Возможность спасения 6-й армии потеряна

Если когда-либо с конца ноября и существовала возможность спасти 6-ю армию, после того как Гитлер запретил Паулюсу осуществить немедленный прорыв, прежде чем противник укрепил кольцо осады вокруг Сталинграда, эта возможность представилась 19 декабря. Командование группы армий отдало приказ воспользоваться ею, несмотря на все трудности, связанные с проведением операции по прорыву 6-й армии, и опасную обстановку, сложившуюся между тем на остальных участках фронта группы армий. В свое время мы рассмотрим, какому риску мы подвергались. В данное время – то есть в период с 19 по 25 декабря – вопрос стоял о том, сможет ли и захочет ли 6-я армия выполнить отданный ей приказ.

Гитлер действительно согласился с тем, чтобы 6-я армия совершала прорыв в юго-западном направлении с целью соединения с 4-й танковой армией. Однако он по-прежнему настаивал на том, что она должна и дальше удерживать свои северный, восточный и западный фронты вокруг города. Он все еще надеялся, что удастся прорубить коридор к Сталинграду, по которому 6-я армия сможет в течение продолжительного времени получать снабжение. Против этого говорили два совершенно ясных обстоятельства.

Во-первых, положение группы армий в целом, особенно в отношении развития событий в соседних районах группы армий «Б», отныне не позволяло оставлять обе армии – 6-ю и 4-ю танковую – связанными восточнее Дона. В те дни на карте стояла не только судьба 6-й армии, но и судьба группы армий «Дон» и группы армий «А», которые в случае, если противник предпримет решительные шаги, неизбежно будут отрезаны от своих тылов.

Во-вторых, было совершенно исключено, что 6-я армия мобилизует всю свою ударную силу для прорыва на юго-запад и одновременно будет удерживать существующие фронты вокруг Сталинграда. Возможно, это удалось бы делать в течение еще одного или двух дней, до той поры, когда неприятель разгадает ее намерения, но не могло быть и речи о том, чтобы она сумела долго продержаться в районе города, одновременно сохраняя связь с 4-й танковой армией.

Если причины, побуждавшие Гитлера противиться выполнению изложенного в приказе группы армий от 19 декабря плана, были нереалистичны, то от возражений, высказанных штабом 6-й армии, нельзя было просто отмахнуться. Они показывали, как велик был риск, неизбежно связанный с выполнением приказа группы армий.

Когда командование 6-й армии заявило, что она не в силах совершить прорыв, пока Гитлер настаивает на удержании Сталинграда, оно было совершенно право. Поэтому-то группа армий отдала недвусмысленный приказ освободить укрепленный район по получении сигнала «Удар грома». Однако командующему армией предстояло решить, кому подчиниться – Гитлеру или командующему группой армий.

Далее, штаб армии считал, что на подготовку к прорыву понадобится шесть дней. По нашему мнению, срок был завышен и неприемлем в сложившейся обстановке, даже с учетом всех трудностей, предстоявших армии вследствие утраты подвижности в большой степени. Нам представлялось невозможным ждать еще шесть дней, хотя бы только из-за обстановки на левом фланге группы армий. В первую очередь войска противника, образовывавшие осадный фронт вокруг города, не собирались бездействовать все это время, пока у него под самым носом велась подготовка к прорыву. Быть может, подготовку – и соответствующее ослабление других фронтов 6-й армии – удалось бы некоторое время скрывать от противника. Но если перегруппировка сил для прорыва на югозападном фронте займет целых шесть дней, он начнет атаковать на других участках фронта, прежде чем прорыв наберет темп. Этого нужно было избежать любой ценой.

Кроме того, командование армии сомневалось даже в том, что оно будет в состоянии снять предназначенные для прорыва силы с соответствующих участков фронта, так как противник уже предпринимал там локальные атаки. И в данном случае скорость тоже приобретала первостепенную важность. Если армия своевременно начнет прорыв, ей не придется вести бои, отражая противника, просачивающегося на других участках ее фронта, она должна будет лишь затягивать время, прикрывая поэтапное отступление.

