Пятая беседа

Мы подошли к пятой главе Песни песней: «Пришел я в сад мой, сестра моя, невеста; набрал мирры моей с ароматами моими, поел сотов моих с медом моим, напился вина моего с молоком моим. Ешьте, друзья, пейте, насыщайтесь, возлюбленные». Здесь постоянно добавляются притяжательные местоимения: «Набрал мирры моей с ароматами моими, соты мои с медом моим, напился вина моего с молоком моим», – мы так не говорим. Это особенности еврейского, арабского, персидского текстов, где обязательно притяжательное местоимение указывает на лицо того, кому принадлежит тот или иной предмет или явление. Читая Священные Писания, мы погружаемся в иной образ мыслей, и мы с вами еще не раз увидим это.

Образ еды – это образ благословения и насыщения, это дар Божий, ибо кто может есть и насыщаться без Него? Вокруг еды построено в Писании все или почти все. Если мы присмотримся к повседневной жизни евреев, то увидим, что они строят всю свою жизнь на еде, пытаясь жить по Богу, как это представляют они, именно на правильном к ней отношении: что есть, когда есть, как молиться до еды, как молиться после еды. Это все превращается в какой-то культ живота для постороннего глаза. На самом деле это отголоски библейского мировоззрения.

Есть, пить и насыщаться без Бога невозможно. Господь Сам готовит нам пир. В образе пира образно преподносится учение о рае, потому что рай – это, с одной стороны, работа в винограднике. Хозяин виноградника зовет нас на труды, и нужно идти. С другой стороны, рай – это возлежание на пиру, который приготовил Отец для Единственного Сына. Ликование, пение, насыщение – это образы райской жизни. В пятой главе Песни песней говорится о пире в саду. Пир в саду, пир в винограднике, собственно, и есть составной образ райской жизни.

Если помните, Воскресший Христос однажды нашел своих учеников на озере работавшими всю ночь, ловившими рыбу, но ничего не поймавшими, и Он предложил им трапезу на берегу. Они не узнали Его. Узнал Его только Иоанн Богослов, а остальные за его голосом уже поплыли к берегу. Петр бросился в воду, чтобы обогнать корабль и скорее других увидеть Господа. Христос ждал учеников на берегу, там был разложен костер, приготовлены рыба и хлеб. Когда ученики вышли на берег, Христос спросил их: «Дети, есть ли у вас какая-нибудь пища?», то есть «поймали ли вы что-нибудь сегодня?» – и предложил им: «Придите, обедайте» (см.: Ин. 21:4–13). Снова Евангелие перекликается с Песнью песней.

«Ешьте, друзья мои, пейте и насыщайтесь, возлюбленные», – это голос Христа, обращенный к верующему человеку. Голод – образ богооставленности, насыщение и сытость – образ богообщения. У пророков написано, что будет голод, заключающийся не в отсутствии хлеба и воды, а в отсутствии внимания к словам Господним. Бывает, что человек сыт, но внутри он томится великой жаждой или великим голодом, причина которых ему не очень ясна. Голод на благодать, жажда общения с Богом – это состояние в скрытом виде присутствует во всех душах, но сознательно отдают себе отчет в том, что они именно этим голодны, далеко не все. Напротив, насыщение: «Придите, обедайте», – это, по сути, евхаристический возглас «примите, ядите, сие есть Тело Мое».

Здесь наша мысль плавно переходит к образам Евхаристии. Мы слышим сказанное Богом праотцам: «Идите, ешьте». Мы слышим, как Воскресший Христос говорит Своим ученикам, апостолам: «Придите, обедайте». Мы слышим на Тайной Вечере: «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое, и прием чашу и хвалу воздав, даде им, глаголя: пийте от нея вси, сия бо есть Кровь Моя» (см.: Мф. 26:26–28). Эти слова на литургии звучат в самый торжественный момент и до сегодняшнего дня. В евангельских притчах неоднократно читаем о пире, где заклан телец, накрыты столы и слуги разошлись по всем распутьям собирать людей (см.: Лк. 14:16–24).

В Песни песней также есть приглашение на пир: «Ешьте, друзья мои, пейте и насыщайтесь, возлюбленные». Этот образ приглашения к Причастию, приглашение к молитве (потому что молитва – это тоже питание), приглашение к чтению, слушанию Божьего слова. Это приглашение в райское наслаждение, потому что через труды надо войти в покой, пройти через все эти временные занятия наши и войти в вечную радость, и там уже будет новая трапеза, новая еда и новое питье – на трапезе в Царствии Небесном.

