Шенборн, 3 мая 1945 года

На следующее утро наша боевая группа смогла еще овладеть соседним с Линцем городком Шенборн. Возвращаясь с рекогносцировки, я на прицепе притащил с собой обнаруженный мною в чистом поле «Фольксваген». Рядом с автомобилем лежали тела командира полка дивизии «Герман Геринг», начальника штаба полка и водителя. Видимо, накануне они сбились с пути и попали в руки к русским – головы у них были проломлены, а сапоги сняты.

Когда я прослушал последнюю сводку вермахта, у меня исчезли остатки иллюзий – Гитлер был мертв. Согласно сообщению, он погиб в Берлине. Оно заканчивалось такими словами: «В результате наступления северо-западнее Дрездена немецкие войска прорвали оборону противника и глубоко вклинились в его тыл».

Подобное утверждение вызвало у меня лишь горькую усмешку – мне-то было хорошо известно, что наступление давно провалилось.

После обеда на нашем участке фронта по-прежнему наблюдалось затишье, и мне разрешили взять короткий отпуск, чтобы поехать в Клоцше. В госпитале я навел справки об обер-ефрейторе Карле Оссиге и получил ответ, что рано утром, не приходя в сознание, он умер.

Все мои надежды рухнули, и это окончательно испортило мне настроение. Все старания Урсель Вернер, с которой мы все-таки встретились, отвлечь меня от мрачных мыслей окончились ничем. Она напрасно пыталась нежно меня утешить – через несколько часов я был в своей роте.

На следующий день на фронте снова наблюдалось затишье, а ночью пришел приказ строиться в маршевую колонну.

Населенный пункт Зибенлен, 5 мая 1945 года

Ранним утром наша маршевая колонна проходила по окраинным районам Дрездена, и все мы были потрясены видом неслыханных разрушений. Можно было только догадываться о том, что представлял собой центр города! К полудню рота вышла к населенному пункту Зибенлен и заняла позиции в близлежащем лесу. В этой местности все выглядело не так зловеще, как в Дрездене, и только вдалеке непрерывно слышались звуки выстрелов. Неужели линия фронта проходила так близко?

В этот момент показался обер-ефрейтор Пфайль, который мчался прямо по полям на своем мотоцикле со скоростью не менее чем восемьдесят километров в час. Его шпиц прилагал все усилия, чтобы не вывалиться из коляски. Надо сказать, что со временем пес стал настоящим артистом. Казалось, что он мог предугадывать каждую рытвину на дороге. Когда мотоцикл остановился, шпиц спрыгнул на землю, чтобы на свой манер дружеским лаем поприветствовать знакомых ему людей.

– Второй роте приказано передислоцироваться в Носсен! – коротко передал Пфайль.

О расположении наших войск и обстановке на фронте он ничего сказать не мог.

– Не нравится мне все это, – принялся ворчать лейтенант Цитен. – Нет ни штабов, ни тылов, ничего нет. Не удивлюсь, если вдруг окажется, что мы остались совсем одни.

– Прекрати, впереди все еще стреляют, – прервал я его брюзжание.

Цитен обиженно замолчал, а я, не обращая на него внимания, обратился к фельдфебелю Воятскому:

– Вы поедете со мной на рекогносцировку. Посмотрим, что к чему. До моего возвращения роте оставаться на своих местах. Не забудьте перекусить и заправить машины.

Далеко мы не уехали – еще не доезжая до окраины Носсена, нами была замечена картина всеобщего отступления. Пехота оттягивалась назад, а в самом городе лязгали гусеницами русские танки. Они могли в любой момент продолжить наступление, так как мост через речку оказался невзорванным. Рядом с нами располагалась 37-мм зенитная пушка, расчет которой состоял сплошь из одних подростков. Парни как раз бросились наутек, даже не позаботившись о том, чтобы взорвать свою пушку. В общем, наблюдался полный распад всего. Неужели это был конец?

– Поехали назад. Того, что мы увидели, достаточно. Носсен нами потерян, и обороняться здесь никто не собирается. Мы же оборудуем перед Зибенленом противотанковый рубеж.

После нашего приезда рота заняла огневые позиции на окраине населенного пункта, и к нам присоединилось еще два штурмовых орудия, а также отряд истребителей танков, состоявший сплошь из мальчишек, старшему из которых не было и семнадцати лет.

– А вот и иваны пожаловали! – заметил обер-фельдфебель Боргман и, обращаясь к своему новому наводчику, произнес: – Квест, покажи им, на что ты способен! Расстояние 1200! Огонь!

Квесту не пришлось долго доказывать, что он являлся стреляным воробьем, – вражеский Т-34-85 загорелся с первого же выстрела. Тогда неприятельская пехота развернулась в цепь и пошла в атаку, но мы массированным огнем принудили русских отойти на исходные позиции. Видимо, они не ожидали встретить здесь организованного сопротивления.

За этим боем с восторгом наблюдало несколько неизвестно откуда появившихся мальчишек, что вызвало сильное раздражение со стороны фельдфебеля Воятского.

– Марш отсюда, желторотики! – кричал он им. – Вы думаете, что это кино? Здесь стреляют и погибают не понарошку, а на самом деле. А ну, бегом по домам! И скажите своим родителям, чтобы они вас хорошенько отшлепали!

Однако мальчишки и не подумали трогаться с места. Тогда фельдфебель снял с себя ремень и, потрясая им, грозно заорал:

– Тогда я сам вас отшлепаю!

Это подействовало – ребятня бросилась наутек. Однако вскоре из-за первых домов вновь стали появляться любопытные мальчишечьи физиономии.

«Эта молодежь ничего, кроме войны, не знает, и ее уже трудно чем-либо напугать. Интересно, какие мысли их одолевают?» – подумал я.

В Зибенлене нас остановил солдат фольксштурма, который хотел избавиться от ящика с боеприпасами и для порядка потребовал от меня расписку. Я рассердился и, послав уже довольно пожилого мужчину ко всем чертям, приказал Рихтеру ехать дальше. При этом краем глаза мне было видно, что в ответ на мою вспышку гнева Воятский укоризненно покачал головой.

– Вы, конечно, правы, Воятский. Мне не стоило так себя вести. Но, не отбери я у него этот ящик, он мог с ним попасть в руки к русским, а те не стали бы разбираться. Взяли бы, да и поставили к стенке за компанию с остальными. Что же касается его требования выдать ему расписку, то это понятно – слишком многих повесили на деревьях по приговору военного трибунала. А давеча мне повстречался местный житель с табличкой на груди, на которой было написано: «Кто не хочет с честью сражаться, должен умереть с позором». Ужасно, что дело зашло так далеко. И все же я поступил неправильно.

– Не стоит слишком сильно корить себя, господин обер-лейтенант, – решил утешить меня фельдфебель. – Если бы вы не отобрали у него этот ящик, то он наверняка выбросил бы его в ближайшем сортире.