ПОДДЕРЖКА ВАЖНЕЕ ДОЗЫ ДОФАМИНА
Если крыса, нажав на рычаг, получает угощение, то, проголодавшись, она непременно вернется, чтобы повторить действие. Однако если менять вознаграждение — например, после нескольких попыток не давать никакой сладкой закуски, а затем, после нажатия рычага, вдруг выдать сразу три, — зверек останется у рычага и будет безудержно жать на него. Случайность, непредсказуемость вознаграждения — основная причина зависимости.
Я пристрастился к Twitter, точнее, к многократному подтверждению собственной значимости, которое получаю на этой платформе. Однако в случае зависимости за все приходится платить. Упаковав поиски истины, которыми должны заниматься все ученые, в хорошо продающуюся обертку сенсации, я чувствую себя опустошенным и жалким. Ну зачем нужен Twitter 54-летнему профессору маркетинга?
«ИГРОВОЙ АВТОМАТ»
На рычаг «игрового автомата» мы неосознанно нажимаем каждый день. Наш младший сын восьми лет от роду, как правило, вваливается в родительскую спальню во время последнего часа сна. Мало что на свете (пожалуй, только героин) может превратиться из прекрасного в ужасное всего за три минуты. Когда сынишка устраивается верхом на мне, я становлюсь целостным — и все обретает смысл. Я снова засыпаю, осознавая, насколько я важен в этом мире. Впрочем, несмотря на всю свою значительность, через три минуты я просыпаюсь от удушья. Мне нужно снять с груди этот 26-килограммовый мешок человеческого тела, иначе я умру, а сын, как я предполагаю и надеюсь, очень испугается, увидев мертвого отца. Не продать ли мне эту идею каналу Hallmark? Но я отклонился от темы.
Итак, сын проснулся. Его мама и папа сидят в предвкушении всплеска дофамина, который случается, когда органы чувств ребенка пробуждаются и начинают воспринимать информацию. Взлохмаченный, он оглядывается, ум его становится ясным и впитывает в себя новый мир, который может принести этот день. Он приходит к выводу, что день будет хорошим. Вон сидит папа, он любит меня, а я люблю его так сильно, что снова упаду на него и пролежу еще пятнадцать секунд, излучая счастье. Затем он вскакивает и сообщает, что пойдет наверх и найдет своего лучшего друга — братишку.
Или сынишка чувствует (с точки зрения выделения дофамина здесь не наблюдается закономерности), что сегодня произойдет что-то плохое. За три секунды подозрение превращается в уверенность. Точно предстоящий день угрожает всему хорошему, что есть в мире, а значит, свое главное оружие — ужасное поведение — следует держать наготове.
Это адово отродье начинает ныть или драться, время от времени задавая вопросы: «Мне обязательно идти на футбол?», «Можно мне поесть мишек гамми на завтрак?» Оставшаяся часть дня превращается в захват заложников, а я начинаю тосковать по временам Бинга Кросби, когда лупить детей было не только приемлемо, но и считалось правильным выполнением родительских обязанностей. А затем словно снег на голову… террорист в пижаме с Железным Человеком под мышкой садится рядом со мной и трет ладошкой по моей голове, хохоча над тем, какие ощущения это вызывает, и спрашивает: «А бабушка была похожа на тебя? Вы жили в большом доме?»
Помимо видеоигрового, у моих детей формируются другие дофаминовые циклы, и мне очень интересно наблюдать за их течением. В прошлые выходные младший сын зашел в нашу спальню и занял место между мамой и папой. Я заметил, что он держит в руках большой круглый предмет, и предположил, что это мягкая игрушка Злая Птичка. Взяв игрушку из рук сына, в темноте я разобрал на ней цифру «8». Это был шар предсказаний Magic 8, с которым он спал.
Тем же утром сынишка, который очень любит телепередачи канала Hallmark, пришел к нам, решив, что мы должны задать всезнающему шару важные вопросы:
- Вырастут ли снова у папы волосы? Ответ: «Перспективы не очень хороши». Трудно передать словами, насколько забавным это показалось моему восьмилетнему сыну.
- Купит ли мне мама FIFA 18? Ответ: «Лучше не рассказывать».
Три дня сын повсюду носился с шаром предсказаний, пристрастившись к случайным вознаграждениям и обратной связи. В сочетании с предрасположенностью к заботе о потомстве непредсказуемость, мгновенная обратная связь и разнообразие вознаграждений — все это делает детей своего рода наркотиком для родителей. Большую часть недели я провожу в Нью-Йорке, вдали от них, и к четвергу чувствую себя взвинченным и подавленным. Мне нужна «доза».
Пища, секс и дети. Люди запрограммированы быть зависимыми от того, что имеет важнейшее значение для выживания вида. Я верю: в свое время мои мальчики поймут, что отец с матерью обеспечивали им не наркотическую дозу дофамина, а поддержку. Мы всегда рядом, как и должно быть. Дети воспринимают нас как некую данность, а мы настроены любить их без всяких условий, и в этой любви меньше отклонений, чем в других отношениях. Запомнят ли сыновья, что, хотя нас и нельзя назвать безупречными, мы всегда были рядом?
