Льет дождь, холодный, точно лёд,
Кружатся листья по полянам,
И гуси длинным караваном
Над лесом держат перелет.
Но дни идут. И вот уж дымы
Встают столбами на заре.
Леса багряны, недвижимы,
Земля в морозном серебре…
И. Бунин
Отцвели и побурели травы на лесных полянах, и желтые листья все чаще слетают с ветвей деревьев, медленно падают на сырую землю. Убранные поля стали как-то просторней и печальней под темным пасмурным небом и моросящим дождем. Знакомые места изменились, выглядят иначе, чем летом, изменились и следы животных. На убранных полях стали заметнее колосья ржи и пшеницы, погрызенные полевками и мышами, норки, вырытые зверьками на местах, где долго стояли снопы, дорожки, проложенные среди клевера, поврежденные клубни и корнеплоды на огородах… Заметнее стали и следы многих птиц. Птицы соединились в большие стаи, вместе собирают корм, вместе проводят часы дневного и ночного отдыха. Уже с половины лета на песчаных отмелях больших рек и озер начинают появляться следы куликов, не встречавшихся весной и в период гнездования. К осени число их быстро увеличивается, особенно в августе-сентябре, а еще позднее – в октябре и начале ноября к ним присоединяются следы больших стай гусей и более редких – лебедей. Пролетные гуси садятся не только на озера и пески рек: следы их встречаются иногда на размякшей влажной земле озимых полей и на безлюдных полевых дорогах. Появление этих пролетных стай означает, что на Крайнем Севере уже наступает зима и птицы полярного побережья, тундры и широкой полосы тайги тронулись в путь, к местам зимовки.
Осенний пролет сильно отличается от весеннего прежде всего тем, что осенью птиц летит больше: вместе со взрослыми в первый свой путь на юг отправляется много молодых, выросших этим летом.
Некоторые из них погибнут в пути и на местах зимовки, поэтому весной к нам вернутся сильно поредевшие стаи. Некоторые виды, пролетающие весной почти без остановок, осенью задерживаются в средней полосе на целые недели. Весною все птицы спешат долететь до знакомого болота, где из года в год они выводили птенцов, торопятся добраться до заветного дупла или привычного уступа скалы над океаном. Им нельзя терять ни одного лишнего дня – северное лето слишком коротко.
Рис. 235. След левой лапы белолобого гуся на сыром песке (е. в.). В отличие от уток у этого гуся передний край перепонки образует острый угол – признак, указывающий на наземный образ жизни этого гуся. Гурьевская обл. Октябрь 1941 г.
Осенью, наоборот, многие птицы движутся медленно, часто останавливаются в местах, богатых кормом, и отлетают к югу с видимой неохотой. Множество птичьих следов пестреет в это время на берегах водоемов.
Рис. 236. Следы лысухи на илу (е. в.). Пальцы и когти длинные: хорошо виден отпечаток лопастных перепонок. Дельта р. Волги. Ноябрь 1941 г.
Только резкие похолодания могут ускорить перелет, вызвать массовое движение птиц. И тогда под монотонный шелест дождя темное осеннее небо наполнится громкими птичьими криками, гоготаньем, кряканьем и звучным посвистом крыльев.
Рис. 237. След лебедя-кликуна на илу (ум.). Отпечатки лап очень велики, пальцы ног – тонкие, гибкие; передний край перепонки образует тупой угол, как у уток. Озеро Б. Аксуат, Кустанайская обл. Май 1935 г.
Разом схлынут пернатые странники, и, посмотрев на ровную, чуть рябую поверхность песков, можно сказать сразу, что перелет окончился. Только много времени спустя, уже после того, как выпадет снег, замерзнут лужи и мелкие озера, на льду ржавых болот нам попадутся следы какого-то небольшого куличка. Это – гаршнеп, самый маленький, самый жирный и самый ленивый из всех наших бекасов. Если подойти к клубящемуся паром, незамерзающему роднику, то наверное увидишь и саму птичку, хотя бы это было в мороз, в конце ноября.
Следом за перелетными стаями мелких птиц обычно летят и хищники; по остаткам их добычи – лапам, клювам, перьям растерзанных птиц – иной раз можно судить о видовом составе пролетевших стай.
Рис. 238. Кулик-поручейник, пойманный, ощипанный и отчасти съеденный соколом-чеглоком. Окр. оз. Чаны, Зап. Сибирь. Июль 1931 г.
