Пока гром не грянет: Крымская война

Трудно переоценить влияние Крымской войны 1853–1856 годов на модернизацию всех областей жизни Российской империи – государству пришлось осознать угрозы и риски, которые несет технологическая отсталость, и «начать что-то делать».

Напомню, причиной Крымской войны стало столкновение интересов Англии, Франции, Турции и России на Балканах и Ближнем Востоке. При этом турки и французы хотели реванша за все свои поражения в предыдущих военных конфликтах.

Поводом к началу боевых действий послужил односторонний пересмотр Лондонской конвенции правового режима пересечения российскими судами пролива Босфор, которая значительно ущемляла российские суда в правах.

Другой причиной стала передача ключей от Вифлеемского православного храма в руки католиков, что вызвало протест Николая I. И в результате Николай I принял решение о вводе войск в Молдавию и Валахию с целью защиты православного населения этих районов. Отказ вывести войска привел Турцию в октябре 1853 года к объявлению войны России.

В течение первых шести месяцев военных действий Российская империя одержала ряд ошеломительных побед: эскадра адмирала Нахимова уничтожила турецкий флот. Опасаясь, что Россия сможет в течение месяца захватить Османскую империю, в войну вступили Франция и Англия.

В сентябре 1854 года, консолидировав свои силы, английские войска сделали попытку захватить Севастополь. Первая битва за город на реке Альме была неудачной для российских войск. В конце сентября началась героическая оборона города, которая продолжалась целый год.

Европейцы имели значительное преимущество перед Россией – паровые суда, в то время как русский флот был представлен парусниками, которые не могли конкурировать с паровыми железными кораблями, нарезными винтовками и пушками. Они могли расстреливать нас с расстояния, превышающего 1,5 км, со значительно более высокой точностью попадания. Технологическое превосходство было неоспоримо. У наших же не было нарезного оружия, а были устарелые винтовки с дальностью стрельбы 200 метров. Несмотря на героизм русской армии, Севастополь она отстоять не смогла. Войска Российской империи вынуждены были покинуть город.

В марте 1856 года Россия подписала Парижский мирный договор с европейскими странами и Турцией. Российская империя потеряла свое влияние на Черном море, море было признано нейтральным. Крымская война нанесла огромный ущерб экономике страны.

Просчет Николая I заключался в том, что феодально-крепостническая империя на тот момент не имела шансов победить сильные европейские страны, имевшие значительные технические преимущества.

Поражение в войне стало мощнейшим катализатором для начала проведения новым российским императором Александром I ряда социальных, политических и экономических реформ. Это также совпало со смертью Николая I и приходом к власти реформатора Александра II в 1855 году. Это было время завершающей стадии второй технологической парадигмы, то есть период структурных кризисов 1860–1870 годов, вызванных завершающей стадией роста второй волны. Отмена крепостного права в 1861 году, финансовая реформа, активизация строительства железных дорог стали рассматриваться как необходимые элементы модернизации страны в целях сохранения суверенитета.

Реформенный беспредел

Крымская война опустошила бюджет России. А острая необходимость строительства железных дорог требовала наличия новых источников финансирования. Правительство Александра II во главе с министром финансов Рейтерном решает провести модернизацию финансовой системы, которая должна была соответствовать новому типу капиталистической экономики. В рамках реформы создается Государственный банк Российской империи (впоследствии ставший Центральным банком), а также Главное откупное учреждение при министерстве финансов для проведения выкупных операций. Эта операция была частью отмены крепостного права и проведена с целью перехода земли в собственность крестьян. До выкупа крестьяне, оставаясь лично свободными, продолжали расплачиваться за пользование помещичьей землей барщиной и оброком (так называемые временнообязанные крестьяне). В 1864–1868 годах в структуре министерства финансов было организовано казначейство для администрирования всех доходов, также были созданы региональные контрольные палаты. На смену самостоятельным кассам различных государственных органов пришла единая касса государственного казначейства, что значительно повысило контроль и эффективность расходования государственных средств.

Но доходов не хватало, поэтому ключевая часть реформы была связана с повышением налогов. В это время косвенные налоги уже давно значительно превышали прямые, которые по большей части состояли из подушевого налога с физических лиц. Самым значительным из косвенных налогов был питейный.

Продолжительное время косвенные налоги собирались посредством откупов.

К середине XVII века откупные контракты заключались на суммы, исчислявшиеся тысячами рублей, а откупные one-рации приобрели значение одного из важнейших источников накопления капиталов для купечества. Средний уровень прибыли от откупных операций, по данным сибирского губернатора Чичерина, в конце 60-х годов XVII века составлял, как правило, не менее 30 % от размера откупной платы ежегодно. Доход же государства только от винных откупов составлял более 40 % суммы всех налогов страны.

В результате поражения в Крымской войне Александр I и его правительство начинают активно изучать опыт Британии и континентальной Европы. И, разумеется, политико-экономическую доктрину laissez-faire и книги Адама Смита. Либеральные идеи называют единственным способом выхода из технологического тупика. Британский опыт первой технологической парадигмы спустя всего-то 90 лет получает широкое распространение в Российской империи и отражается на целом ряде правительственных законодательных инициатив.

Здесь стоит рассмотреть laissez-faire и идеологию Адама Смита более глубоко – их позитивные и негативные стороны. Laissez-faire – это всего лишь «таблетка», которую нужно принимать в ряде случаев, и совсем уж точно не панацея, которую нужно применять при всех экономических болезнях, как принято считать в широких либеральных кругах.

Laissez-faire действительно сыграла колоссально важную роль в первом технологическом рывке Британии в 1780-е годы в начале текстильного и металлургического цунами, которые окрестили индустриальной революцией. Адам Смит, кстати, опубликовал свою книгу 9 марта 1776 года.

Если коротко, то Адам Смит говорит о том, что правительство не в состоянии правильно распределять ограниченные ресурсы, куда более правильное распределение ресурсов может сделать рынок: свободные предприниматели на основе личной выгоды (жадности) принимают решения в свою пользу, но тем самым способствуют созданию общего блага. Эту теоретическую формулировку стоит разобрать на конкретных фактах. Например, считалось, что строительство железных дорог в России приведет к потере большого количества рабочих мест бурлаков, извозчиков, трактирщиков и различных постоялых дворов по всей протяженности «гужевых дорог» внутри Российской империи. Государственные комиссии, собранные императором для анализа необходимости строительства, членами которых были умнейшие люди того времени, были уверены, что лучше всех знают, что именно нужно государству. А их заключения вплоть до Крымской войны сводились к тому, что дороги строить не нужно, дешевле возить на волах и речным транспортом.

Другой пример, когда российское правительство решило создать комиссию по расчету необходимых потребностей в паровозах. Даже после детального изучения процесса и причин успеха выведенные потребности были в разы занижены. В итоге поддержку получили только три завода из 30 предложенных.

Вообще, я прихожу к выводу, что знать, как лучше, просто невозможно, так как каждый раз новая технологическая парадигма настолько меняет базовые предположения о том, что важно и ценно, что даже умнейший человек своей эпохи оказывается неспособным предвидеть важность скорости или других параметров. Поэтому расчеты времени, оборотного капитала, экономического мультипликатора звучали для Кудриных и Грефов того времени как что-то космическое.

Но у laissez-faire есть и другая сторона: дело в том, что в период первого технологического взрыва штаты крупнейших предприятий Британии не превышали 100 человек. Когда британские компании и финансовый капитал окрепли за период первого технологического уклада, экономика удвоилась, а за период второго технологического уклада – утроилась. Конкуренция начала становиться международной. Крупные британский и европейский капиталы стали экономически «колонизировать» смежные территории и рынки, а доктрина laissez-faire использоваться в качестве важного поучительного аргумента того, как нужно управлять экономикой.

Но как устроен принцип работы laissez-faire? Жадность – это двигатель прогресса, несмотря на страх разрушения старых секторов и старого неконкурентоспособного уклада. Те, у кого есть преимущества в скорости, затратах, доступе к технологиям или ресурсам, уничтожают слабых игроков. Когда речь идет об Англии, которая была первой в индустриализации, когда не было сильных конкурентов из США, Германии, которые могли свободно задушить мелкие английские компании, то все действительно работает очень неплохо (особенно если, как говорил Адам Смит, не допускать монополизации секторов, которую Смит определял как главную угрозу народному благополучию).

Но для Германии, США, и уж тем более России такой сценарий был невозможным. Однако политико-экономические стратегии США и Германии были сформулированы как «догнать и перегнать» Британию. Но как это сделать, если в условиях либерального рынка laissez-faire национальные предприятия даже в передовых секторах умрут так же, как и малоэффективные старые сектора? Законы экономической физики просты: если ваш товар дороже и менее качественный, значит, вы проиграете более дешевому или более качественному. Как отчетливо видно, laissez-faire для США и Германии означала распределение ресурсов через рынки (отсутствие государственного планирования потребностей) и одновременно значительную государственную поддержку новых, стратегически важных секторов экономики в области кредитования, обеспечения крупными заказами, целенаправленного создания компаний в новых отраслях промышленности с последующей приватизацией, тарифного регулирования и многого другого.

В Российской империи laissez-faire трактовалась иначе. Основное ее значение было связано с тем, что никакому новому делу не нужно помогать, так как рынок сам все расставит на свои места. Что правильно, когда все находятся в одинаковых условиях, но в царское время в условиях технологической отсталости российские предприятия, использовавшие водные колеса, не могли конкурировать с зарубежными, работавшими на паровых двигателях. Точно так же, как российский деревянный парусный флот не мог воевать с металлическими кораблями на паровых двигателях, оснащенных нарезными пушками, способными расстреливать наши корабли на расстоянии. Так же, как ребенок, который еще не умеет ходить, не может конкурировать со взрослым.

Примером парадоксальной однобокости применения laissez-faire стало поражение в Крымской войне и финансовая реформа Александра I. Вообще, реформы Александра I после позорного поражения в Крымской войне похожи на хаотический сбор всех существовавших в тот момент в мире идей, словно собрали, все что могли, и проглотили. Laissez-faire в Британии, Германии и США работает – значит, и у нас будет работать.