Дни славы Лозе быстро подошли к концу. К весне 1944 г. Красная армия во второй раз через пять лет настойчиво колотила в ворота Балтики. В апреле Белоруссия была формально отделена от рейхскомиссариата Лозе. Ввиду советского наступления «Остланд» снова был объявлен областью военной юрисдикции, а конфликты Лозе с армией и СС умножились до такой степени, что любое эффективное ведение дел было смехотворным. Наконец 25 июля Лозе послал Розенбергу жесткую филиппику. «Вы верите, – сказал он ему, – что можно найти возможность переложить вину за известную слабость вашего министерства на плечи другого». В тот же день Лозе написал Ламмеру, что, глядя на импотенцию, невежество и бездеятельность Ostministerium, он отныне считает своим долгом действовать независимо, в соответствии с пожеланиями Гитлера и своей совестью.
Три дня спустя, когда военная ситуация быстро ухудшилась, его совесть, или, скорее, его чувство самосохранения, продиктовало ему бежать из Риги в рейх без санкции из Берлина. Чтобы решать оставшиеся задачи, Гитлер поручил Эриху Коху, который ранее потерял свое «украинское царство» и затем бушевал в Восточной Пруссии, взять на себя ответственность за остатки «Остланда». В своем собственном окончательном отчете об «Остланде» Розенберг сообщил Гитлеру, что полет (бегство на самолете) Лозе был следствием «плохих отношений между рейхскомиссаром Лозе и высшим руководителем СС и полиции, а также ведущими представителями вермахта». Боясь утратить расположение фюрера, Розенберг предпочитал молчать о своем личном конфликте с Лозе.
Действия Лозе дорого стоили его подчиненным прибалтам, и немцам тоже. Менее фанатичный, чем Кох, более глупый, чем злой, он стоял на пути любой инициативы и воображения. Он проявил себя довольно амбивалентно в отношении доверенного ему «царства»: гордился этим и стремился создать его как свою собственную «империю», но органически не мог понять или отождествить себя с интересами своих подданных. Если, в отличие от Коха, он иногда смутно воспринимал максиму «не всегда ударяй людей по голове», это никоим образом не способствовало более просвещенной или менее надменной политике. И даже если бы, преодолев лень и половинчатость, он начал новый курс, это было бы лучше по отношению к более славному будущему Третьего рейха – но не к лучшему будущему для тех людей (прибалтов), которыми он правил.
Так же как и везде на советской земле, три года нацистского правления в Прибалтийских государствах превратили массу населения в врагов немцев. Из активных националистов тысячи присоединились к легионам СС, которые немцы вербовали для борьбы с коммунистами, но многие люди поднялись на борьбу против нацистов, причем сами, без одобрения советской власти. Объективно нацистское правление в Прибалтике было более выраженным, чем в других местах; экономические стандарты, культурные и политические возможности и даже поведение среднего немецкого чиновника были немного лучше, чем на давно советских землях со славянским населением. Но эти привилегии были слишком незначительными, чтобы остановить волну антигерманских настроений в Прибалтике. К сожалению, для прибалтийских народов единственной альтернативой немецкому правлению было возобновление в 1944 г. советской власти, которую принесла Красная армия.
Между поляками, русскими и прибалтами, на территории между Брестом и Гомелем, живет народ, который до недавнего времени был мало известен Западу. Alba Russia – Белая Россия – так иностранные путешественники окрестили регион, населенный представителями самой западной ветви восточных славян. Попеременно управляемый Литвой, Польшей и Россией, белорусский народ лишь в последние полвека продемонстрировал, что в нем стало просыпаться национальное самосознание. После мимолетного и фиктивного периода «независимости» в 1918–1919 гг. Белоруссия была разделена по условиям Рижского договора 1921 г., и Западная Белоруссия попала под польское правление.
Антикоммунизм в Советской Белоруссии был распространен как среди крестьянской массы, так и среди тонкого интеллектуального слоя; но поколение советской власти, которое привело к ликвидации неортодоксальных элементов, способствовало развитию национальной культуры и предоставило Белоруссии формальный статус союзной республики, оставило свой след. К 1941 г. антисоветские настроения, по-видимому, брали начало в основном в социальных и экономических проблемах. Несколько западнее границы, существовавшей до 1939 г., где в Западной Белоруссии польская политика спровоцировала рост белорусского контрнационализма, расположенная южнее Западная Украина стала очагом ярого украинского национализма.
Благодаря своему географическому положению Белоруссия оказалась на пути запланированного немецкого наступления. Уже в марте 1941 г. директивы Кейтеля о военной администрации определили ее как регион, который будет занят группой армий «Центр». По сути, это был последний раз, когда Белоруссия упоминалась под этим именем (а точнее, под его немецким эквивалентом, Weissrussland). Как только Розенберг принял участие в «восточном планировании», он, как обычно, поддержал стремление националистических эмигрантов сделать акцент на различиях между белорусами и великороссами. Отныне на нацистском языке страна называлась Weissruthenien, или Белорутенией.
