Ровно

По вышеназванным причинам в феврале группа армий сделала все, что было в ее силах, чтобы помешать противнику осуществить окончательный прорыв на центральном участке фронта. Ей удалось предотвратить угрозу отсечения своего правого фланга, в то время как он еще твердо держался на Днепровской дуге. После этого перед ней встала необходимость вывести два окруженных корпуса из Черкасского котла. Когда это было сделано, внимание группы армий неизбежно обратилось к событиям в северной части ее района действий.

К тому времени 4-я танковая армия заняла позиции фронтом на северо-восток, который более-менее непрерывно проходил из района северо-восточнее Винницы до пункта западнее городка Шепетовки. Шепетовка находится примерно в 80 километрах прямо на север от Проскурова, где располагался штаб группы армий. У Шепетовки заканчивался сплошной фронт армии. Для защиты фронта длиной около 240 километров в тот момент у нас было только десять ослабленных, но еще боеспособных дивизий в подчинении у трех корпусов: пять пехотных, две танковые и три танковые гренадерские дивизии. Натиск противника на фронте армии ослаб, вероятно, он был вынужден приостановить здесь свое наступление. Тем не менее было ясно, что 4-я танковая армия, имея в распоряжении только указанные войска, едва ли сможет выстоять в борьбе с намного превосходящими силами противника.

Но существовала и еще одна опасность, которая могла повлечь гораздо более серьезные последствия для положения группы армий в целом.

Перед западным флангом 4-й танковой армии, протянувшимся на севере вплоть до южной границы района действий группы армий «Центр», раскинулось обширное пространство, на котором практически не было немецких сил. Рано или поздно противник должен был начать из этого района глубокий обход 4-й танковой армии, который одновременно означал обход всей группы армий «Юг». Даже если северная часть этого пустого пространства – Пинские болота – автоматически исключалась как место проведения любых крупных операций, однако непосредственно севернее фронта 4-й танковой армии с востока на запад проходил отрезок земли около 65 километров шириной, по которому пролегало шоссе от Киева до Ровно через Житомир и дальше на запад в генерал-губернаторство на Львов и Люблин.

Чтобы заблокировать этот отрезок, группа армий перебросила 13-й корпус на свой крайний северный фланг. Этим корпусом энергично и напористо руководил бывший начальник штаба 38-го корпуса генерал Хауффе, который, к несчастью, погиб на своем посту в марте 1944 года. Имея в своем распоряжении столь небольшие силы, Хауффе сдерживал неприятельское наступление по обе стороны шоссе в течение всего февраля и марта, вновь и вновь уходя из капкана, который расставлял ему противник, обладавший значительным перевесом. Дальше на север, уже в районе Пинских болот, группа полицейских частей охраняла большую железную дорогу, ведущую из Киева в Польшу.

Конечно, в таких неблагоприятных условиях 13-й корпус в одиночку мог лишь ненадолго задержать вражеское наступление. Еще в начале февраля мы потеряли Ровно, вследствие чего 13-му корпусу пришлось отступить на запад к Дубно.

Рейхскомиссар Украины гаулейтер Кох, резиденция которого располагалась в Ровно, естественно, не теряя напрасно времени, потихоньку скрылся – правда, только после того, как приказал подчиненным ему гражданским властям и полицейским силам драться до последнего. Подобным же образом он впоследствии улизнул из Восточной Пруссии. Гитлер, с другой стороны, требовал голову генерала, ответственного за сдачу города. По словам Цейцлера, даже Кейтель призывал немедленно расстрелять старшего военного начальника. Когда Цейцлер категорически возразил, заявив, что Гитлер, по крайней мере, пожелает выслушать мнение своих генералов, не в свое дело вмешался Геринг. «Нет, это ни к чему, – сказал он. – До чего бы мы дошли, если бы всякий раз так поступали? Во всяком случае, это не дело главы государства». Не считая того, что этот вопрос вовсе не касался Геринга, он был последним человеком, имевшим право осуждать других за мнимое нарушение долга. Его слова были очередным примером его известной ненависти к генералам и армии вообще. Но Гитлер не согласился ни с мнением Кейтеля, ни с мнением Геринга, а велел произвести расследование, в результате которого смертный приговор был вынесен не только офицеру, обвинявшемуся с самого начала, но и командиру дивизии, действовавшей в районе Ровно. Позднее ввиду объективных причин, приведших к потере Ровно, Гитлер отменил приговор по рапорту с просьбой о пересмотре решения с моей стороны, а также командующего армией. «Передвижные полевые трибуналы», имевшие полномочия выносить решения в порядке упрощенного судопроизводства через головы местного начальства, в мое время еще не существовали.

Но вернемся к 4-й танковой армии.

Хотя, как уже говорилось выше, фронт армии не находился под непосредственной угрозой, было совершенно ясно, что обширный район к северу от него, защищаемый всего лишь горсткой сил, вскоре станет исходным плацдармом для наступления противника. Оно могло проходить в западном направлении на Львов или в южном направлении против 4-й танковой армии в форме обходного маневра вокруг ее западного фланга.

Напомню, что, предчувствуя эту опасность, командование группы армий неоднократно требовало сосредоточить армию в районе Ровно. Но ничего этого не было сделано. Верховное командование не высвободило для этого силы с каких-либо других участков (например, выделив их из группы армий «Север» или оставив Крым) и не дало группе армий «Юг» возможности самой сделать это, предоставив ей свободу действий на южном фланге.

