Глава четырнадцатая

Летти смотрит, как преподобный Филлипс обходит дом – во всяком случае, цокольный этаж – и выглядит очень довольным. Удовлетворенным, думает Летти. Арабелла следует за ним по пятам, так близко, что, кажется, прилипла к нему. Она напряжена и возбуждена. Летти идет следом с Сарой, женой преподобного, пожилой дамой с добродушным лицом и низким приятным голосом.

– Какой у вас чудесный дом, – на ходу говорит она Летти.

– Благодарю вас.

– Ваша сестра – самая добрая женщина в мире.

– Она может быть очень щедрой, миссис Филлипс, – говорит Летти.

– Пожалуйста, называйте меня Сарой. Как-никак, мы будем одной семьей. – Пожилая дама улыбается. Она, по-видимому, ничего не имеет против того, что перевозбужденная Арабелла плотно прижимается к ее мужу.

– Полагаю, мы уже семья, – говорит Летти слабым голосом.

– Это замечательно, – говорит преподобный Филлипс. – Это великолепно, мисс Эванс.

Они останавливаются, чтобы заглянуть в библиотеку, и преподобный оглядывает ряды книг в кожаных переплетах, дорогую мебель, сидения из латуни и кожи у камина. Очевидно, то, что он видит, его радует, и на лице у него уже появляется собственническое выражение, как будто он представляет себя в этой комнате за большим письменным столом орехового дерева со вставкой из красной кожи.

– Отличная комната, – говорит он своим низким голосом. Летти не может не реагировать на этот голос с его мягкими интонациями и тембром, который, кажется, затрагивает самые ее глубины. Она не знает, почему это так. Преподобный Филлипс не слишком красив и не слишком молод, хотя и моложе своей жены, однако он источает неизъяснимое обаяние. Возможно, дело в его белых волосах, благодаря которым кожа по контрасту кажется молодой, несмотря на глубокие складки, которые идут от крыльев носа ко рту, и между бровями. Летти думает, что ему лет сорок пять, возможно, немного больше, но его жене с ее душевной уравновешенностью, отражающейся в аккуратности одежды и гладкости седых волос, собранных в тугой пучок, должно быть никак не меньше пятидесяти.

И все же главное – это его личное обаяние. Отчасти оно обусловлено голосом, отчасти пронзительными голубыми глазами под черными бровями и отчасти тем, как он себя подает. Он держится с необыкновенным достоинством и уверенностью. Его окружает аура мудрости и… и… грациозности, подсказывает Летти нужное слово ее рассудок. Грациозность – странное определение по отношению к мужчине в тяжелом черном пальто и с тростью с набалдашником из слоновой кости, которая служит скорее не для практического использования, а для того, чтобы производить впечатление. И он производит. Кажется, воздух вокруг него так и вибрирует от энергии и чего-то такого, что Летти может назвать лишь харизмой, присущей великому актеру.

Она может понять, почему Арабелла так очарована им. Та вьется вокруг него, показывает ему дом со щенячьим энтузиазмом, как будто жаждет, чтобы ее погладили по головке и сказали, что она хорошая девочка. Более того, от нее исходит истинное почитание. Даже поклонение.

Они продолжают обход дома, не пропуская даже судомойню и прачечную. Арабелла объясняет, что поместье включает в себя несколько коттеджей, и восторженно хвалится размерами территории. Преподобный слушает ее с самодовольством. Когда они наконец возвращаются в салон, где Энид накрыла к чаю, преподобный заключает руки Арабеллы в свои и смотрит ей в лицо. Сара безмятежно сидит на диване, попивает чай и спокойно наблюдает, как ее муж испытывает свои чары на Арабелле. Леттис видит, как сестра подергивается от возбуждения, щеки у нее пылают, а рот приоткрывается.

– Агнец Божий с вами, мисс Эванс, – говорит преподобный своим густым раскатистым голосом. – Он пробудил вас и призвал к святому делу. Вы – часть его замысла, жизненно важная часть. Да спасутся избранные! И здесь, в этом чудесном месте, избранные начнут осознавать его милосердную миссию. На вас поистине благодать Господня, мисс Эванс. Я вижу чудеса духа, проявляющиеся в вас и через вас!

Арабелла дрожит, ее глаза сверкают.

– Да, Возлюбленный. Да. Я чувствую это… о, я чувствую это.

– А теперь давайте помолимся. – Не выпуская рук Арабеллы, он склоняет голову, и женщины следуют его примеру. Сара закрывает глаза и складывает ладони вместе, когда преподобный обращается к Всевышнему. Летти из-под сомкнутых век видит, что Арабелла целиком погружена в молитвенный экстаз.

– Ты не можешь так поступить, Арабелла. Я этого не допущу! – Сесили расхаживает по салону с напряженным от ярости и страха лицом.

– Не думаю, что ты сможешь остановить меня, – холодно отвечает Арабелла. Вокруг нее аура неприступности, и все они это чувствуют.

– Летти, ты тоже участвуешь в этом сумасбродстве? – требовательно спрашивает Сесили, поворачивая к ней пылающий взгляд.

Летти едва успевает открыть рот, как Арабелла говорит:

– Разумеется, участвует. Только это не сумасбродство. Это убийственно серьезно.

– Не могу этому поверить! – Сесили закрывает руками лицо и трясет головой. – Это безумие, чистое безумие.

– Возлюбленный говорит, что ты неверующая, Сесили. Ты и Эдвард. Вы оба обречены гореть в геенне огненной, и ваши будущие дети тоже. – Арабелла говорит это так спокойно, как если бы речь шла о слишком холодной для этого времени года погоде. – Но у тебя все еще есть шанс присоединиться к избранным. Тебе только надо увидеть истину. Послушай Возлюбленного и пойми.

Сесили теперь выглядит сбитой с толку.

– Но, Арабелла, ты же собираешься отдать ему этот дом! Со всеми потрохами! И как мне к этому относиться? Ты должна понять, что так поступать несуразно!

– Наоборот, это очень разумный поступок, – отвечает Арабелла. – День Страшного суда совсем близко. Возлюбленный разъяснил нам это предельно ясно. Все знаки указывают на то, что близится конец мира.

– Какие знаки? – требовательно спрашивает Сесили. Ее голос снова полон ярости. – Не рассказывай мне о войне, чуме и прочих напастях. Все это так же вечно, как луна! На что они указывают?

Летти идет к эркерному окну и смотрит на подъездную дорогу и сад. Она знает, что спорить с Арабеллой бессмысленно. Сесили не видела Возлюбленного, она ничего не знает о силе, которую он источает, и о том, как реагирует на него Арабелла. Та просто околдована им, пребывает всецело в его власти. Летти чувствует, как эта сила захватывает и ее. Каким-то образом это связано с трепетом в животе, порождаемым его голосом, с ощущением абсолютной безопасности, которое вызывает его уверенность в их недосягаемости для смерти и распада. Она не хочет, чтобы так было, однако сила его взгляда такова, что по коже начинают бегать мурашки, а кончики пальцев дрожат, как у Арабеллы, когда та рядом с ним. Она не может не представлять себе, как преподобный обнимает свою жену, заключает ее в объятья и прижимает свои губы к ее губам. На что это должно быть похоже – быть наедине с Возлюбленным?

– Главнейший знак – это сам Возлюбленный, – отвечает Арабелла, голос ее очень спокоен. – Он – пятое воплощение.

– Что? – переспрашивает Сесили.

– Первым был Адам. Потом Ной. Потом Авраам. Потом Христос. А сейчас…

Сесили испуганно ахает:

– Нет, Арабелла! Не смей говорить такое! Он не может объявлять себя мессией! Он не смеет!

«А как насчет Моисея? – думает Летти. – Почему его пропустили?»

– Возлюбленный – следующее воплощение, – с гордостью повторяет Арабелла.

Сесили вскакивает на ноги.

– Это святотатство, Арабелла! Ужасное святотатство! А епископ знает?

– Миру еще не время узнать об этом. Только мы, его последователи, удостоены обладать этим драгоценным знанием. – Арабелла наклоняется к сестре, ее вновь охватывает возбуждение. – Неужели ты не видишь всю честь, всю славу этого знания? Воплощение здесь, в этом доме! Где мы будем ожидать Пришествия, где мы не будем подвержены смерти! О, Сесили, мы избранные! Неужели ты этого не понимаешь?

Она встает и широко раскидывает руки, на лице написано блаженство.

– Поверь, Сесили! Поверь – и спасешься! Присоединяйся к нам!

Сесили глядит на нее с ужасом и гневом. Летти чувствует нервное возбуждение, это реакция на слова сестры. Да, думает она. У нее уже нет желания уехать и жить с Сесили и Эдвардом в качестве бесплатной компаньонки. Она хочет остаться здесь, в доме, который она любит, с Арабеллой. И Возлюбленным. Эта мысль вызывает у нее головокружение, и она закрывает глаза. Что со мной будет?

– Это безумие, Арабелла! – громко говорит Сесили. – Ты не сможешь избежать расплаты!

– Могу, еще как могу, – улыбается Арабелла и поднимает глаза к небу. Ее губы двигаются в молитве.

Слова входят в сознание Летти. Я твоя, Возлюбленный! И ты принадлежишь мне.

Летти прижимается ухом к двери библиотеки. Там Сесили и Эдвард беседуют с адвокатом, в то время как Арабелла ушла на весь день заниматься делами, которые ей поручил Возлюбленный. Голос мистера Симпсона хорошо слышен, хотя вопросов сестры она уловить не может. Ответов, однако, вполне достаточно.

