Бои за Нысу

Фри дева льде, 16 марта 1945 года

В десяти километрах южнее Гротткау раскинулось село Фридевальде с продольным расположением домов с запада на восток. Оно имело протяженность около четырех километров, а с его западной окраины шла дорога к деревушке Шенхайде.

Ранним утром по этой дороге быстрым шагом прошел унтер-офицер и направился прямиком к пятому от северной окраины села дому, возле которого стояла самоходка под номером 201. Он открыл входную дверь и, осторожно заглянув в горницу, спросил:

– Где командир?

– Не шуми ты так, Бергер! – неодобрительно прошипел командир отделения управления роты. – Ротный всю ночь провел на ногах и только-только прилег.

– Да у тебя железные нервы, дружище! – отдуваясь от быстрой ходьбы, заявил унтер-офицер. – Иваны стоят у порога, а ты мне говоришь, чтобы я не шумел!

– Что же ты сразу не сказал, дубина? – взвился фельдфебель Руш и распахнул дверь в соседнюю комнату: – Господин обер-лейтенант! Просыпайтесь! Русские идут!

Я вынырнул из глубокого сна, спрыгнул с кровати, споткнулся о стул и с вздыбленными волосами на голове и побледневшим от недосыпа лицом ринулся в горницу, на бегу обвивая поясным ремнем с Р.08 еще не застегнутую шинель.

– Это вы, Бергер? Что там насчет русских?

Унтер-офицер Бергер, старший наблюдатель второй роты, вытянулся во фрунт и доложил:

– Русские танки со стороны города Фалькенау подходят к Шенхайде!

– Вы белены объелись, Бергер? В Шенхайде расположен наш третий взвод, и я не слышу шума боя. Возможно, это немецкие штурмовые орудия, которые сегодня утром должны принять участие в контратаке.

Тут снова открылась входная дверь, и в помещение ввалился исполняющий обязанности командира второго взвода унтер-офицер Ктонцель.

– Тревога! – заревел он. – Русские в Шенхайде. – Кюнцель немного отдышался и добавил: – Второй взвод готовится к бою.

Через открытую дверь послышалось отдаленное урчание мощных танковых двигателей. Я стряхнул с себя усталость и принялся командовать:

– Рихтер! Подготовить самоходку номер 201! Руш! Установить радиосвязь с первым и третьим взводами! Бергер и Кюнцель! За мной! Я хочу посмотреть на эти русские танки!

Все бросились на улицу, и я вместе с двумя унтер-офицерами стал подниматься по пологому склону высотки. Пройдя сто пятьдесят метров, мы остановились. До вершины высоты оставалось еще несколько сот метров, однако с этого места хорошо просматривались последние два километра дороги возле Шенхайде. Простая проселочная дорога превратилась в настоящую главную аллею, на каких обычно высаживают тополя. Только здесь роль деревьев играли танки, которые с равными промежутками подъехали к Шенхайде и остановились. Это действительно были русские бронемашины – Т-34-85, ИС-122, САУ, а также грузовики.

– Что случилось с третьим взводом? – выдавил я из себя. – Бергер! Неужели между нами и противником наших нет?

– Почему нет? На высотах должна находиться наша пехота.

– Похоже, что мы находимся во Фридевальде в гордом одиночестве, – заметил унтер-офицер Кюнцель и сделал двум своим медленно приближавшимся самоходкам знак рукой, чтобы они остановились.

Подошел и фельдфебель Рихтер на командирской самоходке.

– Выбор у нас достаточно большой, – сказал я, указывая на неприятельские танки. – Кюнцель, вы со своими двумя самоходками берете под прицел русских между Шенхайде и серединой дороги. Расстояние, думаю, от 1500 до 2000 метров. Я уничтожаю танки справа. Стрелять только по танкам, грузовики сейчас не так важны.

После этого я побежал навстречу своей самоходке и остановился на том месте, которое определил для ее огневой позиции. Боевая машина подъехала, и распорка, поддерживавшая пушку, откинулась вниз. В это время радист приоткрыл люк и крикнул:

– Связь с третьим взводом отсутствует!

Я обежал вокруг самоходки, взобрался в боевой отсек и оставил входной люк открытым, чтобы стреляные гильзы могли вылетать наружу. Еще во время втискивания в боевой отсек мною была отдана команда:

– Бронебойным! Расстояние 1500! Самый правый танк! После захвата цели – огонь!

Фельдфебель Рихтер приподнял головные телефоны бортовой связи, чтобы лучше разобрать слова моей команды, затем включил ларингофон и повторил целеуказание. В ответ заряжающий мощным движением дослал тридцатипятикилограммовый снаряд в казенник пушки, затвор автоматически закрылся, и в самоходке повисла гнетущая тишина, в которой прослушивался только мерный рокот мотора на холостом ходу.

Затем прозвучал первый оглушающий выстрел. Я с напряжением вглядывался в полевой бинокль и увидел поднятый снарядом фонтан земли слева от цели. Не попали и две другие самоходки.

