Ретроспективный обзор

Если в заключение мы хотим бросить последний взгляд на ход и результаты зимней кампании 1942/43 года в Южной России, то для начала мы должны признать достигнутые советской стороной успехи, значительность которых неоспорима. Русским удалось окружить и уничтожить немецкую 6-ю армию, самую сильную из наших армий. Кроме того, они смели с лица земли четыре армии наших союзников. Их многие храбрые солдаты пали в бою, а большое число попало в плен. Остатки союзных войск распались, и рано или поздно их пришлось окончательно вывести из района боевых действий. Хотя большинство дивизий 6-й армии удалось восстановить из остатков частей и пополнений, а армейская группа Холлидта в марте 1943 года стала 6-й армией, утрата основной массы боевых частей из двадцати дивизий, не считая значительной части армейской артиллерии и инженерных войск, была невосполнима. И хотя союзные армии обладали сравнительно невысокой боеспособностью, их потеря все же была существенной и лишила нас возможности заменить ими немецкие части на спокойных участках фронта.

И тем не менее, несмотря на то что германские вооруженные силы потеряли пять целых армий, нельзя сказать, что это оказало решающее влияние на исход войны. Утрата армий сопровождалась переходом к врагу всей огромной территории вместе с ее природными ресурсами, завоеванной нами в результате летнего наступления 1942 года. Нам не удалось овладеть кавказскими нефтяными месторождениями, что являлось одной из главных целей наступления, – и здесь можно заметить, что эта экономическая цель, на которой так настаивал Геринг, внесла свой решительный вклад в раскол наступления на несколько частей. В погоне за этой экономической целью было забыто, что ее достижение и удержание невозможно без разгрома основных сил противника. Однако же нам удалось удержать часть Донбасса, имевшую существенное значение для ведения войны.

Но какого бы, безусловно, большого успеха ни достигли русские войска, они все же не смогли одержать решительную победу над южным крылом немецких армий, уничтожение которого наша сторона, по-видимому, никогда бы не смогла восполнить. К концу зимней кампании инициатива снова перешла в наши руки, и Советы потерпели два поражения. Хотя они не имели решающего значения, все же они позволили стабилизировать положение на фронте и открыли перед немецким командованием перспективы привести войну на востоке к ничейному результату. Тем не менее нам ясно следовало похоронить всякую надежду изменить ход войны за счет наступления летом 1943 года. Для этого мы понесли слишком большие потери.

Верховное командование должно было прийти к очевидному выводу о том, что оно должно любыми способами попытаться достичь соглашения хотя бы с одним из противников Германии. Также оно должно было понять, что вести войну на востоке в дальнейшем необходимо было сохраняя свои силы – особенно избегая потери целых армий, как под Сталинградом, – и одновременно стремясь истощить наступательную силу противника. Для этого оно должно было решительно отвернуться от всех второстепенных целей и сосредоточить главные усилия на Восточном театре военных действий, пока западные противники Германии были еще не в состоянии высадиться во Франции или нанести решающий удар из Средиземноморья.

Если теперь мы вернемся к зимнему наступлению 1942/43 года и его результатам, то перед нами встанет следующий вопрос: почему советское командование, несмотря на большие успехи, достигнутые русскими в этой кампании, не одержало решительной победы и не уничтожило все южное крыло Восточного фронта? В конце концов, оно с самого начала обладало самыми главными козырями: подавляющим численным превосходством и оперативными преимуществами.

Для начала нужно подчеркнуть, что советское командование проявило достаточно воинственный дух и бросало войска в бой, нисколько не считаясь с жертвами, которых требовало достижение цели. Сами эти войска, как почти всегда бывает у русских, сражались с огромной храбростью и порой шли на немыслимые жертвы. Тем не менее они еще не восполнили несомненное ухудшение боевых качеств пехотных частей и потерь артиллерии в 1941–1942 годах. С начала войны советское руководство, безусловно, усвоило многие уроки, особенно в том, что касается организации и применения крупных танковых соединений. Советы наконец сумели правильно организовать свои танковые войска и механизированные корпуса, а также взяли на вооружение немецкую тактику глубокого прорыва. Несмотря на это, нам почти всегда удавалось – за исключением ноября 1942 года – решительно разбивать или уничтожать эти танковые и механизированные соединения, даже если они уже находились в глубине немецких передовых районов. С другой стороны, после окружения 6-й армии они уже ни разу не смогли так быстро и такими крупными силами прорваться к важнейшим участкам, чтобы достигнуть цели и отрезать южное крыло немецких армий на Дону, азовском побережье или нижнем Днепре. Кроме Сталинграда, где Гитлер сам предоставил Советам эту возможность, их командование не было способно с боями завершить окружение, как это мы неоднократно делали в 1941 году, взяв в плен тысячи солдат. Так это и оставалось вопреки колоссальному численному превосходству русских зимой 1942/43 года и тому обстоятельству, что исходная обстановка и разгром союзных армий открыли им свободный путь в тыл немецкого фронта. Мы, со своей стороны, в 1941 году были вынуждены сражаться в основном фронтально.

Поэтому давайте взглянем на высшее советское руководство. Ввиду оперативной обстановки, сложившейся по окончании немецкого летнего наступления, его стратегическая цель столь явно состояла в окружении южного крыла немецких армий, что проглядеть этот факт было нельзя. Мысль о прорыве на фронтах союзных армий также была вполне очевидна. Иными словами, поздней осенью 1942 года советской стороне не требовалось особой гениальности, чтобы составить оперативный план.

Первый удар – окружение 6-й армии, – несомненно, был верен. Если бы он удался – а немецкое Верховное командование сделало все, чтобы он удался, – была бы уничтожена самая значительная ударная сила германской армии.

