Проект «Меркурий»

Если Толя не ошибался – а ошибался этот признанный гений математики весьма редко – задача, над которой последние несколько лет билась вся троица друзей-выпускников Первого ФГУ, была наконец-то решена. «Меркурий» сверкал, как новенькая кастрюля. Даминов, вытирая по локоть чёрные от масла руки, стоял рядом с довольным видом и курил сигарету.

– Ну что? – перекинулся Сергей через перила второго этажа их небольшой мастерской.

– Готово, – буркнул Толя Карпенко и бросил окурок в мусорное ведро, стоявшее под огромной картой-схемой, занимавшей половину стены. Дима поднялся со складного стула и подошёл к своему приятелю, на ходу убирая в карман мобильный телефон.

Серёга, прыгая через две ступеньки, спустился вниз, и трое друзей, затаив дыхание, обступили огромный агрегат, занимавший почти всё свободное место старого гаража, временно переквалифицированного в конструкторскую лабораторию.

Троица эта вообще была довольно колоритна, поэтому стоит остановиться на них немного поподробнее.

Толя Карпенко был мозгом этой странной компании, да и весь проект был плодом исключительно его фантазии. Вообще, именно про таких как он обычно и говорят, что в тихом омуте черти водятся – потому как догадаться, что за мысли скрывались за толстыми стёклами очков этого чудаковатого вундеркинда, было совершенно невозможно.

Серёжа Харитонов, в противоположность медлительного Карпенко, был очень активным и суетливым; все его мысли, желания и стремления лежали на самой поверхности. Однако ни ночные клубы, ни литры выпитого алкоголя не влияли на невероятную способность Сергея в считанные секунды установить и исправить поломку любого прибора – начиная от бабушкиного будильника и заканчивая материнской платой какого-нибудь навороченного суперкомпьютера.

Ну а Дима Даминов просто был сыном владельца двух крупных ресторанов, со всеми из этого проистекающими – поэтому само собой получилось, что ему пришлось взять на себя роль спонсора всего проекта «Меркурий» (так друзья называли между собой всю их странную затею, причём ещё задолго до того, как дело дошло до строительства самого аппарата).

Постороннему человеку и в голову бы не пришло, что что-то вообще может объединять столь непохожих друг на друга по характеру, воспитанию и образованию молодых людей. Вместе с тем, достоинства и недостатки этой троицы эта очень удачно дополняли и восполняли друг друга, и, глядя на их совместную работу, сложно было бы представить более слаженную команду.

Строго говоря, сама история началась ещё года два назад, когда в ходе исправления магистерской диссертации Харитонова о суперструнах между её автором и Толей Карпенко, выступавшего в роли строгого цензора, произошла пространная дискуссия о свёртывании пространства-времени. Итогом этой дискуссии стало то, что Сергей, пожав плечами, исправил параграф про суперсимметрию в соответствии с замечаниями своего премудрого друга, а сам Карпенко в задумчивости отправился в институт, на кафедру прикладной физики.

Двухчасовой спор с бывшим научным руководителем молодого математика (между прочим, личностью почти легендарной и хорошо известной далеко за пределами ФГУ) не изменил позиции Карпенко, и из института он вернулся ещё более задумчивым. Проведя над своей записной книжкой целые выходные, утром в понедельник, ещё до пар (они как раз заканчивали магистратуру), Анатолий отвёл в сторону своего приятеля и поделился собственными выкладками из последствий теории Алана Гута…

Харитонов, к удивлению Карпенко, не только поддержал выводы своего друга-теоретика; его более практичный ум тут же сообразил, как можно попробовать реализовать выводы уравнения, предложенного Анатолием. Пока тот ещё морщил лоб, Сергей уже развернул перед своим приятелем перспективы их возможного мероприятия и предложил ввести в курс дела своего одногруппника Диму Даминова – пусть и оболтуса, не способного отличить струны Виттена Эдварда от гитарных, но зато верного товарища, к тому же с бездонным кошельком.

Начиная с этого момента роли спонтанного научно-технического трио автоматически распределились. Карпенко дорабатывал теоретическую сторону вопроса, Харитонов же согласно его инструкциям и чертежам без устали сверлил, пилил, сваривал и снова беспощадно разрезал железные листы в любезно предоставленном под лабораторию дачном гараже Димы.

