Книга: Спутник следопыта
Назад: Часть II. Следы по черной тропе
Дальше: Кто разорил гнездо?

Лето

 

Тепло и влажный блеск. Запахли медом ржи,

На солнце бархатом пшеницы отливают,

И в зелени ветвей, в березках у межи

Беспечно иволги болтают…

 

И. Бунин


Быстро поднялись луговые травы, хлебами оделись поля. Лес, еще недавно прозрачный, сквозивший на солнце, стал непроницаемой зеленой чащей. За завесой этой зелени многое скрылось от глаз наблюдателя. То тут, то там среди зарослей слышатся по вечерам шорохи, шумы, попискивания, но очень редко удается увидеть самих зверьков. Где-то здесь, в вершинах живут белки, и на склоне оврага таится заяц-беляк, когда-то оставивший нам клочок зимней шерсти. Только следы расскажут, где сейчас эти животные и что они делают.

Белка объела мякоть шляпки подосиновика. Края борозд, оставленных ее резцами, еще не подсохли – значит, она была здесь утром. Следы ее – отпечатки лапок – встретились еще в одном месте: на грязи дороги около лужи, куда зверек приходил пить. Множество следов дроздов, соек, зарянок, потерянные перышки птиц указывают, что лужа служит и водопоем и местом купания для всех пернатых этого уголка леса.



Рис. 184. Подосиновик, поеденный белкой (ум.).





Мелкие следы зайчат на грязи дороги принадлежат, возможно, молодняку из выводка нашего беляка. По величине отпечатков можно приблизительно судить о возрасте зайчат.

Вы знаете, что где-то по этим местам бродит ночью барсук, вы даже стерегли его у норы до позднего вечера, страдая от комаров. В лесу под пологом ветвей стемнело рано. Было слышно, как выбрался барсук-невидимка, как он похрюкивал и обнюхивал свежий воздух оврага и затем побрел, шурша листьями, своей излюбленной тропой.

Летом его охотничий участок, прилегающий к жилой норе, легко узнать по множеству прикопок и пороев. У этого зверя хороший нюх, он легко «причуивает» и выкапывает из земли червей, почвенные личинки, жирных сверчков и медведок, разоряет гнезда мышей, ос, шмелей и т. п. Иногда он делает несколько коротких конических ходов, идущих под корни большого дерева; в глубине таких прикопок валяются разорванные соты шмелиного гнезда и ползают вялые, осиротевшие шмели. Ячейки, наполненные медом, и «детва» этих перепончатокрылых (личинки и куколки) – лакомство для барсука. Часто встречаются группы прикопок, окружающие кольцом старые сосновые пни – это следы поисков личинок черного усача и больших жирных личинок жука-носорога. (Они живут иногда в древесной трухе полусгнивших пней.)

Среди молодых сосновых посадок, на лесных вырубках и полянах нередко появляются участки площадью по 3–5 и более м2 с сильно перекопанным дерном. Похоже на то, что копались домашние свиньи, только «порои» менее глубоки. Это «запись» того, как барсук охотился за мелкой живностью – добывал личинки майского хруща ранних возрастов. (При некоторых условиях такие личинки в течение ряда дней живут непосредственно под дерном.) Выкапывая взрослые личинки из более глубоких слоев, барсук оставляет множество конусовидных лунок. В лесах, сильно повреждаемых хрущом, этот хищник за лето уничтожает тысячи личинок и взрослых майских жуков, оказывая ценную услугу лесоводам.

Во время ночных охотничьих прогулок барсук редко удаляется от норы больше чем на 1–2 км; на часто посещаемых местах он выбивает хорошо заметные тропы. Около таких троп в ямках и старых прикопках располагаются его «уборные», наполненные пометом, легко рассыпающимся на бесчисленные обломки надкрылий, лапок и головок насекомых. Значительно реже в помете барсука встречается скорлупа яиц птиц и косточки грызунов. (О разорении барсуками гнезд ласточек см. стр. 262.)