Далее начинается новый фрагмент текста, который говорит уже о другом – о чувствах Суламиты, этой девушки, возлюбленной, которая символизирует собою и душу отдельного человека, и Церковь. Передается некий сокровенный опыт людей, любящих Бога. Эти слова вдохновляли очень многих монахов, подвижников. Звучат они очень просто: «Я сплю, а сердце мое бодрствует», по-славянски «аз сплю, а сердце мое бдит». То есть сердце совершает бдение, находится на страже. Это говорится о человеке, который ведет напряженную внутреннюю духовную жизнь.

Человек спит каждую ночь, это необходимо. Попутно вспомним о том, что сон нам нужен больше, чем вода, а вода больше, чем еда. Без еды можно жить более-менее долго, без воды – гораздо меньше, а без сна – совсем мало. Человек нуждается во сне ежедневно, однако человек не знает, что такое сон, он не понимает себя, когда находится во сне. Это таинственное состояние не имеет исчерпывающего объяснения и в современной, уже якобы достигшей великих знаний науке.

Во сне человек свободен от забот, страхов, давления общества и многих других вещей, которые сжимают его во время дня, формируя внешнее поведение. Во сне человек является тем, кем он есть, поэтому так страшно иногда во сне проявляет себя работа подсознания, вскрывая перед человеком его собственные болезни, или наоборот – во сне человек может наслаждаться покоем, если внутри у него более или менее чисто. Сон – это таинственное состояние, при котором человек в большей степени есть тот, кто он есть. Если человек говорит что-либо во сне, то он произносит это, не контролируя свой разум. Тогда им говорятся или какие-то очень важные слова, или бессмыслица. Не зря древние боялись будить спящих, думая, что в это время душа отлучается от тела, и если разбудить внезапно, то душа не успеет вернуться, и человек умрет.

Сон – это прекращение молитвенной деятельности. Ну как можно молиться во сне? Однако это только кажется невозможным: существуют такие духовные состояния, когда человек спит, а в это время сердце продолжает свою разумную, сознательную жизнь. Вот этот стих, собственно, и вдохновлял многих подвижников, аскетов, монахов (и мирян тоже) на то, чтобы не прекращать свою разумную сердечную деятельность во время сна, чтобы сон не мешал молиться.

В идеале, если нормой жизни считать молитву, то нужно делать все так, чтобы ничего не мешало и не препятствовало ей. Святой Силуан Афонский на вопрос, сколько нужно есть, отвечал, что есть нужно столько, чтобы после еды хотелось молиться. Это очень важный критерий. Люди очень часто думают о посте, о молитве в категориях временных и пространственных. О еде думают в категориях половника и кастрюли, а о молитве – в категориях прочитанного текста – сколько прочитал. Это неправильно, потому что критерии другие. Есть нужно столько, чтобы после еды хотелось молиться.

«А можно я закурю?» – спросил у Силуана Афонского один барин, а тот ответил: «Помолись прежде». Барин застеснялся: «Как-то неудобно молиться перед курением трубки». Однако раз есть что-нибудь, перед началом чего неудобно помолиться, то этого делать не стоит. Молитва – вот критерий жизни. В идеале, конечно.

Мы говорим об этом, дорогие читатели, отдавая себе ясный отчет, что живем во времена, противоположные молитве более, чем любые другие. Митрополит Антоний Сурожский (Блум) даже книгу свою так назвал: «Может ли еще молиться современный человек?» Так вот, если говорить об идеале, то ничто не должно мешать молитве, в том числе и сон.

Во время сна, который молитве не мешает, человек продолжает сердечное разумное бодрствование: тело его отдыхает, а мысль продолжает двигаться к Богу, и сердце его тоже находится на страже. Этот опыт описывается в Песни песней: человек ждет Божиего посещения. Образ спящего, но одновременно бодрствующего человека есть и в псалмах. Там описываются некие сильные воины, которые накажут князей земли. Они спят на ложах своих, и оружие обоюдоострое в руках их, и возношение Божие в гортани их – они спят вооруженные и молятся (см.: Пс. 149).

«Я сплю, а сердце мое бодрствует».

И вот, наконец, наступает то, ради чего совершается это бодрствование. «Вот, голос моего возлюбленного, который стучится: “Отвори мне, сестра моя, возлюбленная моя, голубица моя, чистая моя! потому что голова моя покрыта росою, кудри мои – ночною влагою”». Это стучится к возлюбленной жених, душа дождалась посещения. Она медлит.

Человек во время благодатных явлений находится всегда в состоянии некоего раздвоения. И это очень важно – то, что Бог, приходя к человеку, никогда не насилует его свободу. Вот когда злой дух является к человеку, человек или приходит в оцепенение от ужаса, или весь смущается, у него происходит буря внутри, и свобода в это время словно выключена (на время). Человек находится в изрядной растерянности при посещении злого духа.

