Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Понятие мобильности появилось еще в Европе в IX–XIII вв., что связано с возникновением первых университетов. Хотя несмотря на то, что многие университеты до сих пор борются за звание старейшего, нужно понимать, что Болонский или Парижский университет того времени — это не университеты в том смысле, в каком мы привыкли о них думать, а скорее предуниверситетские образования, учебные центры, организации по интересам. Так или иначе, новые университеты появлялись, когда часть преподавателей и студентов отделялась, часто со скандалом, и основывала учебное заведение со своими правилами. Так, по легенде, из-за конфликта с местными жителями группа ученых из Оксфорда отправилась на север, чтобы найти тихое место, где можно было бы основать новый университет, — так возник Кембридж. Появляющиеся то тут, то там интеллектуальные центры привлекали людей из разных регионов, и, чтобы присоединиться к университету, им нужно было проделать немалый путь и, по сути, навсегда сменить место жительства.
Авторы исследования «Развитие мобильности в России» рассказывают, что первый российский опыт заграничного образования восходит к временам Ивана Грозного: учиться отправили 17 юношей, правда, никто из них не возвратился, и дальнейшая их судьба неизвестна. Ожидаемо, что более ответственно к заграничному образованию отнеслись во времена Петра I: тогда уехали 53 человека, многие из них вернулись и стали успешными учеными и военачальниками. Во времена Елизаветы и Екатерины II практика заграничного образования среди дворян расширялась, причем именно в екатерининские времена студенты Российской империи открыли для себя британское образование, но уже тогда самым популярным направлением была Германия — в середине XVIII в. там училось около 350 русских студентов. В конце XVIII в. количество русских студентов за рубежом снизилось из-за волны революций в Европе, а чуть позже обучение за границей запретил Павел I, правда, ненадолго — в XIX в. за границей было больше всего русских за всю недолгую на тот момент историю международного образования.
Примерно тогда же было положено начало политике двустороннего обмена — в 1865 г. на заседании Совета при министре народного образования было решено начать принимать иностранцев в российские вузы. Через короткое время в Петербургский, Московский и Новороссийский (в Одессе) университеты были приняты студенты из Сербии, Болгарии, Албании и других стран. При этом государство всегда поддерживало выезжающих, а позже и въезжающих студентов: правительством Александра II для иностранных студентов были назначены специальные стипендии, а также все они освобождались от платы за обучение. Особенно рьяно за дело взялось советское правительство: в специально созданном Коммунистическом университете трудящихся Востока уже в 1921 г., почти сразу же после создания, учились студенты из 44 государств, в том числе Персии, Турции, Афганистана и Монголии. На новый уровень интернационализация высшего образования в России вышла в 1960 г. — тогда был создан Университет дружбы народов, названный в честь первого президента Республики Конго. В 1990 г. СССР занял третье место в мире по количеству иностранных студентов (126 500 студентов), после Франции (136 000) и США (407 500). В 1990-х Россия потеряла репутацию страны, куда принято ездить учиться, но, опять же, ненадолго.
Не менее интересна история высшего образования Великобритании — страны с давней университетской традицией. Здесь система вузов была создана в несколько этапов. Самые первые университеты (их можно пересчитать по пальцам, в их числе известные Оксфорд и Кембридж, основанные в 1169 и 1209 гг. соответственно) называют «каменные». Эти университеты были похожи скорее на элитные клубы со своей кастовой системой. При этом их система управления, когда университет состоит из нескольких более-менее независимых колледжей, позволяла быстро реагировать на изменения, открывать новые факультеты, вводить специальности. Но, несмотря на это, они не могли начать принимать намного больше студентов, чем уже принимали, — это было образование для избранных, а наступающая промышленная революция требовала все большего количества квалифицированных специалистов. Так появились «кирпичные» университеты, открывавшиеся в промышленных центрах Англии примерно с середины XIX по середину XX в. Основная цель университета нового типа — готовить людей, которые смогут эффективно управлять все усложняющимися и увеличивающимися производствами.
Третья волна — «стеклянные» университеты, появившиеся по всей стране после Второй мировой войны. Они должны были быстро реагировать на потребности послевоенной экономики и быть ориентированными на новейшие технологические разработки. Их основные задачи: сделать образование доступным для всех и повысить интеллектуальную капитализацию вузов, собрав у себя лучших из лучших, в том числе привлекая специалистов из-за рубежа. Четвертая волна — это новые вузы, появившиеся в начале 1990-х. Они не могли конкурировать со старыми вузами практически ни в чем, поэтому выбрали для себя путь максимальной интернационализации. Если в 1960-е в Великобритании обучалось всего 28 000 студентов, то в начале 2000-х их было уже 225 000, а к настоящему моменту это число удвоилось практически в два раза. По мнению социолога Виктора Вахштайна, рецепт успеха британских университетов прост: «Чтобы национальная экономика была конкурентоспособной, национальная система образования должна быть наднациональной. Как канал вертикальной мобильности университет становится мощным “социальным лифтом”, как центр образовательной и научной экспансии — глобальным “интеллектуальным банком”». При этом стоимость обучения за последние пару десятилетий существенно выросла — на сегодняшний день иностранные студенты должны платить в среднем около £15 000 в год и кажется, что это стало существенным источником дохода для страны в целом.
