Эквертсхайде, тот же день

Машины, вырвавшиеся из Фридевальде, стояли позади церкви.

– Можно сказать, что мы легко отделались! – обрадованно воскликнул я. – Как там раненые?

– Есть очень тяжелые, – ответил унтер-офицер медико-санитарной службы Крейтер, перевязавший четверых наших солдат. – Их надо срочно отправить в главный медицинский пункт!

– Конечно! Обе легковые машины сейчас же отправятся в тыл. Однако где в настоящий момент находится главный медицинский пункт, мы не знаем, и вы должны будете найти его сами. Возможно, он находится в Нысе.

Тут в разговор вмешался Руш.

– Мы что-то расслабились – стоим тут так, как будто война закончилась, – укоризненно покачав головой, сказал он.

– А ведь Руш прав, – согласился я. – Пфайль, вы остаетесь при мне! Машины связи разместить в усадьбе! Рабе, вы займете позицию в направлении Фридевальде! Рихтер, вы расположитесь на восточной окраине Эквертсхайде и будете прикрывать нас с северо-восточного направления! Руш, примите командование экипажем самоходки Кюнцеля на себя!

Пехотинцы, занимавшие ранее позиции под Фридевальде, тоже перебрались в Эквертсхайде. Командовавший ими лейтенант, увидев меня, смутился и хотел было что-то пролепетать в свое оправдание, но я остановил его, сказав:

– То, что не удалось сделать под Фридевальде, мы можем осуществить здесь.

Одновременно Пфайль протянул ему бутылку шнапса, достав ее из коляски мотоцикла. Лейтенант взял угощение и недоверчиво посмотрел на меня.

Северная окраина населенного пункта находилась на холме, откуда открывался хороший обзор близлежащей местности. То, что мы увидели, воодушевления у нас не вызвало – иваны входили в Петерсхайде, а из Фалькенау непрерывным потоком шли танки, колонны пехоты и машин – наступление русских набирало обороты.

– Руш, отсюда открываются хорошие возможности для ведения огня. Займите позицию вон там! – указал я на небольшое строение, которое могло послужить подходящим укрытием.

Экипаж самоходки занял позицию и рядом с дорогой вырыл окоп, оборудовав в нем наблюдательный пункт.

– Господин фельдфебель! На окраине Петерсхайде заняла огневые позиции русская САУ! – вскричал наводчик, наблюдавший в бинокль за происходящим в Шенхайде и Петерсхайде.

В этот момент на окраине Петерсхайде стала видна вспышка. И в ту же секунду на крыше здания, возле которого стояла наша самоходка, с оглушительным грохотом разорвался снаряд, осыпав округу осколками кирпича.

– Проклятье! – воскликнул заряжающий, которому осколком поранило щеку.

– Расстояние 2000! По самоходке – огонь! – заорал Руш.

Прогремел выстрел.

– Попадание! – ликуя в своем укрытии, констатировал фельдфебель.

– Она горит! – закричали пехотинцы, лежавшие в своих окопах неподалеку.

Я направился в поместье, где размещалась наша радиостанция, чтобы по радио сориентироваться в складывавшейся обстановке, но не успел войти во двор, как увидел подходящую к нам с юга самоходку. С радостью мне удалось опознать в ней командирскую машину третьего взвода. Она подъехала ко мне, и из нее выпрыгнул улыбающийся лейтенант Бекман.

– Вы небось думали, что мы уже в Сибири? – воскликнул он. – Как бы не так! Не дождутся!

Затем лейтенант, видимо вспомнив о предписаниях устава, вытянулся по стойке «смирно» и доложил:

– Третий взвод в составе одного офицера, трех унтер-офицеров, пяти солдат и одной самоходки прибыл в ваше распоряжение! Одной машины мы лишились, а ее механик-водитель получил ранение в живот.

– Оставьте свое дурачество, Бекман, и подробно доложите обо всем, что с вами произошло! – отреагировал я. – Но прежде всего отгоните самоходку в укрытие!