Поскольку в видении Розенберга Москва была главной угрозой, Белоруссию (как и Украину) необходимо было расширить на восток за счет Великороссии. В самом раннем его меморандуме говорилось о расширении границ «в пределах 250 километров от Москвы», чтобы включить в состав Белоруссии даже часть великорусских Орловской и Калининской областей. Смоленск стал бы столицей этих присоединенных земель.
БЕЛОРУССИЯ
На этом его планы не заканчивались. Несмотря на намерение поощрять развитие национального сознания белорусов, он не мог полностью доверять их антироссийским стремлениям. Поэтому он предложил расселить «нежелательных» поляков в Смоленской области, чтобы создать прослойку [Zwischenschicht] между белорусами и великороссами – прослойку из поляков, на ненависть которых к обоим соседям можно было рассчитывать.
Из последующих отсылок к этом плану по просчитанному расширению было очевидно, что это был не просто мимолетный порыв. Однако этот проект, хоть его и приняли в принципе, остался на бумаге. Область, находившаяся под управлением гражданской администрации, включала только бывшие польские провинции (кроме Белостока) и часть Белорусской ССР вокруг Минска; восточные области Белоруссии, такие как Витебск и Гомель, а также прилегающая территория России (РСФСР), которую собирались включить в состав «Великой Белой Рутении», оставались под управлением военного командования.
В то время как благодаря своему географическому положению Белоруссия стала «обязательной» к завоеванию областью и очередным звеном в цепи нерусских сатрапий, которую Розенберг стремился воздвигнуть вокруг Великороссии, население и экономика делали Белоруссию менее важным объектом немецкого контроля. За исключением торфа и древесины, в ней было мало необходимых рейху природных ресурсов; ее промышленность не должна была развиваться, так как это противоречило бы нацистским соображениям рационального и политического выбора. Более того, славянское население Белоруссии по определению являлось частью мира «унтерменшей» и было расово ближе к великороссам, нежели к привилегированным украинцам. «В общем, – писал один сочувствующий наблюдатель, – будущее белорусского или «кривичского» народа в настоящее время неопределенно; по мнению скептиков, оно даже сомнительно». Для Розенберга Белоруссия «в культурном и экономическом плане составляла весьма отсталую часть СССР».
Следовательно, несмотря на планируемое «возвеличивание» Белоруссии, ее собирались превратить в свалку нежелательных элементов. Хотя она уже и без того «кишела» евреями, в будущем она стала бы «необходимым расширением [балтийских провинций] для избавления от нежелательной человеческой массы». Розенберг собирался сослать туда «часть (добавил он в машинописном тексте) тех элементов, которые будут выселены из Эстонии, Латвии, Литвы и польской части Вартеланда». В следующем году немцы действительно высылали в Белоруссию различные группы «нежелательных элементов», от немецких евреев до великороссов, эвакуированных к западу от зоны боевых действий.
Внутренний конфликт между двумя противоречивыми немецкими политиками – превращением Белоруссии в «живую стену» против «Московии» и искусственным взращиванием там национализма и превращением ее в континентальную людскую свалку – так и не разрешился. Споры велись и по поводу политического статуса, который должен был быть присужден Белоруссии. Несколько раз была упомянута возможная «государственность». Чаще же делался акцент на продолжении немецкого контроля, будь то в качестве «протектората» или «автономии». Никаких формальных решений так и не было принято, и жителям страны ничего не сообщалось. Похоже, что из всех оккупированных территорий Белоруссия волновала Розенберга меньше всего.
Ее неоднозначный статус был подкреплен достаточно нецелесообразным решением сделать ее одним из четырех регионов рейхскомиссариата «Остланд». Хотя по изначальной задумке Белоруссия должна была уступать балтийским провинциям, технически Белоруссия получила равноправный статус генерального комиссариата под руководством Лозе. «Равноправность» на том и закончилась. Белоруссия практически с самого начала была политически, экономически и культурно изолирована от трех комиссариатов на севере; а генерал-комиссар Минска обладал куда более обширными полномочиями, чем его коллеги в Киеве и Каунасе.
По мере развития событий становилось очевидно, что немцы не питали особо теплых чувств к Белоруссии. Участники конференции СС по переселению летом 1942 г. пришли к выводу, что план Гитлера по германизации Востока в течение одного поколения был хорошо применим к Белоруссии, поскольку она не обладала «классом интеллигенции и политическими амбициями». В официальных изданиях РКО признавали, что, «несомненно, [немецкие] хвалы Белоруссии скудны».