Часть третья

Глава семнадцатая

– Привет, Каз, – говорит Рори, стоя в двери. Он пытается улыбаться, но лицо у него измученное. – Можно мне войти? У меня есть кое-какие новости.

Каз глядит на него. Неужели он узнал, где Кейт? Она надеется, что это так. Тогда она больше не будет разрываться между обещанием, данным Кейт, и желанием облегчить страдания Рори. В глубине души она знает, что готова сломаться. Она так беспокоится о Кейт, так озабочена отсутствием связи! Телефон выключен. Электронные письма остаются без ответа.

– Конечно. Заходи, – откликается она.

На кухне Рори валится на стул.

– Она исчезла две недели назад, – говорит он. – Больше двух недель. Они не могут отыскать никаких следов. Где, черт возьми, она может быть?

Каз глядит на него. Я должна держаться. Я пообещала. Она глубоко вздыхает:

– Я не знаю.

Это правда. Она не знает. Однако то, что она знает, терзает ее изнутри.

– Что за новости?

– Ади пришел в себя. – Губы у Рори сжимаются, и она видит, что он борется с эмоциями, угрожающими вырваться наружу.

Каз ахает и расплывается в улыбке:

– Но это же великолепно! Он пришел в себя! Ой, Рори, я так рада за тебя и за него! Как он? Что говорят о его состоянии?

– Это произошло вчера. Мне объяснили, что этого следует ожидать, когда они уменьшили дозу лекарств. Это был потрясающий момент, Каз, когда я увидел, как у него открылись глаза после всего этого времени. – Рори выдавливает из себя улыбку. – Сознание у него помутненное. Он еще не вполне адекватен. Однако они думают, что у него все будет хорошо.

Его лицо искажается, голос дрожит:

– Он нуждается в матери. Он про нее спрашивает. А я… я не знаю, где она. Я не могу сделать так, чтобы его мать была рядом. Знаешь, каково это? Почему он должен потерять еще и мать?

– О господи… – Каз подходит к нему и обнимает. – Ох, Рори. Это так ужасно. Мне так жаль.

Пока Ади был в коме, отсутствие Кейт не имело для него значения. Но теперь… Теперь все иначе. Я поклялась. Я поклялась, что не скажу.

Но она же не знает об Ади.

Хочет ли она знать? Она не стала бы о нем говорить. Она не стала бы его упоминать. Она не стала бы упоминать и Хедер. Оба были запретной темой, как будто единственный способ справиться заключался в том, чтобы стереть их из памяти. Вот разве что, вспоминает Каз… Один раз по телефону Кейт сказала: «Они хотят забрать у меня Хедер». Тогда она подумала, как они могут это сделать, если ее уже нет?

Она выпускает Рори из своих объятий и садится рядом.

– Не знаю, что мне делать, – хрипло говорит он. – Я еще не сказал ему о Хедер. Я не смог. Я просто сказал, что мама и Хедер сейчас не могут быть с нами. Я счастлив, что у меня есть он, что с ним все будет в порядке. Но, Каз… когда я думаю о том, что я потерял…

Она ласково успокаивает его, кладет свою руку на его руку. Она смотрит ему в глаза и видит, что они полны слез.

– Ох, Рори, – говорит она, и ее сердце разрывается от жалости к нему. – Ты многое пережил. Мне жаль, что все так ужасно. Но Ади снова с нами. Это чудесно.

– Этого недостаточно, если нет Кейт. – Он с мукой смотрит на нее. – Каз, я всегда был тебе другом, правда?

Она кивает. Это верно. Когда Филип ушел, Рори был рядом. Он приходил всякий раз, когда был нужен, чинил бойлер, вешал полки и вообще всячески помогал. Он не говорил о Филипе. Он просто спрашивал: «Ты в порядке?», принимал кофе или пиво, которые она предлагала, и занимался ее проблемами. По крайней мере, практическими.

Но Кейт – моя лучшая подруга. Она была ею с самого начала, с тех пор, как я забеременела Леей, а у Кейт должен был родиться Ади.

Они познакомились в дородовой группе. Приблизительно одного возраста, со схожим прошлым, обе работали в суматошных офисах, где список неотложных дел никогда не кончается, а на столе всегда тонны бумаг… Они сразу понравились друг другу и стали близкими подругами. Через два года у них с разницей в несколько месяцев появилось по второму ребенку. Каз родила Мику раньше, и Кейт помогала, забирая к себе Лею, когда Каз надо было уделять младенцу особое внимание. Позднее, когда появилась Хедер, Каз делала для нее то же самое. Когда все вернулось в нормальное русло, они использовали одни и те же ясли и одних и тех же нянек. Их дети ходили в один класс в школе, и они передавали друг другу салфетки, чтобы утирать слезы умиления на рождественских спектаклях. Они обсуждали кухонные шторы, достоинства миндального молока, причины экземы и способы избавиться от вшей – они всегда выводили вшей одновременно, поскольку дети проводили вместе так много времени. Они бегали трусцой в парке, когда испытывали приливы энергии, и вместе смотрели реалити-шоу с вином и закусками, когда таковые отсутствовали. Они изобрели переходящий график присмотра за детьми: одна пара забирала детей другой пары с вечера пятницы до вечера субботы, тогда как вторая пара возилась со всеми четырьмя с субботнего до воскресного вечера. Они по очереди наслаждались блаженным отдыхом в субботу вечером и в воскресенье утром; первая смена была легче, поскольку предвкушались удовольствия – поход куда-нибудь вечером и ленивое утро с газетами и завтраком, еще более приятное от сознания того, что в другом доме в это время с криками требуют блинчиков и дерутся подушками перед телевизором, показывающим мультфильм.

Каз и Кейт одинаково воспринимали многие вещи. Они вместе смеялись и вместе горевали и никогда не спорили, разве что по поводу участников реалити-шоу. Если они были недовольны друг другом, то несли недовольство домой, делились со своими мужьями, и на этом дело заканчивалось. Они извинялись друг перед другом, шли в любимый бар, где ели анчоусы, пили «Просекко», хихикали и сплетничали, пока причина размолвки не оказывалась забытой.

«Это было счастливое время. Мы были так близки», – с тоской думает Каз.

Беззаботные времена кончились, когда Фил ушел. Все изменилось, они перестали быть двумя парами. Теперь Каз нуждалась в Кейт больше, чем Кейт в Каз. Они часами говорили о Филипе и о женщине, к которой он ушел.

– Чертов Интернет, чертовы свидания! – с чувством говорила Каз, наливая еще один бокал вина.

– Аминь! – отвечала Кейт, поднимая свой бокал.

– Не могу поверить, что у кого-то хватило глупости взять его себе.

– Полагаю, они будут несчастны, – утешала ее Кейт. – Или счастливы так, как бывают счастливы идиоты, когда объединяются в пару.

– Да-а. – Она допивала вино.

– Он об этом еще пожалеет, – декларировала Кейт. – Безусловно, это кризис среднего возраста. Нам следовало бы заметить наступление этого кризиса, когда он стал ездить на велосипеде и носить одежду из лайкры.

– Вероятно, он хотел, чтобы я обнаружила его послания к этой девке. Ручаюсь, он специально оставлял телефон дома. А потом звонил мне и просил его поискать! С таким же успехом он мог дать объявление в «Таймс»: «У меня роман, и я намерен бросить свою жену».

Каз горько рассмеялась. Узнав об этом романе, она в слезах позвонила Кейт. Та сразу же примчалась, прихватив с собой вино и бумажные платки. «Не делай поспешных шагов, – посоветовала она. – Подожди и посмотри, что произойдет. Ты сможешь пережить все это».

Тем вечером Фил пришел домой и сразу догадался, что она знает. Она же почувствовала: он обрадовался тому, что все выплыло наружу. Через неделю он ушел. Каз умоляла его остаться, отчаянно желая сохранить семью. Она пригласила его в гости, приготовила для него ужин, открыла шампанское и попыталась его соблазнить. Он отверг ее. Это стало самым унизительным переживанием в ее жизни. Однако после этого она поняла, что все и в самом деле кончено.

Кейт просиживала у нее часами. Каз нужно было выговориться, примириться с тем, что произошло, и свыкнуться с ужасным фактом: каждый второй уик-энд ей предстоит передавать Филу девочек. Кейт вновь и вновь выслушивала одни и те же истории, анализировала поведение Фила и обнимала Каз, когда та плакала, при этом мягко подталкивая ее к тому, что надо поскорее выкарабкаться из всей этой ужасной неразберихи. Утешение, разговоры, ободрение – всем этим занималась Кейт.

Время от времени Кейт сама жаловалась на Рори, и Каз не могла этого понять. Она всегда по-хорошему завидовала тому, что у них было. Конечно, Рори был не слишком энергичным. Он относился к тому типу мужчин, которые довольны судьбой: любил их красивый дом, детей и, разумеется, Кейт. Он не хотел больше того, что имел. Однажды он сказал Каз, что с радостью остался бы в крошечной квартирке, в которой они начинали совместную жизнь. Нынешнему положению дел они были обязаны Кейт: она зарабатывала больше мужа, и ей всегда хотелось иметь более дорогой автомобиль, более красивый дом. Она хотела, чтобы жизнь была такой, как она хотела, и любила украшать дом, стремясь сделать его идеальным. У нее были твердые представления о том, как надо жить, и Рори был счастлив с этим соглашаться. Кейт могла быть жесткой, безкомпромиссной. А Рори был ее противоположностью – покладистый, легко адаптирующийся, миролюбивый. Сначала все это работало, однако позднее, полагала Каз, привело к неприятностям. Он не хотел раскачивать лодку. Он не хотел говорить ей, что все, чего она добилась с таким трудом, было под угрозой.

В общем, иногда, в долгие вечера за бутылкой вина, когда они часами говорили о Филе, вдруг наступала очередь Кейт.

– Проблема с Рори… – говорила она и замолкала. Это его молчание, интровертный подход ко всему на свете, сводили с ума. При общении он предпочитал намеки и предположения прямому диалогу. Он придерживался своего мнения, пропуская ее суждения мимо ушей ради сохранения спокойной жизни.

– Неужели ты не видела, что он собой представляет, когда выходила за него замуж? – спрашивала Каз с недоверием.

– Нет. Честно, не видела. Может быть, первые десять лет говорила только я, – продолжала Кейт с усмешкой, – и не замечала, что в ответ он предпочитает помалкивать.

Теперь, когда заметила, больше не замечать она уже не могла. Их отношения, как у большинства, начались со взаимной влюбленности и убежденности в том, что совместная жизнь будет состоять из безмятежных вечеров, наполненных сексом и смехом. Потом пришло понимание, что партнер является чужим человеком.

– Я никогда не знала Фила! – восклицала Каз. – Совсем не знала. Он все время был для меня абсолютной загадкой. Теперь это очевидно.

– Но ты, может быть, знала Фила в определенный момент его жизни. А сейчас он другой человек.

– Может быть. А может быть, брак – это сплошная иллюзия. Попытка притвориться, что мы не одиноки в этом мире, выдумка, которая нас успокаивает.

– Это слишком пессимистичная оценка. – Кейт на мгновение задумалась и сказала: – Что ж, брак может быть обманом. Ну а дети? Это же не иллюзия?

Каз медленно кивнула:

– Да, пожалуй. Это единственная долгая любовь, на которую ты можешь положиться. Ты всегда любишь своих детей – по крайней мере, я не могу себе представить, что перестала любить Лею и Мику. – Она криво усмехнулась. – Ну ладно, если бы они стали жуткими серийными убийцами, это было бы не так просто.

– Это и радость, и горесть, – заметила Кейт, – потому что дети всегда от тебя уходят. Они растут и отдаляются от тебя. Все, что ты можешь, это наслаждаться каждой минутой, проведенной с ними, пока ты являешься центром их мира.

– Верно.

Обе молчат, думая о собственных детях. Потом Каз говорит:

– Я до сих пор на стадии львицы – ну, знаешь, я готова растерзать любого, кто их обидит. Полагаю, когда они вырастут, это чувство должно утихнуть.

Кейт кивнула:

– Должно утихнуть. Не могу представить себе свою мать, терзающую кого-то, кто обижает меня теперь. – Обе рассмеялись, поскольку мать Кейт была известна своей ленивостью и подняться с дивана ей стоило немалых трудов, разве что ради дополнительной порции джина с тоником. – Она предпочитает терзать меня, – добавила Кейт, и они еще посмеялись, поскольку мать Кейт имела склонность слать электронные письма поздним вечером, когда бывала, судя по всему, пьяна и хотела поделиться своими горькими мыслями о том, почему Кейт вызывает у нее такое недовольство.

Хотя Каз отчасти понимала, почему Кейт недовольна Рори, в ее глазах он выглядел прекрасным мужем. Рори был очень славным. Он никогда не ходил в паб, почти не пил, никогда не пялился на других женщин и не флиртовал. Он любил быть дома с семьей, готовил для всех еду, занимался домашними делами, помогая Кейт покрасить комнату или переставить мебель. Кейт начала воспринимать это как должное. Каз догадывалась, что мягкость и полная предсказуемость Рори внушили Кейт ложное чувство безопасности. Она привыкла думать, что у ее мужа нет иной жизни, кроме той, что она видела, и нет никаких секретов.

Теперь, когда Каз думает о том, как у них все было, она очень из-за них страдает. Не важно, что Кейт жаловалась на Рори и хотела, чтобы он в чем-то изменился или вел себя чуточку иначе. Она уверена, что Кейт вернулась бы к той прежней жизни не задумываясь. Сейчас она должна понимать, какой счастливой была.

– Каз!

Это Рори, сидящий за кухонным столом напротив нее.