– Боюсь, что религиозная одержимость не является достаточным основанием для доказательства невменяемости. Вполне можно пребывать в здравом уме и при этом верить в сущую ерунду. На протяжении всей человеческой истории люди были убеждены, что живут в конце времен. Сильные личности используют легковерие для своей выгоды. Этот мошенник не отличается от прочих.

– Однако, – это удрученный голос Эдуарда, – он утверждает, что является своего рода воплощением божества! Это святотатство. Я написал епископу. Он не может позволять этому человеку делать такие заявления и при этом оставаться в лоне церкви. Это же чистой воды нечестивость.

– Может быть, и так. Это решение епископа. Но, что бы он ни постановил, это не будет иметь никакого отношения к праву вашей сестры передать всю свою собственность преподобному Филлипсу, если она так решит.

Летти слышит, как Сесили что-то говорит, и ответ мистера Симпсона:

– В таком случае боюсь, что у вас нет иного выхода, кроме как уйти.

– Но это и мой дом тоже! – Крик Сесили, исполненный душевной боли, проникает сквозь дубовую дверь библиотеки.

– Боюсь, что нет. Возможно, с моральной точки зрения. Но не с юридической. Если она хочет, чтобы вы ушли, вы должны уйти.

Летти слышит быстрые шаги и едва успевает отойти, как Сесили распахивает дверь, бежит, рыдая навзрыд, по черно-белому шахматному полу вестибюля и направляется на второй этаж.

Адвокат говорит:

– Все, что могу посоветовать, мистер Форд, это принять предложение Арабеллы и самим стать последователями. Тогда вы сможете остаться.

– Это не смешно, Симпсон, – отвечает Эдвард. – Для всех нас это трагедия.

– Конечно. Простите меня.

Летти медленно идет по коридору. «Я пойду наверх и найду Сесили, – думает она. – Я должна ее успокоить». Однако она уже начинает представлять жизнь в доме без сестры и зятя. Она начинает думать о них как о потерянных душах. Слепые. Слепые по собственной воле. Проклятые.

А она и Арабелла будут спасены.

– Паства собирается! – кричит Возлюбленный. Он стоит на нижней ступеньке лестницы и всплескивает руками, в то время как они прибывают отовсюду, из всех мест, которые Возлюбленный посетил во время своего путешествия. Где бы он ни бывал, всюду собирал последователей, от сельских приходов до городских церквей, от острова Уайт, где его слова вернули к жизни умирающего человека, до Армии Искупления, маленькой лондонской секты, которая быстро стала частью собственной армии Возлюбленного.

«Где все они будут спать?» – удивляется Летти. Комнаты, которые принадлежали ее родителям, теперь принадлежат Возлюбленному и Саре, его жене. Но Арабелла все держит в своих руках. Энид в ужасе наблюдает за происходящим из-за двери, обитой зеленым сукном. Кухарка уже предупредила, что уходит.

– Вы избраны! – провозглашает Возлюбленный. На его лице выражение радости, голубые глаза горят восхищением. На нем белая рубашка с расстегнутым воротом, черный жилет и черные брюки, которые демонстрируют красивые сильные ноги. Величественность белой шевелюры, физическая сила – он выглядит несказанно мудрым и в то же время полным юношеской бодрости. Это сильнодействующая смесь. Летти ощущает этот странный прилив возбуждения, который не в силах подавить, когда видит его. Он будет жить здесь. Все они будут. Начинается яркое прекрасное будущее, а в конце его – радостный Судный День, когда все будут взяты в дом Вседержителя и станут вечно пребывать в блаженстве. А пока они будут жить в мире и согласии, как начертано Возлюбленным, и молиться в церкви, которую по распоряжению Арабеллы уже строят на территории поместья. А когда церковь будет готова, название дома изменится. Это будет уже не Хэнторп, а «Райский Дом».

Садовники вносят ящики и сундуки, принадлежащие новым поселенцам. Приезжают дамы, шуршат длинные юбки, ибо Возлюбленный объявил, что женщины будут носить длинные белые юбки и белые блузы с пуговицами до горла. Это преимущественно дамы старше тридцати, судя по внешнему виду, многие – значительно старше. Несомненно, они гораздо старше Арабеллы, которой только двадцать пять, и Летти, которой будет двадцать один. Некоторые еще не в белом, они прибывают в темных платьях, пальто и шляпах. Кое на ком потрепанные пальто и поношенные шляпы, на лицах усталое выражение, которое говорит о долгих годах, проведенных в физическом труде. Ясно, что Возлюбленный пленяет умы представителей всех классов общества и любит всех своих последователей с одинаковым пылом.

– Это дни славы, дети мои, – говорит Возлюбленный. – Дни славы. Аллилуйя!

– Аллилуйя! – подхватывают ближайшие к нему дамы.

– Слава Господу, – шепчет Возлюбленный. – Близится время. Я почти готов открыться моему народу.

– Слава Господу, – отзываются дамы.

– Слава Господу, – покорно говорит Летти.