атмосфера разительно изменилась. Дом полон энергии и какого-то безудержно хорошего настроения. Я слышу доносящуюся сверху музыку, то ли из радиоприемника, то ли из стереосистемы, и время от времени слышен чей-нибудь радостный голос, которому отвечает другой. Теперь здесь есть мужчины – я слышу отголоски мужских разговоров, даже громкое пение басом. Повсюду кипит какая-то деятельность. Я вижу людей, занятых в комнатах, что-то переносящих, что-то ремонтирующих; стук молотков и жужжание дрелей. В вестибюле у окон я вижу высокие подмости башенного типа. Молодой человек на верхушке подмостей крепит что-то вроде ролеты; второй работает внизу. Это не изящные деревянные жалюзи, а тяжелая сталь. Массивная штука.

Мужчина у подножия подмостей оглядывается и видит меня. Он усмехается. Это еще один симпатичный парень в удивительно хорошей физической форме, загорелый и мускулистый, как, кажется, все они. «Может, это условие пребывания здесь? – думаю я. – Вся эта физическая красота. И если это так, почему, черт возьми, они позволили быть здесь мне?»

– Должно быть, ты Рейчел? – говорит он с американским акцентом. – Привет! Рад познакомиться.

– Верно. – Я иду к нему, смущенно улыбаясь. Мужчина на верхушке подмостей все еще сверлит что-то дрелью. Затем он перестает работать, поднимает на лоб защитные очки и поворачивается на звук наших голосов. – А тебя как зовут?

– Роки. – Он жестом показывает наверх: – А там Фишер.

Фишер, чернявый и со щетиной на лице, смотрит вниз сквозь щели в досках подмостей и бормочет приветствие. Он переводит взгляд на ролету, как бы желая вернуться к работе, однако воздерживается, пока я здесь.

– Что вы делаете? – интересуюсь я.

– Устанавливаем внутреннюю защиту, – с улыбкой отвечает Роки.

– Это скорее что-то промышленное. – Я морщу брови. – А вам разрешено это делать? Я имею в виду, разве этот дом не числится в реестре памятников архитектуры, или как там это называется?

Роки пожимает плечами:

– Не знаю. Понятия не имею. Мы просто делаем то, что нам поручено. Насчет этого ты должна спросить у Арчера.

– Зачем нужны такие большие массивные ролеты? – Заинтересованная, я подхожу ближе к подмостям.

– Они будут на всех окнах. У нас есть Линус – в технике он настоящий спец. Он сделал так, что ими можно будет управлять изнутри нажатием кнопки. Первый признак опасности, и – бах! – ролеты опускаются. Двери тоже будут укреплены. Через десять секунд дом превращается в безопасное пристанище.

– Хм. Да. Понимаю. А зачем вам нужно безопасное пристанище?

Роки смеется так, будто я отмочила великолепную шутку.

– Да… А сейчас я продолжу, если не возражаешь. Приятно было познакомиться. Еще увидимся.

Фишер уже опускает на глаза защитные очки, готовый снова сверлить. Через секунду визг дрели наполняет вестибюль, на окна сыплются искры.

Я иду к небольшой гостиной, бывшей моим приютом, когда я жила здесь одна. Открыв дверь, я обнаруживаю группу женщин, сидящих вокруг стола. Перед каждой открытый ноутбук. Еще одна пара сидит на диване, покрытом синим шерстяным одеялом, и шьет что-то большое и замысловатое. Все поворачиваются, чтобы посмотреть на меня, болтовня немедленно смолкает.

– Привет, – говорит одна из них. – Ты кто?

– Я Рейчел, – отвечаю я в испуге. Все они выглядят такими уверенными в себе, сидя в комнате, которую я не так давно считала своей. – Арчер… меня знает.

– Та больная тетка, – еле слышно шепчет одна из них своей соседке.

– Хорошо, – говорит женщина и встает. Она выглядит как китаянка, но произношение у нее чисто английское, характерное для хорошо образованного человека. На ней облегающие белые джинсы и столь же облегающая белая футболка с надписью «Гений» на груди. – Да. Он о тебе рассказывал. Рассказывал, девочки?

Все кивают и бормочут в знак согласия.

– Мы надеемся, что ты чувствуешь себя лучше, – говорит другая, дружелюбная круглолицая девушка с розовыми щеками и копной светлых волос, схваченных лентой.

– Да, спасибо, лучше. – Я обвожу их взглядом. – А что вы все делаете?

– Необходимую работу по дому, – говорит та, что сидит на диване, откладывая иголку с гримасой на лице. – У меня палец болит. Я, пожалуй, устрою небольшой перерыв.

– У всех нас есть работа, – с упреком говорит ей китаянка.

– Да, но вы сидите за компьютерами, а я, черт возьми, шью!

– Хватит, Кайя.

– Прошу прощения, – говорит Кайя. – Но от этого вышивания любой может спятить.

– А мне нравится, – бормочет девушка, сидящая рядом с ней, и продолжает вышивать красным шелком. Ее крошечные изящные стежки складываются в лепесток розы.

– Что вышиваете? – вежливо спрашиваю я. – Выглядит очень красиво.

– Это пелена для алтаря, – отвечает Кайя и расправляет полотнище, чтобы я могла увидеть замысловатую картину, которую они создают. В центре белый барашек с поднятым передним копытцем и сверкающей короной на голове. Он стоит в поле прекрасных цветов, а над ним парят ангелы. Такая кропотливая работа должна была занять много часов.

Я изучаю картину, а китаянка пристально наблюдает за мной. Затем она говорит:

– Мы просим прощения, но нам действительно надо вернуться к работе.

– Да, разумеется. Я уже ухожу. – Я улыбаюсь Кайе, которая представляется очень дружелюбной. – Когда вы надеетесь это закончить?

– О, работа почти сделана. Все будет готово к пятничной церемонии. Ты на нее придешь?

– Кайя, – предостерегающе одергивает ее другая женщина.

– Не знаю, – отвечаю я. – Возможно. Посмотрим, что скажет Арчер.

– Может быть, увидимся там. Если не раньше. – Кайя вдевает в иголку новую шелковую нить, на этот раз зеленую.

– До свидания, Рейчел, – говорит китаянка, и я слышу в ее голосе предложение уйти.

– Да. До свидания.