Оголенные, ощипанные кисти рябины, еще вчера только ярко горевшие на деревьях, – верный признак того, что сегодня утром здесь хозяйничала пролетная стая каких-то лесных птиц – дроздов, снегирей или свиристелей. Нужно осмотреть землю под деревьями и, разобравшись в следах, определить, какие это были птицы. Крикливая стая дроздов-рябинников и деряб, к которым нередко присоединяются дрозды белобровые и певчие, ощипывает ягоды торопливо и жадно, заглатывая их целиком. Часть сорванных плодов падает на землю неповрежденными. После кормежки на рябине дрозды слетают на землю и оставляют много помета на тропах, колодах и пнях. Их помет – небольшие ржаво-желтые колбаски с массой совершенно целых семян и кожицей плодов рябины. Кишечник этих насекомоядных птиц извлекает из ягод только сахаристые вещества. Семена остаются неповрежденными, и дрозды широко рассеивают их по вырубкам, гарям, лесным опушкам. В расселении малины, ежевики, шиповника, крушины, брусники и многих других растений, дающих привлекательные для птиц ягоды и плоды, подвижные прожорливые стаи дроздов, свиристелей, зарянок, славок, горихвосток и некоторых других играют исключительно большую роль.
Рис. 239. Кисть рябины, ощипанная дроздами (е. в.).
Совсем иначе используют ягоды толстоклювые лесные зерноядные птицы – снегири и щуры. На месте кормежки стаи молчаливых медлительных снегирей под рябиной остается множество раздавленных, словно разжеванных и выплюнутых ягод, полностью лишенных семян. Снегири не интересуются мякотью плодов и тщательно выедают одни семена. Помет у этих птичек, как у воробьев, и не имеет каких-либо следов поедания ягодного корма.
Свиристели пожирают ягоды еще более жадно, чем дрозды, но переваривают их еще хуже. Между прочим, они охотно едят даже калину, плоды которой ядовиты для многих птиц. Насытившаяся дружная стайка свиристелей обычно взлетает на вершину ближайшего высокого дерева, под которым за короткий срок отдыха оставляет множество помета из полупереваренных ягод. В отличие от дроздов помет на месте кормежки свиристелей никогда не бывает широко рассеян по ближайшим тропам, колодам и пням, так как эти птички не любят прыгать по земле. Под деревом, служившим местом отдыха насытившейся стаи свиристелей, на земле оказывается много семян, привлекающих лесных грызунов. Вскоре плоские костянки калины оказываются прогрызенными в форме бочонка – это рыжие лесные полевки доедали то, с чем не справился желудок свиристелей.
Рис. 240. Слева помет дроздов-рябинников с костянками узколистного лоха; справа – след рябинника на сырой земле (е. в.). Лесополосы, окрестности г. Камышина Сталинградской обл. Октябрь 1949 г.
Остающиеся на зиму птицы, питающиеся грубой растительной пищей, в особенности глухари, тетерева и рябчики, осенью приступают к поискам крупных песчинок и камешков. Проглоченные камешки задерживаются на всю зиму в желудке птицы и облегчают перетирание веточек, почек, хвои. С конца сентября и до выпадения снега следы тетеревиных птиц, а также снегирей, щуров, соек часто встречаются на проезжих дорогах, каменистых и песчаных берегах рек – там, где легче всего найти необходимые для пищеварения «жерновки».
Когда начнут падать с веток созревающие желуди и лесные орехи, наступает благодатное время для многих лесных лакомок. Полевые и лесные мыши, полевки затаскивают орехи в норки, под пни, чтобы полакомиться в безопасности.
Зверьки прогрызают круглое отверстие в скорлупе и по частям ловко извлекают вкусное ядро.
По мелким бороздкам от резцов и бочонкообразной форме скорлупы орехов и желудей, выеденных этими зверьками, легко отличить их работу от беличьей. Белка тоже предпочитает собирать орехи и желуди, упавшие на землю, но достает из них ядро иначе. Она сначала вертит орех в лапах, затем, найдя удобное место, прогрызает в скорлупе небольшое коническое углубление, вдвигает туда резцы и раскалывает орех. На нашем рисунке 241 а видно, как располагаются первоначально проделанная брешь и трещина, по которой была разломлена скорлупа.
Рис. 241. Лесные орехи: а – поеденный белкой (слева) и лесной мышью (справа); б – расколотые большим пестрым дятлом (ув.). Теберда, Сев. Кавказ. Сентябрь 1936 г.
