Пожар распространяется

В то время как восстановление сравнительно непрерывного фронта от Харькова до Сум к 27 августа принесло некоторую разрядку, хотя и недолгую, напряжения на северном фланге группы армий, обстановка в Донбассе стала, как никогда, более опасной.

Вследствие этого командование группы армий категорически потребовало направить на ее южный фланг дополнительные силы – без изменения задачи – либо предоставить ей свободу маневра, чтобы остановить неприятеля на более коротком рубеже в тылу.

Вследствие этого Гитлер наконец-то решился прибыть в Южную Россию для короткого совещания. Оно состоялось в Виннице, где раньше находилась его ставка.

Во время совещания я и командующие подчиненными мне армиями, а также командиры корпуса и дивизии ясно обрисовали Гитлеру сложившееся положение и, в частности, состояние войск, давно уже изнуренных перенапряжением. Я особо обратил его внимание на то, что мы потеряли 133 тысячи человек, а пополнения поступили только в количестве 33 тысяч. Хотя боеспособность противника, возможно, значительно снизилась, сказал я, все же большое количество соединений позволяет ему постоянно бросать в бой дивизии, способные к наступательным действиям. Кроме того, он продолжает подтягивать силы с других участков Восточного фронта.

Подводя итог создавшемуся положению, я настаивал на том, что имеющимися силами невозможно удержать Донбасс, но еще более страшная опасность для всего южного крыла немецких армий возникла на северном фланге группы армий. 8-я и 4-я танковые армии в конечном итоге будут не в состоянии помешать противнику пробиться к Днепру.

Я поставил перед Гитлером ясную альтернативу: либо незамедлительно предоставить группе армий дополнительные силы – по меньшей мере в количестве двенадцати дивизий – и заменить наши истощенные дивизии другими, снятыми с более спокойных участков фронта; либо оставить Донбасс, чтобы высвободить силы в самой группе армий.

Гитлер, на протяжении всей дискуссии сохранявший объективность, хотя и упрямо пытался углубиться во всевозможные технические детали, все-таки согласился с тем, что группе армий должны быть предоставлены все соединения, которые можно будет снять с других участков на фронтах групп армий «Север» и «Центр». Возможно ли заменить ослабленные дивизии другими, снятыми со спокойных участков, сказал он, выяснится в ближайшие дни.

Уже следующий день показал, что из этих обещаний ничего не выйдет.

Русские атаковали левый фланг группы армий «Центр» (2-ю армию), совершив локальный прорыв, что вынудило упомянутую армию отойти на запад. Еще один частный кризис в той же группе армий возник в результате успешного советского наступления на участке 4-й армии.

После того как 28 августа фельдмаршал фон Клюге побывал в Генеральном штабе, речь больше уже не шла о том, чтобы снять силы с его участка. Также и группа армий «Север» заявляла, что не может выделить ни одной дивизии. Что касается других театров военных действий, то Гитлер сначала хотел дождаться развития событий и увидеть, высадятся ли британцы в Апулии или на Балканах или свяжут свои силы на Сардинии – событие столь же маловероятное, сколь и малозначительное.

К сожалению, русские ни в малейшей мере не учли это желание Гитлера отложить принятие решения. Они продолжали наступать, и положение становилось все более опасным.

Фронт 6-й армии был прорван, и ее корпусу, бившемуся на побережье, грозило окружение. Поскольку дивизии, которые ОКХ перебросило в Донбасс вопреки желанию группы армий, намеревавшейся использовать их на северном фланге, не смогли восстановить положение, 31 августа 6-я армия получила приказ вернуться на заранее подготовленные позиции в тылу. Это значило, что первый шаг к оставлению Донбасса был сделан. Вечером того же дня Гитлер наконец разрешил группе армий постепенно отводить 6-ю армию и правый фланг 1-й танковой армии – как он сказал, «при условии, что этого настоятельно требует обстановка и нет иного выхода». В то же время были отданы указания разрушить в Донбассе все объекты, имеющие военное значение.

Если только группа армий получила свободу маневра на несколько недель раньше, она смогла бы вести бой на своем южном фланге с большей экономией сил. Она имела бы возможность высвободить соединения для действий на важнейшем северном фланге и при этом остановить наступление противника на сокращенном фронте, возможно даже перед Днепром. Однако теперь свобода маневра могла только спасти южный фланг от поражения. Но и в этом случае оставались сомнения, сможем ли мы сформировать прочный фронт перед рекой.

В то время как 1-я танковая армия, за исключением той части фронта на ее правом фланге, которую пришлось сократить в соответствии с отходом 6-й армии на новые позиции, удерживала средний Донец, ситуация на северном фланге группы армий снова начала обостряться.

8-я армия, атакованная с севера и востока в районе южнее Харькова, смогла остановить вражеский прорыв за счет отступления – к счастью, небольшого – и сокращения фронта.

4-я танковая армия в результате отхода соседней с севера 2-й армии группы армий «Центр» была вынуждена изогнуть свой левый фланг. Таким образом, ее фронт, и так уже слишком непрочный, удлинился, как никогда. Кроме того, ошибки руководства расположенного на юге 13-го корпуса из состава 2-й армии заставили его отойти в район действий танковой армии, что обременило ее не только четырьмя потрепанными дивизиями, но и еще 90 километрами фронта, обращенного на север. Можно было предвидеть, что, как только противник – чья ударная сила временно ослабла – возобновит наступление, армия едва ли будет в состоянии его удержать. Эта опасность еще более усугубилась, так как возникла новая угроза северному флангу армии.

Дальнейшее ухудшение ситуации и в особенности отсутствие решения Гитлера по передаче нам подкреплений заставили меня 3 сентября отправиться в ставку фюрера в Восточной Пруссии. Я попросил фельдмаршала фон Клюге сопровождать меня, так как хотел действовать совместно с ним и распределить наши силы с учетом очевидных намерений противника. В то же время мы хотели озвучить необходимость рационализировать руководство военными действиями в целом – то есть устранить двойственность между ОКХ и ОКВ на Восточном театре военных действий. Накануне я направил генералу Цейцлеру письмо с требованием наконец принять какие-то меры, чтобы в действительности сосредоточить главные усилия на решающем участке Восточного фронта. Ввиду развития событий на примыкающих флангах групп армий «Центр» и «Юг», говорил я, необходимо, чтобы мы предусмотрительно собрали сильную армию перед Киевом. Если прибытие подкреплений с других театров откладывать до тех пор, пока наши западные противники начнут высадку на континент, исправлять положение на Восточном фронте будет уже поздно. Во всяком случае, не слишком трудно угадать главные намерения западных держав по расположению их военно-морских сил и транспортных судов. Цейцлер сообщил мне, что показал письмо Гитлеру и тот пришел в бешенство.

Гитлер заявил, что меня заботит только то, как проводить остроумные операции и оправдать себя в хронике боевых действий. По-моему, это было весьма наивное утверждение.

К сожалению, разговор между фон Клюге, мною и Гитлером ни к чему не привел. Гитлер заявил, что силы нельзя снять ни с других театров, ни с фронта группы армий «Север». Так же отрицательно он отреагировал на идею создания объединенного командования за счет передачи ответственности за все театры военных действий начальнику Генерального штаба. Он утверждал, что даже начальник Генерального штаба не сможет повлиять на ведение войны в целом или улучшить его. Конечно, Гитлер полностью отдавал себе отчет в том, что конечная цель предложения назначить начальника Генерального штаба, на которого бы легла ответственность за все театры военных действий, состояла в том, чтобы Гитлер, оставив за собой право решающего голоса, отказался от руководства операциями, как такового. Он так же не хотел этого, как не хотел и отказываться от руководства военными действиями на Востоке за счет назначения главнокомандующего Восточным фронтом, обладающего действительной властью.