Командование армии справедливо подчеркивало в телеграфных переговорах между генералом Паулюсом и мной, а также нашими начальниками штабов, что условный сигнал «Удар грома» должен последовать сразу после операции «Зимняя гроза» и что задержаться, например, на Донской Царице будет невозможно. В этом вопросе между нами царило полное единодушие, поскольку приказ группы армий по существу дела предусматривал, что «Удар грома» будет напрямую связан с «Зимней грозой».

Несомненно, над командующим 6-й армией тяжело довлело то, что значительное ослабление войск в целом и уменьшение подвижности частей из-за убоя лошадей на мясо заставляли сильно сомневаться, что столь трудное и рискованное предприятие – выполняемое в условиях сильного мороза – вообще может иметь успех.

Однако именно положение с горючим в конце концов и вынудило 6-ю армию отказаться от попытки совершить прорыв и убедило командование группы армий не настаивать на выполнении приказа. Генерал Паулюс сообщил, что горючего в армии едва хватит для того, чтобы танки – из которых около ста еще находились в исправном состоянии – прошли 30 километров, и не более. Следовательно, он не мог двинуться с места до тех пор, пока либо не будет обеспечено достаточное количество горючего (и продовольствия), либо 4-я танковая армия не подойдет на расстояние 30 километров к фронту окружения, занятому противником. Теперь никто бы не смог спорить с тем, что танковые соединения 6-й армии – составлявшие ее основную ударную силу – будут не в состоянии преодолеть расстояние 50 километров, имея горючего на 30 километров. С другой стороны, нельзя было ждать, пока запас горючего в армии будет доведен до требуемого уровня (4 тысячи тонн), – не считая того, что, по нашему собственному опыту, доставка такого количества горючего по воздуху положительно немыслима. Задержка подобного рода означала бы напрасную потерю времени, которое можно было бы потратить на прорыв армии.

Армия должна была быть готовой к тому, что ей придется едва сводить концы с концами и начинать наступление с имеющимися запасами – включая, разумеется, и то горючее, которое будет доставлено по воздуху в следующие несколько дней, пока заканчивается подготовка. Не считая этого, можно было надеяться только на то, что в ходе прорыва запасы будут постоянно пополняться с воздуха.

Здесь стоит упомянуть о том факте, что войска всегда фактически располагали большим количеством горючего, чем следовало из их официальных донесений. Но даже если не принимать этого во внимание, все же можно было надеяться на следующее развитие событий. В тот момент, когда 6-я армия перейдет в наступление в юго-западном направлении, положение 4-й танковой армии станет легче, так как противник уже не сможет вбрасывать новые силы ей навстречу, снимая их со Сталинградского фронта окружения. 4-я танковая армия, чье дальнейшее продвижение за реку Мышкова 19 декабря ни в коей мере нельзя было считать гарантированным, несомненно, смогла бы преодолеть оставшиеся 20 километров, как только натиск войск противника ослабеет в результате действий 6-й армии.

Разумеется, мы шли на большой риск, основывая на этом свои расчеты, но иначе вообще невозможно было рассчитывать на спасение 6-й армии.

Однако что действительно в итоге решило вопрос горючего в пользу оставления 6-й армии в Сталинграде, – это присутствие в котле офицера связи Гитлера. Таким образом, Гитлеру было доложено мнение генерала Паулюса о том, что нехватка горючего не только не позволяет начать операцию по прорыву, но и выйти на исходный рубеж.

Однажды я потратил немало времени на телефонный разговор, пытаясь убедить Гитлера дать 6-й армии разрешение прорваться из котла и уйти из-под Сталинграда. «Не понимаю, чего вы добиваетесь, – только и отвечал он мне. – Паулюсу хватит бензина максимум на 25–30 километров. Он и сам говорит, что в настоящее время не может начать прорыв».

Итак, штабу группы армий пришлось спорить, с одной стороны, с Верховным командованием, которое ставило условием наступления 6-й армии в юго-западном направлении одновременное удержание остальных фронтов вокруг Сталинграда, и, с другой стороны, с командованием 6-й армии, которое заявляло, что ввиду отсутствия горючего она не в состоянии выполнить приказ группы армий. В оправдание своего решения Гитлер мог сослаться на командующего армией, на которого возлагалось выполнение этой трудной задачи. Если бы Гитлер не имел под рукой этого предлога, то, возможно, под давлением обстоятельств он еще мог бы отказаться от своего требования удерживать город даже после начала прорыва. Но тогда, по всей вероятности, и генерал Паулюс посмотрел бы на ситуацию другими глазами, поскольку ему уже не пришлось бы действовать вразрез с прямым приказом Гитлера.

Я столь подробно останавливаюсь на причинах, побудивших командующего 6-й армией не воспользоваться последней возможностью спасти свою армию, поскольку уверен, что в этом состоит мой долг по отношению к нему, независимо от того, что касается его личности или последующих поступков. Как уже говорилось выше, нельзя было просто отмахнуться ни от одного из тех доводов, которыми он обосновывал свое решение. Однако же факт остается фактом: это был наш единственный шанс спасти армию. Упустить его – как бы ни был велик риск – значило отказаться от всякой надежды на спасение армии. Воспользоваться им – значило поставить на карту все. По мнению штаба группы армий, тогда это было нашим непреложным долгом.

Сейчас легко критиковать позицию будущего фельдмаршала Паулюса в те решающие дни. Разумеется, речь не идет о слепом повиновении Гитлеру, ибо бесспорно то, что у Паулюса были серьезные и добросовестные сомнения по поводу начала операции, которая неизбежно привела бы к сдаче Сталинграда в руки противника, что прямо противоречило ясно выраженному желанию Гитлера. Однако в той же связи нужно отметить, что оставление города было бы оправданно даже в отношении приказа Гитлера, так как это произошло бы в результате непреодолимого натиска врага, а кроме того, именно приказ группы армий требовал оставить Сталинград, и тем самым группа армий брала всю ответственность на себя.

Но, помимо этой моральной дилеммы, перед командующим армией вставал огромный риск в том случае, если он подчинится приказу группы армий. Конечно, прорыв мог дать армии возможность спастись, но он же вполне мог привести ее и к гибели. Если бы не удалось с первой попытки прорвать вражеский фронт окружения, если бы 6-я армия застряла на полпути, в то время как 4-я танковая армия была бы не в состоянии продвинуться дальше, или если бы противник сумел опрокинуть войска, прикрывающие прорыв с тыла и флангов, тогда судьба 6-й армии была бы решена очень быстро. Перед ней стояла невероятно сложная и крайне опасная задача. Ей пришлось бы идти навстречу 4-й танковой армии, ведя бой одновременно во всех направлениях, как бы в каре, причем ей постоянно грозила бы опасность, что противник остановит ее наступление на юго-запад или сомнет ее тыловое и фланговое прикрытие. Кроме того, эту задачу пришлось бы выполнять войскам, истощенным недоеданием и в большой степени утратившим подвижность. Но существовала вероятность, что надежда вернуть себе свободу, избежать смерти и плена помогла бы им совершить то, что казалось невозможным.

Если генерал Паулюс упустил последний шанс, если он колебался и в конце концов отказался от этой рискованной попытки, то, разумеется, только потому, что чувствовал на своих плечах огромную ответственность. Хотя командование группы армий попыталось своим приказом снять с него эту ответственность, он все же не смог сложить ее с себя ни перед Гитлером, ни перед своей совестью.