Вскоре мы расположились на скамейке под липой возле радиостанции, и лейтенант начал рассказ:

– В Шенхайде мы чувствовали себя вполне уверенно. Один пехотный командир заверил меня, что его люди заняли позиции впереди нас. В полночь, убедившись, что на окраине населенного пункта по-прежнему стоят два 88-мм зенитных орудия, я решил прилечь. Незадолго до рассвета меня разбудил унтер-офицер Хейзе. «Просыпайтесь, господин лейтенант, – сказал он. – Со стороны Фалькенау слышится шум танков. Я думаю, что они идут на нас». – Бекман прокашлялся и продолжил: – Сон с меня как рукой сняло. Я выскочил из дома и бросился к самоходке, стоявшей возле поместья. В этот момент появились русские. Их танки двигались по деревенской улице с пехотой на броне. Мне было хорошо видно, как экипаж моей второй самоходки, тоже стоявшей на дороге, метнулся к своей машине. Иваны стреляли изо всех стволов, наши пехотинцы тоже. Да и мы открыли по русским огонь из пулеметов. Их солдаты как горох посыпались с танковой брони. К сожалению, механик-водитель Вольтер был ранен, и экипажу пришлось самоходку оставить. Все они спаслись и притащили Вольтера с собой на двор усадьбы, где я принял его на борт. В самый последний момент нам удалось смыться, а в Райншдорфе мне повезло найти для Вольтера лазарет. Вот как все было, но брошенная самоходка не выходит у меня из головы. Нельзя ли отсюда посмотреть на нее?

Я задумчиво покачал головой и ответил:

– Давайте попробуем. Недалеко отсюда стоит самоходка Ктонцеля, которой сейчас командует Руш. Оттуда Шенхайде хорошо просматривается. Отправляйтесь со своей самоходкой туда и обеспечьте наше прикрытие с северо-западного направления, а ваш командир экипажа, оставшийся без машины, пусть сменит Руша и возьмет командование самоходкой Кюнцеля на себя.

Бекман бросился выполнять мои указания, и вскоре его самоходка понеслась по улице к северной окраине Эквертсхайде. Я вышел вслед за ним за ворота усадьбы и увидел, что с южной стороны к нам приближаются еще две немецкие САУ с трефовыми тузами на борту. По ним было ясно, что это машины первой роты. Мне доставило большую радость поприветствовать своего старого знакомого командира взвода фельдфебеля Альта и ввести его в курс дела относительно сложившейся обстановки. Поскольку у взвода связь со своей ротой отсутствовала, я приказал прибывшим самоходкам занять позиции западнее усадьбы, откуда можно было держать под контролем дорогу, шедшую в южном направлении от Петерсхайде.

«Что ж, теперь иваны пусть только сунутся. Мы быстро свернем им шеи», – довольный собой, думал я, приближаясь к центру Эквертсхайде.

В окопе, где нами был оборудован наблюдательный пункт, я наряду с Рушем застал и Бекмана; с помощью биноклей они обследовали каждый закоулок Шенхайде.

– Не успели мы обнаружить нашу самоходку, как Иваны ее куда-то оттащили, – с досадой проговорил Бекман.

– Я вижу ее! – сердито воскликнул Руш. – Русские закатывают ее на огневую позицию!

С этими словами он выскочил из окопа и побежал к самоходке, все еще стоявшей возле дома. Чтобы исключить потерю времени, Руш сам настроил оптику прицела и только после этого уступил место наводчику. Прозвучал один выстрел, за ним второй, и захваченная русскими наша боевая машина загорелась.

– Боже! Как жалко, но ничего не поделаешь, – прошептал Бекман.

Я ничего не сказал и стал спускаться к храму, возле которого пришла в движение самоходка унтер-офицера Рабе. Послышался выстрел, и из дула ее пушки вырвалось пламя и клубы дыма. При откате длинное дуло дернулось назад, заставив самоходку закачаться.

– Промах! Возьми правее! – послышался голос Рабе.

Вновь раздался выстрел.

– Есть попадание! Он горит! – довольно воскликнул Рабе.

Самоходка вела огонь по трем русским танкам, выехавшим из Фридевальде, головной из которых теперь стоял, объятый пламенем. Один из оставшихся стальных колоссов начал искать укрытие за домами, а другой остановился. Из дула его пушки вырвалось пламя, и в ту же секунду снаряд ударил по колокольне. Наша САУ выстрелила в третий раз.

– Попадание в лобовую броню! – послышался голос Рабе. – Возьмите чуть выше!

Тем временем экипаж танка, в лобовую броню которого попал снаряд, не стал больше рисковать, и русская боевая машина откатилась назад. В нее угодил еще один снаряд, но она не загорелась.

– Черт! Повезло Иванам! – проворчал Рабе и, не видя больше целей, приказал экипажу отогнать самоходку в укрытие.

– Не забудьте хорошенько окопаться! – крикнул я им вдогонку.

В этот момент, как бы подтверждая справедливость моих слов, раздался вой, и невдалеке от двора дома разорвался одиночный артиллерийский снаряд. Не успел я прибыть на восточную окраину населенного пункта на позицию фельдфебеля Рихтера, как послышалось еще одно завывание, и второй снаряд, прилетевший от русских, угодил в кирпичный завод.