Так как ОКХ и последующие дни не приняло никаких мер с учетом положения в группе армий «Юг», 7 сентября я направил ему еще одну телеграмму, в которой снова анализировал обстановку на фронте группы армий. Я указал, что противник уже ввел в бой против нас пятьдесят пять дивизий, два танковых корпуса и они не только взяты из резервов, но и сняты с других участков Восточного фронта. К тому же на подходе были и другие части. Я вновь настаивал на том, что необходимо принять решительные меры, если группа армий еще хочет сохранить контроль над положением.

Вследствие этой телеграммы на следующий день в наш запорожский штаб прибыл Гитлер, а также вызвал туда на совещание фельдмаршала фон Клейста, командующего группой армий «А», и генерала Руоффа, 17-я армия которого еще находилась на Кубани.

Единственное, что я мог сделать во время этой беседы, – это еще раз обратить внимание на серьезность положения группы армий, состояние войск и те последствия, которые скажутся не только на нашей группе армий, но и на группе армий «А», в случае разгрома нашего северного фланга.

Я особо подчеркнул, что положение на правом фланге группы армий перед Днепром восстановить невозможно. На северном фланге 6-й армии противнику удалось проделать 45-километровую брешь в нашем фронте, где еще сражались только остатки наших двух дивизий. При том небольшом количестве имеющихся у нас танков начатая нами контратака не могла ликвидировать этот прорыв. Хочется нам или нет, но мы будем вынуждены отступить за Днепр, тем более учитывая возможные последствия чрезвычайно напряженной ситуации, сложившейся на северном фланге группы армий.

Чтобы найти необходимые силы для подкрепления этого северного фланга, я предложил немедленно отвести группу армий «Центр» на днепровский рубеж. Это позволит сократить ее фронт на треть и, следовательно, сэкономить силы, что, по крайней мере, даст нам возможность собрать достаточные силы на решающем участке Восточного фронта.

Теперь Гитлер в принципе согласился с необходимостью отвести правый фланг группы армий на рубеж Мелитополь – Днепр, хотя все еще надеялся избежать этого за счет ввода в действие новых дивизионов самоходных артиллерийских установок. Как всегда, он считал, что применения технических средств будет достаточно для предотвращения развития событий, не допустить которые можно было только путем введения в бой нескольких дивизий.

Что касается высвобождения сил группой армий «Центр» за счет ее отхода на верхний Днепр, Гитлер утверждал, что невозможно отойти на такое большое расстояние за столь короткое время. Мы не успеем закончить передвижение войск в подобном масштабе до наступления распутицы, а кроме того, будет потеряно слишком много техники, как это уже случилось в ходе оставления Орловской дуги. Мы могли лишь рассчитывать отойти на какой-то промежуточный рубеж. Но конечно, этот отход не дал бы нам такой экономии сил, которая требовалась нам.

Все это сводилось к вопросу оперативной гибкости, по которому наша точка зрения, основанная на опыте крымских боев и зимней кампании 1942/43 года, коренным образом отличалась от взглядов ОКХ и даже командующих другими группами армий. В ходе этих кампаний нам всегда приходилось действовать быстро и оперативно, у нас никогда не было времени на долгосрочное планирование и подготовку. Гитлер и командующие другими группами армий, с другой стороны, считали недопустимым так быстро начинать и выполнять масштабные передвижения войск. Конечно, быстрое оставление фронтов, давно уже статичных, осложнялось из-за приказа Гитлера о том, что во всякой армии должен иметься трехмесячный запас продовольствия и боеприпасов, чтобы прочно держаться на позициях даже в случае временных перерывов в снабжении.

Но хотя Гитлер и не мог согласиться со столь радикальным предложением, как мое, о сокращении фронта группы армий «Центр», он все же признавал необходимость решительно укрепить группу армий «Юг».

По предложению начальника Генерального штаба, он отдал приказ группе армий «Центр» немедленно вывести корпус в составе двух танковых и двух пехотных дивизий в место ее соединения с 4-й танковой армией. Это было сделано с целью предотвратить окружение нашего северного фланга.

Кроме того, Гитлер обещал выполнить мое требование о новых дивизиях для защиты переправ через Днепр. Наконец, для высвобождения дополнительных сил он решил оставить Кубанский плацдарм, давно уже не представлявший ценности с оперативной точки зрения. По сведениям фельдмаршала фон Клейста, эту операцию можно было закончить к 12 октября.