– Прибавить двести метров! Немного правее! – прорычал я.

Командир экипажа продублировал команду, и менее чем через двадцать секунд раздался второй выстрел. В окулярах бинокля очертания вражеского танка просматривались отчетливо, и я увидел, как из него повалил густой дым.

– Попадание! – рыкнул я.

– Попадание! – обрадовался экипаж.

Поразили цели и самоходки под номерами 221 и 224.

Тогда среди неприятельских танков началось движение – их экипажи еще не могли понять, откуда по ним стреляли. Развернув башни дулом пушки вперед, они двинулись по открытой дороге и, набирая скорость, стали приближаться к обороняемому населенному пункту.

Неподалеку от окраины Шенхайде Кюнцелю все-таки удалось подбить ИС-122. Исполин остановился и загорелся, перекрыв дорогу остальным танкам, которые стали пытаться обойти его, несмотря на взрывающийся боекомплект. Этим мы и воспользовались, открыв по ним беглый огонь.

Механики-водители были вынуждены прислушиваться к нашим указаниям, поскольку дым, вылетавший из стволов, не позволял что-либо видеть через прорези люков. Заряжающие начали обливаться потом, и каждый последующий снаряд стал им казаться все тяжелее и тяжелее. Наводчики прилипли к оптическим прицелам и осторожно крутили маховики механизмов наведения.

Через пять минут все закончилось – перед Шенхайде горело шесть танков, а остальные скрылись в деревушке. Тогда я вылез на броню своей самоходки и распорядился:

– Руш! Отведите самоходки на окраину Фридевальде и пошлите связного во взвод Цитена! Мне нужен доклад об обстановке! Взвод должен установить с нами радиосвязь. Сам я отправляюсь к пехотинцам – надо понять, что они собираются предпринимать. Бергер, вы идете со мной!

Мы стали подниматься по мягкой пашне на высоту и метров через триста добрались до траншей, которые еще совсем недавно с такими неимоверными усилиями были подготовлены гражданским населением. Позиции действительно оказались заняты нашими пехотинцами из состава 45-й народно-гренадерской дивизии, среди которых царило дикое возбуждение.

– Вы все еще здесь?! – воскликнул подбежавший ко мне молоденький лейтенант. – А то мы думали, что остались совсем одни, и собирались уже сниматься отсюда. Ваши выстрелы оказались весьма меткими, но что нам делать дальше?

– Вы можете на нас целиком положиться, товарищ по оружию, – поспешил я его успокоить. – Мы останемся позади вас, и на неприятельские танки вы можете не обращать никакого внимания. Ваша задача – отсекать идущих вместе с ними Иванов. Но что происходит в Шенхайде? Разве там нет пехоты?

– В Шенхайде? Там нет пехоты. Соседа слева у нас тоже нет, да и никогда не было. Мы только вчера вырвались из-под Альт-Гроткау, а новые позиции оказались никем не занятыми.

– Да, хорошего мало. Теперь мне кое-что становится ясно. Скорее всего, мой третий взвод спал, и русские внезапно напали на моих людей во сне. Остается надеяться, что вскоре штурмовые орудия проведут контратаку!

– Здесь нет больше никаких штурмовых орудий. Их отозвали незадолго до вашего прибытия.

Лейтенант опять начал нервничать.

– Мы вообще можем хоть что-нибудь сделать? – спросил он.

– Обязаны! Если наши оба подразделения будут продолжать удерживать свои позиции, то с нами ничего не случится. Договорились?

С этими словами я протянул лейтенанту руку, который, несколько помедлив, тихо проговорил:

– Договорились.

При этом он начал оглядываться в сторону окраины Фридевальде, где стали видны столбы от разрывов снарядов неприятельской артиллерии.

Я осмотрел местность еще раз. С этого места город Фалькенау не просматривался, но в том направлении находилась деревушка Шенхайде, между домами которой отмечалось движение танков. На проселочной дороге возле ее окраины все еще горели шесть русских боевых машин, две из которых уже взорвались. Справа от них вдали виднелась деревня Кюшмальц, а рядом с ней – населенный пункт Кляйн-Циндель. От того села, под которым моя рота была задействована всего месяц тому назад и где мне пришлось наблюдать последствия ужасающих зверств Красной армии, меня отделяло сейчас не более четырех километров.

Я никак не мог избавиться от тягостного впечатления, которое произвели на меня пехотинцы, – все время моей рекогносцировки они затравленно следили за моими действиями из своих окопов.

– Пошли, Бергер, – сказал я, закончив осмотр местности, и, когда мы отошли на несколько шагов, добавил:

– Они здесь долго не продержатся!

Русские продолжали обстрел окраины Фридевальде, и к завываниям пролетавших снарядов добавилось какое-то стрекотание.

– Это свистят пули, выпущенные русской пехотой, – заметил Бергер, направляясь к своему наблюдательному пункту.

– Связи со взводами все еще нет, – доложил Руш, вышедший меня встречать.

Тут, как всегда навеселе, к командному пункту на своем мотоцикле с коляской, из которой высовывалась мордочка шпица, лихо подкатил посыльный роты Пфайль.

– Первый взвод был вынужден отойти! – доложил он. – Вдоль железнодорожной линии приближается не менее десяти русских танков в сопровождении пехоты!

Всякое промедление было смерти подобно.

– Немедленно вывести небронированные машины из села! – скомандовал я и, посмотрев на карту, добавил:

– Сбор в Эквертсхайде! Выдвинуть самоходки на проселочную дорогу! Да пошевеливайтесь!

Послышались крики, передававшие дальше мой приказ, и моторы взревели.

– Русские идут! – на бегу, прыгая как заяц, кричал унтер-офицер Бергер, спускаясь с высотки.

На удалении в триста метров от нас действительно показались иваны, и свист пуль усилился. По всей видимости, наша пехота после моего ухода немедленно покинула свои позиции. По заболоченному участку местности она относительно безопасно для себя могла добраться до кирпичного завода на окраине Эквертсхайде.

А что оставалось делать нам? Неужели роте пришел конец?

Самоходки с трудом продирались через дворы и сады на центральную дорогу села, а наш плавающий бронетранспортер никак не хотел заводиться. Тогда мы с фельдфебелем Рушем уперлись в его корму и, поднатужившись, сдвинули тяжелую машину с места – ее мотор заработал!

– Не ждать! Проезжайте! – крикнул я и вместе с Рушем, а также Бергером бросился к следующему дому, возле которого стоял мотоцикл на гусеничном ходу.

– Эта бестия не хочет заводиться! – пожаловался водитель.

Тут кто-то закричал:

– Русские за домами! Внимание!

– Оставь мотоцикл и дуй отсюда! – подтолкнул я водителя, который потянулся было за своим багажом.

Руш вынул ручную гранату, выдернул чеку, бросил ее под мотоцикл, и мы что есть мочи кинулись к ближайшей самоходке. Внезапно Бергер вскрикнул и упал.

– Проклятье! Меня зацепило! – простонал он.

– Возьмем его на руки! – крикнул я водителю.

Мы подхватили Бергера, подтащили его к плавающему бронетранспортеру, остановившемуся неподалеку, и положили раненого в кузов. Водитель мотоцикла пристроился рядом, и машина рванула с места. Было самое время – из-за домов показались фигуры солдат в униформе защитного цвета и криво нахлобученных касках. Тогда мы с Рушем бросились к самоходке номер 224, экипажем которой командовал унтер-офицер Рабе, и взобрались в нее.

– Стреляйте же, наконец! – крикнул я. – Иначе они уничтожат наши машины!

Заряжающий нервно принялся возиться с бортовым пулеметом, который, как это бывает в самый ответственный момент, заклинило. Тогда я начал стрелять из своего пистолета, а Рабе схватился за автомат. Это заставило Иванов отпрянуть назад, чем воспользовалась машина с радиостанцией. За ней последовал мотоцикл без коляски и «Фольксваген» командира взвода.

Тут из-за угла дома вновь показались русские и принялись палить из своих автоматов. Водитель «Фольксвагена» вскрикнул и, обливаясь кровью, уткнулся лбом в руль своей легковушки, которая врезалась в забор.

– Осколочно-фугасным заряжай! Остановить русских!

Вот когда проявилась отличная выучка экипажа самоходки – вилка, поддерживавшая орудие, упала, снаряд был дослан в казенник, а маховик прицела довернут по высоте. Прозвучал выстрел, и снаряд ударил прямо в угол дома. Его воздействие было поистине разрушительным, заметно снизив моральный дух русских – их как ветром сдуло. Этим воспользовались наши задержавшиеся машины. Тоже подстреленный командир отделения управления взвода отодвинул тяжелораненого водителя в сторону, вывел «Фольксваген» на дорогу и помчался прочь. Последним появился Пфайль, который, как заправский ковбой, свесился на левую сторону своего мотоцикла. При этом его любимая собака – маленький шпиц – привстала в коляске и тявкала как большая на вновь появившихся русских солдат. Мотоцикл вихрем пронесся мимо нас и был таков.

Тогда я дал знак остальным самоходкам, чтобы они уходили, а сам принял бой. Моя двести первая начала извергать гром и молнии – это экипаж принялся стрелять по русским из всего доступного огнестрельного оружия. В этот момент подошла вторая самоходка, из которой унтер-офицер Кюнцель, потеснив механика-водителя, через открытый люк строчил из своего автомата. Внезапно он развернулся как от удара и, потеряв сознание, лицом вниз уткнулся в броню своей боевой машины.

Моя самоходка начали медленно пятиться, время от времени стреляя по наседавшим Иванам осколочно-фугасными снарядами. Наконец машина выбралась на окраину села, развернулась возле мельницы и, набирая скорость, помчалась в сторону Эквертсхайде.