«Сталинское наступление» продолжается

Хотя возвращение Феодосии и отсечение Керченского полуострова на Парпачском перешейке временно устранило смертельную угрозу, мы не льстили себе ложной надеждой на безопасность. В то самое время повсюду на Восточном фронте противник старался восполнить потери прошедшего лета и вернуть себе инициативу. Зачем ему делать исключение для Крыма, где господство на море обеспечивает ему исключительные преимущества? Достигнутый здесь успех мог иметь решающие последствия для ситуации на востоке в целом – политические в отношении Турции и экономические за счет возвращения баз для ведения воздушных операций против нефтяных месторождений в Румынии. Кроме того, надо было учитывать, что советская пропаганда так тесно связывала наступление на Крым с именем Сталина, что отмена его едва ли была вероятна.

И разумеется, вскоре мы обнаружили, что враг подтягивает подкрепления в Керчь. Овладев замерзшими проливами, он смог восполнить потерю феодосийского порта. Воздушная фоторазведка постоянно обнаруживала значительные концентрации войск врага в его черноморских портах и на аэродромах Северного Кавказа, и уже 29 января, по данным разведки, его силы на парпачском фронте составляли более девяти дивизий, двух стрелковых бригадных групп и двух самостоятельных танковых бригад.

На Севастопольском фронте тоже началось движение, особенно что касается артиллерии.

После нескольких недель кажущегося затишья, наполненного внутренним напряжением, 27 января противник наконец перешел в крупное наступление.

Последовали тяжелые бои на Парпачском перешейке и Севастопольском фронте, которые с неослабевающей яростью продолжались до 3 марта. Затем наступила изнуренная передышка на обеих сторонах фронта. На парпачском фронте нам наконец удалось остановить прорыв противника в северном секторе, успешно воспользовавшись болотами. Хотя теперь создался сплошной фронт, все же в северной части он довольно далеко отклонялся на запад.

13 марта противник начал новое массированное наступление, на этот раз восемью стрелковыми дивизиями и двумя отдельными танковыми бригадами в первом эшелоне. Хотя за первые три дня нам удалось подбить 136 танков, на многих участках ситуация обострялась. О том, какие яростные шли бои, можно судить по тому, что полки 46-й дивизии, на которых легла основная тяжесть наступления, за те же три дня отбили от 10 до 22 атак.

18 марта 42-й корпус был вынужден доложить, что он больше не в состоянии выдержать крупное наступление.

В связи с тем, что одновременно на этот фронт прибыла вновь сформированная 22-я танковая дивизия, которую ОКХ передало 11-й армии, мы решили, что чрезвычайно напряженная ситуация оправдывает ее использование для контрудара. Наша цель состояла в том, чтобы восстановить первоначальный передний край обороны, проходивший фактически вдоль Парпачского перешейка, и тем самым отрезать две или три вражеские дивизии, вклинившиеся в наш фронт на северном участке.

Вместе с небольшой группой офицеров тактического штаба я выехал на командный пункт близ находившегося под угрозой парпачского фронта, чтобы наблюдать за подготовкой к контрудару, организованной штабом 42-го корпуса.

Контрудар, предпринятый 20 марта, которому с обоих флангов должны были оказать поддержку 46-я и 170-я танковые дивизии, окончился провалом. Недавно прибывшая танковая дивизия в утреннем тумане наткнулась прямо на район сосредоточения советских войск. Очевидно, мы ошиблись, бросив ее в главный бой, не выявив прежде ее боеспособности в ходе учений в составе высшего соединения. Хотя в этот раз удар потерпел неудачу, пусть и наносился со сравнительно маловажной целью, та же дивизия всего несколько недель спустя, после подготовки в близких к боевым условиях в составе более крупного соединения, полностью оправдала возложенные на нее ожидания. Но что еще нам оставалось делать в тех обстоятельствах, как только не рискнуть и ввести ее в бой? По крайней мере, она дала противнику резкий отпор и задержала его подготовку к новому крупному наступлению в самый критический миг. Когда 26 марта оно осуществилось, то было отбито 42-м корпусом. На этот раз противник бросил в бой только четыре дивизии, либо потому, что другие соединения были временно истощены, либо потому, что предпочел ограничить свои задачи, после того как впервые обнаружил танки с нашей стороны.

Между тем, пока 22-я танковая дивизия отошла в тыл для отдыха и восстановления, на наш фронт прибыли передовые части 28-й легкой дивизии. Теперь мы могли хладнокровно ожидать любого наступления противника.

Оно началось – и это была последняя попытка противника отвоевать Крым – 9 апреля силами шести – восьми стрелковых дивизий при поддержке 160 танков. К 11 апреля оно было отбито с тяжелыми потерями для врага. На этом его ударная сила на данном участке театра военных действий была окончательно исчерпана.

Стойкие дивизии, которые довели эту оборонительную битву до успешного конца, несмотря на чудовищное напряжение сил, теперь могли отдохнуть, хотя не могли отойти с фронта.

С другой стороны, командование армии после трудной зимы беспримерных испытаний и кризисов приступило к выполнению новой поставленной перед ним задачи – подготовки наступления с целью окончательного изгнания русских войск из Крыма.

Операция «Охота на дроф». Возвращение Керченского полуострова

Между предпоследним и последним боями на Керченском полуострове в Крым прибыл маршал Антонеску и вместе со мной объехал румынские дивизии и Севастопольский фронт. Его военная выправка производила прекрасное впечатление, и старшие румынские офицеры, казалось, смертельно его боятся. Я был особенно благодарен ему за обещание предоставить нам еще две румынские дивизии, так как, кроме двух уже прибывших немецких дивизий (22-й танковой и 28-й легкой), ОКХ не смогло дать нам дополнительных сил для предполагаемого наступления.

Согласно директивам ОКХ, окончательное изгнание Советов из Крыма, включая Севастополь, должно было послужить прологом к крупному наступлению, запланированному Верховным командованием на южном участке Восточного фронта.

Было очевидно, что главная задача 11-й армии состояла в уничтожении войск противника на Керченском полуострове. Во-первых, потому, что невозможно было предсказать, сколько времени понадобится для очистки Севастополя от врага, но главным образом ввиду того, что керченский фронт, где противнику было легче всего получать подкрепления, по-прежнему составлял основную угрозу для 11-й армии. Здесь противнику нельзя было давать времени оправиться от потерь, понесенных вследствие его бесплодных атак. Севастополь придется отставить на второй план до тех пор, пока советские силы не будут изгнаны с Керченского полуострова.

Однако соотношение советских и немецких сил в Крыму не давало оснований для особого оптимизма в отношении исхода этих двух крупных мероприятий. Противник обладал в Крыму тремя армиями под командованием штаба Крымского фронта, видимо лишь недавно сформированного и, по всей вероятности, находившегося в Керчи.

Крепость Севастополя по-прежнему обороняла Приморская армия, которая, по подтвержденным данным, в феврале насчитывала семь стрелковых дивизий, одну стрелковую бригаду, две бригады морской пехоты и одну спешенную кавалерийскую дивизию. Чтобы сдержать эти силы на северном и восточном участках фронта у крепости, во время нашего керченского наступления мы могли оставить 54-й корпус и недавно прибывшую 19-ю румынскую дивизию, переброшенную сюда, чтобы высвободить для Керчи 50-ю немецкую дивизию. На южном участке Севастопольского фронта оставалась лишь 72-я пехотная дивизия.

Повторное взятие Керченского полуострова (май 1942 г.)

Румынский горнострелковый корпус силами одной 4-й горнострелковой бригады должен был защищать все южное побережье Крыма от внезапных нападений с моря. Таким образом, 11-я армия была вынуждена снова обнажить другие фронты, чтобы собрать для наступления на Керчь все возможные силы.

На керченском фронте неприятель по-прежнему располагал своими 44-й и 51-й армиями. В конце апреля 1942 года в их состав входили семнадцать стрелковых дивизий, три стрелковые бригады, две кавалерийские дивизии и четыре самостоятельные танковые бригады – всего 26 соединений.

Против этих внушительных сил мы могли выставить только пять немецких пехотных дивизий (включая 50-ю дивизию из-под Севастополя) и 22-ю танковую дивизию. Их усилил вновь прибывший 7-й румынский корпус, состоявший из 19-й румынской дивизии, 8-й румынской кавалерийской бригады и 10-й румынской дивизии, переброшенной с западного побережья. Так как эти румынские силы обладали ограниченной наступательной способностью, численное несоответствие между нашими и вражескими войсками во время предстоящего наступления – получившего кодовое название «Охота на дроф» – еще больше увеличивалось.

Также нельзя забывать, что прорыв через Парпачский перешеек на первых этапах должен был вестись исключительно фронтально, поскольку моря с обеих сторон исключали возможность флангового обхода. Кроме того, противник организовал глубокоэшелонированную оборону. Каким же образом в таких условиях и с учетом превосходства вражеских сил не менее чем 2: 1 мы могли достигнуть своей цели и уничтожить обе его армии?

Одно было ясно: ни лобовой удар по двум неприятельским армиям, ни даже просто прорыв не могли ни к чему привести. Если, оставив свои парпачские позиции, противник сумеет сформировать где-либо другой фронт, наша операция неизбежно будет остановлена. Чем больше расширялся Керченский полуостров по мере продвижения на восток, тем больше у противника было возможностей использовать свое численное превосходство. Полных шести немецких дивизий хватило бы для наступления только через 18-километровый отрезок у Парпача, где противник не мог одновременно ввести в бой все свои силы. Но как сложится ситуация для нас дальше на востоке, когда придется вести бой на фронте шириной 40 километров? Значит, задача заключается не только в том, чтобы прорвать парпачский фронт противника и проникнуть вглубь, но и в том, чтобы уничтожить его главные силы или хотя бы значительную часть его соединений еще в ходе прорыва.

В этом отношении сам противник предложил нам решение. На южном участке своего фронта между Черным морем и Кой-Асаном он в основном по-прежнему занимал позиции за хорошо оборудованными укреплениями прежнего парпачского фронта. Северный участок его фронта с другой стороны широкой дугой, на западе доходящей до Киета, выдавался далеко за этот фронт. Он относился еще к тому времени, когда противник отбросил 18-ю румынскую дивизию.

Распределение войск противника ясно указывало на то, что советское командование учитывало вероятность наших попыток отрезать эту выступающую дугу. По донесениям нашей разведки, противник сосредоточил две трети сил – как на передовой, так и в резерве – на северном участке или за ним. Однако на южном остались только три дивизии на передовой и две или три в резерве. Вполне вероятно, что причиной такой группировки было безрезультатное наступление 22-й танковой дивизии, предпринятое с целью перерезать вражеский фронт западнее Кой-Асана.

Такова была обстановка, исходя из которой командование 11-й армии основывало план операции «Охота на дроф». Мы намеревались нанести решительный удар не на участке, где фронт противника дугой выдавался на запад, а ниже, на южном участке, вдоль черноморского побережья. Иными словами, в том месте, где враг его меньше всего ожидал.

Эта задача поручалась 30-му корпусу в составе 29-й легкой дивизии, 132-й и 50-й пехотных дивизий и 22-й танковой дивизии. Хотя на первом этапе 170-я пехотная дивизия оставалась в центре, чтобы ввести противника в заблуждение, в дальнейшем она также должна была последовать на юг.

План заключался в том, чтобы 30-й корпус прорвал парпачские позиции врага силами трех дивизий в первом эшелоне и развил прорыв по ту сторону глубокого противотанкового рва в восточном направлении, чтобы обеспечить 22-й танковой дивизии возможность преодолеть это препятствие. После того как она продвинется вперед, корпус должен развернуться на север и ударить во фланг и тыл сил противника, сконцентрированных на северном участке. Затем во взаимодействии с 42-м корпусом и 7-м румынским корпусом он в итоге должен окружить врага на северном побережье полуострова.

Прикрытие восточного фланга 30-го корпуса от ударов противника со стороны Керчи возлагалось на подвижное соединение – бригадную группу Гроддека, составленную из немецких и румынских моторизованных частей. Она должна была приступить к выполнению своей задачи наступательными действиями, быстро продвигаясь в направлении Керчи, чтобы тем самым одновременно предотвратить попытки вражеских частей отойти в тыл.

Чтобы облегчить себе трудную задачу прорыва на Парпаче, 11-я армия подготовила, вероятно, первую морскую десантную операцию подобного рода. В штурмовых лодках из Феодосии должен был прибыть пехотный батальон и на рассвете высадиться в тылу парпачских позиций.

Решительное наступление корпуса должно было поддерживаться не только крупными силами артиллерии, но и 8-м авиационным корпусом в полном составе.

В 8-й авиационный корпус также входили зенитные части, по своему составу он представлял собой самое мощное и обладающее наибольшей ударной силой соединение люфтваффе, которым мы располагали для поддержки армейских операций. Его командующий барон фон Рихтгофен, безусловно, являлся самым выдающимся авиационным командиром Второй мировой войны. Он предъявлял к подчиненным ему подразделениям высочайшие требования, но при этом лично наблюдал за всеми налетами, которые они совершали. Его постоянно можно было встретить на фронте, где он посещал передовые части, чтобы оценить возможности предоставления сухопутным операциям поддержки с воздуха. Мы всегда отлично ладили с ним, сначала в 11-й армии, а затем в группе армий «Юг». Я вспоминаю об успехах фон Рихтгофена и его авиационного корпуса с большим восхищением и благодарностью.

На остальных участках парпачского фронта 42-й корпус и 7-й румынский корпус должны были нанести отвлекающий удар, чтобы сковать войска противника. Сразу же по совершении прорыва на юге оба корпуса должны были влиться в главное наступление.

Успех операции зависел от двух факторов. Во-первых, от того, сумеем ли мы убедить противника, что главный удар будет наноситься в северном направлении, и держать его в этом заблуждении до тех пор, пока он не упустит время для выхода из западни или переброски своих резервов на южный участок. Во-вторых, от того, как быстро 30-й корпус – а в особенности 22-я танковая дивизия – выполнит бросок на север.

Первое из этих условий было обеспечено широкой программой тактических мер по дезориентации противника. Помимо радиодезинформации, мы предполагали ведение ложной артиллерийской подготовки на центральном и северном участках фронта, а также передвижение войск в том же районе. Видимо, эти мероприятия увенчались полным успехом, так как основные резервы противника оставались за его северным флангом до тех пор, пока не стало слишком поздно, чтобы перебросить их на другие участки.

Перед самым началом наступления мы попрощались с нашим опытным начальником штаба генералом Вёлером, оказавшим мне неоценимую поддержку предыдущей зимой и сыгравшим важную роль в подготовке операции «Охота на дроф». Нам обоим было особенно тяжело расставаться в тот самый час, когда наконец-то нам удалось снова взять инициативу в свои руки. Но Вёлер был назначен начальником штаба группы армий «Центр», и я, разумеется, не мог препятствовать его продвижению по службе.

Преемником Вёлера стал генерал Шульц, который впоследствии также оказался мудрым советчиком и другом. Он был для меня бесценным помощником в самые тяжелые дни зимней кампании 1943 года и на протяжении того времени, когда мы боролись за спасение 6-й армии. Кроме того, он отличался большой храбростью, стальными нервами и отличным пониманием нужд и забот наших боевых частей, а также очень уравновешенным характером. Уже будучи начальником штаба корпуса, он был награжден Рыцарским крестом за действия в чрезвычайно сложной ситуации. Позднее в качестве командующего корпусом группы армий «Юг» он оказался нашей надежной опорой.

8 мая 11-я армия начала операцию «Охота на дроф».

30-му корпусу удалось перейти противотанковый ров и проникнуть за передовые позиции врага, в то время как десант на штурмовых лодках в силу достигнутой внезапности оказал существенную поддержку нашему правому флангу, наступавшему вдоль берега. Тем не менее это был нелегкий бой. Плацдарма, отвоеванного по ту сторону рва, было недостаточно для обеспечения перехода танковой дивизией, а последовавшее наступление 42-го корпуса продвигалось с большим трудом. Но нам все же удалось связать в бою десять вражеских дивизий и разбить южный фланг противника, притом что ни один признак не говорил о переброске его резервов с северного фланга.

Только 9 мая мы смогли подтянуть и развернуть для наступления 22-ю танковую дивизию, но, прежде чем дивизия повернула на север, ей пришлось отбить сильную танковую атаку. Начался дождь, который не прекращался всю ночь и почти исключил возможность взаимодействия с соединениями авиационной поддержки или сколько-нибудь заметного продвижения танков утром 10 мая. Хотя после полудня небо расчистилось, суточная задержка не могла не сказаться на ходе операции, в большой степени зависевшей от темпа движения. Я утешался тем, что еще до начала дождя бригадная группа Гроддека смогла быстро продвинуться на восток, что впоследствии позволило сорвать все попытки противника сформировать фронт на тыловых позициях. Очевидно, враг не ожидал такого смелого броска в глубину своей тыловой зоны. К несчастью, доблестный полковник фон Гроддек, командир бригадной группы, был тяжело ранен в ходе операции и вскоре скончался.

Начиная с 11 мая операция проходила без серьезных задержек. 22-я танковая дивизия дошла до северного побережья, заперев при этом около восьми вражеских дивизий, и командование армии смогло отдать приказ о начале преследования. Войска, в том числе и румынские, прилагали все силы для его успешного выполнения, и к 16 мая Керчь пала перед 170-й дивизией и 213-м полком. Но и после этого еще пришлось вести тяжелые бои, чтобы ликвидировать остатки войск противника, просочившихся на восточное побережье.

Перед началом наступления я снова разместил командный пункт вблизи фронта и теперь целыми днями разъезжал по дивизионным штабам и войскам на передовой. У солдата эта яростная погоня оставляла какое-то неизгладимое впечатление. Все дороги были забиты машинами, танками и орудиями противника, и мимо постоянно тянулись длинные вереницы пленных. С холма под Керчью, где мы встретились с генералом фон Рихтгофеном, открывался захватывающий вид. Внизу, под нами, купаясь в ослепительных лучах солнца, лежал Керченский пролив – цель, о которой мы так долго мечтали. К берегу перед нами, забитому советскими машинами всевозможных типов, то и дело подходили моторные лодки противника, пытаясь взять на борт советских солдат, но каждый раз наши отгоняли их обстрелом. Чтобы избежать ненужных жертв среди нашей пехоты и заставить сдаться остатки частей противника, еще отчаянно отбивавшихся на берегу, мы обрушили массированный артиллерийский огонь на эти последние очаги сопротивления.

18 мая сражение за Керченский полуостров было окончено. Лишь мелкие группы врага под давлением нескольких фанатичных комиссаров еще держались в подземных пещерах вокруг Керчи. По официальным данным, мы захватили 170 тысяч пленных, 1133 орудия и 258 танков.

Пять немецких пехотных дивизий и одна бронетанковая вместе с двумя румынскими пехотными дивизиями и одной кавалерийской бригадой уничтожили две советские армии, состоявшие из двадцати шести соединений. Лишь незначительное количество войск противника смогло уйти через Керченский пролив на Таманский полуостров. Настоящая битва на уничтожение подошла к победоносному концу!