Особенность этого гаража была в том, что оккупированный физиками дачный участок Даминова, хотя и был в часе езды от города, стоял на высоком и одиноком утёсе посреди леса, где ещё до сих пор местами попадались старинные пещеры средневековых соледобытчиков. В более поздние времена в этом карьере добывали песок; сейчас же вокруг не жило ни души на добрый десяток километров, что совершенно устраивало друзей.

Даминов неплохо разбирался в мотоциклах, поэтому работал на подхвате у Сергея. Через несколько месяцев непрерывной работы – почти все выходные троица проводила на Диминой даче, к этому времени окончательно превращённой в научно-исследовательский полигон – в глубине ангара появился некий агрегат, суливший, в случае успеха, прославить имена своих создателей на века.

Назначение этого устройства базировалось на практических выводах уравнения Карпенко. Согласно его решению, устройство, способное образовывать в любом направлении складки пространства-времени необходимой протяжённости, могло бы мгновенно переноситься практически в любую точку вселенной.

За эти замечательные (пусть и гипотетические) свойства аппарат получил звонкое и гордое наименование «Меркурий».

На практике же первое испытание «Меркурия» едва не закончилось пожаром – состав, гордо поименованный Харитоновым чёрным порохом, вместо мгновенного взрыва начал медленно гореть, прожигая, подобно термитной смеси, металлическую поверхность капсулы с горе-испытателями внутри.

Едва успев выскочить из раскалённой добела кабины, друзья, отплёвываясь и протирая глаза от едкого сернистого дыма, стали думать над доработкой системы запуска «Меркурия».

На этот раз Карпенко не доверил своему другу изготовление взрывчатой смеси и взялся за это дело сам. Проведя неделю над большой стеклянной посудиной, в которой в особом составе из ацетона и ещё какой-то гадости вымачивались куски пластика и пенопласта, Анатолий принёс в лабораторию небольшой пакетик с каким-то желеобразным веществом. На вопросы друзей Карпенко мрачно ответил, что это тротил.

От дальнейших расспросов приятели воздержались, и Харитонов, успевший за прошедшую неделю подлатать пострадавший от пожара «Меркурий», оседлал кресло «мехвода», как он в шутку называл центральное сидение аппарата, напротив которого располагались все контролирующие рычаги.

Сам «Меркурий» представлял собой сферу диаметром немного больше двух метров, с проложенными стекловатой герметичными стенками из нескольких последовательных слоёв нержавеющей стали, жести и листов алюминия. Внутри, помимо небольшого блока управления, стояло несколько перископов-триплексов с бинокулярными глазками, компактная электрическая печка, небольшой запас с едой и водой. Сразу за креслами располагался блок из нескольких последовательно соединённых автомобильных аккумуляторов, питавших всю электрическую начинку аппарата, в том числе светодиодные лампы, расположенные по стенкам «Меркурия».

Наружу также выводилась фара, снятая с мотоцикла – как заявил Даминов, «на всякий случай». Карпенко с Харитоновым пожали плечами, но спорить с главным спонсором и без того, по меньшей мере, сомнительного проекта не стали.

Незадолго до второго испытания «Меркурия» между Сергеем и Анатолием произошёл короткий разговор.

Задумчиво склонившись над развороченным листом внешней обшивки, Сергей повернулся к Карпенко:

– А не опасно ли использовать такой мощный заряд?

Карпенко, протерев очки, ответил:

– Нам нужно использовать не менее десятка килокалорий, причём высвобождаемых менее чем за одну десятую секунды. Мне кажется, тротил – оптимальный вариант, хотя вначале я думал и над нитроглицерином. Понимаешь, в этом же и состоит прорыв нашей теории – что, оказывается, можно переместить саму область пространства, которую мы хотим занять, в наше местоположение – и после резонирования внешнего контура аппарата мы окажемся там, куда направлен наш ориентатор. До сих пор никто не понимал, каким образом можно осуществить такое на практике – так как было даже неясно, куда надо направить энергию для такого перемещения. Моё же уравнение показывает, что для переноса необходимо использовать тепловую энергию, поэтому взрыв подходит лучше всего.