Хрупкая половинка скорлупы яйца вальдшнепа с подсыхающей кровяной пленкой внутри – ясное доказательство того, что у лесного кулика вывелись птенцы. Подобно наседкам многих других видов птиц, самка унесла скорлупу подальше от гнезда и бросила ее здесь, на дороге. А выводок должен быть шагах в семидесяти отсюда, на дне сырого оврага, где на грязи у ручья нам не раз попадались следы старого вальдшнепа.

По ямкам на старом муравейнике и сухой кротовине, избранных для «пыльного купанья» тетеревятами, можно подсчитать, сколько молодых в выводке. Крылышко славки, оставленное на колючках, где хозяйничает сорокопут-жулан, указывает, что даже летом, когда так много жуков и стрекоз, разбойник непрочь полакомиться птичкой.





Рис. 185. Крыло серой славки, съеденной сорокопутом-жуланом (ум). Дагестан. Июль 1924 г.





Рис. 186. Следы ног и клюва вальдшнепа, достававшего корм из мягкой, влажной почвы (е. в.). Задний палец короток и едва касается земли; второй, третий и четвертый пальцы – тонки и почти одинаковой длины.





Рис. 187. Молодые серые полевки, расклеванные чернолобым сорокопутом в год массового размножения мышевидных грызунов (ум.). Аскания-Нова. Июль 1923 г.





Да разве возможно перечислить все эти мелкие и как будто незначительные знаки. Они рассеяны повсюду и, кажется, только и ждут своего читателя, который по ним, как по лесной газете, прочтет о событиях последних дней, о новорожденных и умерших, о семейных радостях и несчастьях.

Иловатые берега болот, озер, ручьев, а в особенности пески и песчаные острова больших рек изобилуют следами. От ранней весны до поздней осени здесь оставляют свои «записи» все приходившие купаться, напиться, покормиться или просто посидеть на берегу, отдыхая под прохладным ветром от назойливых нападений комаров. В жару даже такие лесные великаны, как лоси и медведи, целые часы проводят в грязи болот, спасаясь от слепней, мошек и комаров.

Там, где над водой порхают лиловые лютки-красавки, а воздух сладко пахнет подсыхающими водорослями, по жидкому илу, сплетая причудливые узоры следов, бродят бок о бок водяная крыса и кулик-черныш, малая выпь-волчок и белая трясогузка, болотная курочка и ночная цапля-кваква. Тут же наделал глубоких дырочек длинный клюв бекаса, скрытого осокой от вражеских глаз, и отпечатались его тонкие пальцы. На кочках и корнях кустов лежат небольшие кучки обрезков стеблей стрелолиста, сусака, корневищ камыша. Это «обеденные столики» водяной крысы. Она приплывает с противоположного берега, держа корм в зубах, и здесь, укрытая камышами, поедает нежные сочные части растений.





Рис. 188. Утка-широконоска, растерзанная камышовым лунем (ум.). Оз. Чаны, Зап. Сибирь, Июль 1931 г.





Тут же рядом, на утоптанном участке берега, разбросано множество утиных перьев – следы крякового селезня, меняющего свой весенний наряд на более скромный – летний. Здесь норка вытащила на берег щуку, прополз уж, выбралась на солнце болотная черепаха, а там по грязному обсохшему ручью утка увела пешком свой пушистый выводок (одиннадцать штук – сосчитать нетрудно) из обмелевшего болота в более глубокое и сильнее заросшее. Вдоль берега вереницей прошли гуси, ощипывая листья и стебли растений, а дальше – на куче сухого тростника – камышовый лунь растерзал молодую лысуху, потом линного селезня кряквы и водяную крысу.

