В начале ноября крупные силы противника снова атаковали северный фланг группы армий – фронт 4-й танковой армии на Днепре. Было неясно, имеет ли это наступление далекоидущие цели, или противник сначала намерен занять необходимый ему оперативный простор западнее реки. Вскоре выяснилось, что соединения 4-й танковой армии не могут удержать Днепр в борьбе с численно превосходящими советскими частями, а к 5 ноября стало очевидно, что Киев будет потерян.
Из этого штаб группы армий сделал вывод, что должен бросить все доступные силы, прежде всего три танковые дивизии, еще находившиеся на марше, на свой северный фланг. Поскольку Гитлер выделил эти дивизии непосредственно для использования на нижнем Днепре, мы должны были заручиться согласием ОКХ. Если оно не сможет предоставить 4-й танковой армии дополнительные крупные силы, нам не останется ничего иного, как только сдать русским Днепровскую дугу. Так как решения по этому важнейшему вопросу мы не получили, 7 ноября я вылетел в ставку фюрера.
Во время нашей встречи Гитлер заявил, что не готов упустить «эту первую и единственную возможность», которая дает шанс использовать группу армий в действиях в районе 6-й армии с целью сохранения Крыма. Он сказал, что никакой успех, которого мы могли бы добиться под Киевом, не будет настолько полон, чтобы вовремя высвободить танковые части, действовавшие там, для вмешательства на южном фланге. Так долго наша оборона не продержится ни в Крыму, ни на нижнем Днепре.
На это я ответил, что, придерживаясь плана операций в Днепровской дуге и районе действий 6-й армии, мы идем на гораздо больший риск на нашем северном фланге, который, в свою очередь, повлияет на положение группы армий «Юг» и группы армий «А» в целом. С какой бы неохотой я бы ни отказывался от нанесения удара южнее низовий Днепра, в этот момент совершенно необходимо использовать в Киеве все три прибывающие танковые дивизии.
Гитлер возразил мне, что есть как военные, так и политические причины стремиться к достижению успеха, открывающегося для нас на нижнем Днепре. Во-первых, армия должна осознать, что она еще в силах наносить победные удары. Во-вторых, военно-экономические соображения Германии требуют сохранить марганцевые залежи в Никополе. Более того, противник ни в коем случае не должен заполучить Крым, который он мог бы использовать в качестве базы для ведения воздушных операций против румынских нефтяных месторождений.
Прекрасно понимая доводы Гитлера, я все же настаивал на том, что наш северный фланг подвергнется слишком большому риску. Если 4-я танковая армия потерпит неудачу, судьба группы армий «Юг» и группы армий «А» рано или поздно будет решена.
Гитлер признал, что риск очень велик, но заявил, что в создавшихся обстоятельствах на него придется идти и он готов взять ответственность на себя.
Тем не менее мне все же удалось добиться его согласия на то, чтобы направить на наш северный фланг так часто обещавшуюся нам 4-ю танковую дивизию из состава 2-й армии (между прочим, она не прибыла и на этот раз), бригаду СС «Нордланд» и позднее еще 2-ю парашютную дивизию. Более того, в дальнейшем он даже согласился с тем, чтобы использовать вместе с 4-й танковой армией, а не в Днепровской дуге не только одну из трех новых танковых дивизий (25-ю танковую), но и две другие (1-ю танковую и «Лейбштандарт»). С другой стороны, две танковые дивизии 40-го танкового корпуса (14-я и 24-я) должны были остаться в районе действий 1-й танковой армии, где еще оставался открытым вопрос о нанесении удара на участке 6-й армии. Их в любом случае нельзя было вывести из этого района, поскольку Гитлер не собирался выводить 1-ю танковую армию на запад из того опасного положения, в котором она оказалась на Днепровской дуге, тем самым отказываясь от Никополя и Крыма.
В следующие несколько дней положение 4-й танковой армии резко ухудшилось. Одиннадцать ее пехотных дивизий, из которых почти все равнялись по численному составу полку, уже не могли противостоять силам неприятеля, бросившего в бой семнадцать – двадцать полностью укомплектованных стрелковых дивизий, три или четыре танковых корпуса и один кавалерийский корпус в первом же эшелоне своего наступления. Даже две танковые дивизии, имевшиеся у армии в качестве мобильного резерва, были слишком слабы, чтобы остановить вражеский прорыв.
После тяжелых боев нашим войскам пришлось оставить Киев, чтобы избежать окружения в городе 7-го корпуса. Он был отброшен на юг и смог задержать продвижение противника лишь в 50 километрах от Киева. На западном фланге 7-го корпуса, почти в 60 километрах юго-восточнее Киева, врагу удалось овладеть железнодорожным узлом в Фастове, представлявшим большую важность для выгрузки подкреплений и снабжения 8-й армии.
Оба корпуса, стоявшие на Днепре севернее Киева, были отброшены на запад: 13-й корпус к Житомиру, 49-й корпус до Коростеня. Противник захватил оба этих узла, важных для поддержания связи с группой армий «Центр» и снабжения 4-й танковой армии.