– Русские ведут пристрелку и вскоре обрушат сюда настоящий дождь из железных осколков, – заметил я и спросил: – Что вы можете мне доложить, Рихтер?

– Русские танки идут на Брайтенфельд. Однако дорога отсюда просматривается плохо, и мне остается только ждать, когда иваны атакуют Эквертсхайде.

– Со стороны Фридевальде атаковать они уже пытались, но Рабе удалось их отогнать, – отозвался я. – Продолжайте обеспечивать наше прикрытие с восточной стороны. Впереди вас есть пехота?

– Впереди меня нет, но возле последних домов окопался целый взвод.

– Прямо как в кошмарном сне. Это же надо – самоходки прикрывают пехоту!

В этот момент послышался вой снарядов, и мы стремглав бросились в первое попавшееся углубление в земле. Весь Эквертсхайде заволокло дымом – разрыв следовал за разрывом. Земля буквально стонала, и кругом стоял дьявольский грохот, сквозь который различался дробный звук выстрелов неприятельских артиллерийских батарей. По селу вел огонь целый артдивизион, и во дворах, возле храма, а также на территории кирпичного завода стали поочередно вставать черные грибы. В воздухе летали осколки кирпича, комья земли, камни и даже бревна. Свистели осколки снарядов, и создавалось впечатление, что этот ад никогда не кончится. Так продолжалось минут десять, а затем внезапно наступила тишина.

Мы осторожно высунулись из укрытия, чтобы осмотреться. Кругом все горело, и в воздухе стоял удушливый смрад от пороховых газов и пожарищ, а призывы прислать санитаров становились все громче. В такой обстановке радовало лишь то, что самоходка Рихтера уцелела. Только вот заряжающий из ее экипажа был ранен.

– Ожидайте замену! – крикнул я и побежал в сторону центра населенного пункта, где оставил водителя мотоцикла с коляской.

Завидев меня, водитель мотоцикла выехал из укрытия, в котором прятался от артобстрела. Я уселся на заднее сиденье и сказал:

– Поехали посмотрим, что с остальными.

Не доезжая до храма, мы услышали звуки выстрелов наших пушек – самоходка Рабе вела огонь в направлении Фридевальде, а боевые машины лейтенанта Бекмана и Кюнцеля – Петерсхайде. Снаряд вылетал за снарядом, на что русские после такой убийственной артподготовки явно не рассчитывали, направив танки на Эквертсхайде. Почти одновременно с двух сторон послышались торжествующие крики – это экипаж самоходки Бекмана подбил ИС-122, а люди Кюнцеля, которыми сейчас командовал унтер-офицер Вагнер, подожгли Т-34.

Не отставал от них и взвод первой роты, ведя беглый огонь в западном направлении, где танки противника попытались продвинуться на юг. Потеряв Т-34-85, вспыхнувший как спичка, русские от своего намерения отказались.

– Парни! Вот уж не думал, что всего две наши самоходки смогут остановить большое наступление русских! Разве это не потрясающе? Однако не думаю, что так будет продолжаться вечно! – восклицал фельдфебель Руш.

Мне пришлось несколько охладить восторг своих людей.

– Бекман! – распорядился я. – У вас образовался излишек людей. Отправьте заряжающего к Рихтеру и скажите всем, чтобы улучшили свои укрытия! Следует ожидать более мощной атаки. Пфайль, езжайте в имение и передайте, чтобы все небронированные машины и «Фольксваген» перебрались в Райншдорф. Кроме того, найдите унтер-офицера Херредера и его грузовик с боеприпасами – нам необходимо пополнить боекомплект.

Пфайль умчался прочь, явно радуясь возможности покинуть это продуваемое всеми ветрами место. Мы пока держались, и Эквертсхайде превратился в настоящую преграду на пути продвижения русских полчищ. Однако мне было ясно, что наличными силами и средствами нам вряд ли удастся удержать свои позиции дольше чем до полудня.

Не успел я об этом подумать, как русские вновь начали артподготовку. На этот раз ее предваряли «сталинские органы». Огненные хвосты их ракет, монотонно завывая, взмыли в небо позади Фридевальде, и каждый бросился искать себе подходящее укрытие. При этом лейтенант Бекман и фельдфебель Руш вновь вместе нырнули на дно окопа возле дороги, где был оборудован наблюдательный пункт. Мне же удалось найти укрытие по другую сторону дороги, а экипажи самоходок попрятались в подвалах и под днищами своих машин. Пехотинцев тоже не было видно.

