III. Дети, яже ми даде Бог

Через бурелом дремучих северных лесов пробирался жалкого вида странник. Одежда на его худом теле вся давно изодралась в клочья и висела теперь лохмотьями, словно распоротый многажды сверху донизу чёрный мешок. Голова его теперь была непокрыта, так как клобук свой он давно потерял в пути, и спутанные длинные волосы, как и клочковатая борода, в беспорядке ниспадали на костлявые плечи. Он давно потерял направление, а уж дороги в этих краях не было от сотворения мира, и не мог он даже приблизительно сказать, сколько дней, недель или месяцев блуждает в этих тёмных лесах. Видел только, что дни становятся всё короче и холоднее, а ночной холод – всё более лютой мукой для его исхудавшего и теперь почти нагого тела. Пищей ему служили ягоды и грибы, которые он ел, конечно, сырыми, но ещё хуже было с водой. Бывало, ему встречались родники или ручьи, и, напившись всласть, он всякий раз подолгу лежал в изнеможении рядом с водой, борясь с соблазном более не идти никуда и остаться у этого водного изобилия, которого ему так не хватало в пути: куда больше не хватало, чем скудной пищи. Но всякий раз он с молитвой пересиливал себя и шёл дальше, лучше сказать, блуждал, не ведая дороги, в надежде только на Бога.

«Господь пасет мя и ничтоже мя лишит… На воде покойне всели мя, на месте злачне питай мя…» – сбивчиво молился про себя Лазарь.

– Ну где же Ты? – забормотал он наконец тихим голосом. – Где та вода, чтоб не жаждать вовек? И что это за послушание такое – сгинуть в этих лесах без исповеди и причастия?

Лазарь споткнулся, упал и продолжал лежать, не желая более подыматься.

Очнулся он под низким деревянным потолком полуземлянки. В дымном чаду, но в тепле, на скромном ложе у стены. Поблизости кто-то возился, должно быть, у очага. Лазарь с трудом разомкнул глаза, но в полумраке поначалу ничего не смог разобрать, только яснее почувствовал тяжесть исхудавшего, больного тела. Но память и сознание его потихоньку прояснялись. Он понял, что находится в жилище местных крестьян, которые, очевидно, и спасли его, найдя без чувств в чащобе.

Лазарь стал медленно оглядываться по сторонам. Потолок имел отверстие-дымоход, под которым был устроен очаг. У очага возилась женщина средних лет, и Лазарь поспешил отвести от неё взор, опасаясь соблазна. В углу напротив его ложа он разглядел древнего старика, сидевшего при свете лучины за каким-то рукодельем: кажется, тот вырезал какие-то поделки из кости. Лазарь продолжал осматриваться, отметил скромность жизни хозяев. Но не это занимало его душу, заставляя всё напряженнее осматриваться: он не находил в помещении ни одной иконы, ни распятия. Лазарь понял, что он достиг цели своего путешествия, теперь он у тех самых несчастных язычников, не ведавших света Евангелия, к которым послал его когда-то – как давно это было! – настоятель монастыря.

Но как же он слаб сейчас! Как ему проповедовать теперь им, когда он с трудом и шевелиться-то может и не уверен, что сможет толком говорить? А понимают ли они вообще по-славянски?! Лазарь почувствовал наваливающуюся на него смертельную усталость от одних этих мыслей.

Тут женщина, отойдя от очага, взглянула на него и радостно сказала что-то старику в углу на незнакомом Лазарю языке. Тот из своего угла ответил что-то негромко, и женщина подошла к Лазарю с глиняной плошкой в руке. Одной рукой она немного приподняла голову Лазаря, а другой поднесла его сухим губам плошку. Лазарь ощутил губами её неровный край, когда в рот ему тихонько полилась долгожданная влага. Он с жадностью глотал её, как только позволяли силы, а женщина, заботливо улыбаясь, смотрела на его лицо. Наконец напившись, Лазарь почти в изнеможении хотел откинуться назад, и женщина опустила его голову обратно на ложе.

Силы как будто потихоньку стали возвращаться к нему. «Но как же начать проповедовать, – думал Лазарь, – когда сил едва хватит хоть слово сказать? Господи, помоги!»

И тут старик в углу начал говорить Лазарю на славянском языке. Не спеша, не отрываясь от своего рукоделья, рассказывал про их маленькую крестьянскую общину, про другие общины сородичей в округе, что живут всегда мирно и тихо, трудятся. Говорил про их верования, как мир устроен, что знают они и о том, что христиане обо всём думают по-другому, что есть у них, у христиан, некая Благая Весть. Но только люди его народа испокон веков веровали так, как веровали, и что есть у них в округе магические синие камни, которым простые люди поклоняются и приносят богатые жертвы, а шаманы через те камни и свои бубны совершают общение с духами. И что жертвы те и ритуалы позволяют защитить всех людей от страшных злых духов… Старик помолчал; Лазарь собирался с силами, чтобы хоть что-то сказать, но слова никак не шли ему на ум. Старик посмотрел на него внимательно и спросил.

– Кто же иначе защитит нас от злых духов?

– Христос! – тихим голосом попытался воскликнуть Лазарь.

– Да, мы слышали о Нём… – ответил старик. – Слышали ещё деды наши, но не верили и сторонились ваших погостов с крестами. Но вот теперь мы все пойдём креститься!

– Почему?.. – еле слышно прошептал Лазарь, не веря своим ушам.

– Потому что ты пришёл к нам в такую даль с этой Вестью, потому что чуть не погиб ради неё от голода, холода и жажды. Значит, эта Весть того стоит!..

«Слава Тебе, Господи, за всё! – молился про себя Лазарь. – Пусть благочестие моё всякий раз не получается: если и делаю когда что-то хорошее, то, подумав об этом и возгордившись, тут же и гублю результаты своих трудов. Пусть, хуже того, возроптал я тогда в чащобе против Тебя, Господи, и против воли духовного отца моего! Пусть так, но Ты всё равно не оставлял меня никогда, а теперь не только не оставил, но явил мне Себя! Господи, раньше я только слышал о Тебе, а теперь вижу Тебя!»