Разумеется, что по завершении черкасских боев группа армий перебросила крупные танковые силы с центрального участка фронта на левый фланг, где они заняли позиции к 15 марта. Но, как подчеркивали мы, обращаясь в ОКХ, этих сил хватит в лучшем случае лишь для того, чтобы сохранить некоторую стабильность на фронте 4-й танковой армии при новом крупном наступлении. Их отнюдь не достаточно для предотвращения глубокого охвата противником западного фланга армии. Поскольку исход сражения вновь должен был решаться на северном фланге, было необходимо предоставить ему дополнительные силы. Однако Верховное командование до сих пор не приняло никаких энергичных мер в этом отношении.

Гитлер явно полагал, что противник истощил свою наступательную силу. К тому же он ожидал, что вскоре начнется распутица и положит конец любым крупным операциям со стороны Советов.

Действительно, наступление, предпринятое нами в середине февраля с целью освобождения двух корпусов из Черкасского котла, застопорилось из-за периодов оттепели, перемежавшихся с метелями. Однако было еще слишком рано рассчитывать на то, что начнется настоящая распутица.

Что касается надежды на предполагаемое истощение наступательного порыва вражеских войск, то этот вопрос можно было рассматривать только с учетом снижения численности наших собственных соединений. Штаб группы армий представил вниманию ОКХ ряд цифр, которые давали ясное представление о потерях и пополнениях обеих противоборствующих сторон.

На основании многочисленных допросов пленных мы пришли к выводу, что в период с июля 1943 до января 1944 года вражеские соединения, стоявшие перед нашим фронтом, получили около 1 080 000 человек в качестве пополнений. Можно считать, что это число соответствует потерям, понесенным врагом за то же время. С другой стороны, за тот же период потери группы армий «Юг» убитыми, ранеными и пропавшими без вести составили 405 409 человек, тогда как пополнения были получены в количестве 221 893 человек. Таким образом, хотя соединения противника понесли гораздо большие потери, чем мы, и боевые качества его пехотных войск, в частности, ухудшались быстрее, все же приведенные выше цифры со всей очевидностью говорят о том, что соотношение сил заметно сместилось в невыгодную для нас сторону.

На тот момент в танковых соединениях сложилось такое положение, что действовавшие на передовой советские танковые корпуса имели в среднем по 50–100 танков (за исключением отдельного случая, когда корпус имел всего 20 танков) по сравнению со штатными 200–250 танками. В отличие от Советов среднее число танков, которое могли бросить в бой наши танковые дивизии, в лучшем случае едва ли превышало 30. Дела шли немного лучше только в тех танковых дивизиях, которые недавно прибыли в группу армий, но в некоторых других положение было еще хуже. Всего части неприятеля перед нашим фронтом получили около 2700 новых танков за рассматриваемый период, тогда как мы – считая самоходные артиллерийские установки – лишь 872. При этих подсчетах мы не учитывали большое количество резервных соединений, находившихся в распоряжении противника.

Приведенная ниже сводка данных, предоставленных подчиненными нам армиями, являет собой характерную картину. Конечно, в отдельных случаях могло иметь место дублирование данных, особенно когда дело касается подбитых танков. По этим донесениям, враг понес следующие потери:

Эти цифры, по крайней мере, свидетельствуют о том, как высока была техническая оснащенность Красной армии уже на том этапе военных действий. Уже прошло то время, когда она была вынуждена бросать в бой огромные массы людей.

При этом данные показывают разительное несоответствие между количеством взятых в плен и количеством захваченной или уничтоженной техники. Либо советским солдатам часто удавалось избежать плена, бросив свои тяжелые орудия (что могло говорить о падении боевого духа), либо Советы несли жесточайшие потери в живой силе.

Что касается позиции Гитлера – в свете указанных цифр – относительно дальнейшего ведения операций и возможности опасного поворота событий на северном фланге группы армий, то весьма показателен телефонный разговор, который я имел с генералом Цейцлером 18 февраля.

Указав на опасность, которая могла создаться на нашем северном фланге, я обратил его внимание на соотношение сил и сказал, что в нашем случае оно по-прежнему неблагоприятно в сравнении с другими группами армий. Ниже помещен отрывок из стенограммы этого разговора, сделанной одним из моих штабных офицеров.

«Цейцлер: «Я имел еще один долгий разговор с фюрером по этому вопросу, а также о выводах, которые из него следуют, но не добился никаких изменений».

Я: «Как же он в таком случае представляет себе наши будущие операции?»

Цейцлер: «Он говорит, что когда-нибудь русские должны будут прекратить наступление. Они вели его непрерывно с прошлого июля, так не может продолжаться вечно. На это я сказал: «Мой фюрер, если бы вы были русским, что бы вы делали?» – «Ничего», – ответил он. «А я бы атаковал и пробивался ко Львову! – сказал я».

Однако Гитлер, по всей видимости, по-прежнему рассчитывал на то, что истощение сил и погода положат конец наступлению противника. К маю – как он говорил мне раньше – он получил бы новые дивизии. Если бы Гитлер передал требовавшийся для них личный состав и технику в наши испытанные в бою дивизии, все могло бы пойти совсем по-другому.