За неделю после приказа командования группы армий о немедленном начале прорыва решилась судьба 6-й армии.

В течение целых шести дней группа армий шла на любой риск, чтобы оставить 6-й армии возможность вернуть себе свободу во взаимодействии с 4-й танковой армией. Все эти дни группе армий постоянно грозила опасность, что противник, решительно используя свой прорыв в районе итальянской армии, либо двинется в Ростов через донецкие переправы, где сможет нанести удар по важнейшему пути снабжения всего южного крыла немецких армий, либо развернется в тыл левого фланга группы армий «Дон» – группы Холлидта.

Мы должны были довести эту попытку до конца, даже рискуя тем, что слабый заслон, которым служил фронт на нижнем Чире (3-я румынская армия) и на участке группы Холлидта, в конце концов распадется.

Невзирая ни на что, командование группы армий приказало 4-й танковой армии оставаться на ее открытых позициях восточнее Дона до тех пор, пока еще было можно надеяться, что 6-я армия воспользуется своей последней возможностью на спасение. Предельный срок ожидания истек, когда события на левом фланге группы армий не оставили ей иного выбора, как только перебросить туда силы с восточного берега Дона, и когда 25 декабря 57-й танковый корпус на Мышкове уже был не в состоянии обороняться.

А теперь позвольте кратко рассмотреть трагические события той недели.

Все началось на левом фланге группы армий или, точнее, на левом фланге армейской группы Холлидта.

Что именно произошло у итальянцев, неизвестно. По всей видимости, только одна легкая дивизия и еще одна-две пехотные дивизии оказали сколько-нибудь достойное упоминания сопротивление. Утром 20 декабря немецкий генерал, командовавший корпусом на правом фланге итальянской армии, явился доложить, что две подчиненные ему итальянские дивизии поспешно отступают, скорее всего из-за донесения о том, что в их фланг уже глубоко вклинились два вражеских танковых корпуса. Вследствие этого фланг группы Холлидта оказался совершенно открытым.

Когда генерал Холлидт (фактически находившийся в подчинении группы армий «Б») доложил о создавшейся ситуации в штаб группы армий, был отдан приказ всеми доступными средствами остановить итальянские дивизии. Его группа получила приказ удерживать позиции на верхнем Чире и прикрывать левый фланг эшелонированной обороной.

Однако в течение дня непрочный фронт группы Холлидта был прорван в двух местах. 7-я румынская дивизия самовольно отступила, а штаб 1-го румынского корпуса в панике бросил свой командный пункт.

Вечером 20 декабря ситуация на глубоком фланге армейской группы Холлидта была совершенно неясна. Никто не знал, до сих пор ли оказывают сопротивление итальянцы, которые раньше действовали на соседнем участке, и если да, то где именно. Сообщалось о повсеместном обнаружении передовых танковых групп противника в тылу группы Холлидта, даже у важнейшей переправы через Донец у Каменска-Шахтинского.

В следующие несколько дней положение группы Холлидта все более обострялось. Ее фронт был прорван, а фланги и тыл больше не были защищены от вражеских танков, пользовавшихся полной свободой действий на участке, где советские войска опрокинули итальянцев. Вскоре эта опасная ситуация должна была сказаться на фронте 3-й румынской армии на нижнем Чире.

В первую очередь группа Холлидта должна была всеми силами постараться создать новый рубеж обороны примерно на одной линии с фронтом 3-й румынской армии, чтобы прикрыть и ее фланг, и аэродромы в Морозовском и Тацинской, необходимые для снабжения 6-й армии. Также нужно было всеми доступными средствами попытаться удержать важные переправы через Донец у Форхштадта и Каменска-Шахтинского.

Было слишком ясно, что эти временные меры могли стабилизировать ситуацию на левом фланге группы армий не более чем на два-три дня. Уже 20 декабря штаб группы армий направил телеграмму в ОКХ, в котором прямо говорилось, что если после прорыва на итальянском фронте противник будет действовать решительно, то двинется на Ростов и будет добиваться крупного и решительного успеха в боях против группы армий «Дон» и группы армий «А». Характерно для сложившегося в Верховном командовании положения дел, что даже начальник Генерального штаба сухопутных сил Германии не смог в тот же день доложить об этой телеграмме Гитлеру, поскольку тот вел переговоры с итальянской делегацией – при участии только представителей ОКВ. Единственный полученный нами ответ – это директива ОКХ от 22 декабря, которая назначала рубеж обороны для группы Холлидта, хотя произошедшие события давно уже преодолели этот рубеж. Что касается того дня, то было весьма сомнительно, что немецким соединениям и горстке румынских частей группы Холлидта, действовавшим впереди, вообще удастся отойти назад и создать новый рубеж.

По-видимому, группа армий не могла ожидать от Верховного командования каких-либо эффективных мер, которые бы упрочили положение на прорванном фронте между нами и группой армий «Б» вследствие разгрома итальянцев. Оно даже отказало нам срочно передать одну пехотную дивизию из состава группы армий «А» для обеспечения непосредственной обороны Ростова. Поэтому мы могли полагаться лишь на собственные силы – что было особенно болезненно, так как сделать это можно было только за счет правого фланга группы армий, то есть войск, действовавших восточнее Дона. Однако нельзя было терять ни минуты, поскольку 24 декабря кризис на участке группы Холлидта достиг наивысшей точки. Три танковых и механизированных корпуса противника прошли в брешь во фронте, где были прорваны итальянцы и 3-я румынская дивизия. Из них два корпуса (25-й танковый и 50-й механизированный) уже приближались к важнейшим воздушным базам в Морозовском и Тацинской, тогда как третий корпус (8-й танковый) находился в тылу тех частей группы, которые продолжали бои на среднем или верхнем Чире.

В то время как обстановка на левом фланге группы армий, особенно на оголенном западном фланге, становилась все более угрожающей, мы по-прежнему боролись за осуществление прорыва 6-й армии, необходимыми условиями которого все так же были отказ Гитлера от удержания Сталинграда и готовность армии пойти на риск.

Тем временем 4-я танковая армия напрягала все силы для последнего рывка к Сталинграду, одновременно рассчитывая на то, что 6-я армия облегчит ей выполнение задачи, начав наступление на юго-запад.

В дни, последовавшие за тем, как 19 декабря деблокирующая армия вышла на Мышкову, завязались тяжелые бои со все новыми силами противника, которые он беспрестанно бросал в бой, снимая со Сталинградского фронта, желая остановить продвижение армии. Несмотря на это, 57-му танковому корпусу удалось закрепиться на северном берегу реки и после ряда боев, проходивших с переменным успехом, создать там плацдарм. Массированные атаки неприятеля не принесли ему ничего, кроме больших потерь. Передовые отряды корпуса уже видели на далеком горизонте зарево артиллерийского огня вокруг Сталинграда! Казалось, до успеха осталось сделать один шаг, если 6-й армии удастся отвлечь на себя врага, перейдя в наступление, и хотя бы помешать ему постоянно бросать новые силы против 4-й танковой армии. Однако по оговоренным выше причинам наступление 6-й армии так и не осуществилось.

Во второй половине дня 23 декабря командование группы армий, к несчастью, было вынуждено для устранения кризиса на левом фланге, где к тому времени ситуация становилась все более опасной, перебросить туда необходимые силы. Стоявшая на нижнем Чире 3-я румынская армия получила приказ высвободить штаб 48-го танкового корпуса и 11-ю танковую дивизию, чтобы восстановить положение на западном фланге группы армий, а для восполнения этих сил 4-я танковая армия должна была отдать одну танковую дивизию, без чего невозможно было удержать фронт на нижнем Чире.