Таким образом, 4-я танковая армия была разорвана на три далеко расположенные друг от друга группы. Единственный луч надежды этих мрачных обстоятельств теплился в предположении, что наступление противника тоже разбилось на два разных направления – южное и западное. Советские части, наступающие на запад, не имели большого значения, пока им не удалось бы развернуться на юг и совершить глубокий обходной маневр вокруг группы армий. Задача двух отброшенных на запад корпусов состояла в том, чтобы не дать им сделать это до того, как подойдут стянутые группой армий подкрепления.
Однако нам пришлось пережить несколько тяжелых дней, прежде чем группе армий удалось принять контрмеры в середине ноября и позднее. Они заключались в контрударе тремя только что прибывшими танковыми дивизиями (25-й, 1-й и «Лейбштандартом» под командованием 48-го танкового корпуса, который был специально освобожден для этого группой армий) по вражеским танковым частям, двигавшимся в юго-западном направлении от Киева. В тот момент эти силы противника представляли собой самую большую угрозу. Затем танковый корпус должен был повернуть на запад и разбить соединения врага, преследующие 13-й корпус в направлении Житомира.
В случае успеха в этом районе еще оставалась возможность ударить в тыл противника, продвигающегося на юг по Днепру. Чтобы еще более усилить 4-ю танковую армию, группа армий передала ей две новые танковые дивизии (3-ю и 10-ю), две танковые гренадерские дивизии (20-ю и дивизию СС «Рейх») и 198-ю пехотную дивизию из состава 8-й армии. Конечно, таким образом мы чрезмерно ослабили фронт 8-й армии, но у командования группы армий не было иного выбора, как только временно обессилить менее важные участки фронта в пользу того района, который на тот момент приобретал решающее значение.
К сожалению, в силу того, что укомплектовка 48-го танкового корпуса не могла закончиться раньше середины ноября, а обстановка юго-западнее Киева становилась все более угрожающей, группа армий непредвиденно была вынуждена направить первую прибывшую дивизию – 25-ю танковую – для нанесения ограниченного удара по Фастову с целью обеспечения района сосредоточения танкового корпуса. Мы снова стали свидетелями того, какой дорогой ценой должны расплачиваться вновь набранные дивизии за приобретение боевого опыта в условиях войны на Восточном фронте. Помимо прочего, командир дивизии, который поспешил выдвинуться вперед со своим разведывательным батальоном, был выведен из строя сразу же после соприкосновения с противником. Таким образом, вместо того чтобы вернуть нам узел в Фастове, эта неудача оказала неблагоприятное психологическое воздействие на войска, которые провели свой первый бой на востоке. Тем не менее тем, что мы все-таки нанесли этот удар, а также ввели в бой силы, полученные от 8-й армии, нам удалось остановить врага на рубеже южнее Киева и помешать ему еще глубже охватить днепровский фронт.
15 ноября 48-й танковый корпус нанес по противнику намеченный контрудар. Первая цель была достигнута: потерпел поражение вражеский танковый корпус, наступающий на юго-запад от Киева. После этого 48-му корпусу удалось ослабить напряжение на участке 13-го корпуса путем разворота на запад и повторного овладения Житомиром. Однако последний удар танкового корпуса на восток вдоль большого шоссе Житомир – Киев в тыл советского фронта южнее Киева не состоялся из-за распутицы. Но даже если вследствие этого мы не смогли выбить врага с западного берега Днепра, все-таки в начале декабря нам удалось временно преодолеть кризис, создавшийся в 4-й танковой армии. Теперь она занимала фронт, проходящий в северном направлении от пункта в 40 километрах южнее Киева до района севернее Житомира. 49-й корпус, по-прежнему изолированный в районе Коростеня, сумел взять город и таким образом восстановить железнодорожную связь с группой армий «Центр». По сведениям 4-й танковой армии, потери врага убитыми достигли примерно 20 тысяч человек. То, что мы взяли лишь 5 тысяч пленных в сравнении с захваченными или уничтоженными 600 танками, 300 полевыми орудиями и более чем 1200 противотанковыми орудиями, снова продемонстрировало неуклонный рост технического оснащения Красной армии. Из всех советских войск, с которыми мы столкнулись на киевском фронте, две трети пехотных дивизий, а также четыре танковых корпуса, один механизированный и один кавалерийский корпус можно было считать серьезно ослабленными.
К сожалению, быстрый отход корпусов 4-й танковой армии на юг и запад в начале операции внушил Гитлеру мысль о том, чтобы передать командование этой армией в другие руки. Хотя я настаивал на том, что днепровский фронт был потерян из-за численного перевеса сил противника и ослабления наших собственных дивизий, а не из-за ошибок, допущенных руководством армии, Гитлер остался при своем мнении, что генерал-полковник Гот нуждается в отдыхе после чрезмерного напряжения последних лет. Таким образом, Гот был переведен в офицерский резерв. Я глубоко сожалел о его отстранении, но хотя бы добился гарантий того, что после некоторого отпуска он получит армию на западе. Гота сменил на его посту бывший офицер австрийской армии генерал Раусс, который получил известность в нашей группе армий в должности командующего 6-й танковой дивизией и позднее 11-м корпусом.