Интернационализацию американской системы образования можно проследить по истории одного из лучших вузов США — университета Беркли, который расположен в Калифорнии и, несмотря на наличие железной дороги, считался отдаленным и оторванным от академического сообщества. Из исследования «Международный Беркли» известно, что начало политики привлечения иностранных студентов было положено в 1870-х. По мнению второго президента университета Дэниела Гилмана, привлекая иностранцев, Беркли получает новый источник знаний и улучшает международные отношения, в первую очередь торговые. При этом Беркли ориентировался не на европейское сообщество, а считал Калифорнию «новой цивилизацией на побережье Тихого океана» и рассчитывал улучшить отношения с народами Азии — идеальными соседями и покупателями были жители Японии, Китая, Австралии и других, небольших государств, расположенных в основном на островах.
Эта политика непросто далась всему университетскому сообществу Калифорнийского университета — вопрос о важности и полезности интернационализации образования горячо обсуждался с конца XIX по начало XX в. К моменту, когда Беркли объявил себя ведущим американским вузом по количеству обучающихся иностранцев, случаи проявления ксенофобии стали настолько частыми, что руководству университета регулярно приходилось приносить официальные извинения из-за нетолерантности и зачастую жестокости местных жителей по отношению к иммигрантам. Несмотря на все сложности, руководство университета (точнее, несколько поколений руководства) было уверено, что США предстоит стать мировой державой в любом случае и азиатский образовательный рынок лишь одно из завоеваний.
Нетолерантное отношение заключалось еще и в том, что в округе Беркли иммигрантам было практически невозможно найти жилье — университет не предоставлял общежитий, а из местных жителей никто не хотел сдавать иностранцам жилье внаем, тем более если эти иностранцы были представителями другой расы. Переломным моментом стало решение построить несколько студенческих кампусов, в том числе International House.
Первый такой кампус был открыт при Колумбийском университете в Нью-Йорке в 1925 г. — однажды директор юношеской христианской ассоциации Гарри Эдмондс случайно заговорил со студентом из Китая, с которым столкнулся на территории университета, и узнал об одиночестве, которое тот постоянно испытывает во время учебы здесь. После этого Эдмондс разработал план по интеграции иностранных студентов, который включал кампусы, где студенты проживали бы все вместе, и обратился к Джону Д. Рокфеллеру–младшему с просьбой проспонсировать проект. Когда идея была вынесена на публичное рассмотрение в 1927 г., она вызвала недовольство местных жителей — на улицы вышли более 1000 человек с призывом не допустить строительства места, где бы могли жить и учиться представители разных рас. Несмотря на это, проект был принят и в 1930 г. в кампус заселились 530 первых жителей.
К тому моменту в Калифорнии нарастала проблема толерантности не только к азиатам, но и к афроамериканцам. I-House был единственным местом в окрестностях Беркли, где последние могли получить жилье. Важно, что здесь же была открыта и столовая — так как в окрестных кафе отказывались обслуживать представителей меньшинств. Позднее практика организации жилья для студентов развивалась — в том числе стали появляться исключительно женские общежития. Только в конце 1950-х был принят закон, запрещающий арендодателям отказывать нанимателям, руководствуясь расовыми, национальными или религиозными соображениями. При этом, несмотря на все народные волнения, количество иностранцев было достаточно небольшим — за 40 лет в Беркли из других стран приехало всего 4% студентов от всего числа бакалавров.
Сейчас, по мнению автора исследования, «интернационализм является основополагающей ценностью американских университетов и колледжей, и его значение только возрастает в связи с масштабными демографическими изменениями в таких штатах, как Калифорния». По данным за 2015 г., количество иностранцев в Беркли составляло уже 15% — более 5000 человек. По сложившейся традиции больше всего здесь представителей из стран Азии и Тихоокеанского региона. И так же, как и в Великобритании, с помощью иностранцев университет пытается восполнить те потери, которые произошли из-за сокращения государственного финансирования: иностранцы платят за обучение практически в три раза больше, чем американцы. При этом из каждого доллара, заплаченного за обучение, около 33 центов идет в фонд поддержки студентов — именно отсюда собранная сумма будет перераспределена в виде грантов и стипендий самым талантливым.
