Чувак, ты ведешь себя не по-чуваковски

Джефф: У контркультуры каждого поколения есть жаргонные словечки, обладающие поэтической мудростью: вкурить, улетный или грокать. Еще одно такое слово — это карасс из романа «Колыбель для кошки» Курта Воннегута. Карасс — твоя семья в этой жизни, необязательно биологическая. В нее даже могут входить люди, которых ты терпеть не можешь, но вас что-то удерживает на одной орбите.

Слово «вкурить» означает больше, чем просто «понимать». Мне нравится вкуривать то, что происходит со мной в данный момент, нравится импровизировать с самим собой. Когда я напрягаюсь, то замечаю это и спрашиваю себя: «Ты точно хочешь быть напряженным? Ну, хорошо. Давай посмотрим, насколько сильно ты сможешь напрячься». Иногда эта игра увлекает меня до безумия. В актерской игре ты постоянно обманываешь самого себя, используешь воображение, чтобы достигнуть нужного эффекта. На самом деле для этого даже не нужно быть актером. Всегда можно играть со своим нынешним состоянием.

Но даже игра и эксперимент требуют практики. Подготовка очень важна для меня, особенно если я напрягаюсь или боюсь.

Берни: Практика играет важнейшую роль, если ты собираешься джемить с другими музыкантами, однако, когда вы начинаете джем, происходит то, к чему нельзя подготовиться. Все вдруг сдвигается — и возникает новая песня, новый рифф, и ты его подхватываешь, потому что это джем! Так бывает и в жизни. Я могу готовиться сколько угодно, но потом выхожу на улицу, поскальзываюсь на банановой кожуре и начинаю импровизировать!

Джефф: Жизнь будет подкидывать тебе повод за поводом, как это происходит с Чуваком. Справился с этим? Нá тебе еще! На него вываливается целая куча случайностей.

Если ты открыт, никаких проблем не будет. Взять, например, Орсона Уэллса. Много ли есть фильмов лучше, чем «Гражданин Кейн»? Сколько ему было? Двадцать пять, когда он снимал это фильм? Боже! Грег Толланд, превосходный оператор-постановщик, тоже работал над съемками этого фильма. Орсон Уэллс даже пожелал, чтобы имя Грега появилось рядом с его именем в финальных титрах, настолько важной оказалась его роль в работе над фильмом. А Толланду ужасно нравилось, что Уэллс — новичок в кино и его воображение было таким живым. Уэллс ничего не знал о том, как нужно снимать. Я замечал подобное и за другими режиссерами-новичками. Они много импровизируют и пока не знают ограничений.

А еще интересно замечать, как разные люди, и я в том числе, реагируют на давление со стороны. Можешь себе представить, какое давление испытывает режиссер? Время и бюджет ограничены, каждый день приносит новую порцию проблем. Что мне делать? Никогда с таким не сталкивался. Сил все меньше и меньше.

Я снимался в одном фильме и еще перед читкой сценария сказал: «В последней сцене что-то не так, а она — кульминационная для моего персонажа». Режиссер и сценаристы согласились со мной и пообещали, что мы вместе все исправим ближе к съемкам. Но съемочный график не позволял. Съемка фильма похожа на приемное отделение скорой помощи: делаешь то, что свалилось на тебя в данный момент, а проблемы продолжают напирать. Тем не менее я не прекращал попыток достучаться до режиссера.

Когда мы подобрались ближе к съемкам той самой сцены в конце фильма, режиссер стала просто отмахиваться от меня, если я подходил к ней с этим вопросом. Что-то вроде: «Заткнись, Донни!» Будучи человеком с прекрасным чувством юмора, она дала мне кличку Принц Идей. Я расстроился. Как еще мне реагировать?

Часть проблемы в самом беспокойстве. Ты хочешь сделать как лучше, но если цель слишком мелкая, то тебя может одолеть беспокойство. Я часто пишу слово «бесцельно», когда прорабатываю свою роль по сценарию. Это помогает не сужать прицел настолько, чтобы начать промахиваться. Почти как с тем тренером по боулингу, который никак не мог бросить шар.