Местами у лесных речушек и речек от Лапландии, Белоруссии и Украины на западе до средней Сибири на востоке может посчастливиться найти следы поселения речных бобров. Поваленные в реку деревья, обточенные на конус пни осин, ив, дубов и берез, со следами широких и сильных резцов, крупные стружки, протоптанные в прибрежной траве широкие тропы, издали заметные, белые, освобожденные от коры, ветви и обрубки, плавающие на воде, а на грязи – следы широких лап и хвоста – красноречивые указания на близость бобровых нор или хаток. В начале 30-х годов бобр считался у нас зверем очень редким, почти уничтоженным, но благодаря тщательной охране и искусственному расселению вновь появился теперь во многих местах лесной зоны СССР. Уплывая по реке на десятки километров за одно лето, бобры иногда внезапно появляются там, где их не было более сотни лет. Следы помогут найти эти новые бобровые поселения и организовать охрану этого замечательного зверя.





Рис. 189. Следы белой трясогузки на песке (е. в.). Бегающая птичка с длиной шага средней величины; задний палец длинный с относительно прямым когтем (сравни с рис. 129). Р. Волга у устья р. Суры. Август 1921 г.





Рис. 190. Следы бекаса (е. в.). Пальцы ног относительно длиннее и тоньше, чем у вальдшнепа; задний палец – длиннее, посажен ниже и отпечатывается почти полностью (сравни с рис. 200, 201). Р. Волга, окр. Н. Новгорода. Сентябрь 1922 г.





Рис. 191. Листья стрелолиста, срезанные и частично объеденные водяной крысой (ум.). Зверек в первую очередь съедает нежную беловатую часть черешка. Пойма р. Оки. Август 1939 г.





Рис. 192. Недозрелые плоды желтой кувшинки, срезанные и поеденные водяной крысой (ум.).





Другой ценный водяной зверек – выхухоль – очень редко отдыхает открыто на берегах и почти не оставляет на них следов. (О том, какие признаки указывают на обитание выхухоли и ондатры, рассказано на стр. 263–271.)

Обширные пески таких рек, как Волга, Кама, Ока, Двина и др., изрисовывают своими следами гнездящиеся здесь малые зуйки, речные и малые крачки, кулики – сороки и перевозчики. Больше всех наслеживает снующий по всем направлениям зуек. Всюду тянутся цепочки трехпалых отпечатков его лапок – прямые, извилистые, запутанные. Местами зуек как-то особенно «семенит» – это куличок токовал, завидев свою зуйчиху. Возле щеп и камней понакопает он несчетное число ямок и, в зависимости от положения солнца, прячется в тени то одной из них, то другой. Где-нибудь среди сети следов помещается и его гнездо – простая ямка в песке с яйцами песчаной окраски.





Рис. 193. Ямки в илу – след клюва серого журавля (вверху) и серого гуся (внизу), достававших нежные побеги тростника. Журавль опускает клюв сверху вниз, под прямым углом к поверхности почвы, съедает только беловатые, нежные части побегов и бросает более плотные верхушки. Гусь делает косую и более крупную ямку, побеги съедает полностью (ум.). Озера Кустанайской обл. Июль 1936 г.





Рис. 194. Дерево, погрызенное бобром.





Рис. 195. След задней лапы бобра (ум.). Нога пятипалая, пальцы длинные; перепонки не отпечатались. Воронежский заповедник, 1940 г.





Рис. 196. Стружки, срезанные бобром при подгрызании дерева (ум.). Р. Усманка, Воронежский заповедник, 1940 г.





Рис. 197. Следы малого зуйка на песке (е. в.). Отпечатки трехпалые, шаги нередко очень длинны, ноги на бегу ставит «носком внутрь» – в сторону средней линии следа. Отмели р. Волги. Август 1921 г.





Рис. 198. Следы куличка-перевозчика на жидком илу (е. в.). Отпечатки четырехпалые; задний (первый) палец оставляет заметный след, шаги короче, чем у зуйка.