Образовательная миграция занимает третье место в мире по количеству переезжающих людей после трудовой миграции и программ по переселению соотечественников. И ее объемы продолжают расти — если в 1980-е образование за границей получали 800 000 человек, спустя почти 30 лет это число возросло в пять раз — сейчас в мире, по разным данным, от 4 до 5 млн таких учащихся. При этом это социально одобряемая иммиграция — к таким приезжим чаще всего относятся с уважением.
По данным ЮНЕСКО за 2015 г., лидером по количеству иностранных студентов стали США — сюда приехали 907 251 студент, при этом за пределы страны уехали учиться всего 67 250 американцев (из них 14 000 уехали в Великобританию). У Великобритании показатели ниже практически в два раза — сюда приехали учиться 428 724 студента и уехали 30 338 (интересно, что все в основном уехали учиться в США).
Очевидно, что из-за численности населения и одной из самых быстроразвивающихся мировых экономик основным импортером иностранных студентов является Китай — отсюда студенты едут учиться в США (более 300 000), Австралию, Великобританию и Японию (около 90 000 в каждой стране), в России же учится чуть менее 8000 китайских студентов. При этом в Китай учиться пока никто не едет — но проблема «капитализации интеллектуального потенциала» университетов уже стоит, правительство собирается вывести на мировой уровень около 100 китайских вузов. А срок многих магистерских программ уже сокращен с принятых когда-то трех лет до приемлемых мировым студенческим сообществом 2–2,5.
Решение о том, куда поехать учиться, каждый человек принимает, исходя из трех основных факторов:
Всего пять стран: США, Великобритания, Франция, Германия и Австралия — обслуживают 62% мирового объема рынка высшего образования. И если у каждой страны из этой первой пятерки довольно сильные позиции, то среди тех, кто ниже в списке, разворачивается настоящая борьба за студентов, на рынок выходят новые, зачастую неожиданные игроки. Кроме исторически сложившихся центров студенческой миграции — западноевропейского и североамериканского — отмечается быстрый рост еще одного такого центра — тихоокеанского. Последние 5–10 лет интернационализацией образования активно занимаются Новая Зеландия, Япония, Южная Корея, Таиланд, Тайвань, Малайзия, ОАЭ и ЮАР. Например, в Новой Зеландии количество иностранных студентов в начале 2000-х увеличилось на 700%, в Южной Корее — на 200%. Именно здесь начинается высокая конкуренция за студентов.
Россию называют важным «новым старым игроком» на рынке экспорта образования — начиная с 1990-х количество студентов увеличилось в два раза, до 213 000 иностранцев. При этом за границей образование получают в четыре раза меньше русских — по данным ЮНЕСКО, около 54 000 человек. А всего опыт заграничного обучения имеют около 0,5% от всех студентов. Самые востребованные направления среди русских студентов:
Один из факторов, которые стоит учитывать при выборе места для обучения (и работы), — это то, где сконцентрированы лучшие специалисты в конкретной области. Кластеризация — то есть распределение людей по профессиям в разных местах на планете — наиболее свойственна творческим профессиям. Также в мире есть признанные финансовые, технологические и медицинские центры знаний — со временем этот эффект будет усиливаться еще больше. Пока это разделение довольно эфемерно и люди все еще находятся в состоянии «сортировки», но очертания формирующихся центров можно проследить уже сейчас, причем на разных уровнях.
Ричард Флорида, автор теории кластеризации, считает, что она бывает региональной и глобальной. Региональная кластеризация зависит от особенностей устройства государства — диверсификации экономики, централизации управления и других факторов. То, какой может быть региональная кластеризация, хорошо видно на примере США: здесь практически каждый регион обладает своей специализацией, реже — несколькими:
Глобальная кластеризация приводит к появлению мегарегионов и их различных специализаций. Например, четвертый по величине в мире и главный мегарегион Европы — Ам-Брюс-Тверп, в котором живет более 60 млн человек, которые производят товаров на $1,5 трлн. Или британский мегарегион, состоящий из Лондона, Лидса, Манчестера, Ливерпуля и Бирмингема, — он специализируется на финансах и креативной мысли, и соревноваться с ним может только Нью-Йорк. Здесь активно развивается кино, театр и музыка, именно отсюда берут начало самые известные группы — The Beatles, The Rolling Stones, Sex Pistols и др. Крупнейший мегарегион мира — Большой Токио, здесь живут 55 млн людей, которые зарабатывают $2,5 трлн на финансах, дизайне и технологиях.
Если посмотреть на Землю из космоса, то благодаря ночным огням можно увидеть не две сотни разрозненных стран, а 50 мегарегионов, урбанизированных мировых центров — у каждого из них своя специфика, свои проблемы и особенности. Именно в этих мегарегионах, а не в отдельных странах, происходят и будут происходить самые интересные события — и нужно просто выбрать один из них.
Войти с помощью соц. сетей: