Обстановка во время принятия командования

Обстановка в группе армий в момент принятия командования почти не отличалась от обстановки, сложившейся на 24 ноября.

Противник, очевидно, бросил свои главные силы в первую очередь на окружение 6-й армии. Из 143 советских соединений, находившихся, по сведениям, в районе группы армий, по меньшей мере около шестидесяти с самого начала принимали участие в окружении армии. 28 ноября ее южный фронт подвергся яростной атаке, но ее удалось отбить. На всех других фронтах армии в конце ноября велись только бои местного значения, в ходе которых еще более укреплялась ее оборона. Однако было ясно, что любая попытка прорыва в тот момент натолкнется на сильное сопротивление, причем пока еще имевшиеся в котле запасы боеприпасов и горючего неизбежно будут израсходованы. Даже если бы удался первый прорыв, армия вышла бы к Дону без боеприпасов и горючего, тогда как деблокирующая группа еще не могла бы прийти ей на помощь.

Помимо того, противник старался нащупать дорогу сквозь тонкие заслоны, прикрывавшие бреши во фронтах южнее и западнее Сталинграда, за которыми должно было завершиться сосредоточение деблокировочных групп.

Ближайшая задача группы армий состояла в получении наиболее ясной картины состояния и намерений 6-й армии. Того, что группа армий смогла узнать от ОКХ и отстоящей на несколько сот километров группы армий «Б», было явно недостаточно.

Уже 26 ноября прилетевший из котла офицер передал мне письмо генерала Паулюса. В нем Паулюс подчеркивал необходимость «свободы действий в чрезвычайной ситуации», поскольку со дня на день могло сложиться положение, требующее немедленного прорыва на юго-запад. Сведения о положении с запасами армии, о чем в письме умалчивалось, были предоставлены в донесении генерала авиации Пиккерта, который сам только что прибыл самолетом из котла. Командир 4-го воздушного флота генерал-полковник барон фон Рихтгофен поручил ему организацию воздушного снабжения армии.

По сведениям Пиккерта, армии хватит продовольствия – правда, при урезанных нормах снабжения – на 12 дней. Запас боеприпасов составлял 10–20 процентов от обычного, что соответствовало количеству, расходуемому в течение одного дня интенсивных боев! Горючего хватало лишь для небольших передвижений войск, но не для сосредоточения танков перед прорывом. Если эти данные были верны, можно только удивляться, каким образом 6-я армия предполагала осуществить план прорыва, о котором уведомила за четыре дня до того.

На основании этих сведений я решил вылететь в окруженную армию и лично переговорить с генералом Паулюсом. Однако начальник моего штаба и начальник оперативного отдела в конце концов убедили меня отказаться от этой мысли, так как, судя по состоянию погоды, казалось более чем вероятным, что мне придется задержаться там на два дня, а может быть, и больше. Мое столь длительное отсутствие было недопустимо ввиду сложившейся напряженной обстановки. Поэтому вместо себя я отправил в котел своего начальника штаба генерала Шульца, а позднее начальника оперативного отдела полковника Буссе.

Шульц должен был в первую очередь составить впечатление о положении и состоянии 6-й армии и ее командного состава, а также проинформировать ее командующего о планах ее деблокирования. Таким образом, генерал Паулюс смог бы высказать свое мнение относительно перспектив и сроков операции. Много зависело от согласования взглядов Паулюса с нашими, поскольку было ясно, что в отсутствие телефонной или надежной письменной связи группа армий могла лишь весьма условно влиять на решения 6-й армии. Потребность в полном взаимопонимании становилась еще настоятельнее, так как в силу присутствия в штабе армии офицера связи от ОКХ армия находилась под постоянным влиянием Гитлера.

Письмо Паулюса говорило о том, что он намерен прорываться из окружения, если возможность обороны будет исключена. Это могло произойти либо в результате того, что враг проникнет за оборону или даже прорвет один или несколько фронтов армии – так что в тактическом отношении будет исключена возможность обороны, – либо по той причине, что силы армии иссякнут. По моему мнению, в обоих случаях попытка прорыва могла окончиться лишь катастрофой. В сложившейся на тот момент ситуации первостепенную важность имели две задачи. Во-первых, организация упорной обороны для сохранения армии. Затем осуществление прорыва, но не в качестве последней надежды, а тщательно рассчитанного таким образом, чтобы армия имела силы для его выполнения и чтобы он совпал с деблокирующей операцией, предпринимаемой извне.

Такое мнение Шульц должен был изложить Паулюсу.

Общее впечатление, сложившееся у Шульца и позднее подтвержденное полковником Буссе, состояло в том, что 6-я армия, при условии снабжения по воздуху, отнюдь не расценивает свои шансы на сопротивление как неблагоприятные.

Таким образом, я подошел к вопросу, можно ли было считать осуществимой организацию воздушного снабжения 6-й армии.

В докладе ОКХ из Старобельска от 24 ноября я постарался показать важность этого вопроса. Только если воздушное снабжение будет гарантировано, утверждал я, мы можем позволить себе отсрочить прорыв до тех пор, пока подход деблокировочных сил не улучшит шансы армии на спасение.

Отклонив просьбу Паулюса о прорыве за день до моего телефонного разговора, Гитлер фактически уже дал ему эту гарантию. Его отказ основывался на заверениях Геринга, чье командование воздушных сил фактически было единственной инстанцией, имевшей возможность компетентно оценить способность авиации осуществить воздушное снабжение 6-й армии под Сталинградом.

Когда я принял командование группой армий «Дон», генерал-полковник фон Рихтгофен, чей 4-й воздушный флот оказывал нам поддержку и отвечал за снабжение 6-й армии с воздуха, сказал мне, что, по его мнению, с учетом преобладающих погодных условий он не может обеспечить достаточное снабжение с воздуха. Даже если погода улучшится, полагает он, снабжение нельзя будет поддерживать в течение длительного времени, о чем он уже поставил в известность Геринга. И прибавил, что он, конечно, не имеет возможности судить о других ресурсах, имеющихся в распоряжении Геринга.

Группа армий немедленно доложила о мнении фон Рихтгофена ОКХ, но единственное, что мы услышали в ответ, – это ссылка на будущее увеличение количества транспортных эскадрилий. Тот же ответ мы получали и на ежедневные сообщения о том, что снабжение окруженной армии по воздуху даже отдаленно не приближается к запланированному объему.

Таким образом, понятно, что обещание, данное Герингом Гитлеру 23 ноября – или даже раньше, – было совершенно необоснованным. В чем его причина: в неверной оценке возможностей авиации или легкомысленном желании похвастаться или угодить Гитлеру, я не могу сказать. Как бы то ни было, ответственность за это лежит на Геринге. Тем не менее Гитлеру следовало проверить надежность его заверений. Во-первых, он имел представление о личности Геринга, а также хорошо знал возможности авиации.

В отличие от Гитлера ни штаб группы армий, ни командующий 4-м воздушным флотом не были в состоянии проверить факты. К тому же не было никаких причин считать неосуществимым временное снабжение армии с воздуха. В конце концов, зимой 1941/42 года авиация снабжала 100 тысяч человек в Демянском котле всем необходимым.

Хотя, по правде сказать, сейчас в окружении находилось вдвое больше людей, но, по нашему мнению, дело состояло только в том, чтобы обеспечивать подвоз снабжения в течение нескольких недель. Как только деблокирующие группы подошли бы к котлу, 6-я армия в любом случае должна была прорваться. Не могло быть и речи о том, чтобы оставить ее под Сталинградом на более продолжительное время.

Командующему военно-воздушными силами нужно было только сделать простой расчет.

Минимальная потребность 6-й армии во всех видах снабжения составляла в целом 550 тонн в день или, по крайней мере, 400 тонн, пока в котле не будет исчерпан весь запас продовольствия.

Для доставки 550 тонн – при одном вылете самолета в день – понадобится 225 самолетов Ju-52 (или, соответственно, больше Не-111, которые могли поднять только полторы тонны).

Расстояния, которые нужно было преодолеть от воздушных баз в Морозовском и Тацинской, составляли 180 и 220 километров соответственно, однако в обоих случаях лишь последние 50 километров над вражеской территорией. (Оба аэродрома перешли в руки врага только после Рождества 1942 года, когда участь 6-й армии была уже решена.) При благоприятных погодных условиях можно было рассчитывать на два самолето-вылета в сутки.

Эти расчеты составляли предварительную основу, исходя из которой командующий военно-воздушными силами должен был оценить возможности снабжения 6-й армии с воздуха. Однако в дополнение к ним он должен был рассмотреть и другие факторы.

Во-первых, зимой существовала вероятность, что осуществляющие снабжение эскадрильи не смогут вылететь из-за нелетной погоды. Вследствие этого упущенное придется восполнять за счет дополнительной доставки в летную погоду – то есть соответствующим образом увеличивать количество самолетов. Заранее было трудно предсказать, в какой мере погода осложнит вылеты, но авиационные метеорологи должны были поднять данные предыдущей зимы.

Во-вторых, следовало учитывать, что в отдельно взятый день не все машины будут готовы к вылету. Об этом говорят статистические данные. Число вышедших из строя самолетов в большой степени зависело от наличия на авиационных базах средств и персонала наземного обслуживания. К этому вопросу я вернусь ниже.

И наконец, нельзя было забывать, что определенный процент транспортных самолетов будет сбит или потерпит крушение. Количество потерь от действий противника опять-таки в большой степени зависело от того, какое истребительное прикрытие могли предоставить военно-воздушные силы.

Таким образом, командующий люфтваффе, прежде чем уверенно давать обещания относительно воздушного снабжения армии, должен был как можно тщательнее обдумать два вопроса.

Есть ли у него возможность немедленно предоставить транспорт грузоподъемностью 550 тонн с учетом повышенных запросов в связи с нелетной погодой и невылетом самолетов по техническим причинам?

Мог ли он обеспечить это количество до того момента, когда предполагается освобождение 6-й армии, за счет постоянного возмещения потерь и прежде всего предоставления соответствующего числа истребителей и бомбардировщиков для сопротивления ожидаемой со стороны противника обороне?

Только Геринг был в состоянии найти верные ответы на эти вопросы. Никто, кроме него, не мог сказать, можно ли выделить необходимое количество самолетов и будет ли оправдано их использование в этой операции с учетом других задач военно-воздушных сил. Если же он не мог сделать ни первого, ни второго, то он был обязан прямо сказать об этом Гитлеру, когда принималось решение относительно 6-й армии – то есть около 22–23 ноября.

Также после того, как Гитлер приказал армии оставаться под Сталинградом, Геринг был обязан немедленно перебросить туда все оставшиеся резервы авиации в виде транспортных самолетов, истребителей и ремонтных средств.

Сомнительно, сделал ли Геринг в этом отношении все, что было в его силах, и в начале января в ответ на постоянные донесения группы армий о недостаточном воздушном снабжении Гитлер приказал фельдмаршалу Мильху взять эту задачу на себя. Так как Мильх располагал всеми силами и ресурсами находящейся в Германии авиации, он, безусловно, имел возможность улучшить эффективность воздушного снабжения.

К сожалению, уже было слишком поздно, чтобы его вмешательство принесло какую-то пользу. То же можно сказать и о воздушном снабжении как таковом, поскольку тем временем две вышеупомянутые базы были потеряны и снабжение приходилось подвозить с гораздо более дальних расстояний.

Хотя его обещание от 22–23 ноября и так уже было достаточно легкомысленным, Геринг еще больше усугубил положение тем, что не использовал все доступные ему возможности в первые важнейшие недели окружения. А ведь тогда еще оставались шансы на успешное освобождение 6-й армии.

Чем более спорным и запутанным становился вопрос воздушного снабжения, тем важнее было как можно скорее деблокировать 6-ю армию. По данным, предоставленным группе армий ОКХ, для этой цели оно выделяло следующие силы: а) в составе 4-й танковой армии: 57-й танковый корпус под командованием генерала Кирхнера (переведенный из группы армий «А») с 6-й и 23-й танковыми дивизиями и 15-й полевой дивизией люфтваффе. Эти силы должны были прибыть в район Котельникова к 3 декабря; б) развертывание на участке 3-й румынской армии: новая армейская группа Холлидта в составе 62, 294 и 336-й танковых дивизий; 48-й танковый корпус (под командованием генерала фон Кнобельсдорфа) с 11-й и 22-й танковыми дивизиями; 3-я горнострелковая дивизия; а также 7-я и 8-я полевые дивизии люфтваффе. Эта группа должна была находиться в готовности на верхнем Чире около 5 декабря.

В общем и целом группа армий рассчитывала на деблокировочные силы в составе четырех бронетанковых дивизий, четырех пехотных или горнострелковых дивизий и трех полевых дивизий люфтваффе. Конечно, с самого начала было ясно, что дивизии люфтваффе в лучшем случае могут быть использованы для оборонительных задач, например для прикрытия флангов наступающих частей.

Указанных сил – притом что они действительно будут доступны в таком количестве в указанное время – вполне могло бы хватить для установления временного контакта с 6-й армией и восстановления ее свободы движения. Однако их ни в коей мере не было достаточно для разгрома противника в той степени, чтобы дать нам возможность – как высказался Гитлер – «вернуть позиции, занимаемые нами до наступления».

27 ноября в штаб группы армий поступила телеграмма из ОКХ в ответ на оценку обстановки, которую мы представили за три дня до того. Гитлер придерживался прежнего мнения. Свое решение держаться под Сталинградом до последнего он объяснял тем, что если мы оставим город сейчас, то на следующий год будем вынуждены снова и еще более дорогой ценой возвращать себе то, что с такими жертвами завоевывали в 1942 году.

В тот момент вопрос об этом не стоял вообще, независимо от того, было ли целесообразно или выполнимо повторение осуществленного в 1942 году наступления. Действительная проблема состояла в том, оставалась ли малейшая возможность восстановить положение на южном крыле Восточного фронта. Казалось, без спасения 6-й армии надежды на это нет.

Поэтому 28 ноября я направил Гитлеру подробную оценку положения, сопроводив ее таблицей с данными о численности действовавших против нас вражеских сил (всего 143 крупных соединения). Также я охарактеризовал состояние 6-й армии, отметив в частности, что вскоре она лишится возможности применять артиллерию из-за недостатка боеприпасов и потери подвижности.

В таких обстоятельствах, говорил я, вряд ли можно себе позволить ожидать прибытия всех деблокировочных сил, особенно армейской группы Холлидта. Вероятно, деблокировочной группе 4-й танковой армии придется выступить раньше ее. Естественно, таким способом нельзя добиться решающего результата, поскольку окончательный успех зависел – как мы уже указывали 24 ноября – от поступления дополнительных сил. Лучшее, на что можно было рассчитывать, – это образовать коридор до 6-й армии для пополнения ее запасов горючего и боеприпасов и тем самым восстановить ее подвижность. Однако после этого армию необходимо вывести из котла, так как она не сможет продержаться всю зиму в открытой степи.

Прежде всего, докладывал я Гитлеру, стратегически невозможно дольше связывать силы на этом крайне малом участке, тогда как враг пользуется полной свободой действий на протяжении многокилометрового фронта. Любой ценой мы должны вернуть себе маневренность, так как о решении, принятом относительно Демянского котла в прошлом году, на данный момент не могло быть и речи.

Дальнейший ход событий полностью подтвердил эту оценку ситуации.

Мы получили ответ только 3 декабря – что служит лишь еще одним примером того, как Гитлер любил тянуть с неприятными ему ответами.

В ответе Гитлера действительно говорилось о его согласии с нашей точкой зрения. Он сделал замечания только по двум пунктам. Во-первых, он не желал, чтобы северную часть Сталинградского фронта отодвигали назад или сокращали с целью высвобождения дополнительных сил. Во-вторых, не оспаривая данных о количестве вражеских соединений, перечисленных в моем докладе, он тем не менее настаивал, что живая сила советских дивизий уменьшилась и что командование противника столкнется с трудностями при организации снабжения и надлежащего управления вследствие его неожиданных успехов.

Возможно, в отношении сокращения численного состава дивизий он был прав. Однако оно более чем возмещалось значительным ослаблением наших собственных сил за несколько месяцев тяжелых боев – о чем совершенно недвусмысленно докладывала группа армий. Маловероятно, что Советы имеют проблемы со снабжением, а предположение о том, что они испытывают трудности с управлением, не более чем гипотеза.

Так или иначе, Гитлер согласился с тремя существенными пунктами:

1) даже в том случае, если нам удастся пробиться к 6-й армии, ее нельзя оставлять под Сталинградом;

2) армия должна получать ежедневное снабжение с воздуха;

3) как постоянно подчеркивала группа армий, начиная с 21 ноября необходим непрерывный приток пополнений.

Ниже будет показано, что Гитлер в действительности не имел ни малейшего намерения выводить 6-ю армию из-под Сталинграда. Также не были выполнены и две остальные предпосылки для успеха операции.

В первую очередь значительно затянулась транспортировка войск в новые районы действия. Группа Холлидта прибыла позже из-за низкой пропускной способности железных дорог, а 4-я танковая армия из-за погодных условий: в то время как в степях вокруг Сталинграда свирепствовали морозы, на Кавказе установилась оттепель. Вследствие этого колесные машины 23-й танковой дивизии не смогли вовремя прибыть своим ходом, и их также пришлось доставлять по железной дороге.

В результате возникших проволочек оперативная готовность 57-го танкового корпуса была задержана на несколько дней – и это в то время, когда дорог был каждый день.

Численный состав деблокировочных групп оказался еще менее удовлетворительным. 25-я полевая дивизия люфтваффе, предназначенная для 57-го танкового корпуса, даже еще не была сформирована, а на это уходило несколько недель. Когда наконец дивизия была готова, ее пришлось ввести в бой в разгар кризиса (между прочим, в момент, когда вопрос об освобождении уже давно был решен отрицательно), и в первые же дни она была разбита. Артиллерия РГК, которую должна была передать группа армий «А», не прибыла вообще, за исключением одного полка, вооруженного минометами для постановки дымовых завес. Оказалось, что из семи дивизий, предназначенных для деблокирующей группы Холлидта, две пехотные дивизии (62-я и 294-я) уже были переброшены на фронт 3-й румынской армии для того, чтобы хоть немного его упрочить. Вывод дивизий привел бы к немедленному развалу фронтов 1-го и 2-го румынских корпусов. Таким образом, обе они с самого начала были исключены из участия в операции по освобождению 6-й армии. Также не прибыло и еще одно обещанное соединение – 3-я горнострелковая дивизия. Первый ее эшелон, уже погруженный в поезд, ОКХ был переведен в группу армий «А» для устранения локального кризиса; второй эшелон был удержан группой армий «Центр» по той же причине. 22-я танковая дивизия, переброшенная на фронт 3-й румынской армии в начале советского наступления, оказалась никуда не годной, так как после понесенных в ноябрьских боях потерь она утратила всякую наступательную силу. Поскольку невозможно было использовать для наступательных действий дивизии люфтваффе, единственной ударной силой для деблокирующей операции практически оставались только 57-й корпус (в составе двух танковых дивизий) 4-й танковой армии и 48-й танковый корпус (в составе 11-й танковой дивизии и 336-й пехотной дивизии, первая из которых еще прибывала) армейской группы Холлидта. 17-я танковая дивизия и 306-я пехотная дивизия, впоследствии выделенные ОКХ на замену неприбывших дивизий, не могли ни полностью возместить недостаточную численность, ни быть приведены в боевую готовность так рано, как того требовала операция по освобождению 6-й армии.

В данных обстоятельствах стало ясно, что первоначальный план освобождения 6-й армии с двух разных направлений – 4-й танковой армией из района Котельникова восточнее Дона и группы Холлидта со среднего Чира на Калач – был несостоятелен из-за недостатка сил. Самое большее, на что мы могли рассчитывать, – сосредоточить достаточные силы в одном месте. Таким образом, для нанесения удара подходила только 4-я танковая армия. От Сталинграда ее отделяло меньшее расстояние, и на пути ей не нужно было преодолевать такие препятствия, как Дон. Также были основания надеяться, что противник меньше всего будет ожидать деблокирующего удара с восточного берега Дона, так как в той ситуации для немцев было чрезвычайно рискованно сосредотачивать крупные силы в этом районе. По той же причине противник вначале выставил относительно незначительные силы в направлении Котельникова для прикрытия фронта окружения. Здесь в первое время 4-я танковая армия столкнулась всего с пятью вражескими дивизиями, тогда как на Чире враг уже имел пятнадцать дивизий.

В связи с этим 1 декабря группа армий издала следующий приказ на проведение операции «Зимняя гроза».

В день, который будет назначен дополнительно (но не раньше 8 декабря), 4-я танковая армия должна основными силами начать наступление восточнее Дона, выдвигаясь из района Котельникова. После прорыва через вражеский фронт прикрытия она должна была атаковать внутренние фланги фронта окружения южнее или западнее Сталинграда.

Меньшие силы 48-го танкового корпуса из состава группы Холлидта должны были нанести удар в тыл вражеского прикрытия с Донско-Чирского плацдарма в районе Нижне-Чирской. Если войска противника, противостоящие 4-й танковой армии севернее Котельникова, перед началом наступления будут заметно усилены, или если обострится положение 4-й румынской армии, получившей задачу прикрывать протяженный восточный фланг 4-й танковой армии, то в действие вступит следующий запасной план. Танковые дивизии 4-й танковой армии будут внезапно для противника переброшены на север вдоль западного берега Дона и нанесут главный удар с плацдарма в районе Нижне-Чирской. Также предусматривалось, что меньшая ударная группа должна наступать на Калач с Донско-Чирского плацдарма западнее Дона, чтобы перерезать вражеские коммуникации и открыть путь к мосту через Дон для 6-й армии.

Что касается 6-й армии, то по приказу командования группы армий, в день после начала наступления 4-й танковой армии, который будет назначен позднее, она должна будет вначале прорваться на юго-запад в направлении реки Донская Царица с целью соединиться с 4-й танковой армией и принять участие в разгроме южного и западного фронтов окружения и захвате переправы через Дон.

По категорическим распоряжениям Гитлера армия должна будет продолжать удерживать свои позиции в котле. То, что на практике это невыполнимо, когда армия прорвется на юго-запад навстречу 4-й танковой армии, было совершенно очевидно, поскольку если бы Советы атаковали ее северный или восточный фронт, то армии пришлось бы отступать шаг за шагом. Разумеется, в конечном итоге у Гитлера не осталось бы иного выбора, как только согласиться с этим фактом, как бывало впоследствии. (Конечно, мы не могли так ясно выразиться в оперативном приказе, поскольку Гитлер узнал бы об этом от своего офицера связи при штабе 6-й армии и немедленно отменил бы наш приказ.)

В первые несколько дней после моего вступления в должность на фронте группы армий сохранялась довольно спокойная обстановка. Очевидно, противник готовил наступление на 6-ю армию по сходящимся направлениям. С другой стороны, Советы, как видно, не хотели рисковать, нанося немедленный удар по Ростову крупными танковыми силами, и даже не попытались отбить жизненно важные для группы армий переправы через Донец или железнодорожный узел в Лихой. Судя по всему, противник полагал, что может позволить себе не идти на риск, связывая себя таким танковым броском, если превосходство в силах в большой излучине Дона в любом случае гарантировало ему успех. Однако тем самым он, несомненно, упустил большие возможности, так как в конце ноября – начале декабря мы попросту не располагали силами, необходимыми нам для отражения этого удара.