Прошло не более тридцати секунд, как послышался первый шелест неприятельских снарядов, а затем разверзся настоящий ад – кругом что-то трещало, громыхало и завывало. Казалось, что земля вот-вот провалится в тартарары. Люди же старались буквально вгрызться в мягкую болотистую почву и сделаться как можно меньше.

«А ведь наше командование ожидало большого наступления русских, – подумал я, уткнувшись носом в холодную землю. – Неужели это все, что оно смогло ему противопоставить? Нас просто бросили одних».

Огненный ураган пронесся над селом, поднимая вверх фонтаны земли. От ударов снарядов по стенам домов в воздухе летали кирпичи и камни. Свистели осколки, и ревело пламя пожарищ, от которых поднимался удушливый дым. Казалось, что хуже уже быть не может, но это только казалось. Вновь послышался монотонный звук, издававшийся трубами «сталинских органов», и вызванный ими смерч принялся уничтожать все живое, превращая лежавших на земле людей в комки обнаженных нервов. Каждый ожидал, что следующий снаряд окажется для него роковым, и не успевал порадоваться, когда осколки от разрыва пролетали совсем рядом.

От давления взрывных волн у меня в легких не хватало воздуха. Внезапно раздался оглушающий грохот от снаряда, разворотившего настил моего блиндажа, и на меня обрушились насыпанные на него камни и большой пласт земли.

«Конец», – последнее, что подумал я, теряя сознание.

Однако мое подсознание продолжало фиксировать окружающие звуки. «Так, так, так» – послышалось мне.

«Так это же пулемет», – подумал я и, почти задохнувшись, попытался напрячь все свое тело.

Из последних сил мне удалось распрямиться. С громким криком я предпринял еще одно усилие и понял, что выбрался из разрушенного блиндажа, чуть было не ставшего моей могилой. Сознание вновь приобрело способность адекватно воспринимать происходящее.

Русская пехота напирала со стороны Фридевальде, преодолев уже половину расстояния до наших позиций. Однако на этот раз наши пехотинцы, занимавшие окопы впереди нас, оказались на высоте. Несмотря на то что они сильно пострадали от огня русской артиллерии, оставшиеся в живых солдаты открыли по противникам стрельбу из всего имевшегося у них оружия. Необходимо было им помочь, и я, хромая, поспешил к окопу наблюдательного пункта. От увиденного у меня по телу пробежал озноб – от прямого попадания там было все разворочено, и шансов выжить у лейтенанта Бекмана и фельдфебеля Руша не было. У меня комок подкатил к горлу – я вновь потерял двух хороших боевых товарищей. Бекман не зря считался отчаянным храбрецом, а в лице фельдфебеля Руша рота лишилась надежного командира отделения управления.

Тогда я направился к самоходке.

– Они оба мертвы? – со слезами на глазах спросил Вагнер.

Мне не оставалось ничего иного, как только кивнуть. В ответ унтер-офицер тяжело вздохнул и, обращаясь к экипажу самоходки, вне себя от злости закричал:

– Осколочно-фугасным заряжай! 300 метров! По наступающей пехоте противника огонь!

Нам и на этот раз удалось отбить атаку Иванов. Но какой ценой! Каждый второй солдат из состава экипажей самоходок был убит или ранен. Командирам приходилось порой самим заряжать пушки своих машин. Из последних сил, последними боеприпасами наступательный порыв неприятеля все же оказался сломленным. Эквертсхайде вновь явился непроходимой запрудой на пути потока русских войск, тогда как справа и слева от нас они продвигались вперед почти беспрепятственно. Восточнее наших позиций Красная армия стояла уже в Брайтенфельде, а западнее – в Раймене, и в принципе дальнейшее удержание Эквертсхайде теряло всякий смысл.

Прибыл фельдфебель Альт и доложил, что обе самоходки первой роты небоеспособны. Я же, загрузив под завязку две боевые машины своей роты ранеными истребителями танков и пехотинцами, отослал их в тыл. На них же в последний путь отправились и наши убитые боевые товарищи.

В результате две последние самоходки с перегруженными на них снарядами с боевых машин, отосланных в тыл, при поддержке горстки пехотинцев заняли огневые позиции на северной окраине Эквертсхайде. Нам ничего не оставалось, как с тревогой взирать на проходившие мимо нас мощные наступающие клинья противника.

«Сколько еще нам осталось держаться в таком состоянии?» – мысленно задавал вопрос каждый из тех, кто остался.

Хорошо еще, что сразу же пополудни пришел приказ отойти в Райншдорф.