Итак, я все больше напрягался, а режиссер продолжала отмахиваться от меня. До съемок сцены оставалось несколько дней, я стал совсем плохо спать. Я просыпался посреди ночи и говорил себе: «Так, прекрати. Ты пытаешься выжать апельсиновый сок из яблока, найди уже какой-нибудь выход». Потом до меня дошло, что нужно попросить помощи у других людей.

Мы хорошо ладили с главным оператором, продюсером и техническим экспертом. Я подошел к ним и сказал: «Парни, давайте вместе поможем режиссеру сделать этот фильм хотя бы немного лучше». Так и получилось: они стали моим незримым режиссером. В конце концов сцена все равно вышла не идеальной, но стала гораздо круче. По крайней мере мне удалось сделать ее пригодной для работы, хотя и пришлось помучиться, поунывать, не раз испортить себе настроение, не спать ночами. И это еще мелочи. По-настоящему большие проблемы могут просто тебя раздавить. Как говорит Незнакомец в «Лебовски»: «Иногда ты ешь медведя, а иногда, что ж, медведь ест тебя». Дело начинает плохо пахнуть. Что же дальше? Ты отслеживаешь свои мысли: «Ага, вот как я обычно поступаю в подобных ситуациях. Интересно. Хочу ли я сейчас поступить так же? Уверен ли я, что это лучшее решение проблемы? Возможно, мне стоит просто вкурить и поимпровизировать».

Достижение совершенства — всего лишь один из берегов. Есть и много других: если бы я только мог стать лучше, счастливее, успешнее.

Берни: Если бы я только мог достичь просветления.

Джефф: Неплохая заявка.

Был один замечательный монах-бенедиктинец и к тому же гончар: брат Томас Безансон. Он создавал прекрасные скульптуры и керамику, но был из тех художников, которые разбивают девяносто восемь из ста своих творений, потому что считают только два достаточно хорошими.

С другой стороны, бывают художники вроде Пикассо, которые делают, по сути, то же самое, но в ином ключе. Сначала они говорят: «Пусть будет вот так» — и рисуют пейзаж какой-нибудь Французской Ривьеры.

Ты им говоришь: «Вау, вот это круто!»

Они смотрят на картину еще раз: «Нет, это не совсем то, что нужно».

Тогда ты бросаешься увещевать их: «Подождите! Подождите, вы же только все испортите! Хотя… нет, теперь я что-то вижу. Вот это уже интересно! Боже, какая красота! Ладно, тогда оставьте вот так. Нет-нет-нет, что же вы делаете! Вы опять все портите к чертовой матери!»

И после того, как они сделают так пять или шесть раз, сминают рисунок в комок, выбрасывают его и говорят: «Вот теперь у нас появились кое-какие идеи».

Нет ничего ценного. Либо все ценно, либо ничего, понимаешь, о чем я?

Берни: Есть целый стиль японской керамики, где трещины и сколы на изделии только приветствуются керамистами.

Когда тебе не дает покоя мысль о совершенстве, ты застреваешь в ожиданиях. Но можно сконцентрироваться на том, где ты сейчас и что происходит в этот момент. Когда я общаюсь с учениками, они иногда рассказывают, что прочитали в книге или услышали от учителя, как должно быть, но они пока так не умеют. Я им отвечаю: «Позаботьтесь о себе сейчас. Подружитесь с тем, что уже происходит, а не только с идеальной картинкой себя или мира. Где вы сейчас, как вы заботитесь о себе прямо в эту минуту?»

Единственно верный путь — не стремиться к совершенству, отказаться от других берегов, к которым ты тянешься в уме, и вместо этого джемить с тем, что вокруг. И если уж так вышло, что я перфекционист, и это важно в сложившейся ситуации, то я и буду заботиться об этом перфекционисте. Возможно, я пойму, что никогда не достигну совершенства, что всегда можно сделать лучше, но я все равно позабочусь о том парне, который хочет извлечь идеальный звук из инструмента. Не потому, что так правильно или неправильно. Просто это я вот прямо сейчас и именно о себе таком хочу позаботиться.

Джефф: Красиво, дружище.

Берни: Такой подход дает тебе направление, показывает путь. Стоит заботиться о себе на протяжении всего пути, а не только когда ты забиваешь гол. Помни о том, что ты забиваешь гол всегда, где бы ты ни был.

Отправить