– Досадно, что нам даже не испытать толком на практике всю эту теорию… – задумался Сергей.

По этому поводу Карпенко уже не раз спорил с Харитоновым, но как математик ни вертел свои уравнения, вывод был неумолим: свёртывание пространства менее двух метров в диаметре было просто невозможно. Карпенко пытался объяснить, каким образом возникает такое ограничение, но Сергей так ничего и не понял – только то, что это как-то вытекает из значений скорости света и числа «пи» в нашей Вселенной. Однако факт оставался фактом – телепортировать можно было только крупный объект, причём на большое расстояние; а так как проводить такой эксперимент с пустой сферой было крайне опасно, по меньшей мере, даже с точки зрения секретности, то вывод об обязательном личном участии самих изобретателей в полевых испытаниях «Меркурия» напрашивался сам собой.

– Энергия затрачивается лишь единожды, – объяснял своим друзьям Карпенко, водя карандашом по исчерченным формулами страницам ежедневника. – Мы перенесёмся примерно на тысячу километров по направлению, перпендикулярному земной гравитации, то есть прямо вверх, проболтаемся там не более пяти минут. Всё, что нам нужно – хороший видео- и фотоотчёт всего эксперимента, и Нобелевская у нас в кармане.

Харитонов негромко кашлянул.

– Ты хочешь закинуть нас в космос? – вполголоса спросил он.

Анатолий вздохнул.

– Другого варианта у нас всё равно нет, – покачал он головой. – Во-первых, это наиболее эффектный способ демонстрации нашего изобретения, а во-вторых, только в космосе шанс столкнуться с каким-либо объектом будет действительно мал. А мне не хотелось бы замещать собой область, заполненную пусть даже очень разреженным газом…

– А мы быстро полетим? – неожиданно спросил Даминов.

Карпенко подавил улыбку и ответил:

– Ну, технически, скорость есть отношение пройденного пути к затраченному времени, так что с такой точки зрения мы действительно помчимся очень быстро. Но фактически, двигаться мы не будем вовсе – мы просто займём нужную нам область пространства, пододвинув его к нам, и на весь перенос уйдёт лишь один квант времени.

– Понятно, – зевнул Дима.

На минуту воцарилось молчание, которое прервал Карпенко:

– Я всё просчитал – никакой реальной опасности такое путешествие для нас представлять не будет. Пара минут, и регерессивный скачок вернёт нас в исходную точку пространства, вернее, пространство просто вернётся в исходное положение, и мы опять-таки даже никуда фактически и не переместимся. Энергии для этого скачка уже не потребуется.

– А Земля в это время не улетит? – поднял бровь Сергей, решив вдруг вспомнить законы Кеплера.

Карпенко удивлённо посмотрел на друга.

– Улетит, конечно, но ведь и мы вместе с ней, – пожал математик плечами. – Мы же будем в единой инерционной системе, и покидать её не собираемся.

После длительных и многократных проверок на герметичность и термоустойчивость (во время которых Харитонов наполнял «Меркурий» водой под давлением и следил, не будет ли где-либо протечки, а также разжигал под кабиной костёр, после чего заливал кабину жидким азотом) друзья признали, что несколько минут космического вакуума «Меркурий» должен перенести достойно.

Второе испытание закончилось, так и не начавшись. Взрыв тротилового заряда сотряс до основания утёс, на котором стоял ангар незадачливых изобретателей, но электрическая цепь, которая должна была запустить ориентатор, не замкнулась. Наглотавшись пыли, друзья раскрутили люки и вылезли наружу, после чего с угрюмым видом уселись на землю вокруг «Меркурия» и уставились на сверкающую поверхность аппарата.

Карпенко доработал чертежи, а Харитонов на пару с Даминовым снова перепаяли часть электросхем. Заменив для верности ещё и все предохранители, Харитонов провёл дотошный осмотр всей электронной начинки «Меркурия», провозившись в его жестяном нутре целую ночь с фонариком в зубах, после чего, изнемождённый и довольный, заснул прямо на досках рядом с аппаратом.

– Ну так что, по местам? – посмотрел на друзей Сергей.

Карпенко задумчиво кивнул, и оба они посмотрели на Даминова. Тот пожал плечами и сделал шаг к аппарату.

– Поехали, – усмехнулся Дима и первым залезая в люк.

Харитонов положил руки на кнопки основного блока управления.

Направление перемещения, строго говоря, выбрать было нельзя – «Меркурий» перемещался строго обратно силе притяжения, действующей на аппарат, причём только на то расстояние, которое мог обеспечить заряд энергии.

Поэтому как таковое управление «Меркурию» и не требовалось – нужно было лишь запустить реакцию.

Щелкнув главным тумблером, Харитонов подал питание на все системы и зажег освещение в кабине. Лица троих исследователей, столь разных по темпераменту, светились одинаковым безумием; возбуждённо переглядываясь, молодые люди заражались друг от друга ещё большим азартом.

– Вентиляторы, печка, лампы включены, – пробормотал дрожащим от возбуждения голосом Харитонов, щёлкая остальными выключателями. Сердце билось всё быстрее, и что-то подсказывало молодому человеку, что сегодняшний пуск должен наконец-то увенчаться успехом. – Аккумуляторы тянут… – покосился Сергей на амперметр. – Общие цепи показывают контакт…

– Люк? – вопросительно повернулся к нему Карпенко.

– Герметичен, – ответил Сергей. Ещё после первого «запуска» Харитонов озаботился распихать электроды по контуру всего люка, чтобы контролировать его состояние, и в случае размыкания хотя бы одного контакта зелёная лампочка менялась на красную.

– Так… – сосредоточенно задумался математик. – Что оборудование?

– Вроде всё функционирует, – глянул Сергей на различные индикаторы, вмонтированные в основную панель, и положил руки на колени. – Видеосистему включил, съёмка пошла со всех четырёх сторон.

– Ну что ж… – замялся Карпенко, задумчиво почесав нос ногтем. – Запускай, что ли…

Под такое не слишком бравое напутствие Харитонов повернул основной переключатель, подававший электричество на взрыватель, вставленный в компактный тротиловый заряд (вернее, уже вторую его версию).

Загорелась красная лампочка.

– Контакт, – раздался хриплый голос Сергея, и в ту же секунду он быстрым движением вдавил в панель небольшую чёрную кнопку.

Раздался грохот, и вновь исследователей, как и в прошлый раз, слегка подбросило. Затем все внутренности друзей поджались кверху, и с «Меркурием» стало что-то происходить.

– Твою ж… – только и успел произнести никогда не матерившийся Карпенко, ощутив резкую и непривычную лёгкость. Отметив краем взгляда, как шнурки Серёги медленно отрываются от пола и плывут кверху, в голове математика пронеслась мысль – «невесомость!..», после чего он резко провалился в какую-то бездну.

* * *

Тягучий и противный вой сирены пульсировал где-то вдалеке, но с каждой секундой становился всё ближе. Наконец, когда звук этот стал совсем невыносим, Харитонов резко открыл глаза и увидел залитую всё тем же ровным и безжизненным светом кабину «Меркурия».

Рядом, приходя в себя, охали Толя с Димой.

– Что это за чёрт? – пробормотал Сергей, одновременно хлопая рукой по рубильнику, отключавшему сирену.

– У нас что, повреждён корпус? – нахмурился Карпенко, склоняясь над панелью.

– Чёрт его знает, ничего не ясно, – пробурчал Харитонов. – Датчики показывают какую-то ерунду… Раз включилась сирена, значит, с корпусом какие-то нелады, но где именно поломка, нам так не установить.

– Да что вообще произошло? – спросил Дима, вертясь в своём кресле. Затем, прильнув к перископу, он присвистнул:

– Что за..!

Оба его товарища тут же прильнули к триплексам, ожидая увидеть что угодно, но всё равно к подобному зрелищу они оказались не готовы.

– Какая-то ерунда, – растерянно пробормотал Карпенко и отстранился от перископа.

Сергей был менее сдержан и вскрикнул:

– Сучий потрох!..

Во всех окулярах была полная пустота. Абсолютная тьма обступала Меркурий со всех сторон.

Убедившись, что все окуляры показывают одно и то же, Карпенко нахмурил лоб, а затем скомандовал:

– Включи-ка свой прожектор…

Даминов молча щёлкнул тумблером.

