Глава 10. Смерть Гитлера

В истории смерти Гитлера много непонятного, за исключением разве что двух моментов – даты и времени. Адольф и Ева Гитлер, урожденная Браун, покончили с собой 30 апреля, между 3:00 и 3:30, в жилом отсеке бункера фюрера.

В комнате было три двери. Одна вела в спальню Гитлера, другая в приемную, где жил камердинер Гитлера, Линге, а третья в небольшую прихожую, откуда еще три двери вели в ванную, туалет и гостиную Евы Браун. Перед тем как выйти в последний раз, Гитлер и его жена попрощались с ближайшими соратниками в приемной. Ранее Гитлер дал указания по уничтожению тел: их следовало облить бензином и сжечь в саду Рейхсканцелярии, тогда представлявшем собой груду камней. Борман заранее поручил Кемпке, начальнику гаража, держать под рукой канистры с горючим. Адъютанты Гитлера, Линге и Гюнше, тоже принесли бензин, поэтому всего получилось 10–12 20-литровых канистр. Еще Линге прихватил шерстяные одеяла, в которые можно было завернуть трупы.

Гитлер и его жена могли войти или покинуть свои личные покои только через одну дверь. Ближайшие соратники Гитлера (Борман, Бургдорф, Кребс и Аксман) и их секретари в последний раз видели своего фюрера живым в ведущем в покои дверном проеме, из коридора, который использовался также как помещение для совещаний. Линге придержал дверь, и Гитлер с женой вышли первыми; таким образом, Линге оказался последним, с кем говорил Гитлер перед смертью. Гитлер задержался в дверях, пожал Линге руку и сказал: «Вы должны прорваться с одной из групп».

«Мой фюрер, – спросил камердинер, – какой в этом смысл?»

Ответ Гитлера – и Линге, который впоследствии стал бизнесменом, ручается за это – наше единственное свидетельство, что фюрер когда-либо говорил о возможности того, что жизнь может продолжаться даже без него. Все его остальные устные и письменные высказывания звучали в духе «после нас хоть потоп». Однако Линге он сказал: «Вы должны жить ради моего преемника».

Затем фюрер вышел в последний раз.

Комната для совещаний опустела. Подавленные и беспомощные, присутствующие разбрелись по своим комнатам. У самого Линге произошел кратковременный нервный срыв. Охваченный паникой, он взбежал вверх по длинной лестнице. Выбравшись наверх и услышав близкий свист снарядов, он снова пришел в себя. Медленно, почти механически, Линге спустился назад, ступень за ступенью, в то место, которое стало его вторым домом. Остановившись перед дверью, он обнаружил, что ему трудно принять то, что он навсегда освобожден от своих обязанностей.

Линге чуть-чуть приоткрыл дверь, почувствовал запах пороховой гари и понял, что с фюрером покончено. Рядом никого не было, так что все эти истории о всей нацистской верхушке, ожидающей в коридоре звука выстрела, по-видимому, – совершеннейшая неправда. Во всяком случае, не похоже, чтобы Геббельс, Борман и остальные стали бы ждать все вместе; в такой ситуации они скорее постарались бы избегать друг друга и разошлись в разные стороны. Реакция Линге, его панический бег по лестнице – это звучит более правдоподобно.

Во всех других отношениях рассказ Линге также наиболее убедителен из того, что имеется у нас. Экс-руководитель имперского гитлерюгенда Аксман позже представлял другую формулировку своего прежнего заявления, будто Гитлер выстрелил себе в рот, в результате чего у него на висках лопнули вены. Тем не менее несостоятельность подобной детали, хоть и стандартной для случая самоубийства, легко докажет любой врач. Выстрел в рот, если передняя часть черепа не повреждена, что, предположительно, и произошло, не вызывает разрыва височных вен. Вместо этого дробится затылочная часть.

Изложив все это, спешим добавить, что даже версия самоубийства, представленная Линге, не подтверждена. Более того, имеются очевидные разногласия между сокращенным изложением его впечатлений, опубликованных Der Spiegel, и его же более поздними комментариями. Ниже приводится часть текста из публикации Der Spiegel, сделанной на основе моей стенографической записи беседы с Линге накануне:

«Линге захлопнул дверь. Он не хотел входить туда один, поэтому позвал Бормана. Вместе они вошли в гостиную Гитлера. Дверь находилась в левой части приемной. Открыв ее, вы оказывались в двух с четвертью метрах от противоположной стены. Возле нее канапе, на котором могли уместиться три человека. Перед ним находится стол со стульями по бокам.

Гитлер обмяк в правом углу канапе, то есть лицом к двери, Ева Гитлер в левом. На столе перед Гитлером лежал «вальтер», калибр 7,65 мм. Другой «вальтер», калибр 6,35 мм, упал под стол и лежал на закрывающем весь пол ковре у ног Гитлера. Голова Гитлера свесилась на правый бок.

Из правого виска, ближнего к полу, на ковер все еще капала кровь. Она образовала небольшую лужицу с брызгами вокруг. Повсюду на деревянных предметах виднелись пятна крови. На левом виске, который, после того как голова упала вправо, был обращен вверх, имелось входное отверстие от пули, но кровь из него не текла».

Через два дня после выхода этого рассказа в Der Spiegel мне позвонил Линге. Он сказал, что прочитал статью, и с ней все в порядке, но, во-первых, оба пистолета лежали перед Гитлером на полу и, во-вторых, Гитлер выстрелил себе не в левый, а в правый висок.

Должен признать, что от этого у меня перехватило дыхание. Не выпуская из руки телефонную трубку, я перелистал свои стенографические записи, в которых содержалось все, что я написал для Der Spiegel. Когда я сказал об их содержании Линге, он ответил, что я его не понял.

Если Гитлер действительно застрелился, то не имеет особого значения, выстрелил ли он себе в левый висок левой рукой или правой рукой в правый висок, – но если мы рассматриваем возможность того, что он вообще не стрелял в себя, тогда это начинает иметь значение. В таком случае либо Гитлера так усадила его жена, либо он умер не от пули.

Предположим, Гитлера застрелила жена, но измененная версия Линге предполагает, что она не могла выстрелить с того места, где Линге обнаружил ее тело. Чтобы прицелиться в правый висок, ей пришлось бы встать справа от Гитлера, выстрелить, обойти вокруг стола, сесть в свой угол канапе и лишь потом принять яд. Такое более чем невероятно. Как и не похоже на то, что Гитлер принял смерть от собственной руки, – если только Линге действительно нашел его в том положении, которое описал.

Согласно первоначальным утверждениям Линге – и от этой их части он никогда не отказывался, – Гитлер взял с собой второй пистолет на тот случай, если первый вдруг даст осечку. В это мы можем поверить. Но если так, то почему оба пистолета лежали у его ног на полу, как сообщил мне по телефону Линге? Сидящий за столом человек, который намеревается застрелиться и захвативший для верности два пистолета, наверняка положил бы запасной на стол, а не на пол. Тогда утверждение о том, что оба пистолета находились на полу, отчетливо говорит против гипотезы стрельбы. Вполне возможно, что Гитлер собирался застрелиться, но затем передумал и, как и его жена, принял яд и что он (или она) бросил ненужный пистолет на пол. Но стал бы кто-то просто так бросать заряженный пистолет на пол?

Еще Линге утверждал – и он до сих пор настаивает, что это правда, – что обе руки Гитлера покоились на коленях. Разумеется, вполне могло случиться, что рука человека, который застрелился, упала под своим собственным весом, а пистолет выскользнул из пальцев, когда сама рука падала на колено. Обе руки на коленях – и два пистолета на полу?

Далее Линге утверждает, что на столе перед Евой Гитлер стоял маленький пластиковый цилиндр от яда, какие, как ему было известно, раздали всем членам правительства.

Фрау Гитлер сидела слева от мужа, слегка повернув к нему лицо и сжав колени, словно школьница. Если не считать присутствие пресловутого цилиндра, только плотно сжатые губы и побелевшие ноздри выдавали тот факт, что она приняла яд.

Борман прошел через приемную и комнату для совещаний в помещение охраны и приказал троим эсэсовцам помочь Линге вынести тела. Тем временем Линге отодвинул стол и стулья. Он принес серые армейские одеяла и расстелил их на полу.

Эсэсовцам и Линге было тесно в маленькой комнате. Остальные, подглядывающие из любопытства – такие, как руководитель гитлерюгенда Аксман, – могли только бросить прощальный взгляд на тело Гитлера через дверной проем приемной. Линге говорит, что они действовали очень быстро. Эсэсовцы, Линге и Кемпка, подняли завернутые тела вверх по лестнице. Возможно, им помогал адъютант, Гюнше. Тела положили в длинную траншею среди руин в саду Рейхсканцелярии.

Похоже, никого не заинтересовало, почему траншею глубиной почти полтора метра вырыли всего в метре от бомбоубежища. На самом деле это была не траншея, а ров для фундамента; рядом стояла бетономешалка и валялись доски для опалубки.

Линге отметил смятенное состояние всех, принимавших участие в этой похоронной церемонии. И хотя были предприняты меры, чтобы запастись необходимым горючим, никому и в голову не пришло, что вылитый на голую землю бензин попросту впитается в нее. Чтобы промоченное бензином тело вспыхнуло, его следовало положить не на землю, а на что-то деревянное.

И опять же, сколь безнадежной ни казалась бы ситуация для самих присутствующих на церемонии, маловероятно, чтобы эсэсовцы испытывали желание пойти на самоубийство рядом со своим фюрером, разведя небольшой костер и поливая его бензином из канистр. Одно лишь то, что начальник гаража, Кемпка, уцелел, доказывает, что он не мог участвовать в уничтожении тела фюрера именно таким способом. И все же многие документы утверждают, будто эсэсовцы поступили именно так.

На самом деле произошло следующее: завернутые тела, перед тем как облить бензином из нескольких канистр, положили в длинную, не продуваемую ветром траншею. И только тогда усилия поджечь одеяла спичками увенчались бы успехом. Нет ничего проще, чем зажечь пропитавшиеся бензином шерстяные одеяла – достаточно всего лишь поднести к ним зажженную спичку. Однако из-за обстрела всего сада Рейхсканцелярии так сильно дуло, что спички гасли одна за другой. Было бы абсолютно безрассудно спускаться в траншею и пытаться зажечь спичку там, потому что поднимающиеся вверх пары бензина моментально взорвались бы. На самом деле в траншею никто и не спускался.

Вместо этого несколько человек поспешили к невысокой наблюдательной вышке возле входа в бункер. Здесь Линге скрутил лист бумаги, чтобы сделать жгут, и, находясь под прикрытием входа, поджег его и швырнул на трупы. На пропитанной бензином земле вспыхнули голубые, окаймленные черным языки пламени. И все равно они не смогли справиться со своей задачей и обеспечить кремацию.

Когда я спросил Линге, что за бумагу он использовал для жгута, он инстинктивно поднес правую руку к левому рукаву своего серого пиджака. И объяснил свой жест тем, что у его униформы имелись длинные обшлага, которые он использовал как карманы для всяких отчетов и бланков. Бумаги такого рода к тому времени стали бесполезны, и он скрутил из одной из них жгут. Кстати, хотя Линге сам скрутил и бросил жгут, на самом деле поджег его лично Борман.

Позднее, когда выяснилось, что огонь не уничтожил тела, Борман приказал восьми эсэсовцам похоронить останки. В захоронение поместили и двух отравленных собак Гитлера, Блонди и Вольфа. Погребение произвели в воронке от бомбы, в четырех метрах от траншеи. Эсэсовцам вовсе не улыбалось умирать из-за покойника, и они как можно быстрее покончили с этим делом. Тела забросали тонким слоем мешанины из песка, каменного крошева и щепок.

Берлин сдался; и всех, кто находился в Рейхсканцелярии, взяли в плен. В бункере фюрера не осталось ни одного немца.

Затем наступили те первые майские дни, когда «каждый день находили по два мертвых фюрера», как сказал автору один из редакторов официальной советской «Истории Великой Отечественной войны», генерал Болтин. По мнению Болтина, тело Гитлера не найдено и по сей день. Но в этом генерал Болтин ошибался.

Весь Берлин пылал, и многие тысячи тех, кто пытался отчаянно цепляться за жизнь, погибли в разрушительных пожарах или под обломками. И все же самый могущественный из всех немец не смог осуществить свое желание – быть преданным огню после смерти.

Еще с тех пор, как Гитлер решил стать политиком, его величайшей амбицией было иметь право решающего голоса на планете. Мысль о том, чтобы оказаться во власти других – пусть даже в качестве трупа, – была для него равносильна проклятию. Помимо того что он втайне боялся попасть в плен живым и оказаться выставленным в клетке на всеобщее обозрение – страх, который, возможно, был не таким уж необоснованным, – его также ужасала мысль о том, что могут сотворить с его телом враги. И ради того, чтобы не попасть им в руки, живым или мертвым, Гитлер подготовил свою немедленную кремацию.

Ничего не могло было быть проще, обладай те, кто отвечал за исполнение приказа, хоть толикой здравого смысла и предусмотрительности. Тот факт, что эти люди не смогли завершить столь простое дело, показывает всю степень замешательства, беспомощности и паники, которые господствовали среди тех, кого оставил после себя Гитлер. И это также показывает еще одно – их полнейшее равнодушие к человеку, который до того времени являлся их величайшим кумиром.

Теперь у каждого была одна лишь цель: спасти собственную шкуру. Но даже среди ближайших соратников Гитлера, обязанных ему всем, личная преданность пережила смерть фюрера. Умершая рядом с ним женщина оказалась, возможно, единственным человеком, который испытывал к нему истинные чувства. В отличие от Геринга и Гиммлера она не совершила никаких преступлений, за которые победители могли бы предъявить ей претензии. Если мы вспомним, как была обнаружена мертвая Ева, ее спокойствие (по Линге), дистанцию, которую она сохраняла от Гитлера в своей смерти, несомненно, чтобы как бы подчеркнуть внутреннее одиночество Гитлера, которое давным-давно уже стало его официальным состоянием, – если иметь все это в виду, вполне можно усомниться, действительно ли Ева Гитлер-Браун была таким наивным и простым созданием, как о ней чаще всего говорили. В любом случае то, как она ушла из жизни, заслуживает огромного уважения.

Но вернемся к воронке от бомбы. Огонь обуглил труп Гитлера, но не уничтожил его. Тело Евы Браун, а особенно ее голова, пострадало значительно сильнее. Искусственные зубы расплавились, хотя настоящие частично уцелели. Тонкий слой мусора над телами слабо защищал от непогоды. Первые дни мая выдались холодными и дождливыми. Естественное разложение замедлила сама процедура, призванная уничтожить тела, – кремация. Наружные ожоги и обугленные куски одеял выполнили роль консервантов.

Со 2 мая русские безраздельно господствовали во всем Берлине. Имя Гитлера беспрестанно повторялось ими в звучных приказах, воззваниях, в прессе и по радио. Он олицетворял собой силы зла, которые опустошили Россию до самой Москвы и Кавказа. И теперь, когда русские добрались до последнего убежища Гитлера, что могло быть более естественным, чем обрести полную уверенность в том, что слухи о смерти фюрера не являлись многочисленными фальсификациями? Для этого требовалось опознать тело. Более того, можно было ожидать, что русские доставят тело или хотя бы его фотографии Сталину как вещественное доказательство их великой победы.

Приступая к исследованиям для этой книги в Москве, я считал вполне возможным отыскать тело. Но если его действительно сохранили, хотя бы на фотографии, то все концы оказались тщательно запрятанными.

Существует множество свидетельств тому, что русские придавали огромное значение местонахождению тела Гитлера. Например, когда генерал Чуйков впервые встретился с генералом Кребсом в Берлине, помимо всего прочего он хотел знать, что случилось с телом Гитлера.

Кребс ответил: «Согласно его последней воле, оно было сожжено в Берлине. В тот же самый день».

Чуйков, находившийся на телефонной линии с маршалом Жуковым, своим командующим, тут же передал последнему эту информацию: «…было сожжено в Берлине. В такое трудно поверить, но именно это говорит мне генерал. Он привез письмо от Геббельса и Бормана…»

В тех случаях, когда у русских появлялись даже малейшие подозрения, что немецкий военнопленный может знать хоть что-то о последних днях Рейхсканцелярии и о смерти Гитлера, они допрашивали его снова и снова – днями, неделями и даже иногда годами. Пилот Гитлера, Ганс Баур, прошедший через все подобные допросы, в своей книге «Я возил самого могущественного человека на Земле» описал, что происходило на подобных допросах: «Мне предлагали деньги, работу в Чили; мне даже позволили бы жить в России, если бы я посчитал, что в Германии для меня небезопасно, если только я скажу им, где сейчас Гитлер. Это было какое-то безумие».

Но, хоть и не вызывает сомнения, что русские предпринимали настойчивые усилия, дабы установить, что случилось с Гитлером или его телом, не существует свидетельств тому, что они поместили труп – как утверждают многие – в обитый свинцом гроб и сделали подлинные его снимки, как и тому, что они составили официальный отчет об обнаружении и окончательном уничтожении тела. И все же Москва заранее сделала обширные приготовления, вплоть до формирования специальных команд, в чьи обязанности входило найти Гитлера, живым или мертвым.

Одной из таких поисковых команд руководил подполковник Иван Клименко. В начале 1965 года московское новостное агентство «Новости», чьим основным занятием являлось снабжение исходными материалами по событиям в СССР иностранных журналистов, попросило Клименко, теперь уже полковника, рассказать о своей деятельности в качестве руководителя поисковой команды. Более интересным, чем его собственное изложение, оказалось повествование его переводчицы, лейтенанта Елены Ржевской, в то время юной студентки. В форме романа, озаглавленного «Весна в шинели», она описала свои берлинские переживания, хоть и в несколько идеализированном ключе, но зато более объективно и с меньшей склонностью к явным преувеличениям, чем версия полковника.

Клименко, например, пишет, что Рейхсканцелярию русские «взяли штурмом», когда ничего подобного не случилось. Говорит, что комнаты Гитлера и Евы Браун в бункере фюрера были значительно больше остальных, тогда как немного просторней других оказалось лишь помещение для совещаний. Клименко пишет, что первым, кого они обнаружили в бункере, оказался «личный врач доктора Геббельса», который помог Магде Геббельс убить шестерых ее детей. На самом же деле отравивший детей доктор Стумпфеггер бежал вместе с группой Бормана – Наумана и, предположительно, погиб уже снаружи; во всяком случае, с тех пор его больше не видели. Как и не было во рту детей раздавленных капсул от яда, как утверждает Клименко. Детей сначала чем-то опоили, а затем, прямо перед тем, как они уснули, дали им отравленные конфеты. Фрау Геббельс в убийстве не принимала участия. Этим руководил доктор Стумпфеггер, конфеты приготовил тоже он. Она же в отчаянии металась по коридору, пока доктор Стумпфеггер не вышел и не кивнул ей. Потом лишившуюся чувств Магду Геббельс эсэсовские охранники отнесли в ее комнату.

Поэтому отчет Клименко по меньшей мере недостоверен. Если мы сравним его с написанным Ржевской и тем, что можем извлечь из немецких источников, то вырисовывается следующая общая картина.

Клименко и его люди сначала искали тело Гитлера в бункере, потом во дворе Рейхсканцелярии, где наткнулись на трупы Геббельса и его жены. Поскольку тело Гитлера так и не обнаружили, Клименко опрашивал разных военнопленных, захваченных в районе Тиргартена; допрос продолжался всю ночь 2 мая.

Допросы проводились довольно поверхностно, поскольку тогда же ночью Клименко сообщили, что тело Гитлера уже обнаружено. Вице-адмирал Фосс, которого вызвали для опознания тел Геббельса и его жены, наткнулся на труп в пожарном баке с водой. Труп этот имел чрезвычайное сходство с Гитлером, что я лично видел на русских фотографиях. Люди, проведшие последние дни в Рейхсканцелярии, отрицали, что хоть раз видели этого человека во плоти. И все же сходство с Гитлером оказалось столь сильным, что Фосс с готовностью принял тело постороннего человека за фюрера. Труп торжественно положили рядом со сжимающим в когтях свастику огромным орлом, который украшал здание Рейхсканцелярии. (Так никогда и не узнали, откуда взялся этот двойник и кто он на самом деле.)

Тем временем Чураков, член команды Клименко, наткнулся на настоящие тела Гитлера и его жены, вытащив частично труп мужчины за ногу. Однако, когда он доложил о своей находке, появился двойник, и никто не обратил на него внимания.

Вскоре обнаружилось, что двойник носил штопаные носки, чего фюрер и канцлер Великого Германского рейха никогда бы себе не позволил. Этот факт быстро подтвердили бывшие слуги Гитлера, которых доставили для опознания тела. И это оказался не единственный труп с пресловутыми «гитлеровскими» усиками, который откопали, – как не замедлил сообщить мне в Москве генерал Болтин, ученый-историк в военной форме. И все равно не похоже, чтобы двойник в штопаных носках свалился в пожарный бак случайно. Хотя сам Гитлер был более чем возвышенного мнения о собственной миссии, чтобы развлекаться идеей о двойнике, вполне возможно, что люди вроде Монке или Бормана могли держать такого человека про запас для собственных целей. Что объясняло бы, почему этого человека никогда не видели живым в Рейхсканцелярии.

Фальшивого Гитлера на некоторое время оставили лежать на месте в качестве экспоната для легковерных солдат Красной армии; к нему даже приставили особых часовых и засняли для кинохроники. Однако, когда сам Клименко в конце концов обнаружил правду, он перечитал рапорт Чуракова и выкопал настоящие тела. Вместе с Гитлером закопали обеих его собак. По случайности их положили в воронку от бомбы глубже, чем трупы людей. 4 мая провели эксгумацию.

Учитывая состояние трупов, они больше не могли быть идентифицированы с полной достоверностью, и поэтому Клименко и Ржевская искали очевидцев, которые могли подтвердить, что Адольфа и Еву Гитлер похоронили именно в той воронке, в которой член команды Клименко и обнаружил оба тела. И они нашли такого очевидца в лице солдата войск СС, Гарри Менгерсхаузена (Клименко, по ошибке, называет его «Менгесхаузен»), который сам вызвался дать показания. С помощью Клименко он составил один из всего двух официальных документов для этой страницы современной истории. В нем Менгерсхаузен подтверждал, что место, где захоронили Гитлера, совпадало с тем, в котором Чураков откопал тела мужчины и женщины. Ведь действительно, как могли подумать те, кто искал чету Гитлер, что их могли похоронить в той самой воронке от бомбы, в которой люди Клименко откопали два тела разного пола всего несколько дней спустя.

Естественно, Клименко так гордился открытием своих людей, что чуть не плясал от радости. Он срочно доставил Менгерсхаузена в штаб своего корпуса – с такой скоростью, что эсэсовец был уверен, что его везут к месту казни. Осознав свою ошибку, он с готовностью написал еще одни показания, утверждающие, что он лично помогал переносить тела из траншей в воронку и засыпать их землей.

Эксгумированные тела переместили в помещение разрушенной Рейхсканцелярии, где они оставались до наступления темноты под охраной людей Клименко. Затем их, во второй уже раз, завернули в одеяла, положили в ящик и погрузили на грузовик. В штаб-квартире корпуса Клименко приказали передать драгоценную находку в штаб армии в Бухе рядом с Берлином. В соответствии с приказом грузовик углубился в горящую столицу, дабы доставить свой груз.

Во время бесед в Москве я неоднократно обращал внимание на то, как сложно советским гражданам с той или иной степенью точности описать места, тогда как они могли дать чрезвычайно живую и подробную характеристику людей или событий. Когда я спросил, где именно в Бухе поместили тела, Ржевская смогла мне лишь сообщить, что их перенесли из грузовика в какой-то сарай.

Когда я отправился в Бух, чтобы лично все осмотреть, оказалось относительно просто установить, что в конце апреля 1945 года штаб Красной армии размещался в местном госпитале, одном из самых больших в Берлине. На его территории находилось несколько похожих на сараи строений, и трупы могли поместить в любом из них. Однако теперь невозможно установить, в каком именно.

Пока неплохо. Давайте подведем краткий итог: глубокая заинтересованность Москвы в захвате Гитлера живым или мертвым привела к созданию специальных команд, имевших целью отыскать его. Команды эти взялись за дело сразу после захвата Берлина, и член команды Клименко обнаружил труп Гитлера не в самом подходящем месте.

Возможно, будет уместным упомянуть, что, продвигаясь вглубь Германии, Красная армия подготовила значительно больше специальных команд, чем даже западные союзники. Такие команды частично состояли из солдат, подобранных для особых заданий за их отвагу, умственные способности или идеологический фанатизм, однако по большей части из всякого рода специалистов в военной форме: историков, дипломатов, историков искусства или ученых. Перебравшаяся в Германию вместе с Красной армией интеллектуальная элита получила приказ составить подробный отчет о состоянии дел в стране и, соответственно, разработать планы по полной ликвидации нацизма – предпочтительным для Москвы способом. Тех, кто в буквальном смысле не маршировал вместе с Красной армией, в первый же удобный момент перебрасывали по воздуху – например, группу Ульбрихта и значительно менее известную, но поначалу более значимую, группу Микояна. Но о них позднее.

Учитывая столь тщательные приготовления, странно, что в Москве скрывали судьбу тела Гитлера за столь непроницаемой завесой. Все, что нам позволено знать, – это то, что Клименко организовал рентгенограмму зубов. Автор убежден, что в штабе армии в Бухе не имелось сомнений по поводу того, что у них находятся тела именно Адольфа и Евы Гитлер. Но что произошло потом? Очевидно, ничего – по крайней мере, в последующие несколько дней. Как нам известно от Ржевской, вскрытие производилось 8 мая – через несколько дней после обнаружения останков тел и спустя восемь дней после даты смерти! Ржевская не смогла сколь-нибудь детально описать состояние трупов: «Понимаете, зрелище оказалось крайне неприятным; я не осмелилась подойти слишком близко».

Когда я спросил, проводились ли какие-либо химические анализы, она ответила: «Да, конечно».

«Что, согласно заключению о вскрытии, стало причиной смерти?»

«Он принял яд».

«На основании чего сделано такое заключение?»

«На теле Гитлера не оказалось пулевых ранений. Голова не повреждена – за исключением ожогов».

«Вы в этом уверены?»

«Уверенной я быть не могу, поскольку не видела собственными глазами, и я не врач. Но я уверена, что цитирую официальное заключение того времени».

Давайте на некоторое время оставим в стороне вопрос, как в действительности умер Гитлер, – вопрос, который вновь поднимает замечание Ржевской, – и зададимся вместо этого другими. Почему вскрытие не производилось несколько дней, во время которых продолжалось быстрое разложение? Почему не в госпитале с его легкодоступным персоналом и оборудованием? Почему в официальной «Истории Великой Отечественной войны» ни словом не упоминается об обнаружении тела Гитлера? Почему член редакционного совета этого титанического труда, генерал Болтин, настойчиво говорил автору, что Москва не совсем уверена в смерти Гитлера? Почему все, имеющие даже самое отдаленное отношение к смерти Гитлера немцы находились под следствием еще несколько лет после того, как его труп идентифицировали в Бухе? Почему Сталин сказал Гарри Хопкинсу на Потсдамской конференции, что ему неизвестно, что стало с Гитлером? И почему официальные советские источники игнорировали показания таких информированных свидетелей, как Клименко и Ржевская, не утруждая себя ни подтверждением, ни опровержением их показаний?

Когда я, готовя свой репортаж, находился в Москве, задавал эти вопросы всем, кто готов был их выслушать, и кое-кому, кто не был к этому расположен. И получил поразительный ответ, который следует учитывать при рассмотрении отношения всех причастных к делу в 1945 году, но который, с моей точки зрения, не должен влиять на отношение к данной теме современных советских историков: Сталин, сказали мне, пришел в такую ярость из-за того, что Гитлер не попался ему в руки живым, что никто не осмелился сообщить ему, что Гитлер мертв.

Таково было положение вещей в сталинской России, так что подобный поворот событий вполне вероятен. Но теперь, когда Сталина нет уже несколько лет, документы, собранные в Берлине и, предположительно, хранящиеся в архивах Красной армии, должны быть рассекречены. По ряду намеков, полученных в Москве, я посчитал, что дело может быть предано огласке во время празднования Дня Победы в Европе. Однако во время международного конгресса современных историков, проведенного по этому случаю в Москве, по данной теме не было сказано ни слова. Однажды мы наверняка узнаем содержание отчета о вскрытии, и тогда действительно поймем, что стало с телами Гитлера и его жены. Похоронили ли их тайно на территории госпиталя в Бухе и сровняли место с землей, дабы нацисты, как старые, так и новые, не устроили из него место паломничества? Или, в конце концов, есть что-то правдоподобное в моей теории свинцового гроба или растворения трупа в кислоте.

Если отчет о вскрытии и в самом деле предполагает, что Гитлер умер от яда, а не от пули, то не исключено, что подобное заключение базировалось на идеологических соображениях, а не на факте клинического обследования. Гитлер, принимающий яд подобно множеству трусов, вписывался бы в коммунистическую точку зрения куда лучше, чем Гитлер, тянущий руку к своему пистолету – как подобает мужчине. Лично я привык считать, что отравление больше соответствовало личности Гитлера. Однако недавно у меня появился повод поменять свое мнение, и мне хотелось бы прежде, чем перейти к следующей главе, кратко разобраться с этим случаем.

В течение многих лет изучения личности и деятельности человека, оказавшего столь значительное влияние на историю нашего столетия, у меня сложилось впечатление, что в душе Гитлер был богемным типом: чувственным, эмоциональным человеком, которому пришлось преодолевать собственный страх перед изоляцией с таким же трудом, с каким он многие годы не позволял себе окончательно порвать с обществом, на котором он паразитировал и которое ненавидел всеми фибрами своей души.

Мне показалось, что перед тем, как порвать все связи с обществом, точнее, с людьми – что произошло примерно в то время, когда он напал на Советский Союз, – Гитлер искал расположения масс не только из политических соображений, но и потому, что нуждался в их духовной поддержке. У меня сложилось впечатление, что если бы гигантская сила воли этого человека – своего рода душевный подъем, длившийся целых двадцать пять лет, – вдруг ослабла, то он оказался бы колоссом на глиняных ногах, слабым и избалованным по своей сути существом. Задаваясь вопросом, что выберет такой человек с ослабленной силой воли – застрелится ли, как подобает мужчине, или примет яд, я уверенно склонялся ко второму варианту.

До того момента я слышал только о двух инцидентах в жизни Гитлера, когда он использовал оружие: однажды, будучи еще молодым «революционером», он выстрелил в потолок, призывая к тишине и вниманию во время ныне печально известного сборища в мюнхенском пивном зале «Бюргербройкеллер», и позднее, когда разыграл сцену самоубийства перед своей покровительницей, фрау Бехштейн, с целью вытянуть из нее денег. В обоих случаях он вел себя как богемный сумасброд, коим я его и считал.

Однако эта картина распалась, когда в ходе исследований я столкнулся с бывшим камердинером Гитлера, Линге. Его вклад в проблему самоубийства мы уже изложили. Тем не менее он, буквально мимоходом, упомянул еще об одном факте, а именно о том, что найденные возле Гитлера два пистолета долгое время являлись постоянными спутниками фюрера. Тот, что побольше, он держал под рукой, на ночном столике, а с тем, который поменьше, никогда не расставался с 1919 года и носил в специальной кожаной кобуре, вшитой во все его брюки.

Другими словами, когда Гитлер ездил на встречу с Муссолини, когда выступал в Рейхстаге, когда слушал «Сумерки богов» рядом с Винифред Вагнер, когда аплодировал фортепианным импровизациям Путци Ганфштенгля, когда принимал Чемберлена и папского нунция или пил кофе на веранде Дома германского искусства среди общества утонченных дам – во всех этих случаях при нем был пистолет.

Где бы Гитлер ни находился, он всегда чувствовал себя авантюристом и завоевателем, который в любой момент должен защитить свое положение от любых конкурентов силой оружия. Следовательно, он являл собой не столько богемный, сколько бандитский тип, всегда готовый к худшему, – темная лошадка со «дна» Вены, откуда он и происходил. Такой Гитлер вполне мог застрелиться…

Вполне возможно. Нам никогда этого не узнать, как и еще многое об обстоятельствах странной смерти этого загадочного человека.

Читатель может задаться вопросом, почему я поверил в заявление Линге о том, что пистолеты являлись неразлучными спутниками Гитлера, когда я сомневался в его утверждении, будто Гитлер покончил с собой. Все очень просто. Линге, гражданин и деловой человек, не из тех людей, кто станет лгать ради самой лжи. Но 30 лет назад эсэсовца Линге выбрали из множества претендентов на пост личного камердинера Гитлера, и он находился на этом посту, который нельзя причислить ни к рядовому, ни к среднему рангу, в течение 11 лет, вплоть до самой смерти своего господина. За это время Линге сделался – если не был с самого начала – фанатичным приверженцем человека, которому удалось обрести власть не только над своим камердинером, но и над всей нацией. Следовательно, он не стал бы лгать во имя лжи о фюрере, и даже если бы он и другие члены ближайшего окружения Гитлера сговорились поддерживать миф о «великом фюрере», не стал бы утверждать, будто тот поступил так, как подобает мужчине, то есть застрелился. Сколько людей могло принимать участие в заговоре? Всего трое: Линге, Геббельс и Борман. Из этих троих Геббельс мертв, Борман исчез и с огромной долей вероятности, предположительно, тоже мертв. Остается один Линге. Кто, кроме него, на самом деле видел мертвого фюрера? Эсэсовцы, которым Борман приказал помочь Линге? Так ли это? Линге, здоровенный, как медведь, говорит, что, как только зашел в комнату, сразу сдвинул в сторону мебель, принес одеяла и расстелил их на полу. Разве не могло быть такого, чтобы он, по договоренности с Борманом и Геббельсом, поднял тело фюрера с канапе и по-быстрому завернул его в одеяла до прихода других очевидцев? Сам Геббельс, когда его в день смерти Гитлера спросили, действительно ли Гитлер застрелился, ответил: «Да, он выстрелил себе в висок и лежал на полу». Тот выстрел мог оказаться выдумкой – почему бы и нет, раз нам известно, что выстрел, услышанный человеком, ожидающим его снаружи, мог оказаться не чем иным, как просто сказкой? Но, говоря, что Гитлер лежал на полу, Геббельс еще и противоречит Линге (согласно которому Гитлер сидел на канапе), или же он должен был войти в комнату после того, как Линге завернул мертвого Гитлера в одеяла. Заявления Аксмана по этому вопросу еще более невероятны. Он утверждает, что пришел вслед за эсэсовцами Бормана, когда в комнате было и без того тесно, чтобы кто-то еще мог войти. Так что вполне возможно, что кроме Бормана и Линге на самом деле никто не видел тела Гитлера. (Остается открытым вопрос, видел ли его Геббельс?) Следовательно, не потребовалось никакого особого заговора, чтобы заставить мир и потомков поверить в сию историю.

С другой стороны, утверждение Линге, что Гитлер всегда имел при себе пистолет, не включено в его «официальное» повествование, и это не то, что он вызубрил наизусть и механически повторял несколько раз до этого; замечание вырвалось у него случайно, и я не думаю, что он знал – или знает – до сегодняшнего дня, каким важным оказался этот фрагмент информации. По этой причине он заслуживает большего доверия, чем его история о самоубийстве Гитлера.

Нам остается лишь сказать, что этот человек, которого больше всех фотографировали, о котором составлено больше всего документов в наше время, закончил жизнь при более чем загадочных обстоятельствах.