Я хотел бы с вами прочесть седьмую главу из Екклезиаста, мою любимую. Она чрезвычайно богата, даже перенасыщена, преисполнена мерой доброй, великолепно усыпана мыслями, мимо которых пройти грешно.
Первое. Священник, часто ходящий на похороны, просто должен запомнить: «Лучше ходить в дом плача об умершем, нежели ходить в дом пира, ибо таков конец всякого человека, и живой приложит это к сердцу своему». Прекрасные слова для проповеди и утешения плачущих возле гроба родного человека. Сетования лучше смеха, потому что в печали лица человеческое сердце делается лучше.
«И сердце мудрых – в доме плача, а сердце глупых – в доме веселья. Лучше слушать обличения от мудрого, нежели слушать песни глупых, потому что смех глупых – то же, что треск тернового хвороста под котлом, и это суета».
Это чудные слова о том, что, действительно, человеческое сердце исцеляется, когда печалится лицо. У Диккенса в романе «Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим» чудесно сказано: «Скорбь пронзила человеческое сердце, и мое непокорное сердце, оно начало врачеваться болью». Боль врачует человеческое сердце, и Соломон об этом пишет очень правильно.
Во время погребения, когда душа человеческая изранена, просто необходим бальзам благодати из евангельских слов, бальзам из Священного Писания. Нельзя рвать и без того израненную душу, рассказывая человеку сказки бесполезные, а нужно врачевать его словом Божиим. Седьмая глава Екклезиаста об этом очень красиво говорит, вводя нас в тему полезности скорби.
Далее следует чудная вещь, прямо для нас, читатели, сказанная: «Не говори: отчего это прежние дни были лучше нынешних?», потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом». Многие из нас влюблены в прошлое. Будущего мы боимся, нынешнее – презираем. Может быть, есть за что. Прошлого мы не знаем, но мы влюблены в него, как девушка в принца на белом коне. Мы охотнее хвалим то, что было раньше. «Ах, было раньше то, а раньше было это, а раньше было вот так…» И вдруг Соломон берет нас за ухо, как нерадивых учеников, и говорит: «Ну-ка, внимание! Не говори: “Отчего это прежние дни были лучше нынешних?”, потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом». А от чего еще? От противоположности, наверное. Если не от мудрости, значит, от глупости – больше неоткуда, собственно.
Или вот еще: «Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй: то и другое сделал Бог для того, чтобы человек ничего не мог сказать против Него». Хорошо тебе? Радуйся, но радуйся разумно. «Пойте Богу нашему, пойте, пойте Цареви нашему, пойте. Яко Царь всея земли Бог, пойте разумно» (Пс. 46:7, 8). Радуйся, но знай, от Кого радость. Когда известен Источник радости, радость приобретает особенный смысл.
Итак, во дни благополучия пользуйся благом, не отказывайся. А во дни несчастья размышляй. Размышляющий в период скорби человек – это философ. Самые светлые мысли посещают человека в скорбях, самые глубокие прозрения даются человеку в скорбях. Не скорбевший, не плакавший (по пословице: не битый) стоит дешево. А за одного битого двух небитых дают. С ним поговорить можно, он расскажет тебе нечто стоящее. Человек, перенесший скорби, – это книга. Ее нужно читать. Человек наскорбевшийся, не роптавший, много размышлявший во время скорбей своих, – это драгоценная душа.
У Екклезиаста подряд нанизаны мысли, как будто на шампур желанные кусочки кушанья, одна за другой. Читаешь – и не можешь оторваться: «Всего насмотрелся я в суетные дни жизни мои: праведник гибнет в праведности своей; нечестивый живет в нечестии своем». Это тоже тема для размышления. Древние считали, что целый народ может быть награжден – и так же целый народ может быть наказан, потому что Господь заключил завет со всем народом. Они считали: народ согрешит – все будут наказаны, народ покается – все будут помилованы.
Потом уже, потихонечку, люди доросли, дошли, домыслили до того, что должно быть все-таки отдельное мздовоздаяние, каждому человеку в отдельности. Отец твой был грешник, а ты покаешься – отцу будет плохо, а тебе будет хорошо. Отец твой был праведник, а ты согрешишь – отцу будет хорошо, а тебе будет плохо. Каждый будет наказан за свое. Нужно было много столетий прожить, чтобы дойти до этой мысли. Люди думали: ну ладно, хороший правильно живет, а ему все равно плохо. Плохой плохо живет, а ему все равно хорошо. Почему? Тогда они говорили, что несчастье праведника – временное, потом Бог наградит его, а счастье грешника – кратковременное, потом Бог накажет его. Но все равно до конца они не утешались этим. Оставались вопросы.
Соломон просто говорит: не входи туда, где ничего не понимаешь. Мы не знаем до конца, почему так, а не иначе. Потом все будет ясно, потом Господь со всем разберется, а пока мы можем этого и не понять. Поэтому «всего насмотрелся я в суетные дни жизни мои: праведник гибнет в праведности своей; нечестивый долго живет в нечестии своем». Это почти то же, что и Иов говорил в скорби огорченного сердца своего.
Дальше – учение о золотом пути, золотой середине: «Не будь слишком строг, не выставляй себя слишком мудрым, зачем тебе губить себя?» «Слишком ревнители» рискуют погубить себя, потому что слишком уж строги. Раз ты строг ко всем, значит, Бог будет строг к тебе. Тогда погибнешь. А вторая крайность – не предавайся греху. Есть такие любители жизни: «Живи и давай жить другим». То есть греши сам и на чужие грехи закрывай глаза. На этом пути поджидает человека большая опасность. Екклезиаст говорит: «Не предавайся греху, не будь безумен, зачем тебе умирать не в свое время?»
Есть, дорогие читатели, две крайности. Одна: будешь слишком строгим – гляди, как бы к тебе Господь не был слишком строг. Другая: будешь слишком расслаблен и предашься греху, смотри, умрешь не в свое время. Между ними находится середина. Хорошо, если ты будешь держаться одного и не отнимать руку от другого. Кто боится Бога, тот избежит всего этого. Это учение о золотой середине, о том, что нужно пройти между узко поставленными камнями, протиснуться между ними так, чтобы кожа ветхая слезла, а ты сам вошел в жизнь через узкие врата. Это очень важно: не быть ни слишком строгим, ни слишком снисходительным ко грехам своим. Или скажем так: нужно быть строгим к своим грехам и снисходительным к грехам своих ближних. То есть строгость свою изливать на себя, а милость изливать на окружающих.
«Мудрость делает мудрого сильней десяти властителей, которые в городе, и нет человека праведного на земле, который не делал бы зло и не грешил бы».
Когда мы хороним кого-нибудь, то произносим молитву, в которой есть слова: «Нет человека, иже жив будет и не согрешит». Обращаясь ко Христу, говорим: «Ты бо един токмо без греха, правда Твоя во веки и слово Твое – истина». У Екклезиаста читаем: «Все это испытал я мудростью и сказал: «Буду я мудрым» – но мудрость далека от меня, далеко то, что было, и глубоко-глубоко; кто постигнет его?»
Итак, дорогие читатели, братья и сестры, мы прочли часть седьмой главы Екклезиаста, для меня лично самой любимой. Осилив же всю эту книгу несколько раз, я отметил для себя именно седьмую главу. В ней мое сердце нашло очень много полезного и важного. Вы еще перечитаете это, еще будете думать о прочитанном и с кем-то его обсуждать. Екклезиаст говорит: «Слова мудрых – как крепкие иглы и вбитые гвозди, и составители их – от единого Пастыря, а много читать утомительно для тела, и бесконечные книжки составлять – конца не будет». Отличительное свойство мудрой книги и мудрых слов в следующем: они как подобие отточенной острой иглы, загнанной в нужное место, или же забитого гвоздя, который невозможно вынуть без специальных инструментов. Составители этих слов – «от единого Пастыря».
Таков Соломон, истосковавшийся в древние времена по тому, что теперь мы имеем даром, имевший глубокое сердце и не находивший для него настоящего, подлинно Божественного утешения. Так часто тоскуем и мы. Человеку Святое Писание дано в утешение, кстати говоря. Апостол Павел так и говорит: «А все, что писано было прежде, написано нам в наставление, чтобы мы терпением и утешением из Писаний сохраняли надежду» (Рим. 15:4).