Совсем иначе поступают с лесными плодами дятлы и поползни. Птицы, искусно и быстро лазающие по древесным стволам, чувствуют себя довольно неловко среди рыхлого ковра опавших листьев. Долго ворошит и растаскивает их поползень, прежде чем отыщет орех, а тогда крепко зажав находку в клюве, полетит с ней к толстому дереву. Здесь он загонит орех в одну из щелей, подобрав отверстие, соответствующее величине добычи, и начинает усердно долбить скорлупу. Удары клюва этой маленькой птички слабее, чем у дятла. Орехи лещины, бука и желуди, раздолбленные поползнем, имеют менее глубокие шрамы и пробоины, чем плоды, использованные дятлом. В эту же пору «уборки» лесного урожая поползень собирает запасы корма, заталкивая в трещины и щели деревьев десятки желудей, лещинных и буковых орехов и крылаток клена. Кладовые поползня обычно располагаются на большой высоте от земли. Иногда в конце лета эта птичка занимается также собиранием галлов – круглых и румяных, как яблочко, наростов с листьев дуба. В середине каждого нароста есть личинка, ее-то и используют поползни.
Рис. 242. Поползень раздалбливает желудь (ум.).
Рис. 243. Желудь и буковый орешек, расклеванные кавказским поползнем. Теберда, Сев. Кавказ. Сентябрь 1936 г.
Крикливые сойки в сентябре-октябре целыми днями снуют в лесу, растаскивая сотни желудей для своих зимних запасов. Они прячут желуди у основания трухлявых пней, под опавшими листьями и подушками мха. Иногда, набив желудями подъязычный мешок, сойка улетает за несколько километров от леса и пристраивает свою ношу в кустарнике степной балки или в молодых сосновых посадках. Часть желудей, забытых или потерянных сойкой, прорастает, и молодые дубочки – живые следы ее осенней работы – вдруг появляются далеко от плодоносящих дубов. В естественном расселении дуба эта нарядная и шумная птица играет такую же большую роль, как дрозды, славки и зарянки в распространении ягодных растений. Устраивая запасы, сойка ведет себя очень осторожно; выследить ее – трудно. Гораздо легче после снегопада по следам «прикопок» учитывать места, где эти птицы достают свои запасы, припрятанные еще во время листопада.
На полях, прилегающих к лесу, и на огородах северных лесных деревень сойки после копки картофеля собирают оставшиеся мелкие клубни и растаскивают их так же, как желуди. На открытом месте не трудно наблюдать за птицей, занятой отыскиванием картофеля, но в каких участках леса и как она его прячет – мне проследить еще не удалось.
Осенью в тайге огромные запасы кедровых орешков делает тонкоклювая ореховка, или кедровка, – обычная птица хвойных лесов от Печоры на западе до Дальнего Востока. Начиная с июля-августа она кочует стаями по лесам и, натолкнувшись на урожайный кедровый массив, в короткий срок сбивает шишки и растаскивает орешки по бесчисленным кладовым. Обычно она запрятывает орешки небольшими кучками в трещины скал, в ямки под гнилушками и шапочками ягеля, в следы крупных зверей, а сверху прикрывает листьями, хвоей и мхом. Зимой из-под снега она понемногу выкапывает свои запасы и зачастую кормится ими даже следующим летом. Лесные полевки, белки, бурундук и даже соболь постоянно пользуются многочисленными кладовыми этой хлопотливой птицы. Сибирская кедровка расселяет кедр по вырубкам и гарям, как бы «расплачиваясь» с лесом за использование части его урожаев. Толстоклювая кедровка, живущая в смешанных лесах, под Москвой собирает запасы лещины; синицы – гаички и московки в течение всей осени (при хорошем урожае шишек) растаскивают и прячут семена ели и пихты, помещая их в трещины коры и пряди лишаев на ветвях.
Рис. 244. Плоды бука, погрызенные соней-полчком. Теберда, Сев. Кавказ. Сентябрь 1936 г.
Рис. 245. Желуди, расклеванные кавказской черноголовой сойкой. Теберда, Сев. Кавказ. Сентябрь 1936 г.
Не только птицы, но и многие звери собирают корм на зиму. Все слыхали про белку, заготовляющую орехи и желуди, про кладовые бурундука, набитые кедровыми орешками. Многие грызуны – хомяки, мыши, полевки, пищухи, слепыши, а также некоторые хищники делают запасы в дни летнего и осеннего изобилия. Описанию их кладовых посвящен особый раздел в третьей части этой книги.