Когда Дух Божий действует на человека, Он чрезвычайно осторожно обращается с его свободой. Он не насилует, не ошеломляет человека, а ждет и зовет его. Когда Деве Марии явился Архангел Гавриил, то он дал Ей время подумать. Сказав: «Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою», – дождался, пока Она переждет смущение, потому что Она боялась в Себе и говорила: «Что бы значило это посещение?» Он повел с Ней разговор очень кротко: «Не бойся, Мария, Ты обрела благодать у Бога», – и дальше так же кротко говорил с ней. Этот разговор вы можете найти в Евангелии от Луки. Господь говорит человеку – человек смущается: «Мне ли это? Что это за голос? Ты ли пришел или это обманщик смущает мою душу?» Наступает некая пауза, во время которой человек ищет себе оправданий: «Я скинула хитон мой; как же мне опять надевать его? Я вымыла ноги мои; как же мне марать их?»

Дальше происходит драматическое событие. Описывается, что возлюбленный стремится к любимой, он хочет преодолеть ту перегородку, которая отделяет его от нее. И у каждого человека есть перегородка, которая отделяет его сердце от Бога. В Библии описывается некое отверстие, позволяющее просунуть руку и открыть дверь изнутри. Между любящими находятся двери, нечто похожее на стену с дверцей в ней. А вообще-то нас от Бога отделяет плоть – плотный, густой мир, который непроницаем для наших глаз и который тем не менее ощущаем нашим сердцем.

Плотскую перегородку преодолевает сердечное чувство, но и то – очень слабо, очень, очень слабо. Глаза же наши вообще слепы. Иногда, когда Бог входит в нашу жизнь и мы ощущаем это вторжение, нам бывает страшно. Страшно и волнительно – возникает смесь самых разных чувств, которые здесь и описываются. Лучшим подобием этих чувств являются чувства влюбленных людей, которым одновременно и страшно, и томно, и боязно, и они стремятся друг к другу, и томит их смесь непонятных желаний – вся эта любовная суматоха. Песнь песней и построена на материале любовных взаимоотношений, потому что это – наибольшее подобие таинственных отношений между Господом и человеком.

Душа чувствует, что Господь стремится к ней и пытается открыть двери, разделяющие Его и ее. Но дальше происходит нечто удивительное: «Отперла я возлюбленному моему, а возлюбленный мой повернулся и ушел». В отношениях Бога и человека есть такой момент, как богооставленность. Человек, с одной стороны, ищет Бога; с другой стороны, Бог постоянно ищет человека. С тех пор как в раю раздался голос Господа: «Адам, где ты?» (Адам в это время почувствовал себя нагим, сидел в кустах и трепетал: «Я наг и спрятался»), – с тех пор Бог постоянно взывает к человеку: «Адам, где ты?» Человек заблудился, запутался, постоянно ищет Бога и спрашивает: «Ты есть? Если есть, то где Ты? Если Ты есть, то почему все так, а не иначе?» Происходит такое перекликание, когда заблудившийся в лесу кричит «ау», желая услыхать в ответ вместо эха на свое «ау» какой-то внятный голос того, кто его найдет. И вот вроде бы встреча уже предполагается, скоро совершится, и в это время опять разрыв: «Я открыла двери, а возлюбленный повернулся и ушел». Господь воспитывает душу и не сразу дарит Себя ей.

Многие из нас испытали на своем личном примере такое состояние, как сухость, черствость и угасание духовных сил. Все могут подтвердить, что, когда мы начинали веровать, когда мы только узнали, что Бог есть, что Христос воскрес, что Библия – слово Божие, что есть Святые Таинства – Крещение, Причащение, Исповедь и так далее, мы летали и парили. Но вы же знаете, птицы не могут вечно летать, они опускаются и ищут на земле пищу. Мы тоже снизились в какой-то момент, устали от перелетов.

Бывают периоды оставленности, сухости, как будто Бог отступил, как будто благодати нет. Это, братья и сестры, воспитательные моменты: Господь позволяет, благоволит человеку испытать свою пустоту, нищету, бесполезность, никчемность, когда Бога рядом нет. Все беды мира, вместе взятые, называются одним словом – богооставленность. То есть: «Ты есть, но я Тебя не чувствую, и где Ты, я не знаю; а я один, сам с собой, и я обессилен и бесполезен». Все эти чувства из моря человеческих сердец, слитые воедино, – это чувства, которые Христос воскликнул громким голосом на Кресте за всех людей: «Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 27:46). Все это бывает в жизни каждого человека, когда он ищет Бога. И, казалось бы, Бог рядом, но ты открываешь двери, а «возлюбленный мой встал и ушел, и души во мне не стало».