Вновь прильнув к перископам, друзья убедились, что за бортом по-прежнему ничего не видно.

– Таак… – стал собираться с мыслями Карпенко.

– Вот же бля, хорошие дела! – вскрикнул Харитонов. – Куда это нас занесло?!

– Хороший вопрос, – покачал головой Карпенко. – Мы точно не на высокой геоцентрической орбите, как это планировалось, потому что не видно ни звёзд, ни Солнца, ни Луны, ни Земли. И в то же время мы, что очевидно, явно не в ангаре. Ну-ка, что у нас с датчиками?..

Блок ориентатора был замкнут, и все лампочки горели зелёным, показывая состоявшееся перемещение «Меркурия».

– А перенос точно произошёл? – неуверенно подал голос Даминов.

– Ты что, дурной? – повернулся в его сторону Сергей. – Или твой сарай выглядит вот так? – он демонстративно махнул рукой, показывая на триплексы.

– В самом начале была невесомость, но потом что-то случилось, – стал вспоминать Анатолий. – Сейчас мы, видимо, двигаемся с постоянным ускорением, приданным «Меркурию» какой-то накладкой с тротиловым зарядом, поэтому больше невесомости не чувствуем, хотя… а, чёрт! – вскрикнул математик. – Вы тоже замечаете, как нас тянет в сторону? – повернулся он к приятелям.

– Есть немного, – хрипло отозвался из своего угла Дима.

– Видимо, нас закрутило, – мрачно прокомментировал Карпенко, оглядываясь по сторонам. – Центробежная сила… И наша тошнота, видимо, тоже как раз этим и объясняется.

– Классно, – кивнул Сергей. – Мы хрен знает где, с нам хрен знает что, и хрен знает как нам вернуться обратно. И я же правильно понимаю, что раз мы уже сдвинулись с изначальной точки, обратно в то же место, где мы были, нам уже не попасть?..

– Правильно, – процедил математик. – Но вот где мы…

Вновь прильнув к окулярам, Карпенко долго вглядывался в беспросветную тьму.

– В своих расчётах я рассчитывал ориентировать «Меркурий» по двум телам: Земле, как наиболее близкому, и Солнцу – наиболее массивному и яркому. Гравитационный пеленг, основанный на Земле и Солнце, чисто в теории способен сориентировать нас в пространстве, даже если мы отдалимся от Солнечной системы на добрый десяток световых лет – пока гравитация Солнца окончательно не рассеется на фоне искажения пространства-времени, идущего от других объектов. Однако, – почесал затылок математик, – какие-либо данные на пеленгаторе отсутствуют, как если бы мы… – тут Карпенко резко оборвал фразу и задумался.

Взяв в руки блокнот со своими выкладками, Анатолий начал листать страницы, гоняя формулы из одного уравнения в другое и подставляя в них различные значения.

– Серёга… – сглотнул наконец математик. – А ты же как, при переносе учитывал показания «цэ»?..

– А при чём здесь скорость света?

– При том… кажется, лоханулись мы с формулой-то, – посмотрел математик на своего друга и медленно снял очки.

– Я вообще «цэ» не трогал… оставил как есть, – задумался Харитонов и закусил губу.

– Бляха муха, – устало выдохнул математик и откинул карандаш с блокнотом. – Я умножал на скорость света, а надо было делить. Чёрт, чёрт! – закричал он. – Да как вообще можно было так ошибиться?! В одной частице материи заключена огромная энергия, а я там какие-то десятые килограмма насчитывал! Ещё бы нам теперь не удивляться!

– Да что, что случилось?! – непонимающе уставились на Анатолия Сергей с Димой.

Математик застонал.

– Заряд… энергия, которую мы использовали, была колоссальна. Нам нужны были нанограммы материи!.. Знаете, где мы теперь?!

Даминов вжался в кресло и обхватил подлокотники, чувствуя, как под футболкой тоненькой струйкой стекает холодный пот.

– За пределами галактики, – едва слышно прошипел Карпенко. – Нас вышвырнуло к чёрту из Млечного пути, поэтому мы не видим даже звёзд! Понимаете?! А может быть, мы уже и не в Местной группе галактик, раз даже в отдалении нет ни Андромеды, ни Млечного пути, хотя, конечно, сейчас для нас этот вопрос уже не принципиален.