– Да? – Она возвращается к нему.

– Знаешь ли ты что-то такое, о чем не говоришь мне?

Она не в состоянии встретиться с ним взглядом. Она хочет посмотреть на него, заглянуть в его глаза со слегка опущенными уголками. Глаза у него карие, с темными искорками, глаза дружелюбной собаки.

– Давай снова попробуем восстановить события в памяти, – медленно говорит он. – Просто для пущей уверенности.

– Конечно.

Она идет к холодильнику, вытаскивает бутылку вина и достает из буфета два бокала. Когда она начинает наливать вино, Рори говорит:

– Я за рулем.

– Тогда капельку. За компанию.

– Хорошо.

Он позволяет ей придвинуть к нему бокал, но не пьет, просто смотрит, как запотевает стекло от холодного вина.

– Итак, давай разберемся. Ты говорила с ней три недели назад. В понедельник. Правильно?

Каз делает большой глоток ледяной жидкости, потом говорит:

– Да, правильно.

Он достает из своего кармана листок бумаги и берет ручку, готовясь записывать.

– И соседи видели ее в тот день. Однако во вторник автомобиля уже не было, шторы были задернуты, и с тех пор ее никто не видел. Следовательно, она уехала в промежутке между твоим разговором с ней и утром вторника.

– Да, должно быть, так. – Ей хочется, чтобы он поднял бокал и выпил вина.

– В каком она была настроении? Что она говорила?

Каз вспоминает последний разговор с Кейт перед тем, как приступила к осуществлению своего плана. Она могла бы сказать: «Знаешь, Рори, она немножко напоминала генерала перед началом кампании, который отдает последние приказы и улаживает сиюминутные затруднения. Она дала мне инструкции по поводу того, как с ней связываться, и уехала». Она этого не говорит. Она чувствует себя беспомощной, неспособной сказать правду, но и лгать не желающей.

– Каз!

Рори протягивает руку и кладет ладонь на ее сложенные руки. Она слегка подскакивает, пораженная мягким теплом, исходящим от его руки, и человечностью его жеста.

– Я был здесь уже несколько раз, я снова и снова спрашивал тебя об одном и том же. Ты говоришь, что ничего не знаешь, но я тебе не верю. Думаю, ты что-то скрываешь. Ты и Кейт – лучшие подруги, вы все рассказываете друг другу. Я не верю, что ты не знаешь о том, что с ней случилось.

Она заставляет себя встретиться с ним взглядом. Его карие глаза, обычно такие мягкие, сейчас ярко горят.

– Это серьезно, – говорит он. – Она нужна Ади. Полиция ее ищет. Я беспокоюсь о ней. Ты знаешь, в каком душевном состоянии она была. Неужели ты о ней не беспокоишься?

Каз наливает себе еще вина.

– Да, конечно. Я ужасно беспокоюсь.

– И ты, и я знаем, что она была в плохом состоянии, когда уехала. И эти таблетки, на которых она сидела. – Глаза Рори очень выразительны, хотя он не высказывает того, о чем наверняка думает: уезжая, Кейт собиралась покончить с собой.

Каз чувствует себя жалкой и несчастной. Ей хочется рассказать ему обо всем – насколько она знает, Кейт жива, и есть шанс, что она вернется. Молчание Кейт начинает ее глубоко беспокоить, и она жаждет поделиться своей озабоченностью с человеком, который волнуется так же сильно, как она. А теперь, когда Ади пришел в сознание и спрашивает о Кейт, у нее, у Каз, появились совершенно новые, иные обязательства – обязательства перед мальчиком, который нуждается в матери…

Но я дала Кейт обещание. Мне нужно об этом подумать. Мне надо обрести уверенность перед тем, как я предам ее.

Рори встает, к своему бокалу он не прикасался.

– Если что-нибудь произойдет, если она свяжется с тобой, звони в любое время. Днем и ночью. Хорошо?

Каз кивает не раскрывая рта. Она не доверяет себе.

– Если не отвечу, я, вероятно, в больнице с Ади. Тогда отправь текстовое сообщение, я прочитаю его, как только смогу.

– Хорошо. – Ей удается выдавить из себя ответ. – Так и сделаю.

– Спасибо, Каз. – Он смотрит на нее этими карими глазами так напряженно. По правде говоря, она еще никогда не видела, чтобы Рори был так настойчив и энергичен. – Береги себя. Я буду на связи.

Она наблюдает, как он уходит, а потом трясущейся рукой наливает себе еще один бокал.

Ох, Кейт. Ну пожалуйста, пожалуйста, свяжись со мною. Я не знаю, как долго смогу хранить твой секрет.