Кулики-сороки держатся поближе к воде, на сыром песке. Они часто уплывают на мелководье и, окунаясь, достают со дна раковины-беззубки. Надо видеть, как хлопочут кулики на берегу, прежде чем раскроют ракушку и достанут моллюска. Вороны поступают гораздо проще. Они спокойно заходят по брюхо в воду, разыскивают раковину (безразлично, какую: беззубку или гораздо более прочную – перловицу). Потом с добычей в клюве летят на берег и бросают раковину с большой высоты на камни или бьют ею по дереву. И в том и в другом случае раковина раскалывается, а содержимое поедается птицей через образовавшуюся брешь. Множество раскрытых створок раковин лежит у таких «вороньих кузниц».

Однажды мне пришлось наблюдать за молодым грачом, который, не имея вороньей сноровки, хотел полакомиться перловицей. Он зажимал ракушку в обеих лапах и что было силы долбил ее клювом. С каждым ударом ракушка только глубже уходила в песок. Грач вытаскивал ее, перебегал на новое место – и потеха начиналась снова.





Рис. 199. Следы песочника или куличка-воробья – одного из самых мелких наших куличков (е. в.). Пески на р. Волге. Сентябрь 1922 г.





Рис. 200. Следы кулика-черныша (е. в.). Пальцы несколько короче и тоньше, чем у бекаса (рис. 190); задний (первый) палец поставлен выше и касается земли только когтем.





Рис. 201. След большого улита (е. в.). Отпечаток трехпалый, так как задний палец не касается земли; шаги крупные. Угол, образуемый боковыми (вторым и четвертым) пальцами, значительно больше, чем у бекаса (рис. 190). Село Кстово, окр. Н. Новгорода. Июль 1922 г.





Рис. 202. Большой кроншнеп и его след (е. в.). Крупная тяжелая птица оставляет глубокие отпечатки; пальцы толстые, заметно суживающиеся к концу; задний палец расположен высоко и касается земли только концом. Угол, образуемый боковыми пальцами, очень велик – признак наземной бегающей птицы. О. Джарылгач, Черноморское побережье. Июль 1923 г.





Я успел выкупаться, отдохнуть и одеться, а грач все еще возился с раковиной. Тогда я спугнул птицу и забрал перловицу (у нее были лишь слегка отбиты края). Так, невредимой, и хранится эта перловица в моей коллекции рядом с ракушками, искусно разбитыми вороной и вскрытыми острым, как скальпель, красным клювом кулика-сороки.

Среди множества мелких следов, которые появляются на берегах больших рек в половине лета, нередко встречаются тонкопалые большие следы уже знакомой нам серой цапли и отпечатки коротких толстых пальцев черного аиста. К концу лета здесь же проводят полуденные и ночные часы выводки и стаи журавлей. Отпечатки их огромных лап присоединяются к мелким узорам следов разной прибрежной «мелюзги».





Рис. 203. Кулик-сорока.





Рис. 204. След кулика – сороки. Отпечаток трехпалый, пальцы толстые, сильно суживающиеся к концу (е. в.).





Рис. 205. Ракушка, раскрытая куликом-сорокой.





Из рисунков ясна разница между следами цапли, аиста и серого журавля. Следы перепончатых лап крачек, чаек, уток и гусей очень сходны между собой. При определении этих следов нужно принимать во внимание прежде всего величину отпечатков и длину шагов (чайки шагают относительно шире, чем утки, и не так косо ставят ноги). Разница в длине среднего и крайних пальцев, их толщина и гибкость, форма перепонок – все это признаки, дающие возможность различать отпечатки лап водоплавающих и береговых птиц. По валяющимся на местах отдыха перьям, помету, остаткам пищи можно проверять определение.





Рис. 206. Ракушки, раскрытые вороной (ум.). Окр. Н. Новогорода. Июль 1922 г.





Рис. 207. Отпечаток правой ноги черного аиста (ум.). Задний (первый) палец расположен ниже, чем у журавля, и дает более полный отпечаток; у основания пальцев – следы небольших перепонок.





Рис. 208. Отпечаток правой ноги серого журавля (ум.).