Было бы лучше, если бы этот первый удар был согласован с наступлением на фронтах итальянской и венгерской армий, чтобы все усилия с самого начала направлялись на отсечение немецких сил у Ростова или на Азовском море в ходе единой крупномасштабной наступательной операции. Конечно, для выполнения этой задачи не хватало артиллерии, и, вероятно, поэтому Советам пришлось осуществлять операции по прорыву отдельными этапами. Также ясно, что ситуация с транспортом не позволила сосредоточить на месте и обеспечить снабжением все наступательные силы одновременно.

Однако неожиданно быстрый и полный разгром наших союзных армий в большой степени компенсировал Советам неудобства, которые влекло за собой это поочередное осуществление трех прорывов. Если советское командование не смогло выполнить свою задачу и отрезать южное крыло немецких армий на нижнем Дону, Азовском море или, наконец, на Днепре, то причина, разумеется, не в том, что наступление обязательно должно было захлебнуться в столь огромном районе действий. Если принять во внимание стандарты ведения современной войны, то расстояния до различных объектов, которые нужно было преодолеть советским ударным группам, были отнюдь не чрезмерны. Да и брошенные им навстречу немецкие резервы были не так сильны, чтобы остановить советское наступление за несколько шагов до его решающей цели и окончательно добиться его серьезного поражения.

Напротив, нужно сказать, что, за исключением Сталинграда, советскому командованию никогда не удавалось согласовать силу и скорость своих соединений, нанося удар на решающих участках.

В первой фазе зимней кампании оно, несомненно, связало излишние силы в действиях против 6-й армии, чтобы исключить всякую возможность неудачи. Тем самым оно упустило возможность перерезать коммуникации южного крыла Восточного фронта на нижнем Дону. Силы, наступавшие на чирском фронте, конечно, были велики, но действовали несогласованно.

После прорыва на фронте итальянской армии советское командование точно так же не смогло сосредоточить все силы для того, чтобы быстрыми темпами форсировать Донец и подойти к Ростову. Имея в виду столь далекоидущие цели, Советы, по-видимому, могли опасаться, что позднее сами будут атакованы во фланг, но им следовало рассчитывать на необходимую защиту от этого удара в ходе наступления, которое должно было немедленно после этого начаться на фронте венгерской армии. Согласен, рискованный план. Но тот, кто не готов идти на риск, никогда не сможет добиться решительного и – что было важно в данном случае – скорого результата.

Даже после успешного прорыва на участке венгерской армии, вследствие которого в немецком фронте образовалась брешь от Донца до Воронежа, советское командование все же не смогло достаточно быстро и крупными силами продолжить прорыв в решающем направлении – переправ через Днепр. Вместо того чтобы сконцентрировать все усилия и оставить лишь сильную, сосредоточенную ударную группу для обеспечения прикрытия наступления с запада, оно раздробило свои силы в ряде глубоких несогласованных ударов на Ахтырку и Полтаву через Курск, по Днепру и донецкому рубежу Славянск – Лисичанск – Ворошиловград. Таким образом, оно дало немецкому командованию возможность в нужное время сосредоточить на решающих участках превосходящие силы.

Когда-то Шлифен сказал, что обе стороны различными действиями вносят свой вклад в исход битвы или кампании, причем побежденный не меньше победителя. Доля ответственности германского Верховного командования за потерю 6-й армии, да и за весь кризис, создавшийся на южном крыле Восточного фронта зимой 1942/43 года, уже была четко показана выше. Следовательно, будет лишь справедливо отметить, какова роль немецкой стороны в том, что русским в конечном итоге не удалось окружить южное крыло Восточного фронта.

По этому поводу нужно сказать только одно: если бы не сверхчеловеческие подвиги немецких солдат и командиров, противостоявших врагу, который обладал огромным численным превосходством, наша группа армий никогда не смогла бы нанести ему полное поражение. Эта зимняя кампания не состоялась бы, если бы наши отважные пехотные дивизии – в отличие от войск наших союзников и зачастую при недостаточной противотанковой обороне – не выстояли твердо под ударами танковых соединений противника и, сплачивая фронт, прорванный вражескими танками, не обеспечили бы их окончательное уничтожение. Также успехом мы обязаны и нашим танковым дивизиям, которые сражались с беспримерной маневренностью и удваивали свою эффективность за счет того, что молниеносно перемещались из одного пункта в другой. Германские танковые войска, убежденные в своем боевом превосходстве, не сгибались и в самых отчаянных положениях, а их мужество и самоотверженность уравновешивали численное превосходство противника.

Но нельзя забывать и еще одного: именно доблестная 6-я армия, стойко сражавшаяся до конца, вырвала победу из рук неприятеля, грозившего уничтожить южное крыло Восточного фронта. Если бы вместо того, чтобы оказывать сопротивление до начала февраля, она сразу же отказалась от борьбы, как только положение стало безнадежным, русские могли бы бросить на критические участки такую массу высвобожденных сил, что, скорее всего, достигли бы своей цели, состоявшей в окружении всего южного крыла немецкого фронта. Так 6-я армия внесла жизненно важный вклад в наш успех, еще раз стабилизировав положение на Восточном фронте в марте 1943 года. Хотя самопожертвование солдат 6-й армии казалось напрасным в отношении окончательного исхода войны, это никак не отменяет его высокой моральной цены.

Поэтому сейчас, когда мы подошли к концу главы, имя 6-й армии должно просиять еще один, последний раз. Она совершила самый высокий подвиг, которого можно требовать от солдата, – в безнадежном положении дралась до последнего вздоха ради своих товарищей.