Следующий же день показал, насколько необходим был этот шаг. Аэродром в Тацинской был потерян, а с ним и возможность снабжения 6-й армии по воздуху. Вновь отвоевать его удалось лишь 28 декабря.

Командование группы армий было вынуждено принять тяжелое решение отнять у деблокирующей группы 4-й танковой армии целую дивизию, когда стало ясно, что от 6-й армии уже нельзя ждать своевременного прорыва. Но и тогда еще это решение можно было бы отсрочить, если бы мы имели в распоряжении 16-ю моторизованную дивизию. Правда, 20 декабря ОКХ уступило настояниям моего штаба и наконец отдало приказ о том, чтобы 16-ю дивизию сменила в Элисте дивизия «Викинг» из состава группы армий «Б», но, к сожалению, этот процесс должен был занять еще десять дней. Именно столько, сколько прошло после того, как мы в первый раз потребовали предоставить нашей группе армий 16-ю моторизованную дивизию! Если бы мы тогда же получили согласие, то получили бы ее в свое распоряжение еще 23 декабря и могли бы ввести в бой на Чире, а 57-му танковому корпусу не пришлось бы расстаться с танковой дивизией. Как это часто случалось, и в этом решении сказалась склонность Гитлера к проволочкам.

Хотя теперь Гитлер и пообещал передать группе армий 7-ю танковую дивизию, она не могла прибыть вовремя к началу операции по освобождению 6-й армии. В то же время Гитлер надеялся на изменение к лучшему после прибытия первого батальона «Тигров», но впоследствии его надежды оказались столь же ложными. Не говоря о том, что «Тигры» могли прибыть лишь через значительное время, они никогда не испытывались в боевых условиях и страдали столькими «детскими болезнями», что на первых порах не могли оказать никакой действенной помощи. Кстати сказать, это был типичный случай, когда Гитлер переоценил возможности нового вида вооружения.

Итак, на поле боя восточнее Дона также наступила пора, когда инициатива перешла в руки нашего противника.

27 декабря 57-й танковый корпус был атакован на реке Мышкова, где силы врага неуклонно продолжали расти, и был отброшен к реке Аксай. В следующие несколько дней стало ясно, что Советы стремятся окружить корпус с востока и запада.

Две советские армии (2-я гвардейская и 52-я в составе трех механизированных, одного танкового, трех стрелковых и одного кавалерийского корпуса) были установлены на северном и восточном фронтах 4-й танковой армии. Большая часть этих сил была снята из фронта окружения под Сталинградом, хотя подкрепления также подтягивались и из-за Волги.

В течение одного-двух дней противник, обладавший огромным численным превосходством, принудил 4-ю танковую армию отойти вплоть до Котельникова, откуда она начала свое наступление на Сталинград 12 декабря. Ее отступление стало неизбежным в результате неспособности подчиненных ей соединений 4-й румынской армии справиться с задачей прикрытия флангов 57-го танкового корпуса, который вел тяжелый бой на Аксае. Войска 7-го румынского корпуса, который должен был удерживать восточный фланг армии со стороны Волги, и 6-го румынского корпуса, охранявшего местность между 57-м танковым корпусом и Доном, утратили всякую волю к борьбе – безусловно, отчасти из-за того, что командование обоих корпусов не прилагало достаточных усилий для поддержания боевого духа в войсках. Несмотря на все заверения командующего 4-й румынской армией о том, что он делал все возможное, чтобы поднять солдат на сопротивление с новой силой, он оказался беспомощен перед лицом морального разложения в войсках. Нам не осталось иного выбора, кроме как снять эти части с фронта и отправить их в Румынию.

Предпринятая 12 декабря попытка освободить 6-ю армию не удалась, по крайней мере временно.

Если судить по дальнейшему развитию событий, была ли возможность повторить попытку?