Рис. 209. Шилоклювка – обитатель солоноватых открытых южных водоемов (вверху). Слева следы шилоклювки, справа вверху – озерной чайки, справа внизу – чирка-свистунка. Наиболее крупный шаг у шилоклювки; утки ходят короткими шажками и сильно «косолапят», поворачивают ногу носком внутрь, к середине линии следа (ум.).





Рис. 210. В верхнем ряду: слева – след шилоклювки (о-в Чурюк, Сиваш. Июль 1923 г.), справа – озерной чайки (Р. Волга. Окр. Н. Новгорода. Сентябрь 1922 г.). У шилоклювки и чайки следы трехпалые, средний палец значительно длиннее боковых, перепонка спереди образует острый угол. В нижнем ряду: слева – след утки-кряквы (самки) (Дельта р. Волги. Ноябрь 1941 г.), справа – чирка-свистунка (Дельта р. Урал. Октябрь 1941 г.). Отпечатки лап уток – четырехпалые, пальцы тонкие, гибкие, передний край перепонки образует прямой угол. Разница между длиной среднего и боковых пальцев меньше, чем у чаек и шилоклювки (е. в.).





Охотникам полезно присматриваться к этим следам, выбирая место для охоты на вечернем перелете уток или из шалаша с чучелами и т. п.

После большого дождя на полевых и степных дорогах появляется множество следов, особенно на месте только что обсохших луж. По этим следам можно проверять списки бегающих и ползающих обитателей посевов. Хомяки, тушканчики, зайцы-русаки, полевки, мыши, лисицы нередко оставляют свои подписи. Тут же встречаются следы лягушек и жаб, всегда особенно оживленных во время и после дождя. Их следы (см. рис. 294) на первый взгляд очень легко спутать со следами небольших зверьков. Помню, однажды неясные отпечатки лап зеленой жабы были предметом моих долгих размышлений.

В безводных степных и пустынных областях временные дождевые лужи на солонцах и такырах в течение всего периода своего существования служат местом водопоя самых различных животных. К ним издалека прибегают сайгаки и пробираются волки, слетаются грифы и степные орлы, степные журавли-красавки и различные жаворонки, бродячие кулики-кроншнепы и крупные чайки, охотившиеся за сусликами. Около лужи площадью в 6–8 м2 можно иногда различить записи десяти-пятнадцати видов животных, пользовавшихся мутной теплой водой; некоторые из них, например жаворонки, являются целыми сотнями, непрерывно, с утра до вечера, сменяя друг друга.

Такие «записи» – убедительное доказательство того, как остро животные засушливых областей нуждаются в водопоях.

Интересные следы можно найти при тихой, сухой погоде и на пухлой пыли степных дорог. Днем в летнее время степь мертва. От жгучего солнца все попряталось в норки: суслики, мыши, жабы, жуки, даже дневные бабочки. Птицы, тяжело дыша, с широко раскрытым клювом, забились под защиту бурьяна, скрылись в тени стогов или тоже залезли в норы. (Я не раз видел жаворонков и перепелов, вылетавших из нор сусликов.) Зато на зорях и ночью жизнь в степи кипит.

Кто только не наследит на пыльной дороге! Тут отпечатки лап и хвоста тушканчиков, купавшихся в пыли и разгребавших ее в поисках потерянных зерен. Тут следы жаворонков, зайцев, перепелов, стрепетов, жаб, сусликов, дроф, степных хорьков и полевок. Переминаясь с ноги на ногу, долго сидела на одном месте болотная сова и прислушивалась к шорохам ночи. Странный звездообразный след с отпечатками двух десятков пальцев остался после этой птицы. Там жуки-скарабеи прокатили большой навозный шар в только что приготовленную ямку. Но дунул прохладный ветерок на восходе солнца, проскрипела по дороге арба – и исчезли все ночные непрочные записи.

Днем степные дороги пересекают только следы шустрых ящериц, для которых зной – приволье, да гладкая лента, оставленная скользящим телом степной гадюки.