В неглубоких речках, болотах и ключах массами собираются на зимовку травяные лягушки. Пока вода не покрылась льдом, хорьки и норки без труда ловят их десятками. Загрызенные лягушки с распоротым животом лежат на песке и отчасти подгнивают, отчасти подсыхают. Зимой, в голодное время, запах несвежего мяса, проникающий сквозь снег, напоминает хорькам об оставленной добыче. Они выкапывают и поедают трупы лягушек, загрызенных еще осенью.
Рис. 246. Скорлупа желудей, съеденных белкой. Ст. Софрино, Московской обл. Декабрь 1944 г.
На месте хлопот полевок, собиравших «овощи» для зимнего стола, остается множество ямок от вырытых из земли корней и клубней; большие земляные кучи появляются возле нор, в которых зверьки устраивали свои обширные кладовые. Усиление роющей деятельности этих грызунов приходится на август – октябрь. В эти же месяцы белки сушат грибы, развешивая их на ветках деревьев.
Зоологу Е. В. Козловой-Пушкаревой в тайге Северной Монголии удалось наблюдать белок во время их хлопот по «уборке урожая» кедровых орешков. «Почти ежедневно, – пишет она, – мне приходилось видеть, как в ясное утро белки одна за другой быстрыми прыжками бегут в гору, в кедровники, и вскоре возвращаются оттуда в таком же спешном порядке, держа в зубах уже очищенную от чешуек шишку (из не вполне спелой шишки зерна при этом не выпадают). Добежав до удобного, по ее мнению, места, белка берет шишку в передние лапки, быстро вынимает зубами несколько орешков, бросает шишку и бежит со своей ношей в густой белый мох, по которому принимается ползать на животе, засовывая по дороге орешки в мох. Иногда она при этом поправляет лапками раздавшийся в стороны мох, и скрывает следы своей работы…»
Рис. 247. Бурундук с набитыми защечными мешками (ум.).
Рис. 248. Вверху погрызенные бурундуком маньчжурские орехи (е. в.) (Приморская обл. Май 1928 г. Из колл. С. И. Оболенского); внизу плоды шиповника, мякоть оставлена, семена унесены в нору про запас (е. в.) (пос. Мариинск на Нижнем Амуре. 15 августа 1928 г.).
Кедровки – большие любители этого корма – часто мешают белке заниматься собиранием запасов. В другом месте своей книги Козлова-Пушкарева пишет: «Мне приходилось наблюдать, как 2–3 кедровки, издавая хриплые звуки, преследуют белку, бегущую с шишкой во рту по горному склону. Птицы налетают на зверька, почти касаясь его и не давая ему возможности разделаться с шишкой… Преследуемая белка сначала долго бежит, стараясь скрыться от врагов, но видя бесполезность своих стараний, или бросает шишку, или же, что бывает реже, съедает орешки на глазах у преследователей, вместо того, чтобы спрятать их про запас». Такие мелкие запасы, запрятанные тут и там, пока не выпадет первый снег, трудно не только отыскивать, но и определять, какому животному они принадлежат. При пороше, на следах белки, посетившей часть своих кладовых, можно собрать скорлупки и подсчитать, сколько орехов и желудей было спрятано в том или другом «складе». Однако и в этом случае нет полной уверенности, что белка воспользовалась только своими запасами, а не «обворовала» кедровку или сойку.
Рис. 249. Корневые опенки, повешенные белкой на просушку у ствола ели (ум.). Шарьинский р-н Костромской обл. Октябрь 1931 г.
Приготовления к зиме не ограничиваются одним собиранием запасов – осенью многие звери углубляют и расширяют норы, заново отстраивают или утепляют готовые гнезда.
Это прежде всего касается видов, проводящих холодный период года в глубоком зимнем сне или настоящей спячке, – бурундуков, хомяков, барсуков, сонь, сурков и т. п. Но и белка, остающаяся деятельной в течение всей зимы, осенью хлопочет не меньше зверьков, впадающих в спячку. В лиственных лесах она обдирает клочья мочала с сухих ветвей липы (реже с осины, дуба и других пород), приготовляя мягкий материал для своей постели. Повисшие кое-где на ветвях белые пряди обозначают путь зверька, переносившего мочало к своему дуплу или покинутому гнезду сороки. Беличье гнездо, свитое из тонких ленточек мочала, очень теплое. Оно, пожалуй, не хуже, чем гнезда, устроенные из длинных прядей бородатого лишайника.