К сожалению, мы не смогли добиться, чтобы соответствующие приказы были изданы немедленно – то есть прямо в нашем штабе. Но когда я сопровождал Гитлера на аэродром, он, перед тем как сесть в самолет, повторил свое обещание предоставить нам подкрепления.

Вечером того же дня командование нашей группой армий отдало 6-й и 1-й танковым армиям приказ перейти к подвижной обороне, которую они должны были вести таким образом, чтобы сохранить устойчивость войск и выиграть как можно больше времени для отхода.

Что касается фронтов 4-й танковой армии и 8-й армии, то штаб группы армий надеялся, как только Гитлер выполнит свое обещание, восстановить положение на северном фланге 4-й танковой армии путем контрудара корпуса, который должна была передать нам группа армий «Центр». Мы могли бы удержать фронт силами подходящих к Днепру дивизий. Тогда мы получили бы возможность остановить противника перед Днепром – примерно в районе Полтавы.

К сожалению, в ближайшие дни нас ожидало новое разочарование. Приказ о выдвижении четырех дивизий на рубеж Днепра, твердо обещанный Гитлером перед отъездом, так и не был отдан. Больше того, откладывалось и сосредоточение корпуса группой армий «Центр» на нашем правом фланге. По-прежнему было неясно, когда и какие именно силы прибудут в наше распоряжение.

Я попросил начальника Генерального штаба доложить Гитлеру о том, что в таких обстоятельствах нам придется учитывать возможность того, что противник прорвется к днепровским переправам, в том числе и у Киева. Ввиду того, что Верховное командование неоднократно задерживало принятие решения и не выполняло обещаний, на которых группа армий основывала собственные мероприятия, я счел необходимым добавить в свое обращение абзац, который можно было передать Гитлеру только в письменном виде по причине его резкой прямоты. Я привожу его здесь, так как он ясно показывает разногласия между Верховным командованием и группой армий «Юг».

«Командование группы армий с окончания зимних боев докладывало, что оно не может удерживать фронт имеющимися в его распоряжении силами, а также неоднократно и безуспешно обращалось с просьбой о радикальной перегруппировке сил в рамках Восточного фронта или переброске сил между Восточным фронтом и другими театрами военных действий. Ввиду важности обороняемой группой армий «Юг» территории и того очевидного факта, что русские направят свой главный удар против ее фронта, эта перегруппировка категорически необходима.

Вместо этого после прекращения операции «Цитадель» у группы армий отобрали силы, а когда создался кризис, подкрепления предоставлялись ей в недостаточном размере и несвоевременно.

Цель моего обращения не в том, чтобы постфактум возложить ответственность за события на Восточном фронте, но в том, чтобы обеспечить своевременное принятие необходимых мер хотя бы в будущем».

Однако Гитлер, по всей видимости, не мог заставить себя смириться с тем, что мы считали неизбежным, и добровольно отвести группу армий «Центр» на днепровский рубеж, тем самым высвободив достаточные силы для сохранения контроля над обстановкой на южном крыле немецких армий. Поколебать его не могли ни призывы начальника Генерального штаба, ни очередная докладная записка из группы армий «Юг». В ней мы выражали мнение, что советское наступление, которое, как опасался Гитлер, будет начато на фронте группы армий «Центр», сведется лишь к связывающим ударам с целью помешать нам радикально сосредоточить силы на нашем северном фланге. Также мы подчеркнули, что отход группы армий «Центр» на днепровский рубеж не будет иметь неблагоприятного влияния ни на ведение операций, ни на военно-экономические вопросы.

Когда все же не было принято никаких мер для того, чтобы группа армий «Центр» наконец-то начала обещанную нам перегруппировку сил на нашем северном фланге, на который противник упорно бросал все новые и новые соединения, возникла опасность, что 4-я танковая армия будет окружена с севера и отброшена от Киева на юг. Такое развитие событий не только помешало бы организовать новую линию фронта за Днепром, но и поставило бы группу армий под неминуемую угрозу окружения.