Сегодня, зная ход событий в районе действий группы армий «Б», мы должны дать на этот вопрос отрицательный ответ. Однако в то время нельзя было предвидеть, что еще до конца января за катастрофой, постигшей итальянскую армию, последует еще более страшная катастрофа на донском участке венгерской армии.

Итак, несмотря на все препятствия, командование группы армий все же не считало себя вправе отказаться от попыток прийти на помощь 6-й армии. Имея это в виду, 26 декабря оно обратилось в ОКХ со следующими предложениями.

Чтобы хотя бы на ограниченное время сохранить позиции на левом фланге группы армий, где противник угрожал прорваться к Ростову, мы потребовали как можно скорее направить на фронт армейскую группу – боевую группу величиной с армию, – которая по приказу ОКХ уже сосредотачивалась в районе Миллерова, непосредственно позади правого фланга группы армий «Б». Кроме того, мы просили срочно перебросить в Ростов 17-ю пехотную дивизию из состава группы армий «А» с целью обеспечения его защиты. Также временно обещанная группе армий 7-я танковая дивизия, которая прибыла бы слишком поздно для участия в боях на Дону, теперь должна была участвовать в боях на левом фланге группы армий.

Худшее, чего можно было ожидать на центральном участке фронта группы армий, – это отступление на донско-донецкий рубеж. Кроме того, в последние несколько дней обстановка на нижнем Чире несколько успокоилась, так как противник, очевидно, сосредоточил войска на западе с целью захватить наши аэродромы в Тацинской и Морозовском.

Ответ на вопрос, можно ли предпринять повторную попытку деблокирования 6-й армии, зависел от того, окажемся ли мы в состоянии собрать достаточные силы восточнее Дона, чтобы 4-я танковая армия смогла разгромить преследовавшего ее противника. Для этого штаб группы армий «Дон» потребовал от командования сухопутных сил – как мы делали неоднократно начиная с 18 декабря и даже раньше – немедленно передать нам 3-й танковый корпус и пехотную дивизию из состава 1-й танковой армии для усиления 4-й танковой армии. Этих сил вместе с 16-й моторизованной дивизией (чью переброску также нужно было ускорить), по мнению командования группы армий, хватило бы для того, чтобы 4-я танковая армия возобновила наступление на Сталинград. Кроме того, по нашим расчетам, они могли быть в ее распоряжении в течение шести дней. Того же времени было бы достаточно для доставки в 6-ю армию необходимых ей тысячи тонн горючего и 500 тонн продовольствия, так как Верховное командование тем временем обещало нам предоставить еще несколько эскадрилий транспортных самолетов. Воздушные базы в Тацинской и Морозовском через несколько дней снова будут освобождены. Разумеется, в то же время мы постоянно требовали предоставить 6-й армии свободу маневра. Даже если ее командование в тот момент считало попытку прорыва безнадежной, штаб группы армий настаивал на том, что иного выбора не существует, поскольку снабжать армию в котле невозможно. Однако, принимая во внимание ситуацию в целом и состояние войск 6-й армии, мы посчитали, что прорыв должен осуществиться не позднее начала января, так как 4-я танковая армия – конечно, при условии, что прибудут войска для ее усиления, – к этому времени могла снова перейти в наступление в направлении котла. Хотя теперь, даже в случае успешного прорыва, трудно было рассчитывать на то, что 6-я армия полностью сохранит боеспособность к моменту встречи с 4-й танковой армией. Тем не менее можно было предположить, что значительная часть ее войск сможет пробить дорогу из окружения.

Вопрос состоял в том, сможет ли 1-я танковая армия вовремя отдать вышеупомянутые силы. И Гитлер, и штаб группы армий «А» отвечали на этот вопрос отрицательно.

Пусть решают другие, насколько оправдан был этот отказ. Во всяком случае, 27 декабря группа армий «Дон» направила в ОКХ (вниманию Гитлера) сводку о соотношении сил, которая показывала, что передача трех запрошенных нами дивизий была полностью осуществима. Из представленных данных следовало, что соотношение немецких и неприятельских сил в районе группы армий «А», безусловно, более благоприятно, чем на участке действия группы армий «Дон». К тому же соединения группы армий «Дон» в течение истекших полутора месяцев участвовали в ожесточенных боях, и вследствие этого их численный состав сократился. Группа армий «Дон» была вынуждена вести бои на открытой местности, тогда как после прекращения кавказского наступления армии в составе группы армий «А» занимали позиции, которые к тому времени уже были достаточно укреплены. Но даже если 1-я танковая армия в результате передачи трех вышеупомянутых дивизий была бы не в состоянии выдержать атаку превосходящих сил противника, все же она могла прибегнуть к маневренной тактике, чтобы задержать продвижение врага, пока операция по освобождению 6-й армии не была бы так или иначе окончена. Однако тогда Гитлер не признавал этой возможности, хотя штаб нашей группы армий много раз указывал на то, что в случае вывода 6-й армии из окружения невозможно бесконечно удерживать Кавказский фронт. Гитлер не мог согласиться с тем «большим решением», которое предлагали мы: оно предусматривало деблокирование 6-й армии и переход к маневренным операциям на всем протяжении фронта группы армий «Дон» и группы армий «А».

Его отказ ослабить группу армий «А», помимо принципиального нежелания отдавать вообще что-либо однажды взятое, мог объясняться и другой причиной. По-видимому, он считал, что у него будет еще одна возможность выручить 6-ю армию, пусть даже позднее.

Согласно директиве ОКХ, полученной нами 31 декабря, Гитлер принял решение снять танковый корпус СС, находившийся на отдыхе и перевооружении, в составе танковых гренадерских дивизий «Лейбштандарт», «Мертвая голова» и «Рейх» с Западного театра военных действий для переброски на Восточный. Корпус должен был сосредоточиться в районе Харькова и оттуда наступать на Сталинград с целью проведения деблокирующей операции. Из-за низкой пропускной способности железных дорог его окончательный сбор в Харькове не мог быть закончен раньше середины февраля. О том, как в течение этого времени предполагалось поддерживать 6-ю армию, умалчивалось. Даже если мы в то время не могли предвидеть, что венгерскую армию постигнет та же катастрофа, что и итальянскую, передача танкового корпуса СС все же была необходима ввиду все более обострявшейся обстановки на участках фронта группы армий «Б» и группы армий «Дон». Однако не было никаких оснований предполагать, что сил танкового корпуса СС будет достаточно для наступления вплоть до Сталинграда. Те цели, которые вполне могли быть достигнуты на сравнительно небольшом 140-километровом расстоянии от Котельникова до Сталинграда в декабре, когда не было препятствий для усиления 4-й танковой армии, можно было считать совершенно утопическими в феврале, на расстоянии 560 километров от Харькова до Сталинграда. Если Гитлер действительно верил в возможность подобного наступления, то это лишь еще раз подтверждает сказанное о нем в предыдущей главе.

Когда в конце декабря Гитлер отказал группе армий «Дон» во всех ее требованиях о скорейшем усилении 4-й танковой армии, судьба 6-й армии была окончательно решена. Напрасно мы отдали на ее освобождение все до последнего человека и снаряда! Напрасно мы до последней минуты добивались проведения деблокирующей операции и ради этого бросили на чашу весов судьбу всей группы армий!

С первых дней января события в районе действий группы армий «Дон» можно разделить на два более или менее параллельных этапа, а именно: заключительный бой 6-й армии в районе Сталинграда и борьба за сохранение всего южного крыла Восточного фронта, охватывающего группы армий «А», «Б» и «Дон».

Второе в связи с непрерывностью боевых действий мы рассмотрим в отдельной главе, а о первом поговорим в конце этой главы. Ниже будет показано, какое огромное значение последний бой 6-й армии имел для сохранения всего южного крыла немецких армий.