Рис. 250. Ветка липы, с которой белка брала мочало для гнезда. Окрестности г. Нижнего Новгорода.
Кучки свежей, только что выброшенной земли, лежащей у входа в нору, – следы работы хозяина, углублявшего подземные галереи или прокладывавшего новый ход, по которому весной будет удобнее выйти на волю после пробуждения от спячки. (Такие ходы, идущие от гнездовой камеры к поверхности почвы, сурки, суслики и хомяки устраивают у своих зимовочных нор.) Полосы рассыпанного по земле сухого листа тянутся вдоль троп ко входам в большую нору. Это барсук, выкинув старую подстилку, подтаскивал целые вороха опавших листьев, устраивая новую мягкую постель в спальной камере глубоко под корнями дуба.
Уже во второй половине лета появляются следы ранней перекочевки мелких и крупных зверей; к концу осени число таких следов резко увеличивается. В некоторые годы, начиная с июля и до поздней осени, на песчаных берегах лесных рек и речек изо дня в день появляются следы множества белок, поодиночке идущих в каком-нибудь одном направлении. В сентябре 1929 г. близ р. Керженец в Нижегородской обл. масса белок шла с севера – из еловых лесов к югу – в сосновые боры приволжской части края. На песке железнодорожной насыпи ранним утром, пока еще не прошли пешеходы, я находил бесконечные тропы беличьих следов – зверьки ежедневно пускались в путь до рассвета. Во время таких перекочевок тысячи белок тонут, переправляясь через широкие реки, озера и морские заливы; множество белок поедают хищники. Клочки шерсти, беличьи хвосты и лапки на месте охоты птиц и зверей в годы таких переселений попадаются чаще, чем в обычное время. На местах беличьих переправ через водные преграды резко увеличивается число следов лисиц, воронов и других хищников, собирающихся на легкую добычу.
Рис. 251. Остатки норвежского лемминга, погибшего вместе с тысячами других при попытке переплыть Кольский залив осенью 1930 г. Потонувшие зверьки были выброшены морем на берег и расклеваны чайками, воронами и др.
В 1938 г. большой ход белки был на Верхней Печоре; в течение 65 дней видели зверьков, переплывающих реку, или отмечали их следы. Эта миграция продолжалась даже при морозах, когда на реке уже появились ледяные закраины. В эту пору от холода погибали даже зверьки, успешно переплывшие быструю реку. Так, например, 10 октября, близ устья р. Шежима, нашли белку, переправлявшуюся с левого берега на правый. Выбравшись из воды на ледяную закраину, она примерзла к ней хвостом и некоторое время безуспешно билась, стараясь оторваться. Белка окоченела в этом напряженном положении…
Неурожай шишек ели, кедра и сосны – основного беличьего корма – вынуждает зверьков бросать привычные места и пускаться в далекий опасный путь. В засушливые годы большие переселения белок и других лесных зверей вызываются лесными пожарами.
На Крайнем Севере уже с августа по берегам моря и бичевнику больших рек тянутся следы песцов, начавших свои осенне-зимние кочевки. Там, где много копытных зверей, медведей, волков и других крупных животных, нередко встречаются бросающиеся в глаза следы их массовых сезонных передвижений. В горных областях многие виды спускаются с больших высот в пояс леса или предгорий, уходя от своих летних местообитаний на 20–100 км. На равнинах пути сезонных кочевок зверей бывают еще длиннее, местами достигая нескольких сот километров. Охотникам-промысловикам хорошо известны обычные, сложившиеся за столетия пути передвижения кочующих животных и места их переправы через реки, где легче добывать самых осторожных зверей. Но и менее опытный наблюдатель быстро находит торные пути сезонных кочевок, там, где крупных животных достаточно много. Г. Н. Гассовский, обследовавший зимою 1925/1926 г. один из южных районов Сибири, сделал следующие заметки: «Изучение следов и троп по северным склонам Тукурингра, где мы находились в первой четверти ноября, показало, что в это время изюбрь, сравнительно быстро, кормясь на ходу, переходит на юг по определенным перевалам через хребет… из более северного бассейна р. Гилюя на южные отроги Тукурингра. Удалось установить, что в конце октября – начале ноября изюбрь почти без исключения покидает котловину между Становым хребтом и Тукурингрой…» О другом крупном звере этого района Гассовский писал: «По долинам речек Ковали, Аманачи, Кераку и М. Джелтулаку многочисленные следы лося, как и следы изюбря, все направлялись к югу и местами сливались в настоящие зверовые тропы…»