Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
В жизни есть вещи, по поводу которых ты должен сказать: нет, стоп, я дальше не иду. Потому что дальше наступает точка невозврата.
Очень важный это вопрос – вопрос влюбчивости. Что это? Можно сказать, что это разновидность страсти блуда. Никто из блудивших не начинал блудить, потому что так изначально решил. Все намного сложнее, хитрее. Вообще блудит душа, а не тело. Тело послушно покоряется душе. То есть блуд начинается в мозгах, в сердце, в сознании, а потом уже подключается вся остальная физика и механика. Причем подключается послушно и неизбежно: как жена к мужу в классическом браке – так материя подчиняется духу. Поэтому никто не может списать блуд на одну только телесную функцию. Как Сковорода говорил: «Не осуждайте мир, сей труп ни в чем не виноват». Люди сами виноваты во всем, что делают, «мир» вообще здесь не играет роли.
В жизни есть вещи, по поводу которых ты должен сказать: нет, стоп, я дальше не иду. Потому что дальше наступает точка невозврата.
Влюбчивость соответствует какому-то не закончившемуся детству, это свойство не повзрослевшего человека. Если это девушка, то это такие широко раскрытые глаза, а ее духовный портрет можно нарисовать с бантиками.
Влюбчивый человек – это любопытный человек с детским устроением ума, он хочет, чтобы его любили, чтобы на него обратили внимание, уделили ему какое-то время, отдали какую-то эмоциональную часть своей жизни. И сам он смотрит детским взглядом на мир, и чужое кажется интереснее, чем свое. Как говорят, «чужа жінка – вічна дівка», она всегда интереснее.
Люди взрослеют несинхронно со старением тела. Телесно он может уже давно повзрослеть, а душевно, быть может, еще и не начинал этого процесса. Люди могут влюбляться до старости.
Если для какого-то возраста это совершенно естественно, то в другом возрасте это уже будет патологично. Все это должно когда-то закончиться. Если к 40 годам человек этого не перерос, то он, похоже, задержался в развитии.
А физический блуд приходит потом. Например, женщина влюбчива и эмоционально не может скрыть интереса к кому-то. Человек платит ей той же монетой или из-за элементарной галантности, или с ответным интересом. Но там уже дух от плоти недалек. И вообще, сено с огнем находиться долго рядом не могут, даже если сено мокрое – оно все равно подсохнет и вспыхнет. Физика подтянется за психикой.
Есть такой роман японского писателя Кобо Абэ «Женщина в песках». Жуткая история про неизбежность некоторых вещей. Роман-абсурд, роман о капкане, о котором человек даже не догадывался… Герой попадает в песчаную яму, в которой живет некая женщина – страшно некрасивая. И человек понимает, что ему оттуда не выбраться, и что он обязательно будет спать с этой женщиной, хотя она ужасная и будь он на воле, никогда бы на это не дерзнул.
Вот так все временами происходит. Существуют некие неизбежные вещи, от которых не увернешься, если все предыдущие шаги уже сделаны в эту сторону. Представить их можно в виде горки, трамплина. Пока идешь по лестнице, подымаешься на этот трамплин, можно в любой момент остановиться и спуститься вниз. Когда уже зашел на трамплин – это последняя точка свободы, оттуда еще можно спуститься вниз. Но когда уже оттолкнулся от трамплина, тогда свобода закончилась, началась необходимость. Ты пролетишь его до конца, оторвешься от него, а там приземлишься или рухнешь – здесь есть варианты.
Существуют некие неизбежные вещи, от которых не увернешься, если все предыдущие шаги уже сделаны в эту сторону.
Так и в жизни человеческой. Есть точки невозврата, после которых кончается свобода и начинается необходимость. Как правило, тогда уже физика вступает в свои права и просто механически совершается блуд, который уже до этого в душе совершился.
Почему говорится: видел – захотел, значит, уже прелюбодействовал в сердце своем. Там, в глубине, все уже совершилось. Теперь вопрос, как оно актуализируется, каким образом тело будет вовлечено в то, что уже произошло в сердце.
Два человека беседуют в кафе: щуплый и крупный.
– Здесь все не так? Думаешь, «там» будет иначе? Бежишь туда, а там еще хуже. Опять бежишь, опять и опять. Везде одно и то же, только с нюансами. Если не остановиться, то можно всю жизнь пробегать с высунутым языком и недовольной душой.
Тупость, воровство, разгильдяйство везде есть и везде будут.
Крупный слушал, щуплый говорил. Дождь загнал их под крышу кофейной террасы. Хлипкий такой дождь, но с намеком. Небо было сплошь злое, фиолетово-сизое, и ветер усиливался. Этот ветер с дождем и загнал двух людей от греха подальше – из соседнего сквера в кафе. Не их одних загнал. Других тоже. И меня. А иначе как бы я слышал то, что не моим ушам предназначено?
– Копай где стоишь, – говорил щуплый. – Копай где стоишь. Тупость, воровство, разгильдяйство везде есть и везде будут. Слышал? Даже в ЦРУ работники теряют ноутбуки с тысячами государственных секретов. По «ящику» говорили. Так чего же ты хочешь от хозяина станции техобслуживания? Конечно, разгильдяи. Конечно, приворовывают. Да что приворовывают – воруют внаглую. Конечно, плюют на простых людей. Но это везде, пойми. Зло лютует. А ты живи, вгрызайся в землю, пускай корни. Иначе плодов не принесешь.
– Да мне обидно, что все делается через одно место. Обидно, что можно лучше сделать, и я вижу как, – это уже крупный подал голос.
А я стоял к ним спиной, так же спасаясь от возможного ливня, и невольно слушал. Дождь баловался, что ли. И не лил в полную силу, и угрожать не переставал.
– Знаешь историю?
– Смотря какую.
– Про монаха одного.
– Монаха? А я при чем?
– Не спеши. Слушай. Тот искал в монастырях идеала. Чтоб там все, короче, как ангелы были. Чтоб любовь братская, и без злобы, и без греха, с одной молитвой и работой. Собственно, где его еще и искать, идеал?
– И че?
– Че. Сам понимаешь: кругом ведь есть и зависть, и злоба, и по пятаку могут дать. В тебе, что ль, этого нет? И всюду одни люди ничего не делают, а другие за них не разгибаются.
– Ну?
– Ну. Слушай. Монах бегал из монастыря в монастырь, как бабы из магазина в магазин. Пока его не стукнула простая мысль. Если я так буду дальше бегать, то буду чисто белка в колесе! Серьезная мысль. Я – белка в колесе, а диавол просто будет надо мной смеяться. Я буду потеть, а он будет смотреть и смеяться.
– Белка в колесе, – с улыбкой медленно повторил крупный.
– Да. «Белка» – это многозначное слово. И «колеса» тоже. Но ты слушай, не отвлекайся. Он написал себе – этот монах – на бумажке пару каких-то особых слов. Когда его ругали за что-то, или обделяли в пайке на обеде, или посылали на грязные работы, он вынимал из кармана эту записку и читал. Душа страдала, а он читал. Будто лекарство принимал. Да? Парня гнобят, а он вынимает из кармана какую-то записку, читает, что в ней написано, и… остается спокоен. И пайкой доволен, и на обидчиков не зол. Ну, и так далее.
– А что там было написано?
Дождь грозится и не отпускает. А я, не оборачиваясь, напрягся, как гончий пес. Интересно же! Слушаю спиной. Слушаю затылком и в оба уха, а вида не подаю.
– Этот же вопрос тоже возник у монахов монастыря, в котором он остался. Что там написано? Может, магия? Может, сатанинские формулы? Знаешь, как тогда искали всюду дьявольский след? Может, подумали, что он вообще не монах, а чернокнижник? Так мы его! Тут только дай дорогу. Такие версии появятся! С этими версиями его и «свинтили».
– Это как?
– Да, как наши менты. Конкретно. Вломились в келью. Руки за спину, кулаком по ребрам, пинка под мягкое место и локтем по шее. Все, как везде. Монахи поймали у себя чернокнижника! Понимаешь? По тем временам – расстрельная статья. Резонанс на всю округу.
– Ну?
– Баранки гну. В записке, оказывается, было написано всего-навсего: «Ради Бога все буду терпеть!» Представляешь? «Ради Бога все буду терпеть!» И больше ничего. Он все понял, этот бегающий в поисках идеала монах. Понял, что если бегать в поисках рая, то нигде покоя не найдешь. Так и ты не найдешь покоя, решив найти идеальный автосервис с идеальным хозяином. Вот к чему я веду.
Они замолчали оба. И молчало небо, не желавшее греметь. А потом щуплый продолжил, уже как бы себе самому.
– Он решил остаться на месте, в монастыре, который не лучше и не хуже многих похожих, этот монах. А когда его «запаивало» от грубости игумена, или от наглости старших монахов, или от обычной тоски человеческой, то он доставал свою записку, сделанную им же, и читал: «Ради Бога все буду терпеть!»
Если бегать в поисках рая, то нигде покоя не найдешь.
Дождик решил с улыбкой удалиться. Небо чуть просветлело. Ветер приутих. Люди с зонтиками стали их сворачивать, а люди без зонтиков – выходить на мостовые из-под навесов.
– Понимаешь? Те монахи страшно удивились прочитанному в бумажке и терпению этого парня. Они оставили его в покое. Зауважали. Поняли, что он не маг, а человек с глубиной. А чем он купил себе перемену в отношении? Одним предложением. «Ради Бога буду терпеть!»
Крупный парень слушал молча, сопел и, видимо, боролся с мыслями.
– Перетерпел, и все злое поломалось. Перетерпел, и безнадежная ситуация вышла на тихую воду. Потерпи, понимаешь? Такой закон. Потерпи и ты. Будь человеком с глубиной. Не будь плоским. Не будь мелким. Мелкие всюду несчастны. И всегда. Ради Бога потерпи, если ты в Него веришь. Или ради семьи, если не веришь в Бога. Хотя это…
– Что, терпилой по жизни быть?
– Ты большой, конечно, но дурак. Прости. Я с любовью. Пойдем. Дождь уже, кажется, не польет. Народ зонтики сворачивает.
Я вышел после них. Через минуту, не меньше. Они успели пройти по мокрой дороге метров двести-триста. Видно было, что по пути они продолжали разговаривать. О всякой всячине. О том, как жить и не озлобиться. О том, как не быть «терпилой», но все же уметь прощать. А я был благодарен сизо-лиловому небу и грозному, так и не пролившемуся дождю за то, что слышал напряженной спиной, навостренными «ушками» и внимательной мыслью. Мысль – она жадная. Вечно жадная и до нового, и до красивого.
Хорошая история для начала разговора о том, кого считать взрослым, и о труде.
Войти с помощью соц. сетей: