Высшее и специальное образование

Было понятно, что, если в оккупированных восточных областях не разрешалось среднее образование, тем более немецкая администрация вряд ли будет терпеть и университеты с «академической» программой. Действительно, Гитлер постоянно подчеркивал «опасность» подготовки интеллектуалов. В окончательном докладе секции военной администрации группы армий «Центр» утверждалось, возможно, с долей иронии: «Государственные ведомства рейха, ответственные за выработку политики в области образования, понимают, что было бы нежелательным учреждать развитую систему среднего и высшего образования. Имеется намерение не допустить роста рядов интеллигенции, что будет угрожать претензиям Германии на лидерство. Также существует всеобщее убеждение, что студенты университетов уже привыкли к коммунистическому образу жизни… Наконец, существует опасение, что развитая система высшего образования повлечет за собой уход молодежи с рабочих мест, важных для военной промышленности».

Розенберг еще в своих довоенных планах говорил о том, что вопросы культуры и образования не имеют столь большого значения, как «проблемы политики, экономики и законодательства». Тем не менее он подчеркивал, в полном согласии со своими взглядами, что одной из основных задач на территориях Востока было «способствовать развитию той национальной науки, исследованиям и университетскому образованию, которые отвечают политическим целям Германии». Для развития национального самосознания большую роль играли университеты. Поэтому «можно учредить большой университет в Киеве и соответствующие университеты и технические училища на территории остальной Украины».

Розенбергу следовало бы знать, что эти планы противоречат планам Гитлера. Для того чтобы избежать противостояния, он отдал приказ своим подчиненным ждать «дальнейших директив», но вскоре капитулировал перед экстремистами: он не мог рисковать своим престижем в борьбе за образование. После встречи с Гитлером, который высказал свое безапелляционное мнение, Розенберг сразу же согласился, что не время обсуждать создание университетов на Украине «в нынешней ситуации, учитывая разрушения, к которым привели действия большевиков, прежде всего в Киеве [подрыв заранее заложенных зарядов взрывчатых веществ]». Произошел крутой поворот. Гитлер тем временем оставался при своем мнении. Он прокомментировал ситуацию несколько месяцев спустя: «Если бы мы следовали логике наших учителей, нашим первым шагом было бы учреждение университета в Киеве». То есть Розенберг был квалифицирован фюрером как один из презираемых «учителей».

Розенберг продолжил отступление. Когда несколько работников одного из факультетов довоенного Киевского университета были уличены в сотрудничестве с правыми украинскими националистами, Розенберг 21 января 1942 г. отдал приказ: «Все высшие образовательные учреждения рейхскомиссариата «Украина» должны быть закрыты, вплоть до дальнейшего распоряжения… Исключения предусмотрены для факультетов: медицинского, ветеринарного, сельскохозяйственного, лесного хозяйства и технического». Академические исследования при немецкой власти так и не возобновились. То, что такая политика была в интересах Коха, самоочевидно. Он открыто и с чувством гордости признал, что его целью была децимация украинской интеллигенции. Он не жалел слов, сообщая своим подчиненным в известной директиве, что «сегодня более важно отправить местное население на работы в Германию ради нашей победы, чем заполнять им университеты, училища и институты в городах».

В действительности Розенберг и его помощники так и не отказались от своих планов в отношении Украины, и, когда в 1942–1943 гг. вновь вспыхнула борьба с Кохом, одной из центральных тем полемики был вопрос университетов и специальных училищ. На практике начало существовать полулегально некоторое подобие образовательной системы для взрослых, которая напоминала украинское общество «Просвита». К 1943 г. под давлением Коха было разрешено проводить сугубо «прикладные» краткосрочные исследования в таких областях, как осушение болот и геологическая разведка. Однако вплоть до конца оккупации в высших учебных заведениях не изучали гуманитарные и общественные науки.

При всем этом Прибалтика занимала особое положение. Здесь, как и планировалось с самого начала, «предусматривалось быстрое возобновление школьного обучения, насколько это позволяло сделать наличие надежных и опытных кадров». В сравнении с более южными областями, было поразительным, насколько быстро была решена эта проблема. В январе 1942 г. из печати вышла специальная книга, автором которой был Лозе, по вопросам университетов в «Остланде», в которой говорилось о повторном открытии институтов, дававших высшее образование. Однако даже здесь произошли некоторые изменения в политике, когда немецкие власти (ко всеобщему ликованию симпатизантов Коха) обнаружили, что университеты стали центрами подпольного антинемецкого движения. Несмотря на это, культурная и образовательная жизнь в Прибалтийских государствах до конца войны оставалась на более высоком уровне в сравнении со старыми советскими областями.

В Белоруссии, под влиянием националистических кругов, была предпринята попытка сделать ставку на местных интеллектуалов-коллаборационистов. Созданное летом 1942 г., потом распущенное и снова восстановленное в июне 1943 г. Белорусское научное общество действовало под почетным патронатом генерал-комиссара Кубе. Хотя это свидетельствовало о более гибкой политике Кубе, но на самом деле общество было мертворожденным.

В области военного дела не было вновь открыто ни одного полноценного университета, однако целый ряд институтов и исследовательских центров возобновили свою деятельность в Харькове, Могилеве, Симферополе и Смоленске. Но вся их деятельность сводилась к подготовке учителей начальных школ и к прикладным исследованиям в области химической технологии, серологии и агрономии. Правила бал целесообразность.

В то время как запрет на высшее образование был логическим следствием страха воспитать враждебную себе местную интеллигенцию, философия переходного периода диктовала необходимость подготовки элементарных специалистов. В отличие от организации «академических» учреждений было более приемлемым создание училищ торговли, что объяснялось тем, что политика нацистов в восточных областях имела целью развитие класса ремесленников вместо промышленных рабочих и специалистов, а также тем, что в условиях военного времени Германии были необходимы обученные работники. Уже осенью 1941 г. были приняты ряд директив, предусматривавших создание ремесленных и сельскохозяйственно-лесоводческих училищ. Год спустя военная администрация приняла трехгодичную программу технической подготовки для таких специальностей, как кузнец, плотник, слесарь, механик и строитель, которым могли обучаться выпускники начальной четырехклассной школы.

Э. Кох первоначально был против подобного обучения. Несмотря на то что он терпел существование подобных школ в своем рейхскомиссариате, он давал понять, что ему это не нравится. Разве эти школы не открываются именно тогда, когда юноши Германии находятся в стесненных обстоятельствах у себя дома? Какой бы ограниченной ни была учебная программа, не станут ли училища источником оппозиционных настроений? Прежде всего, не будут ли в них отсиживаться всякие увиливающие от работы типы и уклонисты?

Затихшие на время споры вспыхнули вновь в октябре 1942 г., когда Кох распорядился закрыть торговые училища на Украине. В итоге этот вопрос стал одним из пунктов диспута между Кохом и Розенбергом. В декабре министр советовал рейхскомиссару создать наряду с четырехклассными начальными школами сеть профессиональных школ для шоферов, ветеринаров, геологов и агрономов, так как «немецкая администрация нуждается в рабочей силе, которую немецкий народ не в состоянии предоставить». Кроме того, подобная система позволит «убрать с улиц украинскую молодежь и дать ей чувство сопричастности к восстановлению страны».

Когда Кох проигнорировал это обращение, Розенберг 23 февраля 1943 г. без его ведома отдал распоряжение вновь открыть эти школы. В ответ на это Кох своим циркуляром аннулировал его. Однако Розенберг временно своей властью приостановил его выполнение и потребовал немедленного выполнения своей директивы. Обстановка накалилась. Берлин выступил за систему, в которую вошли бы подготовительные торговые училища и двухуровневое продвинутое профессиональное обучение. Кох настаивал на том, что все это «несущественно». В конце концов, он был вынужден уступить. Даже принимая во внимание его программу, такую позицию было трудно отстаивать. Если одной из его основных задач было снять более богатый урожай, имело смысл готовить специалистов по сельскому хозяйству; если требовались ремесленники, нужно было обучать плотницкому и кузнечному делу. Единственное, на чем Кох настаивал до конца, это обеспечение минимально необходимой подготовки без каких-либо политических целей. Летом 1943 г. он все-таки разрешил подготовку местных специалистов по сельскому хозяйству, неохотно признав ее настоятельную необходимость. «На Украине ведущим немецким специалистам нужны обученные местные жители для выполнения основных задач. Проводившаяся до сих пор подготовка не соответствует немецким требованиям». Вскоре в районах, контролируемых военной администрацией, была введена сложная система обучения, которая полностью соответствовала системе, принятой в Германии. Каждый обучавшийся проходил три этапа в своей подготовке: ученика, помощника и мастера. После окончания каждого этапа обучения он должен был сдавать экзамены. Отступление немецких войск воспрепятствовало реализации этой системы обучения.