В докладе от 14 сентября, где мы информировали ОКХ о создавшемся положении, группа армий заявила, что будет вынуждена на следующий день отдать приказ своему северному флангу отойти за Днепр по обе стороны от Киева. 8-я армия уже получила распоряжение перейти к маневренной тактике. Мысль о том, чтобы задержать противника на сокращенном фронте перед Днепром в районе Полтавы, стала бессмысленной из-за медлительности Гитлера.

В ответ нам было предписано не отдавать приказа до тех пор, пока Гитлер еще раз не переговорит со мной 15 сентября. На это я ответил, что это совещание будет иметь смысл только в том случае, если я смогу говорить с ним с глазу на глаз только в присутствии начальника Генерального штаба.

На этот раз я вновь сказал Гитлеру о том, как ухудшилось положение на нашем фронте со времени его последнего приезда, и подчеркнул, что создавшийся на северном фланге моей группы армий кризис вполне может оказаться смертельным не только для нас, но и в конечном итоге и для всего Восточного фронта. Я прибавил, что этот кризис наступил вследствие того, что группа армий «Центр» не передала нам обещанные силы. Так как группа армий «Юг» всегда верно подчинялась приказам ОКХ о передаче наших войск, нам непонятно, почему другие группы армий не обязаны поступать так же – тем более что вышеупомянутые силы не смогут помочь группе армий «Центр» удержать собственный фронт, если будет разбита 4-я танковая армия. С моей точки зрения, сказал я, совершенно нетерпимо такое положение, когда передача сил, настоятельность которой признало само Верховное командование, не может быть осуществлена. Чего же ждать, если командующие группами армий не будут выполнять приказов? Я, во всяком случае, уверен в том, что могу добиться выполнения своих приказов! (Причина того, что Гитлер в данном случае не добился выполнения приказа от группы армий «Центр», разумеется, состояла в том, что он вовремя не принял во внимание необходимость сокращения фронта и не потребовал, вопреки своему несогласию, его быстрого осуществления.)

В заключение я сказал, что очень сомневаюсь, сумеет ли 4-я танковая армия отойти за Днепр. Естественно, группа армий сделает все, чтобы эта операция прошла гладко, но мы должны настоять на одновременной переброске по одной дивизии из состава группы армий «Центр» по всем четырем имеющимся железным дорогам на наш северный фланг до тех пор, пока там не будет восстановлено положение. (Конечно, было очевидно, что это неизбежно потребует отвести группу армий «Центр» на днепровский рубеж.) Судьба всего Восточного фронта стоит на карте, сказал я, и единственное, что можно сделать, – это немедленно перебросить значительные силы в район Киева.

Хотя Гитлер достаточно спокойно принял мою недвусмысленную критику его руководства, безусловно, беседа не доставила ему большого удовольствия. Тем не менее она все же имела тот результат, что незамедлительно был издан приказ, по которому группа армий «Центр» должна была в кратчайший срок перебросить четыре дивизии в группу армий «Юг» начиная с 17 сентября и при одновременном использовании всех четырех железнодорожных линий. Также нам были обещаны пехотные части и пополнения с Западного фронта, чтобы компенсировать потери в наших дивизиях, всего тридцать два батальона.

По возвращении в штаб группы армий вечером 15 сентября все наши армии получили приказ отойти на рубеж Мелитополь – Днепр до района выше Киева и далее по Десне.

У читателя могло создаться впечатление, что, в то время как группа армий неделями вела сражения перед Днепром, деятельность ее штаба в большой мере заключалась в спорах с Гитлером. Действительно, наши неоднократные попытки убедить Верховное командование своевременно принять необходимые (и неизбежные, пока не стало слишком поздно) меры стоили нам больших усилий и нервов. Мой штаб привык быстро принимать решения, а я сам едва ли относился к тем, кому нравится по нескольку раз повторять очевидное. В конечном счете именно эта борьба за своевременное признание оперативной необходимости и была главной особенностью кампании 1943–1944 годов со стороны Германии.