– Подожди, подожди… – залепетал Харитонов. – Да как это вообще может быть?!

– Наша теория… – горько усмехнулся математик. – Энергии, высвобожденной в ориентатор тротиловой шашкой подобной массы, с лихвой хватило, чтобы на один квант времени по направлению общих струн сжать пространство необходимого объёма в единую точку и вновь вернуть его в исходное положение – но с «Меркурием» уже на другом конце. По сути, расстояние тут не играет вообще никакой роли… – математик умолк.

– И чего же нам делать? Разве нам… не вернуться? – тихо спросил Дима.

– Аппаратура почему-то не работает, – мрачно ответил Карпенко. – Мы бы уже автоматически вернулись в исходную точку. Может быть, это последствия взрыва, повредившего внутренние платы электроконтуров. Сука!..

До последней секунды сохранявший какие-то остатки спокойствия математик в ярости ударил по приборной панели. Все трое молодых людей сидели, глядя на металлические стенки своего изобретения, и не произносили ни слова.

Харитонов медленно поднёс руку и положил её на блестящую металлическую обшивку «Меркурия».

– Подумать только… – задумчиво произнёс он. – Сразу за моей рукой, за несколькими миллиметровыми перегородками, находится абсолютная пустота – не межпланетная, и даже не межзвёздная. Мы абсолютно одиноки, и даже никогда не упадём на какую-нибудь планету или звезду – ни одного космического тела вокруг нас нет на целые миллионы световых лет. Путешествие сквозь межгалактическую бездну… – Сергей замолчал и опустил руку на колено.

– Это просто полный пипец… – наконец тихо произнёс Карпенко. – Кислорода у нас тут минут на двадцать от силы. Даже аккумуляторы не успеют сесть.

– Да теперь-то уже не больше пяти минут ждать осталось, – так же тихо выдохнул Харитонов.

– Э, ребят, ну это… – задёргался Дима, оглядываясь то на Карпенко, то на Сергея. – Вы что, хотите сказать, что мы вот так просто и подохнем тут?!

Математик угрюмо склонился над приборной панелью, ещё раз заглянул в окуляры, затем покачал головой.

– У нас нет ни единого шанса. Спасти нас мог бы обратный скачок, но все платы, видимо, погорели в момент переноса… Хотя…

– Что? – выдохнул Сергей.

– Всё равно непонятно, почему мы не возвращаемся, – сокрушённо покачал головой математик. – Ведь чисто физически наш скачок просто обязан произойти с возвратом, сжатие пространства обеспечено распадом материи, но не закреплено через… хотя… учитывая аварию, кто знает…

Карпенко начал бормотать что-то невразумительное, незаметно впадая в полудрёму. Наступила гнетущая тишина. Хронометр неумолимо отсчитывал секунды, и с каждым выдохом дышать становилось всё труднее. Тяжёлый углекислый газ, накапливавшийся в крошечной капсуле, поднимался всё выше, затуманивая сознание молодых людей.

– Чёрт… – закашлялся и тут же подавился Дима и, отстегнув ремни, начал, пошатываясь, медленно вставать с кресла, сразу заняв почти всё свободное пространство.

– Эй, ты чего? – сонно пробормотал Карпенко, повернув к нему голову.

– Я не могу… – пробормотал Даминов. – Не могу я! Сволочь ты, Толя, редкая! – заорал вдруг «мажор» и резким рывком подскочил к люку.

Математик непонимающе задрал голову, но Сергей среагировал быстрее, моментально покинув ложемент и оказавшись рядом с Димой.

– Ты что, гад, делаешь? – уставился на Даминова Сергей, глубоко вдыхая лёгкими отравленный воздух.

– Я пас, – злобно прошипел Дима. – Идите вы к чёрту со своими экспериментами, мы всё одно умираем в этой жестянке!

– Возможен реверсивный скачок, – таким же безумным шёпотом прохрипел инженер-механик. – У нас есть шанс – пусть мизерный, но есть, а если ты откроешь люк, мы почти сразу погибнем от разгерметизации!

– Да идите к чёрту! – закричал Даминов и схватился за ворот люка. Харитонов обхватил его сзади, но тот, уже не тратя время и кислород на разговоры, просто развернулся и въехал кулаком в скулу Сергея.

Тот мгновенно обмяк и осел на пол капсулы.

Окинув взглядом тесное пространство «Меркурия», Даминов увидел, как хрипит с посиневшим лицом Карпенко. Наконец, с дрожащим от судорог ртом математик замер в неподвижности.

Белые круги начали вращаться перед глазами Димы, и он, навалившись всем весом на ворот, с трудом отвернул герметизирующие заслонки.

Сбоку, на панели, ядовитым алым цветом вспыхнул светодиод, сигнализируя о потере контакта на крышке люка.

Попытавшись вдохнуть воздуха для последнего рывка, Даминов понял, что кислорода в капсуле попросту уже не осталось. Тщетно пытаясь собрать воздух хоть на один глоток, Дима в судорогах разевал открытый рот, чувствуя, как где-то в глубине груди трепещет диафрагма.

Издав бесшумный стон, Даминов, вслепую, докрутил наконец до упора ручку люка и навалился на него всем весом.

Пол тут же ушёл из-под ног Димы, и его летящее куда-то в бездну тело пробрали иглы смертельного холода. Вместе с телом Даминова ухнуло вниз и его сердце, навсегда оборвав его мысли, метавшиеся в полностью лишённом кислорода мозгу.

* * *

– Дьявольщина какая-то, – беспомощно пожал плечами Габарян. – Мне ничего не понятно.

Несмотря на поздний вечер, сотрудники аварийно-спасательной бригады и не думали расходиться. Обступив завал, молодые люди стояли на краю небольшого обрыва и совещались.

– А что говорят врачи? – повернулся к начальнику бригады Мохов, вернувшийся от автомобиля с бухтой альпинистского троса.

– У двоих асфиксия, – мрачно ответил Габарян. – Третий – остановка сердца. Это предварительно… В общем, ни черта не ясно, что здесь произошло.

На дне провала, на глубине примерно пяти метров, поблёскивала выступающая из земли металлическая поверхность какого-то странного агрегата, напоминавшего большое и завалившееся на бок яйцо.

На верхней части яйца крепился полуоткрытый люк, откуда только что вылезли двое медиков. Ещё ниже, на самом дне старинной пещеры, в которую провалился агрегат, лежал накрытый полиэтиленом труп.

– Какого чёрта они там делали? – спросил кто-то. – И раз они могли выбраться, то почему так и не открыли люк?

– Я в дежурку уже позвонил, скоро подъехать должны, – зевнул Габарян, откидывая в сторону перчатки. – Вот пусть и разбираются…

– Тут что, повсюду пещеры под землёй? – удивился один из подошедших к спасателям врачей.

Габарян пожал плечами.

– Тут в районе бывает иногда, что кто-то проваливался под землю. Один раз какой-то парень на велосипеде навернулся в старую штольню, сам нам звонил, выбраться не мог… Но такое – впервые. Нас вызвали из посёлка по поводу какого-то взрыва, думали, что это газ на старой колонке, а когда мы приехали посмотреть, то нашли вот это. Сам шар пришлось несколько часов раскапывать, он почти полностью в землю ушёл. Видимо, сарай этих умников стоял прямо над старой пещерой, а они ещё и умудрились здесь какие-то испытания проводить. В общем, доигрались…

Когда бригада, встретив следователя из области, уже отъезжала, Габарян бросил прощальный взгляд в сторону завала.

Аппарат был уже почти полностью выкопан, очищен от земли и песка и готов к подъёму на поверхность. На переднем жестяном листе в лучах уже клонившегося к закату солнца переливались радужные разводы то ли от взрыва, то ли от какого-то перегрева. Хорошо было видно стенки металлического яйца, распёртые и перекошенные по сторонам, словно после вакуумной камеры. Непонятный аппарат, завал, мучительная смерть в темноте…

Спасателю вспомнилось, как он только откинул тяжёлый люк. С каким ужасом взирали на него два мертвеца, по таинственным причинам сгинувшие в средневековой пещере в полуметре от своего спасения! Как, почему и зачем понадобилось им умирать подобной смертью?

Безумие, сплошное безумие…