Рис. 211. Отпечаток лапы степного орла у водопоя на грязи лужи (е. в.) Полупустыня северной части Астраханской обл. Июнь 1949 г.





Рис. 212. След степного журавля-красавки на месте водопоя (е. в.). Акмолинская обл. Август 1948 г.





Рис. 213. Обычная поза сидящего большого тушканчика. Зверек опирается на ступни задних ног и концевую часть хвоста. На прыжках тушканчики касаются земли только концами трех средних пальцев задних ног – «бег на цыпочках» (ум.).





Рис. 214. Следы большого тушканчика, сидевшего на пыльной дороге. Видны отпечатки ступней, зада и хвоста (ум.).





Рис. 215. Отпечаток левой лапы орлана-белохвоста на илу у водопоя (е. в.). Белохвост – один из наиболее крупных орлов нашей фауны. Дельта р. Волги. Август 1943 г.





Рис. 216. След перепела на пыльной дороге (е. в.). Угол, образуемый вторым и четвертым пальцами, тупой – признак наземной бегающей птицы; шаг крупный. Аскания-Нова. Август 1923 г.





Рис. 217. Следы болотной совы, долго сидевшей на одном месте (ум.).





Из следов рептилий для следопыта представляют интерес шкурки, сброшенные линяющими ящерицами или змеями. Первые сбрасывают кожу по частям, кусками, а змеи полностью, от губ до кончика хвоста. На таких «выползках» прекрасно видно расположение щитков, и по ним, имея руководство, можно определять виды змей.

Летняя линька птиц также дает следопыту любопытный и полезный материал. Потерянные в это время перья часто бывают сильно изношены по своему внешнему краю (рис. 220).

В детстве я собрал большую коллекцию перьев, выпавших при линьке или оставшихся на местах, где хищники терзали свою добычу. Такая коллекция – хороший документ, подтверждающий правильность наблюдений за распределением и линькой птиц.





Рис. 218. Следы разноцветной ящурки (ум. в 2 раза). О. Джаргалач, Черноморское побережье. Август 1923 г.





Рис. 219.. Разноцветная ящурка, пойманная и поеденная землеройкой-белозубкой (е. в.). О. Джаргалач, Черноморское побережье. Август 1923 г.





На больших озерах Казахстана и Сибири, в дельте Волги и некоторых других районах в период смены маховых перьев собираются сотни и тысячи различных уток и гусей. Берега таких озер в этот период столь густо усыпаны перьями и пухом, словно тут кто-то ощипал целые сотни птиц. Линяющие селезни обыкновенных уток, пока у них выпадают мелкие контурные перья, держатся на открытых озерах. Но как только дело доходит до смены перьев крыла, селезни исчезают, словно сквозь землю проваливаются. Дело в том, что у многих групп водоплавающих птиц маховые перья крыла выпадают все разом. Поэтому утки, гуси, лебеди, лысухи и некоторые другие в июле-августе теряют на время способность летать. Они держатся тогда очень скрытно на заросших или топких озерах, в зеленых дебрях тростников и камышей, выплывая кормиться только по зорям. (Нырковые утки линяют на больших открытых озерах.)





Рис. 220.. Изношенное перо серого гуся, выпавшее при линьке (ум.).





Рис. 221.. Следы когтей белки на шляпке гриба-подосиновика. Следы «росли» вместе с ростом шляпки гриба. Ярославская обл. 1948 г.





Отыскивая перья уток (особенно ярки перья «зеркальца»), нетрудно установить, какие виды линяют раньше, какие позже. По рассыпанным в тростниках маховым перьям можно определить местопребывание больших линных косяков уток, гусей и табунов лебедей. Недоразвившиеся перья «пеньки» линяющих птиц не могут выпасть сами по себе. Находка таких перьев означает, что птица пострадала от какого-то хищника.

Назад: Часть II. Следы по черной тропе
Дальше: Кто разорил гнездо?